На земле - и под нею

Вергилий коротко простонал в поцелуй. Не стон – так, шумный выдох, вырвавшийся из легких. Он постарался его сдержать, лишь бы тот случайно не разрушил этот момент, больше похожий на сон, чем на явь, но не смог. Тепло. Вергилий не помнит, когда в его жизни в последний раз было так тепло. Беспокойный рой мыслей, который сопровождал его на протяжении всей жизни, сократился ровно до одной. "Еще. Пожалуйста, еще." Тонкие руки сомкнулись за его шеей кольцом. Его собственные машинально легли на чужую поясницу. Чей-то тонкий стан прильнул к нему - Вергилий притянул его к себе так, словно мог умереть, если девушка (очарованная им или очаровавшая его) сейчас отстранится и уйдет. Это была очевидная ложь: он столько лет прожил в аду в абсолютном одиночестве, не из-за разлуки же теперь умирать? На душе становится горько. Не ради этого он вернулся в Серединный Мир. Не этого искал в Фортуне. Этого никогда не должно было произойти, он не должен был позволить. Но человеческая плоть слаба, а воля – еще слабее. Он бережно берет лицо этой девушки в ладони и покрывает сухими частыми поцелуями – девушка смеется, а Вергилий задыхается от трепещущего в груди обожания… и клянет себя последними словами за то, что он такой. (Ему кажется, что он вот-вот поперхнется собственным сердцем.) Девушка зарывается пальцами в его белоснежные волосы: аккуратные ухоженные ногти массируют кожу головы. «Пожалуйста, ДА» - мысль бьется в голове набатом. Когда она отстраняется, Вергилий дышит мелко и часто, так, как если бы в жизни своей никогда до этого не дышал. (Возможно, так оно и было.) Слова о любви он проглатывает, не дав им вырваться наружу. Они встают комом в глотке, заставляя его бестолково сожалеть – и стремиться выразить любовь иначе. Хоть как-то. В его глазах пустое обожание читается ясно, как черным по белому, но ему плевать, видит это его любовница или же нет. Вергилий хочет любить. Излить на кого-то это чувство, чтоб не донимало больше. Его любовь остается на чужой шее и груди поцелуями. Он нежно проводит носом по коже прекрасной незнакомки, с которой они уже не первый раз встречались у этого пруда – и с трепетом вдыхает нежный, терпкий запах кожи. (Его сердце умрет, если не перестанет биться так быстро.) Его поцелуи уходят ниже – прекрасная незнакомка слабо сжимает его голову бедрами. Одной рукой продолжает держать его за волосы, второй прикрывает рот, но Вергилий все равно слышит шумные вздохи, перерастающие в певучие, сладкие стоны. "Хорошо? Правда ведь хорошо? Скажи, что тебе хорошо. Что я хороший. Люби меня-люби меня-люби меня" - вот, о чем он думает в этот момент. Это так на него непохоже, что он не узнает в себе себя. Кто бы ни был сейчас вместо него - он жалок и безнадежен, не достоин ничего хорошего. Но прекрасная незнакомка считает иначе, и если она согласна дарить любовь такому жалкому созданию, то Вергилий готов побыть им немного, и в этот, и в следующий раз. Влюбленность отвратительна во всем своем проявлении. Вергилий хочет стелиться ковром, пресмыкаться змеем и ластиться соскучившейся по ласке собакой. Он ненавидит себя за это. Себя, свою человечность и своего отца, который допустил такую оплошность, как появление их с братом на свет. Рядом раздается громкий, сладкий стон – тело в его руках начинает подрагивать от подступающего удовольствия. Люби-люби-люби-люби – пульсирует в голове, когда тонкая, изящная рука аккуратно отстраняет его. Не зная, куда себя деть (себя, свой пыл и щемящее чувство внутри) он льнет к ноге безымянной любовницы, прижимая ее к груди. Целует чуть выше колена. «Знала бы ты, сколько демонических владык полегло, пытаясь поставить меня на колени, если б ты только знала...» Прекрасная незнакомка смотрит – во взгляде ее огонь и ничем не прикрытое удовольствие, ничем не прикрытое восхищение. Вергилий готов умереть на месте, когда она тянет его выше, так, чтобы их глаза оказались на одном уровне, так, чтобы он оказался ровно между ее широко разведенных ног. Близость заставляет его терять рассудок и остатки всего того, что он с таким упорством воспитывал в себе долгие годы. Он срывается. Тогда из-под слоев амбиций, самоконтроля и жажды крови проступает что-то такое человеческое, чувствительное и мерзкое, что вместо очередного стона он глухо рычит. В глазах безымянной любовницы читается легкий испуг – нет, нет, нет, нет, прошу, не надо, я не хотел пугать, пожалуйста, прости. Она прощает. Забывает. Теряется в тех движениях, которые они совершают, оставаясь неподвижными. Он и сам хотел бы так потеряться, но слишком крепко в него въелись те мысли, что он культивировал в себе на протяжении всей жизни. Человеческая плоть слаба. Билет за удовольствием в один конец. Ком стонущих мышц… Что-то внутри Вергилия рвется и бьется, когда незнакомка восторженно шепчет его имя, не разрывная зрительный контакт, а сам он содрогается от болезненной судороги, которая кроет его вместо оргазма.