Пока смерть не разлучит

Звонила Алиса — они ведь договаривались, а у Куроо совсем вылетело из головы. Все-таки Цукишима обладал поразительной способностью отвлекать его от всего на свете: время с ним летело незаметно. — Тецу-кун, — протянула Алиса, вздохнув. В динамик просачивался шум города, шелест ветра. — Привет. Закончила в больнице? — Ага, денек выдался зверский, — вздохнула Алиса. — Я слышала, ты очень много времени провел с Некоматой-саном. — Да, как и обещал, готовлю кое-какой материал. Скоро, надеюсь, сама увидишь. — Надеюсь, ты не забудешь и меня там упомянуть! — оживилась Алиса. — Как твои дела в целом? Алиса принялась расспрашивать о лечении под присмотром доктора Шибы, о переезде, о котором раньше говорил Куроо, о новом месте и планах. — Ах, черт, — спохватился Куроо. — Я так и не извинился за тот вечер. — Какой? — встрепенулась Алиса. — Помнишь, посиделки в баре около месяца назад, на которые ты меня так упорно зазывала. Обещала встречу со старым знакомым… — Ах ты про это… — Алиса вдруг сникла. Куроо обозвал себя придурком: давно надо было извиниться за тот раз. Алиса часто выступала организатором встреч их компании. Получалось у нее настолько здорово, что даже и вмешиваться в процесс никогда не хотелось. Отдельной загадкой для всех было, как ей удавалось каждый раз заманить к ним кого-то нового. Куроо любил эти нечастые посиделки, особенно если удавалось собрать много народу. Но в последний раз он просто не нашел в себе сил, чтобы пойти: только-только началась реабилитация после травмы, сосед огорошил новостью о том, что съезжает, а Алиса обещала, что придет кто-то особенный. Куроо решил, что всеобщее внимание и сочувствие — совсем не то, что ему сейчас надо. — Ты сильно расстроилась? — с опаской спросил Куроо. — Нет, Тецу-кун, что ты, — пробормотала Алиса с грустью в голосе. Куроо совсем запутался. — У тебя все в порядке? — осторожно уточнил он. Алиса молчала. — Мы можем поговорить? — вздохнула она вдруг. — Не по телефону. — Ты пугаешь меня. — Я правда не могу говорить вот так. Можно заехать к тебе на днях? Например, завтра — у меня свободный от дежурства вечер. — Конечно, — с запинкой ответил Куроо, гадая, что произошло. Они условились на вечер следующего дня. Куроо задумчиво отложил телефон в сторону, отбил по столешнице дробь кончиками пальцев. — Что-то случилось? — поинтересовался Цукишима. — Узнаю завтра, — пожал плечами Куроо. — А вы с Хайбой-сан… — начал Цукишима и умолк на недвусмысленной ноте. — Просто друзья, — закончил за него Куроо. — И кстати, что там было про одну треть? Серьезно? Такой прекрасный я — и всего-то на одну? — Вы о чем? — Цукишима невинно хлопнул ресницами. — О твоем восхищении моей персоной, — напрямик напомнил Куроо. Цукишима нахмурился. — И где вы такое услышали? — Ясно, — закатил глаза Куроо, — проехали. Но знай: Север помнит. Цукишима прыснул в кулак. — Этого только не хватало, — покачал он головой. — Идите-ка вы спать, Куроо-сан. Уже очень поздно, а дорога в Мияги не быстрая. Не говоря уже о режиме. — И вдруг вкрадчиво спросил: — С коленом помочь? — Нет! — резко вскинулся Куроо. — Не надо, я сам. Я уже понял все свои ошибки и осознал, большое спасибо, Цукишима-сенсей, — скороговоркой выпалил он. Тот искренне рассмеялся.— Знаешь, мне всегда нравилось, как ты смеешься. — Вы поэтому вечно дурачились и несли чушь? — Цукишима отвел взгляд. — Может быть. Хочешь, включу тебе музыку? — Куроо кивнул в сторону ноутбука. Цукишима задумался. — Все записи были в айтюнс. Искать что-то сейчас — слишком напряжно, — Цукишима покачал головой. — Могу предложить свой плейлист, — Куроо пододвинул телефон ближе к Цукишиме. — Если вам будет нетрудно. — Переживу уж как-нибудь. Разбудишь меня сам, вместо будильника. Куроо подключил телефон к сети, зашел в аудиозаписи и на миг завис — ну и что поставить Цукишиме? — Ты вообще какую музыку предпочитаешь? — Легче всего сказать: разную, — вздохнул Цукишима. Куроо решил не мудрить и начал с нескольких полюбившихся синглов из последнего альбома One Ok Rock. — Надеюсь, сойдет, — он отрегулировал громкость и поднялся на ноги. — Если что, я вас разбужу, — пообещал Цукишима, отстукивая ритм. — Тогда спокойной ночи. — Ложитесь и думайте о хорошем, — назидательно сказал Цукишима. — Позитив крайне важен в процессе восстановления после травм. — У меня его море, — усмехнулся Куроо. По привычке оставив зажженным ночник и на всякий случай прихватив ноутбук, он побрел в спальню. Почему же эти дни, проведенные с Цукишимой, оказались такими яркими и ценными. Было ли дело лишь в этой таинственной и будоражащей ситуации, в которую они попали, или все же в самом Цукишиме? Было ли тому так же легко и хорошо, как и Куроо с ним? Наверняка, Куроо в этом был уверен. Фундамент их взаимоотношений, выстроенный еще в школе, сейчас стремительно обрастал этажами. И только одна мысль рушила все до основания: не было у них никакого будущего. Куроо обманывал сам себя, все дальше загоняя в ловушку, выбраться из которой ему будет, вероятно, еще тяжелее, чем из депрессивного состояния последних месяцев. И в то же время хотелось успеть как можно больше, дать Цукишиме то, чем не было возможности поделиться раньше, и самому получить от этих нежданных, будто в подарок доставшихся дней все возможное. Он понимал, что пути назад не будет. И шел все дальше. Что было бы, успей они с Цукишимой встретиться раньше? Этот вопрос тянул за собой мысли, образы и мечты, которых позволять себе решительно не стоило. И все же Куроо не мог себе лгать: такого у него ни с кем не было. И ни с кем не хотелось чего-то большего. Куроо ворочался, то проваливаясь с головой в бесплодные фантазии, то пытаясь отогнать их. Эта борьба с собой изматывала, но заснуть не удавалось. Чтобы отвлечься хоть немного, он решил поискать, как проще будет добраться завтра до Мияги. Просматривая страницы с расписанием автобусов, поездов и синкансенов, он наконец уснул. Разбудил Куроо голос Цукишимы, повторяющий его имя. — Куроо-сан. В первый миг показалось, что это лишь часть сна. Куроо перевернулся на живот и подгреб под себя подушку, зарываясь в нее лицом. — Куроо-сан, — еще настойчивее позвал Цукишима. Куроо поднял голову и обернулся через плечо: Цукишима собственной персоной действительно стоял перед ним. — Что-то случилось? — хриплым со сна голосом поинтересовался Куроо. — Случилось утро. — Который час? — Куроо сел в постели, потирая глаза. — Я проспал? — Да нет. Будильник звонил всего два раза. — Черт, — точно, он ведь оставил телефон в студии, на барной стойке. — Сейчас. Цукишима отчего-то решил не уходить, а продолжал наблюдать за Куроо. Перед тем же встал нелегкий выбор: вылезти из постели в одних трусах и сверкать перед Цукишимой утренним стояком, или же замотаться в одеяло, словно в плащ? Второй вариант казался совсем уж глупым. Отбросив одеяло в сторону, Куроо решительно встал, уверяя себя, что они взрослые