Два дебила

«Два дебила - это сила!» © старая элдийская поговорка

Блядская коробка с мылом стояла на самой верхней полке. Леви посмотрел на неё и отчётливо скрипнул зубами. В тесной кладовке не было ни вспомогательных лесенок, ни табуреток, даже деревянных упаковочных ящиков не поместилось — свободного места было буквально нихуя, два шага на полтора. Леви самостоятельно руководил пополнением запасов моющих средств и их размещением по всем кладовкам штаба, все ходовые и часто используемые вещи лежали так, чтобы до них легко можно было дотянуться. В прошлый раз его, вроде бы, отвлекли, и кто-то не очень умный, зато очень высокий поставил мыло на самую верхнюю полку. В разведку шли лучшие — статные парни и девушки, высокие и сильные, все как на подбор. Низкорослый Леви дотягивался до коробки самыми кончиками пальцев. Он ещё раз потянулся, стараясь покрепче зацепить хотя бы твёрдый край, и не отказал себе в удовольствии в красках представить, в какое место и с каким наслаждением он бы запихнул каждый мыльный брусок из этого короба тому долбоёбу, который поставил такую нужную штуку, как мыло, так высоко… Скрипнула дверь. «Заебись, — подумал Леви, - не придётся тащиться до постового за табуреткой, кто припёрся — тот и достанет». Но встать нормально на ноги и скомандовать «фас» он не успел — горячие крепкие ладони легли на напряжённые бёдра, и вместо короткого хука справа Леви только выдохнул. Он мгновенно узнал эти руки — они трогали его во всех местах буквально этим утром, причём голую кожу, без одежды. Внутренности в животе мгновенно завязались в жаркий тугой узел, тепло от прикосновения поползло выше, концентрируясь в паху, и колени предательски дрогнули. «Блядь», — подумал Леви и на всякий случай покрепче вцепился в ближайшую полку. Задышал размеренно и глубоко — пульс колотился в висках, ускоряясь, потому что руки беззастенчиво лапали внутреннюю сторону бёдер, поднимались выше, задирали кожаную перевязь, чтобы сжать ягодицы. — Эрен, — выдохнул Леви, впиваясь в полку ногтями. — Какого… хрена? Будь это кто-то другой, Леви не стал бы сдерживаться ни в действиях, ни в словах, и вместе с недовольным «какого, блядь, хуя» в рёбра наглецу впечатался бы крепкий кулак, раз и навсегда отбивая желание шутить такие шутки. Но это в самом деле был Эрен, поэтому Леви старательно сдерживал себя во всём. — Соскучился, — выдохнул подрагивающий от чувств голос ему в шею, и кожу за ухом опалило горячим дыханием. Когда Леви шёл в крошечную кладовку за мылом, позднее утро только-только подбиралось к полудню. Последние две недели они просыпались в одной постели и сегодня не виделись каких-то пару часов. Леви соскучиться не успел — промеж булок до сих пор тянуло после торопливой ебли спросонья. — Ты серьёзно? Эрен мурлыкнул что-то согласное, прижался к нему сильнее, и его крепкий стояк Леви почувствовал ягодицами даже через двойную преграду из форменных тонких брюк. — Охуел? — по привычке резко спросил он и тут же прикусил язык. Когда Леви выбрался из нижнего города, то очень быстро уяснил одну вещь: на поверхности матом не разговаривали. Эрвин, засучив рукава, начал лично давать уроки изящной словесности, и пару месяцев спустя Леви научился изъясняться без междометия «блядь», из рапортов исчезли обороты вроде «трижды ёбаные суки эти министры, ебал я в рот их благотворительные приёмы», «завхоз наш, хуедав моржовый, крысятничает потихоньку» и «конюшему я лично яйца оторву и в жопу запихаю, если он ещё раз подойдёт к Чернушке со своим ебучим скребком, клянусь, блядь». После этих уроков Леви и в бою, и на службе успешно являл собой идеальный образ сильнейшего бойца человечества. Вне службы он по-прежнему не сдерживался, отчего круг общения ограничился парой человек, у которых не вяли уши от крепкого словца по поводу и без, но это его совершенно не тяготило. Леви был не из тех людей, кому требовалась компания или близкий друг, которому можно всласть изливать душу. Заводить хоть какие-то отношения — неважно, деловые, дружеские или романтические — с теми, кто в любой момент может погибнуть, он не считал целесообразным. С таким подходом ебля случалась чаще с правой рукой, чем с живым человеком, но Леви и от этого ничуть не страдал: изматывающие тренировки и кровавые мясорубки в сражениях с титанами не позволяли либидо разгуляться, редкий трах за звонкую монету его вполне устраивал. Налаженной