Потрошитель

|

Солнце тонуло в линии горизонта, растворялось и рисовало миражи. Это время суток казалось Какузу самым приятным – вечер успокаивал разнообразную фауну, пробуждая другую, ночную, но хотя бы более спокойную и тихую. Потребовалось время, чтобы привыкнуть к гигантским мохнатым мотылькам, слетающимся на яркий светильник на крыльце. О прочей ночной живности и вспоминать не хотелось, мотыльки хотя бы выглядели достаточно мило, чтобы не дергаться каждый раз от шороха, издаваемого их крыльями. Привыкать вообще пришлось ко многому. Какузу испытывал дикие качели из-за резкой смены часового пояса, Хидан страдал от жары. Дожди, что случаются на океане, совсем не похожи на привычные, моросящие дождики. И здесь, черт возьми, целые сезоны дождей! Созерцание плотной стены воды каждый божий день действительно рано или поздно задалбывало, заставляя судорожно проверять прогнозы погоды и календарь, чтобы понять, когда это все закончится. Первый перелет из родного города в страну, выбранную случайно, оказался долгим. Они оба не были в полной мере к такому готовы. Почти восемь часов, сдобренных нервами, раздражением, усталостью и полнейшим унынием. Какузу не мог уснуть, хотя хотел. Хидан засыпал, но бесился из-за страшного, дерганого сна каждый раз, стоило глаза закрыть. Чужая страна приветливой не казалась, и оставаться в ней они не хотели, но пришлось. Они просто понимали, что не выдержат подобный рейс сразу же, к тому же выбор билетов туда, куда рассчитывал попасть Какузу, был крайне ограничен. Пара недель в стране, не сильно отличающейся от их родной. Знакомые устройства общества, высотные дома в центре и… потрошители. Филиал Корпорации только-только вставал здесь на ноги, рекламы про искусственные органы было столько, что любая другая реклама воспринималась как что-то новое и удивительное. Люди много говорили, обсуждали и делились на два лагеря – за и против. Какузу, вынужденный слушать их разговоры, посещая магазин, морщился от отвращения. Глупые. Они не понимают, что их ждет. Но это больше не его забота. Выдержав еще один тяжелый, долгий рейс с пересадкой, желаемая точка назначения наконец была достигнута. Здесь никаких корпораций. Никаких искусственных органов. О подобном здесь даже не слышали и, скорее всего, даже не согласились бы обсуждать. С другой стороны, это порождало проблему – что делать, если у Какузу или Хидана вдруг откажет какой-то имплант? Местные врачи вызовут полицию, шамана и свою бабку-лекаршу, если увидят искусственное сердце. Впрочем, Какузу решил, что разберется с этим позже, хоть и затягивать не стоит. Хидан, лелеявший в себе ненависть к жаре, был готов встретиться с ней лицом к лицу. Он уверенно утверждал, что солнце – хуйня, и несмотря на то, что он никогда не существовал при подобной жаре, ничего оно ему не сделает. Солнце, очевидно, считало иначе и с особым, можно сказать, пристрастным усердием сожгло его белую кожу на первый же день. Какузу предупреждал. Какузу звал спрятаться под навес на крыльце небольшого арендованного домика, пытался запугать ожогами и прочими жуткими последствиями, но Хидан уперся, словно рогатая скотина. Валяясь на белом песке к верху голой жопой, он игриво болтал ногами и от нечего делать копался в белом песке. Он, разумеется, моментально обгорел. Какузу, разведя руками, изрек: «Тебя предупреждали» и отправился на поиски аптеки. Хидан, проклиная солнце, космос и все мироустройство в целом, ушел в дом и попытался охладить вскипевшую кожу прохладным душем. Это была вторая ошибка. Его вопль заставил умолкнуть всех мартышек в округе и Какузу готов поклясться, что слышал его чистейший многоэтажный мат, стоя у аптеки в полутора километрах от дома. Конечно, его ускоренная регенерация здорово помогла. И все же несколько дней страданий и полной невозможности сидеть и спать на спине пришлось перетерпеть. В основном Хидан валялся на крыльце дома на шезлонге и влипал в горизонт. На соседнем лежаке восседал Какузу с ноутбуком на коленях. Однажды Какузу, изрядно погрузившись в изучение экономических бирж и прочей заумной хероты, совершил непоправимое. Зачитавшись, он