На земле - и под нею

Первое, что он чувствует – свобода. Долгожданная и безграничная. Словно он лишился всего, чего только мог лишиться и больше ни одна цепь не сдерживает его в своих поступках и мыслях. Вокруг пахнет осиротевшим домом, а на потрескавшемся потолке болтается потухшая люстра. Когда-то, там горел свет, а потом кто-то пришел и потушил его. Прошло наводнение, загорелся пожар – случился конец света и о загнившем на корню счастье сейчас могут напомнить только призрачные отголоски прошлого, таящиеся в отсыревших, пыльных углах. Вся его жизнь делится на до и после. Он бесконечно долго спал и видел сны – в них он был невинной жертвой с садистскими замашками палача – а потом проснулся. Это было его первое мгновение в этом мире. И оно было прекрасным. Прекрасным, автоматически, становилось и все, что его окружало. (Кажется, он уже видел это место.) Второе, что он чувствует – опустошенность. Как если бы в нем не осталось ни имени, ни сути, как если бы он лишился себя самого. Сжег собственноручно возведенный храм, убил свою жизнь, совершил малодушное самоубийство. Его грудь болит и он вспоминает: ее насквозь пронзили если не мечем, то ненавистью. Как назло, по помещению растекается густой запах крови. Словно он лежит не в доме, а на скотобойне – на поле брани, в морге, на месте бесчеловечного преступления. Зловещая тень, вынырнувшая из этого кровавого марева, расправляет руки и крылья в немом торжестве. Она дополняет эту картину как ни что другое. Вот он, дамы и господа: призрак грядущего несчастья. Так не выглядят ни чудовища, ни злодеи. Так выглядят стихийные бедствия и дурные предзнаменования. Машины для убийства и переработки отнятых жизней. (Кажется, он начинает догадываться, что произошло.) Третье, что он чувствует – сожаление. Скорбь по утраченной ветке реальности, в которой все могли жить долго и счастливо. До вины эта эмоция не дотягивает. В том нет его вины: он открыл свои глаза меньше минуты назад и самое большее, что сделал за эту короткую жизнь – пара рваных вдохов. Но ему жаль, ему так удушающе жаль, что он готов на месте рассыпаться прахом. (Третье его мгновение в мире живых похоже, разом, на день страшного суда и освобождение от тяжелого проклятия.) Чудовище, так же лишившееся всех пут и тормозов, глубоко вдыхает свежий, ночной воздух, блаженно рокочет – трепещут его крылья – и уносится прочь, в неизвестность, сокрушать дьяволов, низвергать богов или терроризировать людей. Он тянет руку вслед за монстром, словно это может как-то помочь, но у него нету сил даже встать, не то, чтобы сорваться в погоню. (Кажется, весь мир в полном дерьме.) Ямато – самый острый в мире клинок. Разделить пространство? Раз плюнуть! Разделить саму суть человека? Вы еще спрашиваете! Ред-Грейв обращается руинами. Клипот, дерево из плоти и крови, заставляет тысячи людей склонять головы в молитвах, настолько угрожающе его величие. О, второе альтер-эго Вергилия было амбициозно. Меньшего от него и не приходилось ждать. Оно желало себе трон. И даже больше. Что до Ви… Ви оказался рад даже такой мелочи, как пара часов покоя в тесном, провонявшем сигаретным дымом фургоне. - Ха! Значит, ты у нас теперь деятель искусства? Грифон опять лезет препираться и Нико злобно рявкает на него: - Вот именно! Есть вопросы, цыпленочек? «Цыпленочек» обиженно ерошит перья и злобно зыркает на свою обидчицу с высоты импровизированного насеста. Он не отвечает ничего, но Ви догадывается: как только Нико отвернется, он стащит у нее какой-нибудь очень важный гаечный ключ. Не то, чтобы Ви поощрял такое поведение. Не то, чтобы он имел право что-либо поощрять или осуждать. Ви жив. И это странно. Противоестественно, неправильно, этого никогда не должно было случиться. Он не должен дышать и мыслить. Не должен задумываться над тем, что плохо, а что хорошо. Он должен добраться до Уризена и вернуть себе себя. Ви изо всех сил старается оградиться от жизни (каждым своим переживанием и личным опытом он бесконечно сильно вредит Вергилию) но жизнь, волей-неволей, заполняет его. С каждым днем все сильнее. И виной тому окружающие его люди. Нико прекращает разборки с Грифоном и поворачивается к Ви. Ви сидит на переднем сидении, как бедная родственница, посвящая все свое свободное время чтению сборника стихов Блейка – это самое безобидное, чем он может себя занять, Вергилий и так знал их все наизусть. Но Нико устанавливает с ним зрительный контакт и Ви знает, к чему все идет. Он хочет запротестовать, мол, нет, не надо, не говори со мной, не вынуждай меня формировать собственное мнение, не заставляй меня чувствовать себя живым человеком, но и рта открыть не