жизни пришёл конец, когда рядом появился Эрен. Его преданные, жаркие взгляды, полные неподдельного трепета и восторга, лишали покоя, но Леви упорно их игнорировал: во-первых, Эрен был несовершеннолетним, во-вторых, он был его подчинённым, и в-третьих, Леви понятия не имел, как выразить словами то, что трепыхалось под рёбрами каждый раз, когда он чувствовал на себе пристальный взгляд зелёных глаз. В лексиконе капитана Леви было слово «ебля», но не было слова «любовь». Первый год он отлично держался. Старательно не замечал откровенного интереса, тщательно следил, чтобы желание защитить от всего мира не выходило за рамки служебного долга, держал в узде день ото дня крепнущее желание присвоить себе Эрена Йегера и силой заставлял себя не обращать внимания на то, как на преступно красивого мальчишку смотрят другие. Из минусов — дрочить приходилось чаще обычного, но Леви считал, что до тех пор, пока он держит хер в штанах, всё идёт неплохо. Скрупулёзно выстроенные преграды начали рушиться после Шиганшины. Люди-титаны живут только тринадцать лет. Эрену осталось семь. Ничтожно малый срок, поэтому, когда он пришёл к Леви в кабинет — растерянный, разбитый свалившимся на него откровением, опустошённый и беспомощный — Леви не смог его выгнать. Найти нужные, правильные слова, чтобы успокоить, тоже не смог — заученные служебные формулировки плохо выражали чувства и эмоции, сочные обороты нижнего города вгоняли в уныние и тоску, поэтому Леви говорил не словами, а языком тела. Обнять, погладить по спине, взъерошить волосы на затылке можно было и молча. Эрен тогда взахлёб рыдал ему в плечо, и Леви ничуть не осуждал эти горькие слёзы: юноша, которому едва шестнадцать исполнилось, узнал, что судьбой отмерено совсем немного, и это кого угодно могло лишить душевного равновесия и моральной стойкости. Именно этот момент, когда он дал волю своим и чужим чувствам, стал переломным и всё усложнил. Сложности были не из-за службы: гильотина Ханджи работала на износ, титанов в округе становилось всё меньше, вылазки за стену случались чаще и длились дольше, и людей на них уже не теряли. Это было славное, пахнущее победой время, когда экспедиции за стену возвращались обратно полным составом, а лезвия ржавели в кейсах без дела. Сложности были в другом. Эрен завёл привычку почаще заглядывать в капитанский кабинет. То чай приносил, то рабочие документы, то оставался допоздна — просто поговорить. Рассказывал про море и мечту, про своих друзей и родителей, и не обижался, когда Леви отмалчивался или отвечал односложно. Укрывал пледом, если заставал своего капитана спящим, помогал с бумажной вознёй, смотрел так, что сердце в груди переворачивалось. Крепко взял Леви в осаду, и кто-то обязательно должен был сдаться. В итоге кто первый потянулся за поцелуем, Леви уже не помнил. Зато помнил, как они добрались до постели, лихорадочно срывая друг с друга одежду, помнил, как упали на жёсткий матрас и как он сам развёл колени, потому что Эрен признался, что боится, это его первый раз в постели с мужчиной. Леви ничего не боялся и потом долго не мог заснуть. Не потому что болезненно ныла задница, а потому что глубокий ахуй — перед самим собой можно было не выбирать выражения — пробирал до печёнок. Эрен уёбищно трахался. Просто пиздец как уёбищно, хуёво и неумело. Эрен понятия не имел о тщательной подготовке, морщился, потому что в слишком тугой заднице со смазкой в виде одного плевка ему самому было больновато, и не повредил драгоценную капитанскую задницу только потому, что Леви отлично владел своим телом, мог расслабиться в нужных местах усилием воли, да и силой притормозить чересчур ретивого любовника ему было нетрудно. Эрен не умел держать темп, не знал о существовании простаты и о её стимуляции хотя бы пальцами. Он ничего не спрашивал ни до начала процесса — Леви излишне строгим не был и признавал, что тогда вообще о чём-то говорить было затруднительно, они взахлёб лизались сколько дыхания хватало, — ни после, целовался тоже хуёво, и вообще вёл себя как махровый девственник, дорвавшийся до первой и последней ебли в жизни. Львиная доля неописуемого изумления крылась не в этом, Леви видал на своём веку еблю и похуже. Ошеломляло собственное тело: несмотря на почти полное отсутствие подготовки и откровенный дискомфорт, возбуждение не спадало. Хер стоял как каменный, поджимались яйца и пальцы на ногах, мышцы