потянулся, зевнул и, заметив краем глаза задремавшего рядом Хидана, с размаху приложился ладонью к заднице в черных шортах. Хидан внезапно обрел реакцию мангуста и, терпя невообразимое жжение в области пятой точки, извернулся и схватил Какузу за руку, произведя крайне болезненный укус запястья. И следующие полчаса они молчали – Хидан подвывал от горящей жопы, Какузу натирал покусанную руку. Прошло много времени. Удалось обжиться, выкупить старый, заброшенный домик у океана у милейшей местной старушки и облагородить его своими силами. К ночным тварям выработалась полная терпимость, мотыльков Хидан полюбил как родных. Вопли макак уже стали каким-то белым шумом, без которого даже становилось непривычно. В один из дней приехал Кисаме. Какузу был уверен, что не говорил ему, где они. И он был абсолютно уверен, что нигде и никак не светился, никаких геолокаций, да и он, вообще-то, ни с кем не связывался. Кисаме, впрочем, не создавал тайну на ровном месте и объяснил, что достаточно было спросить у местных, не видели ли они странного, бледного, как сама луна, человека, и все сразу встало на свои места. Но это так, чтобы убедиться в правильности своих догадок, ведь он был наблюдателен, и за все время знакомства с Какузу сумел уяснить – тот ездит отдыхать в одну и ту же страну, один и тот же город и возвращается до жути довольным и изрядно подобревшим. Правда заряда радушия хватало на пару недель, не более. Кисаме приехал один. С энтузиазмом, присущем ему, он рассказал, что после того рокового дня они с Итачи (и, конечно, немецкой овчаркой Хади) последовали примеру Какузу и смотались из страны на север. Оказалось, что свежий, просоленный воздух и в меру прохладная температура очень понравилась собаке и пошла на пользу Итачи. Там же они и расстались – Итачи направился в Азию, толком не объясняя причин. Хошигаки понимал, что это не его дело, и не пытал расспросами, ясно было только одно – Итачи искал уединения и равновесия с собой и своими мыслями. Ему было над чем подумать. Было, что осознать и с чем смириться. И, казалось бы, конец истории, но Какузу резонно заметил, что сюда Кисаме явился без пса. - Хади остался с Итачи, - горделиво заявляет Кисаме, располагаясь на шезлонге и вытягивая ноги, - Чтоб ты понимал, Какузу, это чистое провидение. Не знаю, как назвать подобное совпадение. После отъезда Итачи я еще немного просолился на севере, даже в море ходил с рыбаками. Это, кстати, могло бы стать частью моей жизни, знаешь? Бушующие волны, ветер этот… Я видел синего кита! Это просто невероятно… Хидан оперся плечом на дверной косяк и состроил скептичную мину. Какузу усмехнулся снисходительно и жестом призвал Кисаме ускориться в его, несомненно, увлекательной истории о китах и рыбалке. - Так вот, да, - смущенно почесывая затылок, продолжает Кисаме, - Короче, я пришел к выводу, что там слишком холодно. Круто, фьорды, норвежский лосось, да, но холодно. Сперва я отправился в цивилизацию, в один крупный город, в котором раньше у меня жила родня. Там мне не особо понравилось, и я поперся в Мексику. Ну там, ацтеки, текила, движуха. И что ты думаешь? А? Кисаме самодовольно скрещивает на груди руки и поднимает брови. Хидан не удерживает вздоха и закатывает глаза, Какузу качает головой, но принимает вид крайне заинтересованный. - И я встречаю Итачи на карнавале в честь Дня Мертвых! Ну какова вероятность, что я снова его увижу, если земной шар такой большой? Да еще и карнавал этот, знаете, музыка, текила… В общем, я позвал его путешествовать со мной, и он согласился. И вот, значится, я здесь, а он пока что там, с Хади. - Охуительная история, - выдает Хидан, расслабленно подходя к кухонной стойке, чтобы налить себе воды. Он чувствует на себе возмущенный взгляд Какузу и сочувственный Кисаме, - Что? Ну извините, я не романтик. - Да что ты говоришь? – тут же вступается Какузу, издевательски поднимая брови, - А кто пищал от восторга, когда я тебя привел в самое, черт его дери, романтичное место этого острова, чтоб на звезды попялиться? - Я просто охуел от того, как там красиво, не более того. - А что ты мне тогда говорил? Помнишь? – Какузу кладет ладонь себе на щеку и, скорчив донельзя милую морду, принимается передразнивать Хидана слащавым голосом, - «Какузу, мне еще никогда не было так...»