люди, парни, не раз бывавшие в выездных тренировочных лагерях с командами, а там на что только не насмотришься. И тем не менее, щеки полыхали так, будто Куроо не менее часа просидел в онсене. Схватив первые попавшиеся шорты, Куроо торопливо влез в них и помчался в комнату. Появившийся следом Цукишима старательно делал вид, что увлечен видом из окна. — Как прошла ночь? — спросил Куроо, чтобы хоть как-то избавиться от неловкости. — Плейлист не надоел? — Его хватило всего на пару часов. Но музыка была приятной. — Точно, надо было повтор включить. — Все в порядке, — пожал плечами Цукишима, устраиваясь на диване. — А вы планируете сегодня одеваться? Куроо оглядел себя: голый торс и короткие шорты, не слишком-то скрывавшие его утреннее состояние. — Тебе нравится меня ставить в глупое положение, да? — проворчал Куроо, направляясь в ванную. — Да вы и без меня неплохо справляетесь, — усмехнулся Цукишима, явно забавляясь. За завтраком они обсудили, на чем лучше добраться до Мияги, прикинули план действий и примерное время, чтобы успеть вернуться до прихода Алисы. Заняться коленом Цукишима посоветовал уже в поезде, все равно в дороге делать будет нечего. Куроо лишь привычно нанес мазь и наложил тейп. Уже одетый и готовый к выходу, он собирал в рюкзак разбросанные по квартире вещи, пока Цукишима ждал его, сидя за стойкой. — Интересно, куда делся сам айфон, — задумчиво сказал он, глядя на белый шнур зарядки. Вываленные из зип-пакета мелочи Куроо так и не собрал обратно. — Фанат яблока? Можем, кстати, уже выходить. — Надежная техника, — пожал плечами Цукишима, поднимаясь. — Просто разрекламированный брэнд, — скривился Куроо, нагнувшись, чтобы обуться. — Шарп куда удобнее, да и проще в обращении. — Это чем же? — прищурился Цукишима. — С андроидом одна морока. — Как по мне, айос еще хуже. — Вот уж нет… Выйдя на улицу, Куроо воспользовался трюком с телефоном, чтобы не лишать себя возможности общаться. Слово за слово, они и не заметил, как втянули друг в друга в бессмысленный, в общем-то, спор. Цукишима уперся, а Куроо не уступал. Закончилось все равно тем, что каждый остался при своем, но спорить с Цукишимой было приятно: становилось понятно, насколько он может быть азартным, отбрасывая привычную маску безразличия. — Говори, что хочешь, но против яблока на брелке ничего не попишешь, — вынес вердикт Куроо. — Это просто подарок брата, только и всего. — Да-а-да, — протянул Куроо, на ходу взмахивая руками. — Считай, что я поверил. — О, мне так важно было вас убедить, — с чувством ответил Цукишима. В поезде удалось занять два сидения рядом, поставив на одно из них рюкзак. Пассажиров на их ветке в этот час было не так уж много, так что через какое-то время Куроо решил, что вряд ли кто-то покусится на место рядом с ним. Хотя разговаривать с Цукишимой он еще какое-то время опасался, даже при помощи телефона. Пока не решил, наконец, достать блокнот. «Как думаешь, нас засекут?» — Вряд ли, — ответил тот, внимательно оглядевшись по сторонам. «Книга? Музыка? Поболтаем?» — Это значит, что болтать придется мне. «Почему бы и нет? Ты никогда не рассказывал, а я не спрашивал. Как ты пришел в волейбол?» — Боже, — протянул Цукишима, — вам надо было на блошином рынке торговать — всякое старье собираете. Куроо не стал ничего писать, лишь поднял на Цукишиму многозначительный взгляд. — Вы так уверены, что в этой истории есть что-то особенное? «Да, — кивнул Куроо, — потому что она твоя». — Ошибаетесь. Все очень банально: подходящие физические данные плюс старший брат, который с ума сходил от волейбола. Это... было очень заразительно. Куроо старался не смотреть на Цукишиму, чтобы не спугнуть, и, затаив дыхание, слушал, подмечая детали, которые когда-то удивляли, а теперь вдруг стали такими очевидными, что неясно было, как он сам до этого не додумался. Впрочем, стоило признать: тогда при знакомстве никто из них особо не интересовался личными историями друг друга — важнее было, насколько сильным может стать соперник и чего каждый из них сможет достичь в результате противостояния. Для Куроо, впервые услышавшего про Битву на мусорной свалке буквально за пару дней до первой встречи с Карасуно и бесповоротно решившего, что такая цель стоит времени и усилий, упрямый, закрытый Цукишима стал любопытной загадкой, вызовом на пути к исполнению замысла. Но еще в его отношении к волейболу было что-то, полностью противоположное тому, что значила игра для самого Куроо. Цукишима рассказывал без особых эмоций, словно ему приходилось это делать не раз и не два, а случилось все давным давно и вообще будто бы не с ним. — Если вы удовлетворены, я хотел бы вас попросить открыть для меня книгу, — наконец вздохнул он так, словно ничего скучнее в жизни не делал. Куроо охотно достал книгу, пролистал до места, указанного Цукишимой, а сам включил себе музыку. Потом снова взял карандаш и написал в блокноте: «И все-таки волейбол ты полюбил благодаря мне». Цукишима ничего не ответил, а Куроо не стал на него оглядываться, но готов был поспорить, что тот улыбается. Начать решили с магазинчика, которым, как рассказал Цукишима, владела семья Укая Кейшина. Цукишима вел его по улицам, через парки, по тропинкам и закоулкам, известной одному ему дорогой. Несмотря на расслабленный вид, Куроо ощущал его настороженность, будто тот ожидал в любой момент встретить кого-то, знакомого им обоим. — Расслабься, — посоветовал Куроо, — у меня ведь есть веская причина находиться здесь. Не думаю, что кому-то придет в голову связать ее с тобой. В магазинчике им повезло наткнуться на самого Укая-младшего, Куроо и не ожидал такой удачи. — Ого! — воскликнул тот, опуская на стол газету и вынимая сигарету изо рта. — Какие гости! — Прошу прощения за вторжение, — Куроо склонился в приветственном поклоне. — Вот так неожиданность, — Укай выглядел приятно удивленным. — Приехал навестить кого-то из ребят? — Не совсем, — улыбнулся Куроо. — Скорее — вас и вашего дедушку, если это будет удобно. — Что-то я ничего не понимаю, — рассмеялся Укай, и Куроо пустился в объяснения. Вскоре они вместе выходили из магазинчика. За кассой Укая подменила дама средних лет, судя по всему, мать, а сами они направились к припаркованной неподалеку машине. Куроо пришлось снова прибегнуть к уловке, чтобы дать забраться в салон сначала Цукишиме. Парадокс: дотронуться до предметов вокруг себя Цукишима упорно не мог, а вот с тем, чтобы располагать себя в пространстве, не испытывал трудностей. Укай всю дорогу забрасывал Куроо вопросами: как же он так надумал, а что Некомата, правда ли статью опубликуют? Куроо льстило внимание, а еще он отмечал, что Укай явно и искренне радуется даже не своему участию в истории, а тому, каким приятным сюрпризом эта новость станет для деда. — Зови меня Кейшин, — бросил он, обернувшись через плечо, — а то путаться начнешь. Когда они приехали к маленькому спортивного залу с уличной волейбольной площадкой, Куроо