живота сводило сладким напряжением, и даже дрочить не понадобилось: Леви почувствовал, как глубоко внутри кончает Эрен, сжал в ладони собственный член и едва не умер. По ощущениям, у него сердце остановилось на секунду-другую. Леви никогда такого не испытывал, даже с охуенно умелыми и опытными любовниками хороший трах всегда оставался приятным способом расслабиться, не больше. Никаких оголённых нервов, замирающего в груди сердца, обжигающего кайфа, вскрывающего вены бритвенно-острым лезвием концентрированного счастья. Никаких бабочек в животе. Про бабочек Леви додумался позже и едва успел подавить желание сочно сплюнуть эту слащавую сентиментальную хуйню; остановило только понимание, что непотребное сравнение пришло в голову на плацу, прямо перед штабом, и этот плац он только что вылизал — ему всегда лучше думалось, когда руки были заняты уборкой. В самом ли деле там были бабочки или нет — Леви так и не понял. Но когда Эрен пришёл к нему на следующую ночь — впустил, разделся, тщательно подготовил себя и снова испытал ни с чем не сравнимое удовольствие. Дело было не в технике или умениях. Дело было в том, что его трахал Эрен. Леви так долго — целых два года — тщательно сдерживал себя, так старательно гнал любые мысли о хоть какой-нибудь близости, что даже уёбищная ебля делала его охуительно счастливым. Эрен потом сиял. Светился весь изнутри, блестел глазами, и Леви, видя его светлое, абсолютно счастливое хлебало, с кристальной чёткостью понял: он нихуя не скажет. Он не умеет. Если бы это был не Эрен, Леви бы не постеснялся объясниться как мог, за словом в карман лезть ни разу не приходилось. Но какие это были слова… Самое мягкое начало разговора звучало как «какой пизданутый козлоёб тебе когда-то рассказал, что нужно так отстойно ебаться», а уж когда в голове Леви диалог чудом доходил до практики, дело превращалось в фарс под названием «найди у своего капитана простату и не заработай два наряда вне очереди в процессе». Эрен не умел трахаться. Леви не умел говорить о чувствах нормальным языком. Да и ненормальным тоже не особо-то был способен общаться на подобные минорные темы. Неделю спустя он решил, что нахуй. Его и так всё устраивает. Саднящую боль в заднице и привычку Эрена всегда кончать внутрь можно потерпеть, как и неутомимое юношеское либидо, чай, не сахарный, не растает. Терпеть-то придётся всего лишь каких-то семь сраных лет. — Придётся вас наказать за обсценную лексику, капитан, — промурлыкал на ухо голос Эрена, и Леви вынырнул из собственной головы, обнаружив, что, пока он вспоминал, как дошёл до жизни такой, на нём уже бесцеремонно расстегнули штаны. От этой бесцеремонности, от горячих рук, лапающих бёдра, от жаркого дыхания в самое ухо хер стремительно наливался кровью, твердел, живот сводило спазмами предвкушения, и спина непроизвольно изгибалась, непотребно оттопыривая задницу. Ещё пара минут бездействия, и Эрен его выебет прямо здесь, в тесной кладовке, запихнёт свой большой крепкий хер промеж булок по самые яйца... Леви скрипнул зубами, расставил ноги пошире и ещё больше прогнулся в спине. — Давай быстрее. Даже горькая мысль о том, что отмеренное им обоим время стремительно утекает сквозь пальцы и было бы неплохо успеть ухватить побольше близости, пока ещё можно, не могла сбить неуклонно растущее возбуждение. Между ягодицами уже было влажно — Эрен тёрся об него стояком, размазывал выделившуюся смазку. Леви ещё крепче вцепился в полку. Железные пальцы сминали дерево, но чувствовал он только, как в него протискивается большой толстый хер, размерами природа горе-любовника побаловала. Вставлял Эрен всё же аккуратно — уяснил уже, что с размаху засаживать по самые яйца в тесную дырку чревато болезненным жжением в надорванной уздечке, — поэтому проталкивался внутрь короткими толчками, шептал что-то на ухо, но Леви не вслушивался. У него и без того перед глазами звёзды вспыхивали, и сбивчивые признания в любви только нервировали: не привык он отмалчиваться, а сказать в ответ ничего не мог. Не знал, как и что, а бездумно лгать, повторяя чужие слова… Кому другому, может, и солгал бы, а ему не мог, да и не хотел. Двигался Эрен торопливо, рвано, как будто максимумом его науки о ебле было запихнуть хер как можно глубже и толкаться как можно чаще. Леви стискивал зубы, чтобы не стонать, и подмахивал — он уже свыкся с мыслью, что Эрен в самом деле оказался