успевает. - Мою бабушку прозвали "художницей 45-го калибра"… Она была легендой оружейного дела. Хочу однажды стать такой же. Художницей, чьи творения несут смерть. Нико говорит – слушать ее нельзя ни в коем случае, но Ви слушает и всеми силами пытается побороть в себе зачатки восхищения. Нико говорит ужасные вещи, но ее страсть заразна. Ви всем сердцем боится ее подхватить. Когда Нико, не найдя в нем должно отклика, возвращается к трепу с Грифоном, он облегченно выдыхает. - Все, что я мастерю, это искусство, будь то пушки… или кастрюли, чтобы варить мелких пташек. Есть еще вопросы, а? Цыпа моя. Нико выдерживает драматическую паузу и небрежно плюхается на диван. Достает сигарету для большей крутизны. Ви уже думает, что, все, пронесло, сейчас займется своими делами, но, внезапно, она вспоминает и о его существовании. - А что до тебя, поэтишка? - Меня? - Ага. Тебя. Что ты думаешь о моем арсенале? Вот, к примеру. "Убойная Шутка". Красавица, а? Что скажешь насчет нее? Нико протягивает ему один из протезов Неро. Ви смотрит на него, как баран на новые ворота. Он абсолютно не понимает, что оно такое на самом деле и как должно применяться. Ему не хочется – он не должен – отвечать, но и промолчать не выход. Спустя минуту раздумий он изрекает самый адекватный вердикт из тех, до которых смог додуматься: - Это рука. Нико хохочет. - Капитан Очевидность вошел в чат. Даже слепой поймет, что не нога. Ну же, пораскинь мозгами. - Она… черная. И красная. Опасное сочетание цветов. - Умничка. Теперь мы знаем, что ты не дальтоник. - В ней… много деталей. Пальцы выглядят вполне пригодными для повседневных дел и… Кажется, у нее что-то есть внутри. - Браво. Браво, Шерлок. Может, что-то еще? Как же это глупо. - Ее зовут "Убойной Шуткой". Нико кивает. - Она убивает. Нико кивает еще раз. - Но делает это как-то необычно. Как-то… подшучивает над врагом. Делает что-то экстраординарное, к чему он оказывается не готов. Нико, кажется, только и ждала этого ответа. Она резко подскакивает с диванчика, и глаза у нее горят. Для того, чтобы начать хвастаться своим гением, ей не нужно многого. Она бесцеремонно хватает его за руку и тащит в сторону остальных своих "детищ", подробно расписывая все достоинства и боевой потенциал каждого из них. Ви боится вслушиваться и старается пропускать все мимо ушей (он не имеет права чему-либо обучаться, не имеет права узнавать для себя что-то новое) но Нико находит тысячу и один способ завладеть его вниманием. В ее словах речь об оружии перемешивается с трепом обо всем на свете. Ви узнает об этой девушке столько, сколько в жизни узнать не ожидал. Слова вылетают из ее уст, как патроны из пулемета. Она закупает мелкие детали для каркасов оптом; она предпочитает железу пластик; она хочет купить фургон побольше, но боится, что не сможет с ним справиться на крутых виражах. Она говорит-говорит-говорит и Ви, неожиданно, становится так жаден до этих слов, что начинает напоминать сам себе моряка, загипнотизированного сиреной. У Нико было счастливое детство даже с деревянными игрушками. У Нико денег хватило бы и на пижонский остров, настолько круты ее изделия, но запчасти к "бичам" (да и ко всему остальному тоже) стоят неприлично дорого. У Нико сейчас пир во время чумы из-за того, сколько демонов выползло на поверхность вместе со своими бесценными частями тел. Она говорит-говорит-говорит и Ви твердо решает, что позже обязательно принесет ей какой-нибудь демонический рог в качестве презента. Когда возвращается Неро, он даже немного расстраивается. Нико, ранее вдохновенно тараторившая об оружии, переключает все свое внимание на этого парня. - Эй, Неро! Прикинь: со мной тут какие-то чудики из вооруженных сил пытались связаться. Тот солдатик, которого мы встретили, кажется, все-таки добрался до своих. - И чего они хотели? - Того же, что и ты постоянно хочешь. Объяснений. Мол, кто такие вы, откуда взялось оно, предъявите документы, явитесь на ковер. Зануды, в общем. Почувствовав себя лишним, Ви жестом подзывает Грифона и направляется к выходу. Он изо всех сил старается оградить себя от жизни (каждое событие, которое он переживает лично в будущем грозит вылиться в полноценное сумасшествие и диссоциацию личности) но жизнь, волей-неволей, заполняет его. Шансы Вергилия выжить в полном составе и обрести целостность тают с каждым днем, который Ви проводит в одиночном плавании. Их становится все меньше и меньше, когда у него появляются свои собственные вещи, свои собственные знакомства и свои собственные воспоминания. Пока что, Ви еще помнит, что, на самом деле, его не существует. Но время идет – и он боится однажды это забыть.