немного удивился. — Любит с малышней возиться, — пояснил Кейшин, торопливо шагая по пыльной дорожке. На площадке, у низко натянутой сетки, играли несколько ребят-младшеклассников, а поодаль, в тени каштана, стоял и сам Укай Иккей, уперев худые жилистые руки в бока. Он твердым голосом подгонял ребят, давая жесткие наставления и краткие советы. Куроо поймал себя на том, что улыбается во весь рот: до чего же они с Некоматой были похожи! — Ого! — окликнул Укай, заметив их приближение. — Да я тебя знаю! — Привет, дед, — махнул рукой Кейшин. — Тут к тебе столичный гость пожаловал. — Да ну? — удивился старик. — Ты ведь, парень, капитан Некомы, тот самый. Это тебя, выходит, старый пройдоха Некомата еще сызмальства нянчил? Куроо растерялся от такой прямоты. Хлопнул глазами, поклонился, пробормотав приветствие. Укай-старший цепко оглядел его с ног до головы, затем хлопнул по спине, да так, что Куроо едва не закашлялся. — Спину-то распрями, капитан! Цукишима рядом уже давно смеялся в голос, а Куроо живо вспомнил, как чувствовал себя на построении во время церемонии открытия школьных Национальных. Старик Укай рассмеялся, коротко потрепав его по волосам. — Хорошо, — одобрительно кивнул он. — Это ты, значит, статью про нас со старым лисом решил написать. — А ты откуда знаешь? — почти обиженно выпалил Кейшин. — Так Некомата мне еще вчера вечером все рассказал, — самодовольно ответил старик. Кейшин выругался, вытряхивая из пачки новую сигарету. — Пойдем, парень, присядем вон там. Спрашивай, что хочешь. — Подвезти тебя до станции? — предложил Кейшин, когда, закончив интервью, Куроо попрощался с Иккеем. Куроо мельком глянул на Цукишиму: тот отрицательно покачал головой. — Спасибо, но у меня есть еще дела. Можно обратно до магазина, если не трудно. — Решил все-таки навестить кого-то? Ну и здорово. Хорошо, что вы общаетесь. Ты не против, если я закурю? — Все нормально. — А с Цукишимой ты не пересекался после Национальных? — неожиданный вопрос выбил Куроо из колеи. — Вы ведь много времени проводили вместе тогда, в лагере. Тот замешкался, встретился взглядом с Цукишимой — таким же сбитым с толку и немного напуганным. Глупо, что никому из них не пришла в голову мысль о том, что бывший тренер, знакомый с семьей Цукишимы, может быть в курсе произошедшего и, захочет поговорить на эту тему. — Да не особо, — на автопилоте пробормотал Куроо. — Слышал, что произошло с ним? — Кейшин стрельнул глазами в зеркало заднего вида. — Только в общих чертах, — Куроо сглотнул. — Автомобильная авария. — Кейшин нахмурился и замолчал. Куроо, будто оглушенный, не находил в себе сил хоть как-то реагировать на его слова. Понимал, что следовало бы удивиться, огорчиться, выразить сожаление, сочувствие, но не мог себя заставить. Докурив, Кейшин тяжело вздохнул и продолжил: — Дерьмовый случай. Мать его встречал пару раз, на ней лица нет. Саэко, сестра Танаки, говорила, старший брат Цукишимы все дела забросил, одной мыслью только и живет… Эх, — Кейшин махнул рукой, облокотившись на край окна. Куроо искоса глянул на Цукишиму — тот выглядел странно сосредоточенным и смотрел широко открытыми глазами куда-то вперед, на дорогу. Казалось, он близок к решению важной задачи, осталось лишь поставить знак равно и записать ответ. Куроо стало страшно. Информация, которой так не хватало, свалилась на них неожиданно, когда они не были готовы узнать правду. Или только Куроо не был готов? Даже услышав такую малость, он почувствовал себя раздавленным и дезориентированным. Представить же себе теперь, что Цукишима захочет повидать семью или друзей, было невозможно. Оставшиеся несколько минут ехали в молчании, и Куроо был искренне благодарен Кейшину за это. Распрощавшись с ним у магазина, он решительно развернулся и зашагал назад той же дорогой, которой они шли от станции, когда Цукишима окликнул его. — Куроо-сан! — голос донесся издалека, так что Куроо растерянно оглянулся, только тут заметив, что Цукишима не двинулся с места. — Куда вы? — На станцию, — ответил он, не заботясь о том, что подумает Кейшин или еще кто-нибудь, если увидят его через окна магазина. — Цукки, пожалуйста, вернемся домой… — Но вы ведь хотели узнать правду. Почему же теперь не хотите ее принять? Куроо не решился сказать: «Потому что не хочу расставаться с тобой». — Потому что за последние несколько дней многое изменилось. И я меньше всего ожидал, что ты отреагируешь так спокойно. Цукишима подошел и остановился совсем рядом так, чтобы Куроо оказался спиной к магазину. — Тецуро-сан, — тот вскинул голову, глядя в отрешенное лицо Цукишимы, и стиснул зубы. — Знаете, в массовой культуре смерть подают вместе с идеей принятия, упокоения, «отпускания» души. Мне кажется, мы оба не хотим отпускать… — Тогда не уходи, — это прозвучало так жалко и по-детски, что Куроо снова невольно почувствовал себя восьмилетним мальчиком. «Мама, не уходи». «Прости, котенок, я не могу остаться». — Я хочу попросить вас об одолжении, — продолжил Цукишима. — Раз уж мы здесь, давайте посетим еще одно место. — Куда ты хочешь пойти? — На кладбище. На сей раз именно Цукишима выступал проводником. Куроо послушно шел в двух шагах позади, не пытаясь поравняться с ним или заговорить. В голове сумасшедшим дятлом стучала мысль о том, что он сопровождает Цукишиму на кладбище, и ее одной хватало, чтобы пресечь все уговоры и споры. Порой воображение подсовывало картины того, как он в одиночестве возвращается домой — четыре бесконечных часа в поезде, — как отпирает дверь ключом с яблоком-брелком, как входит в пустую квартиру… На этом Куроо до костей пробирало ознобом, и он, зажмурившись, мотал головой, словно надеясь вытрясти из сознания эти образы. Казалось, они идут уже бесконечно долго, не один час, но спросить про автобус Куроо даже не подумал: каждый шаг приближал его к концу — путешествия, иллюзии, надежды, дружбы, — и торопиться не было желания. Цукишима сошел с дороги, Куроо поднял взгляд на табличку с названием кладбища, прочитал и тут же забыл. Впереди возвышалось множество каменных прямоугольников, напоминающих скопление небоскребов в Маруноучи, и Цукишима, бросив короткий взгляд на Куроо, шагнул на узкую дорожку, извивающуюся между надгробиями, будто улица. — Цукки, подожди. — Показалось, что не хватает дыхания. Нужно было перевести дух, привести мысли в порядок. Куроо остановился и тяжело опустился на скамью. Ему даже нечего было пообещать себе, чтобы успокоиться хоть немного. Во все трудные моменты жизни это срабатывало: мама не бросила их, у нее просто дела, закончив которые, она обязательно вернется. Дедушка не умрет, он просто немного приболел, но обязательно выздоровеет. С коленом все в порядке, Куроо его перетрудил, но все поправимо. Чем обмануть себя на этот раз, чтобы заглушить боль, он не знал. — Что случилось? — встревоженно шагнул к нему Цукишима. — Колено? Простите, что заставил вас идти пешком, — он расстроенно закусил губу, и