дремучим девственником, а все его познания о постельных утехах растут из мальчишеского хвастовства в кадетке. И на самой ебле это плачевно сказывалось, но у Леви нутро сжималось от одной мысли о том, что он первый и, возможно, последний, с кем Эрен трахается. Толчки в заднице ускорились. Отчаянно хотелось подрочить или даже просто сжать хер в кулаке, и этого бы уже хватило, но Леви не хотел отпускать многострадальную полку: за последний год Эрен здорово вытянулся и раздался в плечах и сейчас навалился на него всем весом, буквально втрахивал в ебучий шкаф. Впрочем, долго терзаться желанием одновременно подрочить и удержаться на ногах не пришлось. Эрен кончил — как всегда глубоко внутри, и Леви, к собственному ужасу, понял, что он сам, вообще-то, тоже: последние мощные толчки случайно попали аккурат по простате, и от неожиданной стимуляции и ощущения, как большой хер содрогается внутри, выплёскивая сперму, оргазм прошил тело острой, почти болезненной судорогой. Отдышавшись, Леви почувствовал, как Эрен робко целует его влажную от пота шею, и уголки губ сами собой дрогнули, складываясь в непривычную полуулыбку. Если закрыть глаза на отвратительную еблю, то во всём остальном Эрен оказался необыкновенным опытом. Он был удивительно не брезгливым, обожал приторные послеебельные нежности — заёбанный Леви с почти священным ужасом обнаружил, что после траха не в силах сопротивляться, и тоже пристрастился к ним очень быстро — и готов был круглосуточно не только трахаться, но и генерировать эту бесполезную ласку, от которой почему-то щемило сердце. Леви всю жизнь искренне считал объятия и поцелуи, не несущие в себе страсти, забавой исключительно для холёных девок, но когда Эрен обнимал его после ебли, когда вот так целовал в шею, нежно, почти трепетно — становилось откровенно похуй, девок так ласкают или не девок. Эрен наконец-то отлепился от него, принялся поправлять одежду, застёгивать ремешки, и начал не с себя, отчего у Леви снова что-то дрогнуло в груди и он в который раз промолчал, хотя собирался высказать своё возмущение: впереди его ждало собрание капитанов, и ёрзать на жёстком стуле, ощущая, как из разъёбанной задницы подтекает — то ещё удовольствие. — Увидимся за обедом, — шепнул Эрен на прощание, и за ним тихонько скрипнула дверь. Леви с трудом разжал пальцы — на полке остались глубокие чёткие вмятины, — выпрямился, вдохнул, выдохнул. Посмотрел на короб с мылом на самом верху шкафа и сочно, от души выматерился. Мыло он всё-таки достал. Сам. Но провозился изрядно, на собрание почти опоздал — и это собрание выжало его как лимон. Ханджи объявила, что в окрестностях Шиганшины уже две недели не видели титанов и даже быстрые конные отряды разведчиков никого не встретили. Поэтому через пять дней остатки разведкорпуса с небольшим сопровождением отправятся на поиски крепости, которую Эрен видел в воспоминаниях другого Атакующего. На этом месте, как всегда, поднялся гвалт. Что раньше, при Эрвине Смите, что сейчас, при Ханджи Зоэ, планирование проходило по одному и тому же сценарию: приглашённые капитаны, представители военпола, гарнизона и ответственные за обеспечение экспедиций всегда начинали жарко спорить — когда, как и с кем согласуют маршрут, кого возьмут в состав, сколько лошадей и провианта выделить, кто будет в сопровождении, и от этих дебатов всегда накатывала мигрень, даже если непосредственного участия принимать не приходилось. За обедом Леви сидел мрачный. Эрен хлопотал вокруг — подал чай, подвинул ближе к капитану миску с салатом, в тарелку норовил положить самые лучшие куски. Он и раньше так делал, но после того, как они начали трахаться, эти привычные мелочи обрели новый смысл. Эрен о нём заботился — как умел и как мог, и Леви это ценил, но сейчас даже эта приятная забота не отвлекала от мрачных мыслей. Дело было не столько в экспедиции — на загадочное «море» Леви хер клал с прибором, — сколько в подготовке. Экспедиция предполагалась конная, поэтому дня за три до неё придётся выселить Эрена из своей постели. И Леви, маниакально ставящий работу превыше всего остального, впервые в жизни настолько не хотел прислушиваться к голосу разума. Он проглотил обед, не чувствуя вкуса еды. Отмахнулся от обеспокоенного взгляда зелёных глаз — чувствует его Эрен, что ли? — подхватил свою чашку с чаем и заперся в кабинете. Предстоящий разговор следовало отрепетировать.