– - СТОП, МОЛЧАТЬ, - Хидан поднимает руки, перебивая Какузу, и замирает с возмущенным лицом, - Ты молчишь, я ухожу. Кисаме, чувак, история реально замечательная, совет да любовь, дай бог здоровья, я ушел. Хошигаки заливается смехом, начиная кашлять, Какузу проводит по лицу рукой и качает головой. До чего ж невыносимое существо этот Хидан. В нем намешано столько всего, что его спектр эмоций и чувств не ограничен, наверно, даже разумными пределами вселенной. - На самом деле, Какузу, я вот чего приехал, - отсмеявшись, Кисаме принимает относительно серьезный вид и задерживает взгляд на, сегодня спокойном, океане, - До меня дошли слухи. После всей заварухи, которую мы устроили, началась настоящая крысиная возня. Семью Итачи начали подозревать в каких-то тайных делах, недоброжелатели пытаются испортить им репутацию. Корпорация знатно обосралась, потеряв двух лучших потрошителей, а из-за новичков люди стали гораздо скептичнее относиться к имплантам. - Как это связано? – спрашивает Какузу, принимаясь скручивать себе самокрутку. Он замечает недоуменный взгляд Хошигаки и пожимает плечами, - Да, теперь я иногда курю. Но это местный табак, ничего общего с обычными сигаретами. - Связано это вот как, - продолжает Кисаме, хмыкнув, - Новички, нихрена не обученные толком, умудрялись убивать людей на рядовых изъятиях. Ты ж понимаешь, человек, у которого изъяли почку, спокойно выживает, у него ведь есть еще одна. Из-за изъятия коленного сустава, например, тоже никто не умирал, анестезия же. А эти болваны, не способные контролировать агрессию, убивали людей по неосторожности. Разумеется, это никому не понравилось. Начались проверки, приехал основатель Корпы из Азии, устроил там такую чистку, что я удивлен, как там еще кто-то остался. И вот что самое интересное… Какузу начинает казаться, что он понимает, к чему идет разговор. Он садится на шезлонг рядом и сверлит Кисаме внимательным взглядом. Сам он едва ли понимает, что чувствует по этому поводу. Все это было так давно и так далеко. Имеет ли оно значение для него теперь? - Глава озадачил всех вопросом, почему ты ушел. Ведь вся эта херня началась с тебя. Как так вышло, что ценнейший сотрудник вдруг становится преследуемым врагом, низшим классом? Информацией обладал только Пейн, только он мог передать ему твои слова. Проверки ничего не выявляли, информации оказалось недостаточно. И тут, не знаю, стечение обстоятельств что ли... Пейна взламывают так же, как и тебя, он просыпается утром в долгах и объявленный в розыск, как злостный неплательщик. И тут же кредиты нескольких людей оказываются закрытыми. - Откуда ты это все узнал? - Итачи поддерживает связь с Ямато. До сих пор не понимаю, кто этот тип такой… Но ему можно верить, - Кисаме делает мощный глоток холодной воды из стакана, чувствуя, как у него горло пересохло от болтовни, - Короче. В этот раз, в случае с Пейном, злоумышленником была допущена ошибка. Поскольку Пейн не рядовой сотрудник, у него была персональная защита, настроенная лично им, помимо корпоратской. И одним из паролей было кое-что действительно личное, что-то, что невозможно просто подобрать и что мог знать только он. И его брат. Его брат Нагато, Какузу, представляешь? Пейн считал его погибшим много лет назад в аварии, в которую они оба попали. - Его удалось найти? – слишком взволнованно спрашивает Какузу, - Зачем он это делал? - Удалось. Как сказал Пейн, он… совсем не тот, каким он его помнил. И он явно был не в себе. Возомнил себя «Робин Гудом», забирал деньги у богачей, желательно, конечно, сотрудников корпы, и оплачивал счета тех, кто уже не мог себе этого позволить. Такая идеология. Он соблюдал анонимность, его способностям в этой области можно только поаплодировать, но Пейн стал его ошибкой. Нагато поверил в себя настолько, что захотел проучить брата за свои ему одному известные обиды. Пейн так и не понял, за что брат обижен на него. Но возможности выяснить