это стало последней каплей. — Нет, колено в порядке… Или не в порядке, не знаю, все равно. Цукки, послушай, я не знаю, сколько у нас времени, но ты должен знать, что я благодарен тебе за каждый лишний день в этом мире и за то, что ты провел их со мной, — неважно, по какой причине. Это были очень хорошие дни, одни из лучших в моей жизни. — Лучше выхода на Национальные? — грустно усмехнулся Цукишима. — Точно не хуже, — постарался ответить в тон Куроо. — Тецуро-сан… — Горло перехватило спазмом, и Куроо поспешно отвернулся, пряча глаза. — Тецуро-сан, — повторил Цукишима. — Мне нравится, как это звучит, — задумчиво добавил он, будто замечание на полях. — Я тоже благодарен вам. За то, что с любым вашим появлением в моей жизни она становилась ярче и интереснее. За то, что всегда были для меня примером. За то, что научили любить каждый день, проведенный рядом с вами. — Голос его осекся, и когда Куроо снова посмотрел на него, Цукишима стоял, закрыв глаза, подняв лицо к небу, словно в любой момент ждал, что исчезнет. Но ничего не происходило. — Вот я это и сказал… Легче все равно не стало, — с досадой обронил он, посмотрев Куроо в глаза. Они помолчали — слов оставалось еще очень и очень много, и все равно их не хватило бы, чтобы сказать самое важное. Поэтому Куроо оттолкнулся от скамейки и встал. — Пойдем? Раз уж ты выбрал меня своим шинигами, провожу тебя до конца. Столбики семейных надгробий расступились, когда Цукишима свернул на боковую дорожку: Куроо издалека прочел знакомые символы — «луна» и «остров». Серые камни, аккуратно выложенная ровными булыжниками дорожка к ним, прямоугольные сотоба позади главного монумента. Они подошли ближе и остановились перед могилой, где покоились, вероятно, несколько поколений предков Цукишимы. Тот поднял голову, внимательно рассматривая деревянные таблички с именами. Куроо не знал, что делать. Сейчас им овладело какое-то оцепенение, притупив ощущения и заглушив мысли. Он бездумно скользил взглядом по именам, не вчитываясь и не пытаясь предугадать, что сейчас произойдет. — Тецуро-сан, — вдруг позвал Цукишима, и какие-то нотки в его голосе заставили Куроо встряхнуться. Сердце снова зачастило. — Что? Что-то не так? — нахмурился он. — На наших семейных сотоба нет моего имени. Это значит… — ...ты не умер! — ахнул Куроо. Всю дорогу до Токио Куроо не находил себе места. Казалось, поезд уже давно пересек остров и движется прямиком через океан куда-нибудь во Владивосток и дальше, на Северный полюс. Первое время они с Цукишимой то и дело срывались на разговоры, старательно или не очень скрываясь от других пассажиров, высказывали версии и пытались построить план действий. Цукишима был сам не свой, Куроо еще никогда не приходилось видеть его настолько выбитым из колеи, неприкаянным. Первой мыслью было сразу же позвонить Укаю и напрямую спросить, что ему известно. Но полной уверенности в том, что Цукишима жив, у них не было, и после внезапно блеснувшей надежды появился страх, что ответ может все еще больше осложнить. Куроо достаточно было посмотреть в огромные растерянные глаза Цукишимы, чтобы отказаться от этой затеи. В конце концов пришли к выводу, что Куроо нужно обзвонить больницы в Токио, и если там не будет никакой информации, тогда в Сэндае. Договоренность о встрече с Алисой оказалась как нельзя кстати: Куроо рассчитывал на ее помощь, если опрос ничего не даст. Надежда — странная штука. После глубочайшего отчаяния она ударила в голову, как крепкий алкоголь, и Куроо казалось, что мысли скачут беспорядочно, сосредоточиться было трудно. Потом накрыло такой усталостью, что в какой-то момент, просматривая список больниц скорой помощи, он просто не заметил, как заснул, уронив руку с телефоном на колени, и проснулся, только услышав над самым ухом «Тецуро-сан» и почувствовав, как его трясут за плечо. Спросонья он вообразил, что его будит живой, настоящий Цукишима и, только проморгавшись, понял, что это работник железной дороги нашел его спящим в уже совершенно опустевшем вагоне и пытается разбудить, не замечая стоящего рядом Цукишиму. Дома Куроо немедленно схватился за телефон, раскрыл на столе блокнот и вытащил на экран список токийских больниц. — Куроо-сан, — Цукишима встал прямо перед ним, так что пришлось задрать голову. — Сейчас уже поздно, а звонки займут, возможно, немало времени. В первую очередь вам нужно поесть и заняться коленом. Куроо усмехнулся. — Вот как? А как же «Тецуро-сан»? Или мне снова что-то показалось, и я разговаривал сам с собой? Взгляд Цукишимы смягчился, морщинка на лбу разгладилась. — Тецуро, я серьезно. Мы не знаем, что происходит, но раз я до сих пор никуда не исчез, то есть вероятность, что и завтра буду здесь. А тебе, чтобы выздороветь и вернуться на площадку, необходимо позаботиться о себе. Куроо посидел несколько секунд, не сводя с него глаз, вслушиваясь в эхо слов внутри себя, потом не выдержал и закрыл руками лицо, чувствуя, как печет щеки. — Ты меня убиваешь. Хорошо, Цукишима-сенсей, я буду послушным. Наверное, Цукишима испытывал что-то похожее в тот момент, потому что ответил не сразу. — Очень на это надеюсь. Куроо уже успел поесть и заканчивал массаж и растяжку, когда пришло сообщение от Алисы: он совсем забыл дать ей новый адрес. Дожидаясь ее прихода, Куроо пытался понять, как построить разговор. Учитывая, что Цукишима был с ней знаком и даже проходил практику в больнице, где она работала, было логично спросить, известно ли ей, что с ним и куда он пропал. Потом Куроо вспомнил, что вообще-то Алиса хотела поговорить о чем-то важном для нее, вспомнил ее расстроенный голос, и понял, что вопросы о судьбе Цукишимы придется отложить на потом. Алиса появилась довольно скоро. — Привет, — растерянно улыбнулась она. — Все в порядке? Ты не занят? — Нет, все хорошо. Я ждал тебя. — Куроо шагнул в сторону, пропуская ее в квартиру и делая приглашающий жест. — Чаю? — Спасибо, да, было бы неплохо. Цукишима стоял поблизости, внимательно следя за Алисой. Куроо тоже обратил внимание, что вела она себя непривычно тихо и выглядела подавленной. — Проходи, пожалуйста. Вот здесь я теперь и живу, — попробовал он отвлечь ее от каких-то явно не самых приятных мыслей. — Здорово, — она огляделась, и лицо ее озарила привычная радостная улыбка. — Правда здорово, Тецу-кун! Как тебе повезло! И ты живешь здесь один? — Ну… да. Формально говоря, да. Есть некоторые оговорки, но ничего серьезного, — Куроо понадеялся, что подробных расспросов не будет. — Проходи на балкон. Я сделаю чай. Когда Куроо выглянул к ней, Алиса уже сидела там прямо на полу, сложив на коленях руки и примостив на них подбородок. — Ты не против? — смущенно спросила она. — После работы ноги гудят, а у тебя тут так хорошо, спокойно. — Вот, хотел предложить тебе присесть, — Куроо неловко покачал в воздухе подушкой. — Ничего, мне и так отлично, — широко улыбнулась Алиса и тут же спросила: — Как твоя нога? — Надеюсь, уже лучше. Во