***

Армин выглядел неважно. Его и без того белая кожа побледнела до нездоровой синевы, аккуратные золотистые брови постоянно хмурились, он кусал губы — нервным, резким жестом. Эрен давно знал, что это означает какую-то напряжённую внутреннюю борьбу, но поскольку они прямо с утра выехали за стены Шиганшины, то приставать с расспросами или предлагать помощь возможности никакой не было. Микаса тоже заметила неладное, кидала на Армина обеспокоенные взгляды. Эрен позволил себе на минуточку побыть эгоистом и подумал: хорошо, что состояние Армина отводит глаза бдительной подруге. Самому Эрену тоже очень хотелось кусать губы, хмуриться и сверлить тяжёлым взглядом бритый затылок во главе построения, он держался с трудом. Капитан Леви за три дня до экспедиции закрыл для него двери своей спальни без каких-либо объяснений. Эрен и так прикидывал, и эдак — наверняка капитан просто хочет отдохнуть перед дорогой, но червячок сомнения не сдавался, упорно грыз изнутри. Почему-то казалось, что где-то он оплошал и не заметил, что-то упустил из виду. Знать бы, где и что. И почему всегда прямолинейный капитан Леви не стал называть причину, а просто перестал открывать двери на стук и упорно отмалчивался. Эрен даже начал подозревать, что его нарочно избегают, но выкроить время на разговор до начала экспедиции не удалось, пришлось отправляться в путь в полнейшем неведении и гадать, гадать, гадать. Впрочем, море ненадолго отвлекло. Оно было безбрежным, раскинулось сколько хватало глаз и смешивалось на горизонте с небом. Оно было солёным, зелёным и загадочным, и ветер на песчаном пляже пах морской солью и свежестью. Оно заставило забыть ненадолго обо всём — Армин бродил по полосе прибоя, разувшись и закатав штаны выше колен, командор Ханджи увлечённо кого-то ловила, подозрительный капитан Леви требовал оставить в покое загадочную живность — вдруг ядовитое? Микаса с Сашей собирались купаться за большим утёсом, а Жан и Конни — за ними подсматривать, громким шёпотом убеждая друг друга в необходимости защиты и охраны раздетых девушек. Магия моря подействовала и на Эрена тоже: на какое-то время мысли о врагах и неизбежном будущем перестали тревожить, он и сам закатал штанины, скинул куртку и с удовольствием поборолся с упорными волнами, которые норовили сбить с ног. Высоко в небе кричали чайки, ярко светило солнце, и солёные брызги быстро пропитывали форму, но это было приятно, отойти подальше не хотелось, хотя рубашка промокла и липла к телу. Спину свело каким-то странным ощущением, между лопаток засвербило, и Эрен обернулся. Капитан Леви смотрел на него холодным и тяжёлым взглядом, который всех пугал, а у Эрена, наоборот, вызывал только щекотные мурашки на пояснице и короткий адреналиновый всплеск. Мурашки и сейчас поползли, заставив поёжиться, и Эрен внезапно понял, как он соскучился. Прошло всего три дня, он видел капитана Леви в общественной столовой, на тренировках и построениях, а соскучился по близости так сильно, будто оказался отлучён от капитанского тела недели на две, не меньше. Как следует это обдумать Эрен не успел: зычный голос Ханджи потребовал, чтобы все немедленно собрались у старого причала. Леви отвернулся первым, и стало до такой степени тоскливо — хоть вешайся, и Эрен тоже поплёлся к точке сбора, будучи уже абсолютно уверенным: в чём-то он точно виноват. Командор Ханджи велела разбить лагерь, заночевать среди надёжных каменных стен, а утром вернуться обратно в Шиганшину. Эрен в обустройстве лагеря участия не принимал, у него было отдельное важное задание: обойти портовую крепость и попытаться вызвать в памяти хоть какие-нибудь крохи информации. Поэтому первый в жизни закат над морем он наблюдал с высоты крепостной стены. Под вечер ветер