это не представилось… Какузу, упираясь локтями в колени, закрывает руками лицо. Он чувствует… ничего? Можно и не спрашивать, наверняка его долги прощены, имя очищено. Он снова свободный человек, который может, не боясь, вернуться домой, но разве его дом теперь не здесь? Эта новость не вызывает в нем облегчения, но и никаких новых тревог тоже. Ему просто никак. Да и замысел Нагато его почему-то не злит. Это ведь, в какой-то степени, благая цель? Осознавая, что сам он едва не сдох из-за этих «робингудских» развлечений, Какузу только вздыхает. Ну ведь сейчас-то он жив? Так какая разница? А был бы мертв – так ему тем более было бы все равно. - Че серьезные такие? – спрашивает Хидан, выходя на крыльцо. Он уже снова в своем классическом расположении духа, будто и не говнился полчаса назад. - Да так, - Какузу протягивает руку и обхватывает его за бедро, заставляя подойти, - Обсуждаем свои стариковские дела. Глядя на Хидана снизу вверх, Какузу думает, что не хочет заморачиваться над тем, что было раньше. Хидану наверняка плевать, кто там Какузу взломал, кому отправлял деньги и зачем, как его звали и кому он брат. Хидану вообще на многое плевать, и стоит поучиться у него здоровому похуизму. Хошигаки усмехается и вдруг бьет себя по ноге ладонью. Он снова выглядит до жути воодушевленным со своим вечным восторгом в глазах. - Я тут подумал, и решил, что буду жить здесь, с вами! – изрекает он и молчит, ожидая реакции. Хидан пялится на Кисаме круглыми от удивления глазами, Какузу тоже не отстает. Ощутимой реакции, кроме полного охуевания, от них не исходит. Не прекращая лыбиться, Кисаме переводит взгляд с одного на другого, а потом, словно опомнившись, чертыхается и смеется. - Да не прям с вами! В смысле тут, на острове! И я видел здесь рыбаков, так что обзаведусь яхтой, тоже буду в океан ходить... Да и Итачи понравится теплый океанский ветер. Хидан выдохнул, даже слегка согнувшись и только теперь осознав, что от удивления даже задержал дыхание. Он провел ладонью Какузу по волосам, чуть стянув их сзади и красноречиво повел бровями. Какузу только коротко усмехнулся. За время, проведенное с Хиданом, он понял, насколько собственнической натурой тот обладал. Нечего и гадать, он успел испугаться, что кто-то посягнул на его жилище, словно кот, к которому в домик заглянула любопытная собачья морда. То, что он несколько раз помог Какузу допереть из центра банки с краской и подержал доски, пока он их приколачивал, дало ему неопровержимое право считать этот дом своим, созданным потом и кровью. Какузу его за это периодически стебал, но упрекнуть не мог. На самом деле созерцание этого красивого бледного тела, валяющегося на диване, в процессе покраски стен определенно поднимало боевой настрой. И не только настрой. Зато, как оказалось, Хидан хранил в себе талант кулинара. Исключительно для этого момента, похоже. Его почему-то просто пёрло готовить, ему нравился процесс и результат. Он даже намешивал сладкие коктейли для мотыльков и мясные каши для местных котов и собак! Какузу пришел к выводу, что это занятие достойное, тем более что оно помогало Хидану сбрасывать в мирное русло свою вечно кипящую энергию. Но также он решил, что, если тот вдруг начнет плести корзины, придется, пожалуй, вмешаться. - Я, кажется, видел объявление на соседней улице… - пространно замечает Хидан, задумавшись, - Что продается дом. Можешь сходить, поглядеть. - Что, уже не против таких соседей? – наигранно удивившись, спрашивает Какузу и похлопывает Хидана по бедру. - Во всем нужно находить плюсы, Какузу, че ты как этот. Итачи же врач, спец по имплантам, шаришь? Конечно, ебать, я не против таких соседей!

|

Солнце тонуло в линии горизонта, растворялось и рисовало миражи. Скоро начнется сезон дождей, через пару недель вернется Кисаме, привезет с собой Итачи и верную собаку. Хидан за ужином мечтательно заявил, что думает заняться плетением корзин. Какузу пришлось его изловить и как следует трахнуть, чтобы подобные мысли больше не приходили в голову. Позже Какузу думал, что Хидан это нарочно сказал, абсолютно точно зная, что за этим последует.