всяком случае, я настроен оптимистично, — Куроо кое-как примостил на полу поднос с чаем и сам уселся на пороге, вынужденно перекрыв Цукишиме путь на балкон. Впрочем, тот, похоже, не хотел мешать разговору — остался сидеть на своем обычном месте на диване. — Я же говорила, что Шиба-сенсей поставит тебя на ноги. — Да, спасибо, я очень признателен тебе за помощь. Обняв чашку пальцами, Алиса некоторое время сидела молча. — Что у тебя случилось? — мягко спросил Куроо. — Не у меня, — покачала головой Алиса. Сделав маленький глоток, отставила чашку в сторону, будто собравшись наконец с мыслями. — Вчера ты упомянул ту несостоявшуюся встречу, и я почувствовала, что больше не могу молчать, мне нужно выговориться. Прости. — О чем ты? — нахмурился Куроо, не понимая, что к чему. — О Цукишиме-куне, — Алиса хватанула воздух ртом. — Я чувствую себя виноватой. Он так не хотел идти, а я продолжала уговаривать… — Постой, — Куроо подался вперед, — о чем ты говоришь? — Тот человек, который должен был прийти на встречу — это был Цукишима-кун. Мы встретились в клинике, оказалось, что он устроился туда на практику, и мне казалось такой чудесной идеей пригласить его! — Алиса говорила сбивчиво и торопливо, комкая в руках край свитера. Куроо сжал виски пальцами. — Ты уже знаешь о нем, да? — прошептала Алиса. — Я собиралась рассказать, но духу не хватило… — Он тогда тоже не пришел, — догадался Куроо. — Все случилось, как раз когда он добирался до назначенного места. Руки задрожали так, что пришлось поскорее отставить чашку. Разве бывают такие совпадения? — Расскажи мне. — Он вышел на дорогу на красный сигнал светофора. Не знаю, по рассеянности или как. Поразительно, но не было даже переломов: ушибы и черепно-мозговая травма. Обширная гематома. Несколько часов оперировали. — Алиса всхлипнула. — В его состоянии нельзя ни на что надеяться, а я все равно молюсь, чтобы он очнулся, больше я и не могу ничего сделать. Она прижала ладони к лицу, а Куроо застыл, слыша, как оглушительно грохочет сердце в ушах. — О чем ты говоришь? — выдохнул он. — Я знаю, знаю, что шансов почти нет, что никто не может дать ни обещаний, ни гарантий, и все же… — Шансов на что? — повысив голос, перебил Куроо. Алиса удивленно взглянула на него. — На выход из комы. Куроо резко поднялся, плохо осознавая, что делает. Цукишима уже стоял у него за спиной: выглядел он потрясенным, ошарашенным. Перед глазами пронеслись все нестыковки, заполняя дыры в истории, которую они с Цукишимой пытались узнать: само его таинственное присутствие в мире живых, странные условия договора аренды квартиры, ни о чем не знающие сокурсники, упоминание о старшем брате Цукишимы, ради чего-то забросившем все дела. — Тецу-кун, ты в порядке? — испуганно позвала Алиса. — Нет, — качнул головой Куроо. Теперь, когда все ответы были известны, он боялся двинуться с места, боялся даже дышать, чтобы не порвать тонкую ниточку, на которой держалась надежда. — Не надо отчаиваться, — наконец собравшись с силами, сказал он не то Алисе, не то себе. — Пока еще ничего не кончено. Алиса снова всхлипнула, облегченно вздохнула. — Ты прав, — прошептала она. — Как же хорошо, что я тебе все рассказала. Когда Алиса ушла, Куроо еще долго смотрел на захлопнувшуюся дверь. Он боялся пошевелиться, чтобы не расплескать переполняющее до краев чувство. — Теперь я вспомнил, — вдруг заговорил Цукишима. — Хайба-сан в тот день ушла сразу после обеда, а я застрял в клинике до вечера, потому что меня отправили поговорить с пациенткой, которую готовили к операции по эндопротезированию. Но она так переживала, что три часа подряд рассказывала мне историю всей своей жизни. Меня спасло только то, что ей позвонила сестра… Хотя, по сути, наверное, не спасло, а наоборот… Я уже хотел извиниться и никуда не ходить, но Хайба-сан настаивала, говорила, что все уже собрались и ждут только тебя… и меня. Я как раз писал очередное сообщение, когда услышал этот звук — как в кино, то ли скрип тормозов, то ли шин… А потом я оказался в этой квартире. Помню еще, меня преследовала мысль, что я куда-то должен пойти, но никак не мог вспомнить, куда. — Теперь понятно, почему ты оказался здесь и почему только я могу тебя видеть, — ошарашенно пробормотал Куроо. — И что же тебе понятно? — вопросительно изогнул брови Цукишима. — Мы оба не пришли, но, видимо, эта встреча была так важна, что судьба свела нас по-другому, в этой квартире! Цукишима помолчал, недоверчиво глядя на Куроо. — Ты сам-то в это веришь? — Знаешь, неделю назад я и в призраков-то не очень верил. — Это ничего не меняет, — покачал он головой. Куроо перевел взгляд на блокнот, где Алиса оставила данные о клинике, в которой лежал Цукишима. Стоило огромных усилий не броситься туда немедленно. — Это меняет все, — твердо сказал Куроо. — Но она права: кома… — Это не все равно, что смерть, — резко возразил Куроо. — Все равно что один шаг до нее, — пожал плечами Цукишима. — Достаточно далеко, чтобы было, на что надеяться. Цукишима молчал, глядя в глаза Куроо. — Что будет, если надежда, за которую ты так цепляешься, не оправдается? — тихо спросил он. Куроо подступил ближе. — Не хочу об этом думать. Не теперь. Я завтра же поеду туда. — Зачем? — покачал головой Цукишима. — Потому что мне это нужно, — выдохнул Куроо. Обогнув его, он стянул со стойки ноутбук, и устроился на диване. О том, чтобы отправиться спать, выпустив Цукишиму из виду, не могло быть и речи. Вряд ли в своем состоянии Куроо смог бы закрыть глаза хоть на миг. Проснулся он с болью во всем теле: ночью все-таки задремал, скрючившись на диване в неудобной позе. Цукишима сидел рядом с ним на полу, устроив голову поверх сложенных на коленях рук. Услышав шорохи, он обернулся. — Твоему колену нужны отдых и комфорт, — бесстрастно сказал он. Кажется, за ночь Цукишиме удалось привести мысли в порядок и взять себя в руки. Куроо оставалось черпать силы в его спокойствии. — Мне нужны душ и кофе, — отозвался он, потягиваясь, разминая затекшие мышцы. — А значит, это нужно и моему колену. Который час? — Почти полдень. — Черт, — Куроо отыскал мобильник: ну конечно, разрядился. Зато бессонная ночь позволила неплохо продвинуться в написании статей. Одну из них — для интернет-издания — он почти закончил, осталось только дополнить ее фотографиями. Прохладный душ помог избавиться от усталости, которая накопилась после ночи, проведенной на диване. Бездумно сжевав порцию залитых молоком хлопьев, Куроо лихорадочно принялся за сборы. Цукишима наблюдал за ним со спокойным смирением. — Ты же со мной? — уже подходя к двери, обернулся к нему Куроо. Почему-то даже в голову не пришло, что тот мог испугаться и не пойти. — Не терпится поскорее выпроводить меня? — скривил губы Цукишима. — Не терпится поскорее прикоснуться к тебе, — выпалил Куроо, сам смутился и увидел, как у того пропала усмешка, а брови болезненно дрогнули. — По-моему, ты слишком поддаешься воображению. Там