ощутимо посвежел, рубашка давно высохла, но было зябко, и Эрен кутался в форменный плащ. Рядом так же кутался Армин, вздыхал. — Говори уже, — не выдержал Эрен. Ничего интересного в голове не проснулось, пока они вдвоём бродили по узким лестницам, и небольшой перерыв перед возвращением в лагерь был отличной возможностью если не помочь другу, то хотя бы выслушать. Армин бросил на него короткий быстрый взгляд. — Я же вижу, что ты прямо с утра какой-то взвинченный. — Ну, если это видишь даже ты, — Армин усмехнулся, светло и по-доброму, совершенно не обидно, так, как умел усмехаться только он. — Тебе никогда не приходилось жалеть о том, что ты лёг в постель к нашему капитану? — Что? Постель капитана Леви была последним, что Эрен ожидал услышать от лучшего друга. — Извини, — шок, видимо, отразился у него на лице, и Армин смутился. — Я не с того начал. Просто Эрвина больше нет, а… Жизнь продолжается, Эрен. Я попытался его заменить. О том, что командор Эрвин Смит по вечерам учил Армина стратегии и тактике, а по ночам — любви, Эрен давно знал. Ничуть не осуждал — два умных человека всегда найдут общий язык, быстрее разработают новую экспедицию и продумают план до мелочей, а что потом взаимодействие перейдёт в горизонтальную плоскость, так это не его ума дело. Эрвин был для Армина наставником во всём и год назад погиб во время битвы за Шиганшину. С новыми отношениями Армин не торопился, тосковал, но ему тоже отмерено всего тринадцать лет. Он попробовал ещё раз и… Разочаровался? — Это было ужасно, — поделился Армин, понемногу алея щеками. До этого личную жизнь и постель друг друга они ни разу не обсуждали. Личное оставалось личным, даже Микаса старалась держать свою гиперопеку в узде и никого не донимала расспросами. Да и вообще Эрен темой интима не интересовался: сперва вопросы секса и близости казались ему глупыми и чуждыми — не об этом надо думать во время учёбы в кадетском корпусе. Потом он долго не мог понять, почему к капитану Леви его тянет будто магнитом, и только известие о неминуемой преждевременной кончине подстегнуло чувства, и это внезапно оказалось в тысячу раз лучше всего того, что он успел случайно услышать от сверстников, не зацикленных на истреблении титанов. — Ты его не знаешь, — говорил Армин, уставившись куда-то за горизонт. — И это был первый и последний раз, клянусь! Как любовник он просто отвратителен. Зря я на это решился... Эрен тоже пялился за горизонт и слушал не очень внимательно. Отчасти потому, что это был очень личный разговор, который изрядно его смущал, а отчасти потому, что мысли всё время сворачивали на собственные постельные подвиги. И уж там-то у него всё было отлично! Не так, как сам Эрен думал — сильнейший боец человечества, железный капитан Леви в ответ на постыдные признания не стал насмехаться или приказывать побороть неловкость и страх, а сам раздвинул ноги и этим ошарашил до глубины души. В ответ Эрен старался, как мог. Знал, что бывалый капитан наверняка повидал множество умелых и опытных любовников, но на стороне Эрена были упрямство, выносливость и неуёмный энтузиазм. Все хвастливые реплики, случайно подслушанные в кадетке, обрели смысл, член вставал как по команде, стоило только представить, как мускулистые бёдра капитана расходятся в стороны для него. Даже таблетки не понадобились, хотя Эрен боялся, что от волнения случится что-нибудь страшное, и припас их заранее. Но он зря переживал и боялся. В тесную задницу удалось войти, хоть и не без труда; Эрен долго держался и кончил последним, и капитан Леви ничего потом ему не сказал, а значит, всё было сделано правильно. И если раньше Эрен осуждал Райнера за громкий шёпот по ночам, то теперь жалел, что слушал не очень внимательно и мало запомнил. Возможно, мог