лежит тело, сросшееся с питательной капельницей и мочевым катетером. Вряд ли это такое уж привлекательное зрелище. Куроо постоял, глядя на Цукишиму и нетерпеливо постукивая носком кроссовка по полу. — По-моему, тебя это напрягает больше, чем меня. Если боишься, я пойду один, — и он решительно шагнул за дверь. Цукишима со вздохом последовал за ним. Через час, пройдя все формальности, Куроо уже поднимался в лифте на пятый этаж клиники Токио Тейшин. — За всю жизнь, кажется, столько не болтался по больницам, сколько за последние пару месяцев, — проворчал он себе под нос. Пожилая женщина и девушка рядом посмотрели на него с приветливым удивлением, словно предлагали выразиться яснее. Молодой мужчина покосился подозрительно. Цукишима вздохнул. — Ты их смущаешь. Перестань дергаться. Куроо действительно нервничал: невозможно было предугадать, что произойдет, когда Цукишима найдет свое тело, и произойдет ли вообще, но лифт, который останавливался на каждом этаже, впуская и выпуская людей, бесил невероятно. Наконец они подошли к нужной палате и остановились, обмениваясь взглядами. — Ты же понимаешь, что, может, ничего и не изменится? — строго спросил Цукишима. — Вероятность... — А какова была вероятность, что я сниму именно твою квартиру? Какова вообще вероятность того, что мы разговариваем? Цукишима пожал плечами. Куроо толкнул раздвижную дверь. Цукишима, которого он увидел на кровати, мало походил на того, что стоял у окна: сероватая кожа, примятые, совсем не пушистые волосы, темные круги вокруг глаз. Он выглядел изможденным и страшно уставшим, и все же — был жив. Грудная клетка приподнималась и опадала. Завороженный этим зрелищем, Куроо подошел ближе, коснулся тонкого запястья кончиками пальцев — и почувствовал тепло. — Как же давно хотелось… — пробормотал он, обхватывая ладонь Цукишимы обеими руками, сжимая его пальцы, прощупывая бьющийся под кожей пульс. — Тецуро… — глухо позвал Цукишима. Куроо вскинул голову. — Я… чувствую. Значило ли это, что связь души с телом восстановилась? Цукишима никогда раньше не упоминал о таких фантомных ощущениях. Куроо хотелось верить, что Цукишима чувствует именно его присутствие. Накрыв тыльную сторону ладони рукой, он медленно провел второй выше, очертил пальцами острую косточку локтя, и все не сводил глаз с Цукишимы — с того, что был с ним все последнее время. Тому прикосновения как будто причиняли боль или, напротив — слишком нравились. Он сжал кулаки, будто пытаясь пересилить желание дотронуться до Куроо в ответ. — Я тебя обязательно дождусь. Сколько бы времени это ни заняло. А когда ты очнешься… — Куроо растерялся на миг: слишком многое хотелось пообещать. — Вспомню ли я? — спросил вдруг Цукишима тихо. Распахнул глаза, со страхом взглянул на Куроо. — Вдруг я все забуду, как забыл свою прошлую жизнь? Куроо сглотнул. Взгляд вернулся к телу Цукишимы. Поддавшись порыву, Куроо склонился ниже, отвел с его лба пряди отросших волос. — Если забудешь, мы познакомимся заново, — пообещал Куроо. Легко коснувшись губами виска Цукишимы, Куроо прикрыл глаза, будто впитывая мимолетное ощущение, с которым не хотелось расставаться. — Стоило почти умереть, чтобы захотеть жить настолько сильно, — признался Цукишима. Не успел Куроо ответить, как пальцы Цукишимы в его руке дрогнули, сжимаясь в ответ. — Цукки… — ошарашенно позвал Куроо, но никто не ответил: его Цукишима исчез, растворившись в воздухе. Сердце зашлось бешеным стуком. — Цукки, — позвал Куроо настойчивее. В тот момент, когда веки Цукишимы дрогнули, будто он хотел открыть глаза, в палату почти вбежали две медсестры. Одна из них тут же оттеснила Куроо в сторону, заставив выпустить руку Цукишимы. Тот отошел подальше, стараясь никому не мешать, но через пару минут перед ним извинились и попросили все же покинуть палату. Куроо мерил коридор шагами, слоняясь из угла в угол, умолял сестру на рецепции рассказать ему хоть что-нибудь, но та лишь качала головой. Сейчас, когда исполнилось именно то, на что он надеялся, поверить в реальность происходящего не получалось. Через какое-то время в коридоре послышались взволнованные голоса, торопливые шаги — обернувшись, Куроо скорее угадал, чем узнал в пришедших родных Цукишимы. У его матери и брата был тот же оттенок волос и глаз. Они поспешили к рецепции, не обратив внимания на стоящего рядом Куроо. Как ни жаль было это признавать, сейчас он был здесь чужим и абсолютно лишним. Если Цукишима пришел в себя, — а так оно, несомненно, и было — теперь его ждала реабилитация, требовались лечение и уход. Нечего было и думать о том, чтобы вмешиваться в процесс. Бросив последний взгляд на двери палаты, Куроо направился к лифтам, засунув руки глубоко в карманы. Казалось, кончики пальцев еще хранили тепло прикосновения. Странно было возвращаться домой одному: за последнее время он так привык к присутствию Цукишимы, что тишина казалась гнетущей. В их квартире все было так же, как и утром. Куроо прошел в комнату, оглянулся по сторонам, и вдруг очнулся: их? Когда он успел начать так думать? За короткое время, что они провели вместе, Цукишима успел врасти в Куроо, стать частью его жизни — хоть сам и не был фактически живым. Пройдя на балкон, Куроо по привычке полил цветы, которые за короткое время дали свежие побеги, аккуратно оборвал старые высохшие листья. Потом вернулся в спальню и занялся сортировкой одежды для стирки. Простые рациональные действия помогали избавиться от неразберихи в мыслях и настойчивого желания вернуться в больницу, настроиться на определенный ритм, в котором теперь придется жить. До него вдруг дошло, что за всю свою вполне самостоятельную жизнь он никогда не оставался один: рядом всегда были отец, дедушка, бабушка, Кенма. Потом, в университете, — соседи по общежитию, сосед по квартире. Даже перебравшись сюда и предполагая жить один, Куроо умудрился обзавестись, пусть и не совсем реальным, но соседом. Он пытался представить, что делать дальше? Теперь, когда Цукишимы рядом нет. Вечером, завтра, на следующей неделе? Ждать — эта мысль следовала за Куроо неотступно и была ответом на любой вопрос, который Куроо пытался задать себе. Ждать — а затем вернуть Цукишиму в свою жизнь. — Куро, ты в курсе, что бываешь просто невыносим? — вздохнул Кенма. — Не боишься, что тебе выпишут судебный запрет? — Не понимаю, о чем ты, — фыркнул в трубку Куроо. — Прекрасно понимаешь. — Нет. — Да. — Нет. — О том, что ты вдруг вообразил себя лучшим другом Цукишимы и каждый день таскаешься к нему в больницу. — А-а, так ты просто ревнуешь! — Что за ерунда? Конечно, нет. — Да. — Нет, — теряя терпение, отрезал Кенма. Куроо расхохотался. В руке он держал экземпляр журнала, на обложке которого красовалось название его собственной статьи. Настроение прыгало волейбольным мячиком и гулко звенело, как при эйсе, переполняло дурацким радостным предчувствием. — Не переживай, моим лучшим другом навсегда останешься ты, — великодушно пообещал