бы удивить капитана Леви чем-нибудь ещё, показать себя с наиболее выгодной стороны. Хотя секс оказался куда проще, чем ему изначально мнилось. Нужно было всего-то толкаться чаще и сильнее, и продержаться подольше, и утром повторить — прямо как Райнер когда-то хвастался — и всё будет хорошо… — Он просто вогнал в меня член, — бубнил рядом Армин едва слышно. — Будто не нужно ничего больше, только толкаться чаще и сильнее, и продержаться подольше, совсем как в кадетке хвастались подвигами… — Что? — Эрен мгновенно вынырнул из сладких грёз, в которых был уверен, что уж у него-то всё в постели идёт самым лучшим образом. — Что ты сказал? — Я сказал, — Армина пристальное внимание смутило настолько, что Эрен видел, как отчаянно заполыхали кончики его ушей. — Господи, тебе правда нужно это услышать ещё раз? — Конечно нужно! — кончики ушей полыхали у самого Эрена тоже, но необходимые сведения он готов был даже вытрясти из своего лучшего друга. — Как оно, по-твоему, должно быть? Удивление пересилило конфуз, и Армин на него посмотрел, позабыв про собственные проблемы, которыми только что поделился. — Эрен, — тихо и серьёзно сказал он. — Вы же с капитаном Леви… Вместе, да? Разве он тебе ничего не объяснил? Две недели молча делал с тобой... такое? О господи, сочувствую! — Ничего ужасного не произошло, — друг выглядел действительно взволнованным, и Эрен попытался его успокоить, как умел. — Наверное. Я был сверху. — О, — сказал Армин и покраснел ещё больше. — О. Теперь я понимаю, почему капитан Леви последние две недели выглядит так, будто ему палку в зад вставили и достать забыли. Осознание, где именно он сплоховал, накатило такой удушливой волной, что аж в носу защипало. Капитан Леви всё это время ждал, пока Эрен сделает всё правильно, и не дождался? — Эрен, — голос Армина вернул обратно из пучин самобичевания. — Может, ему нравится подобное обращение? Не думаю, что капитан Леви из тех, кто смолчит при случае. В бою и на тренировках капитан Леви действительно не молчал. Говорил короткими, отрывистыми фразами, но всегда доходчиво объяснял задания, разбирал ошибки, умел выделить главное и донести суть парой коротких лаконичных фраз. И почему-то две чёртовых недели не говорил ничего о постели. Ни перед сексом — ладно, там говорить было затруднительно, поцелуи оказались слишком упоительными на вкус, и Эрен целовался напористо и жадно, стараясь урвать как можно больше непривычной ласки, — ни после. — Я всё равно хочу услышать, как должно быть, — твёрдо сказал Эрен, отчаянно надеясь, что ещё не всё потеряно. — Надо было раньше с тобой поговорить. Об этом Эрен и сам одно время думал, когда заметил, что они с капитаном неуклонно сближаются, но ему казалось неправильным заводить разговор о том, чего Армин оказался лишён со смертью командора. Да и в каких мечтах он мог предположить, что капитан Леви решит ему отдаться? Даже в самых смелых фантазиях всё сводилось к тому, что лицом в подушку будет лежать он сам. Но поделиться знаниями Армин не успел — их прервала Микаса, которую командор Ханджи отрядила на их поиски. Лагерь давно разбили и даже нажарили вкусной и съедобной рыбы, только их двоих не хватало на ужине. — Давай позже продолжим, — предложил Армин, поднимаясь. — Пойдём ночью купаться, и я тебе всё наглядно объясню. На минуту Эрен заколебался. Ему так хотелось узнать больше, быстрее понять свои ошибки и основательно подумать над тем, как их исправить, что даже лишняя пара ушей не смущала. К тому же это же был не кто-то чужой, а Микаса… Но он уже понял, что горячность и беззаботность сыграли с ним плохую шутку. К тому же Армин смотрел твёрдо, будто безмолвно убеждал согласиться, и Эрен сдался. — Хорошо, — сказал он, пересиливая себя. — Пойдём.