Куроо. — Только не это, — буркнул Кенма, но тут же спросил: — Так по какому поводу веселье? — Доктор Шиба сказал, что если восстановление и дальше так пойдет, через месяц я смогу приступить к полноценным тренировкам. — Рад за тебя, — искренне откликнулся Кенма. — Знаю. А еще Number опубликовал мою статью про Битву на мусорной свалке, и я получил первый гонорар. — Ты уже решил, куда пойдешь работать? Куроо остановился у входа в метро и снова взглянул на обложку журнала. — Пока нет, но, думаю, в резюме Number будет выглядеть круто. На самом деле, Кенма, конечно, преувеличивал: Куроо далеко не каждый день таскался к Цукишиме в больницу, хотя будь его воля, наверное, так бы оно и было. Однако в первый же его визит выяснилось, что опасения подтвердились: Цукишима не помнил, что происходило с ним после аварии. Увидев полное недоумение на его лице, Куроо тогда сослался на Алису и полученную от нее информацию о случившемся. Сказал, что пришел проведать старого знакомого, хотя полной уверенности в том, что Цукишима помнит его имя или имя Алисы не было. Память о прошлой жизни, как рассказывала та же Алиса, тоже возвращалась к Цукишиме не сразу, проявлялась, как изображение на фотографии; из неясных теней и контуров постепенно проступали более четкие изображения и сцены, лица и имена. Поэтому те полчаса, что Куроо провел рядом с ним, были наполнены кратким пересказом событий четырехлетней давности — знакомством в Мияги, тренировочным лагерем в Сайтаме, визитами Карасуно в Токио. Но хотя надежда на то, что Цукишима когда-нибудь вспомнит проведенное вместе время ослабла, грусти или разочарования это не принесло. Куроо был доволен уже тем, что имел возможность видеть, как постепенно жизнь возвращается в это исхудавшее, потерявшее краски тело, как вспыхивают интересом и любопытством светло-карие глаза, как приоткрываются губы, из которых пока еще не вырвалось ни одного слова. Куроо сказал себе, что им обоим нужно время. И к счастью, оно у них теперь было. С тех пор прошло две недели. Куроо навещал Цукишиму еще несколько раз, познакомился с его старшим братом, столкнулся в коридоре с Ямагучи, под видом сбора информации для статьи подробно расспросил лечащего врача о прогнозах и перспективах для пациента, проведшего месяц в коме. Через неделю Цукишима заговорил, а вскоре врачи позволили ему вставать. Слишком частые визиты выглядели бы подозрительно, да и на них не было времени, но вопросительный взгляд, которым Цукишима встречал Куроо, заставлял сердце сжиматься: казалось, тот изо всех сил пытается что-то вспомнить, но пока безуспешно. Однажды, придя перед самым концом посещений, Куроо просидел у койки Цукишимы до тех пор, пока медсестра не попросила покинуть палату. Он заторопился, неловко подвернул ногу и по привычке захромал, снимая нагрузку с колена. — У вас травма, — прищурившись, сказал Цукишима. Куроо, не успев ничего подумать, ответил: — Да. — Пателлярная тендинопатия? Он застыл на пороге, всматриваясь в озабоченное лицо Цукишимы, надеясь найти на нем признаки узнавания, вспышку воспоминаний, но его снова поторопили, и пришлось попрощаться, кивнув на ходу. Еще через день он принес Цукишиме книгу, которую тот читал когда-то, сидя рядом, пока Куроо набирал статьи. Цукишима некоторое время удивленно листал ее, переходя от главы к главе; Куроо, затаив дыхание, ждал, когда он доберется до прочитанных уже после аварии страниц. — Откуда она у вас? — наконец подозрительно вскинул взгляд Цукишима. Он уже не выглядел больным и сломанным, каким Куроо впервые увидел его в больнице, но скулы по-прежнему казались слишком острыми, а глаза — огромными даже за стеклами его тяжелых прямоугольных очков. Куроо посмотрел в сторону, дожидаясь, когда успокоится сердце. — Нашел в квартире, которую снимаю. Подумал, тебе может понравиться, — лукаво сказал он. — Угадали. У меня должна быть такая же… — Цукишима надолго замолчал, снова и снова перелистывая страницы в разных направлениях. — Странно, мне казалось, я только начал ее читать, но некоторые фрагменты ближе к середине выглядят знакомыми. Похоже на дежавю. — Игры сознания, — расплывчато прокомментировал Куроо. Сейчас он нес Цукишиме в подарок журнал со своей статьей в надежде, что дежавю вернется: в конце концов, тот был непосредственным участником не только Битвы на мусорной свалке, но и сбора материала для журнала. За те почти три недели, которые прошли без призрака Цукишимы, Куроо методично приводил в порядок сошедший с рельсов вагончик своей жизни: дописывал статьи, перестал отлынивать от лфк и массажа, регулярно посещал бассейн. В интернет-издании его текст приняли, высказав замечание, что статья вышла несколько однобокой — слишком много внимания было уделено сверстникам Куроо и меньше — новому поколению игроков, талантливых ребят, попавших в премьер-лигу практически сразу из школы. Тем не менее, предложение о работе было сделано. В журнале статья о Битве на свалке и соперничестве двух старых тренеров понравилась настолько, что ее не только опубликовали, но и заголовок вынесли на обложку. От этого казалось, что можно горы свернуть. В голове толпились десятки идей для новых материалов, пару сюжетов Куроо уже начал разрабатывать и созванивался с предполагаемыми героями. Колено совершенно не беспокоило при повседневных нагрузках, лишь давало о себе знать при растяжке и реабилитационных упражнениях. Оставалось только удивляться, как можно было довести себя до состояния, когда казалось, пути назад уже нет. Куроо вспоминал те два месяца жизни после окончания университета, и не узнавал себя. Будто на время его место занял унылый фантом. Был, правда, еще один неразрешенный вопрос, выяснение которого Куроо все откладывал: квартира. Он не рассказал родителям Цукишимы, что сданное на время в совместную аренду жилье досталось именно ему, не говорил об этом и самому Цукишиме. Риэлторское агентство тоже пока не связывалось с ним, и он уже недоумевал, сколько же Цукишима должен будет провести времени в больнице, когда случайно услышал, что родные планируют забрать его в Сэндай. С тех пор внутри поселилось тревожное предчувствие. Пока Цукишима оставался в Токио и можно было видеться с ним, все было поправимо, оставалась надежда, что постепенно их странным образом возникшие взаимоотношения восстановятся. Но регулярные поездки в Мияги никак не вписывались в плотный график Куроо. Кроме того, это означало, что тогда придется выплачивать всю стоимость аренды самому, а это пока было не по карману. Значит, снова вставал вопрос поиска жилья. Погруженный в эти размышления, Куроо вышел из лифта и прошел в палату Цукишимы. На кровати никого не было, комната была пуста. На миг показалось, что земля уходит из-под ног: неужели все уже случилось? Цукишима уехал и даже не попрощался? Но потом глаз зацепился за неровно уложенное одеяло и личные вещи на прикроватной тумбочке. Куроо со вздохом облегчения развернулся, чтобы идти разыскивать Цукишиму по коридорам, и почти столкнулся с ним в дверях. — Куроо-сан… — Цукки, ты уже на ногах?! — обрадовался Куроо. — Да. Еще немного пошатывает, но постепенно становится лучше. — Устал или готов прогуляться со мной еще чуть-чуть? Могу взять тебя под руку, — весело прищурился Куроо. — Спасибо, думаю, обойдусь, — Цукишима усмехнулся и снова повернул в коридор. Сейчас, когда он не лежал в кровати или не сидел в кресле, стало особенно заметно, насколько он похудел; от запомнившейся Куроо, пусть и не слишком впечатляющей, но приемлемой спортивной формы не осталось и следа: Цукишима представлял собой сплошные заостренные углы. В вороте слишком свободной футболки вырисовывался разлет ключиц, будя желание протянуть руку и дотронуться. — Так тебя сегодня выписывают? — осторожно спросил Куроо. — Да, родители заедут через пару часов, — кивнул Цукишима, щурясь от заглядывавшего в окна холла солнца. — Уедешь в Мияги? — Куроо надеялся, что напряжение не просочилось в голос. — Придется, — вздохнул Цукишима. — Ясно, — хмыкнул Куроо. — Как же можно оставить без присмотра любимое чадо? Да еще после такого. — Что-то не припомню, чтобы раньше рассказывал вам о своих родных, — с подозрением спросил Цукишима. — Тут и рассказывать нечего, все ясно с одного взгляда. Шаги, движения Цукишимы — все казалось Куроо смазанным и неуверенным, будто его тело еще одолевала слабость. За неторопливым разговором они дошли до конца коридора и повернули обратно; Цукишима вдруг побледнел и сбился на последнем шаге. — Это было необязательно, — пробормотал он, когда Куроо, интуитивно державшийся поближе, обхватил его за талию и поддержал, чуть прижимая к себе. — Я совсем не против, — отшутился Куроо, нехотя отпуская Цукишиму. — Давай-ка присядем, не хочу загонять тебя перед самой выпиской. — Он сделал жест в сторону ближайшего диванчика. — Значит, я успел как раз вовремя. Привез тебе кое-что. Надеюсь, будет интересно. Куроо протянул Цукишиме свернутый трубкой журнал, из-под ресниц следя за тем, как тот берет его в руки, разворачивает, разглядывая обложку, — и цепляется взглядом за один из заголовков. — Это то, о чем я думаю? — спросил он, растянув губы в улыбке. Куроо пожал плечами. — Сам проверь. Пока Цукишима читал, положив ногу на ногу, Куроо продолжал наблюдать, надеясь уловить в выражении лица тень узнавания, того самого дежавю. Цукишима иногда улыбался, иногда хмурился, а один раз так сглотнул, будто горло перехватило от чувств. Куроо сжимал кулаки, в нетерпении ожидая, когда же тот доберется до последней точки. — Вышло… — медленно начал Цукишима, закрывая журнал и укладывая на колени, — очень лично. Я успел вспомнить тот год и Национальные, и прочее, но, читая, понял, насколько же важным это было именно для вас. Отличная статья, хотя местами может показаться излишне сентиментальной. — Не судите строго, Цукишима-сенсей, ведь я еще учусь. Цукишима вскинул на него взгляд, вспыхнувший любопытством, но тут же отвел в сторону. Вспомнил ли он что-то? Почувствовал? Куроо едва удерживался от желания задать прямой вопрос. Цукишима же казался немного растерянным после статьи, задумчиво смотрел в пространство, крутя в пальцах заднюю обложку. — Кофе? — предложил Куроо, пружинисто поднимаясь на ноги. К его удивлению, от предложенной руки Цукишима не отказался, напротив, крепко ухватился за подставленную ладонь. В кафетерии в этот час было малолюдно. Мельком глянув на часы, Куроо отметил про себя, что времени остается совсем ничего, меньше часа. Усадив Цукишиму за столик, он вскоре вернулся с двумя чашками кофе и пудингом. — Я не просил, — вздернув бровь, сказал Цукишима. — Ешь больше, а то смотреть больно, — усмехнулся Куроо. — Кто бы говорил, — сухо ответил тот, поправляя очки. — Помня вашу старую форму, я ожидал чего-то более… впечатляющего, — пожал плечами Цукишима. Его взгляд скользил по плечам и рукам Куроо, задержался в расстегнутом вороте рубашки — пульс тут же подскочил, а щеки окатило жаром. — Лучше ешь, — суровым тоном начал Куроо, — а не то… — Что? — закатил глаза Цукишима. — Будете кормить меня своим странным карри? Сказав это, Цукишима фыркнул, покачал головой, и все-таки вскрыл контейнер с десертом. А Куроо смотрел, как он набирает пудинг в ложку, и не мог сдержать улыбки. — Э-эм, — протянул он, — не припомню, чтобы ты раньше пробовал мое карри, так что говорить такое, не зная наверняка, как-то невежливо. Цукишима глянул на него — снова с тем же голодным любопытством, вспыхнувшим в глазах, — и отправил ложку в рот, беря паузу. Куроо не торопил его, отпивая кофе маленькими глотками. — Знаете, — заговорил наконец Цукишима, не отрываясь от десерта, — иногда мне снятся сны. Такие странные, что впоследствии я с трудом могу отличить их от реальности. Скорее всего, это последствия комы, ничего более, — Цукишима прервал себя на полуслове. — По крайней мере, это единственное логичное объяснение. — Отставив пудинг в сторону, Цукишима провел по краю кружки длинными пальцами. Затем взглянул Куроо в глаза. — Но всякий раз, когда вы приходите меня навестить, логика летит к чертям. — Куроо подался ближе, сложил руки на столе, сцепляя в замок. — А вы ведете себя так, будто все понимаете, и… — Цукишима прищурился, покачал головой, — ждете чего-то? — Может быть, — уклончиво ответил Куроо. — Вы будете смеяться, если я скажу, что лично слышал все, о чем вы написали в своей статье? Будто сам брал эти интервью. — Не буду. — А если скажу, что могу пошагово пересказать рецепт вашего карри? Что знаю, какую музыку вы слушаете, какое у вас лицо, когда вы работаете над статьей, что на груди у вас родинка, — Цукишима вскинул руку и дважды ударил себя пальцем под ключицей, — вот здесь. Куроо сглотнул ком в горле, расстегнул пару верхних пуговиц и отвел ткань в сторону. — Точно там, где я и запомнил, — покачал головой Цукишима. — Откуда я все это знаю? — Если я расскажу, ты вряд ли сейчас поверишь. — Утешает хотя бы то, что я не сумасшедший, — рассмеялся Цукишима, а потом вдруг посерьезнел и тихо позвал: — Тецуро. Так и думал. Произносить это вслух тоже знакомо. — И мне нравится, как ты это делаешь, — улыбнулся Куроо. Цукишима положил руку на стол, замер ненадолго и передвинул ближе к Куроо. — Это ведь были не сны? Куроо взял ладонь Цукишимы обеими руками. Обхватил тонкое запястье с выступающей косточкой и прижал к щеке, мимолетно касаясь губами тыльной стороны. — Не совсем, — выдохнул он, прикрывая глаза. Цукишима потянулся к нему, зарылся пальцами в волосы, погладил по щеке. — Я скоро вернусь, — сказал он. — Сейчас должен поехать с родителями, но скоро вернусь. Хорошо? Куроо нырнул ладонью в карман брюк, нащупал ключи и вытащил, покачивая перед Цукишимой брелоком-яблоком. — Идет, — улыбнулся Куроо. — Встречаемся у меня. Или у тебя? Я запутался. Цукишима дотронулся до брелока, накрыл ладонь Куроо своей. — Не так уж и важно, — усмехнулся он.