Кофе с яблоками

      Алина любит книги, любит отгонять сон интересным сюжетом. Любит ночь больше утра, луну больше солнца. Любит просыпаться в обед и не спать до рассвета, любит холодный душ и горячую ванну. Ещё любит топинамбур и ягоды, каракалов и лохматых собак, любит синеглазых людей с пшеничными волосами, но и тёмные глаза и волосы тоже любит; любит геральдику и легенды. Любит лёгкие супы-пюре и хорошо прожаренные стейки. Любит носить при себе всё, что имеет, и иметь при себе всё необходимое. Любит смешить и озадачивать, любит чувствовать себя умнее кого-либо. Любит одиночество, любит сидеть в тишине и «чувствовать» тишину, любит нарушать правила и опаздывать, любит узнавать что-то новое и интересное, любит краткие факты и длинные гипотезы. Любит иметь нечто уникальное и неповторимое, любит выглядеть строго и изящно, но и свободную одежду тоже любит. Любит постоянно менять обои на телефоне и ноутбуке, любит покупать новые книги и хороший чай. Любит рисовать карандашом в блокноте и акварелью на ватмане, любит покупать красивые тетради и этюдники, даже если не будет ими пользоваться. Любит иметь всё про запас. Любит коллекционировать значки, хотя никогда не надевает их. Любит заполнять впритык полки мангой и книгами. Любит заношенную одежду и обновки, любит длинные рукава и штанины. Любит перчатки и шнуровку. Любит обувь без каблуков и толстую подошву. Любит, когда на одежде много карманов, любит портфели больше сумок. Любит пасмурную погоду и дождь, но не стоять под дождём, а слушать его звуки где-нибудь в укромном месте. Любит звучание скрипки и флейты. Любит альтернативу и рок. Любит сушить лук и чеснок, а потом добавлять их во всё подряд. Любит готовить вкусно и видеть, как её стряпня кому-то нравится. Любит экспериментировать в готовке и со своими волосами. Любит маски, зонтики, старинную мебель и древние особняки, любит длинные широкие лестницы, клетчатые рубашки и пледы, любит мягкое постельное бельё, любит глубокие благородные цвета, любит викторианскую эпоху и романы этого времени, любит дворянство и слуг дворян. Любит кустовые розы и ирисы, любит аккуратные статуэтки, которые можно поставить на полку письменного стола; любит печатные машинки и новомодную подсветку клавиатуры, чтобы можно было печатать в темноте; любит PlayStation больше Xbox, любит портативные консоли больше обычных, любит получать новые комментарии и личные письма, но всегда волнуется перед тем, как прочесть их. Любит всё слушать в наушниках, даже если рядом никого нет. Любит курить свои сигареты больше, чем чужие, а потом чувствовать, как от волос и одежды пахнет дымом. Любит найти что-то, что потеряла так давно, что уже и забыла, зачем это было нужно. Любит ехать — неважно куда — просто любит это чувство. Любит красивые упаковки и оригинальные вещички. Любит, когда всё обвешано и обклеено разным бисером и рюшами, любит старую бумагу и писать пером и чернилами. Любит письменные договорённости больше словесных. Любит различать сорта чая по запаху, а ягоды — по вкусу. Она слишком много всего любит, перечислять можно бесконечно.       А не любит она взрослых.       Всех.       По причине столь жуткой, что не хочется говорить о ней.       Актовый зал медленно заполняется шумными диалогами старшеклассников и вскриками малышни, учителя толпятся возле стен, что-то тихо обсуждая. Всё здесь подвластно дурацкой системе: классы рассаживают по рядам, а места распределяют по букве класса, так чтобы каждый сидел рядом со своим одноклассником, и вместе они образовывали кучку где-то в глубине или середине ряда. Алина же идёт против системы и, прихватив с собой пару тихоней-одноклассниц, усаживается на одном из первых рядов.       — Хей, Алин, я слышала, что аниме хотят запретить, — выкрикивает Маша с соседнего ряда, её голос быстро тонет в шуме.       — Да? И что за аргументы?       — Ну, мол, насилия много, эротики…       — По такой логике можно и сериалы с фильмами запрещать, — в кармане тихо начинает трезвонить телефон, и она спешит его вытащить, — хотя это не первый раз уже говорят.       Приходит сообщение от её помощника: новый список предложенных игр. Алина потирает лоб, просматривая количество названий, и поспешно сворачивает приложение, оставив рассмотрение списка на потом. В зале громко пищит дешёвая аппаратура — знак того, что кто-то включил микрофон, — и все вжимаются в свои кресла, стараясь спрятаться от отвратительного звука.       — Итак, мы начинаем наш праздник! — Слишком наигранно начинает со сцены директриса. — Сегодня нашей школе исполняется тридцать пять лет.       Если бы у Алины был выбор, она бы ни за что на свете не появилась на этом мероприятии, как и на любом школьном празднике, но сегодня для того, чтобы все здесь собрались, отменили последние три урока, и деться им никуда бы не дали. Хотя, это лучше уроков. Наверное.       После директрисы на сцену выходит парочка старшеклассников, всеми силами выжимающих из себя улыбку — они держат в руках сценарий и долго зачитывают его текст, объявляют список первого школьного состава преподавателей и учеников, настоящий состав учителей, список обновлений школы и её расширений, а затем идёт программа праздника во всём своём великолепии: конкурсы, стихи, песни, танцы — но больше всего Алину смущает первое.       Она даже не пытается вслушиваться в песни или россказни-легенды выступающих, вместо этого она всё же открывает этот бесконечный список названий, берёт у своего одноклассника телефон, на котором, в отличие от её, всегда есть безлимитный интернет, и начинает просматривать игры, что не знает — гуглит; и в общем счёте наконец выбирает десять стоящих игрушек и отметает с полсотни не самых лучших; она бы продолжала и дальше, — девушке всё равно нужно проверить все, так почему же не на этом «мероприятии»? — но из раздумий её выводит весёлый голос ведущей, которая выбирает людей на конкурс достаточно странным способом.       — Хей, хей, блондиночка с гофре! — Говорит она со сцены. — Да-да, ты! Сюда, на сцену.       Парень рядом с ней так же поражённо наблюдает, как она радостно вскрикивает, подзывая людей по их причёскам. Алина состраивает саркастичную гримасу, подняв на старшеклассницу голову, а затем снова утыкается в телефон.       — Эй, малютка с колорированием! Да. На сцену!       Девушка проходит по сцене, громко стуча каблуками, этот звук в несколько раз усиливается, попадая в диапазон микрофонов, вновь и вновь создавая эхо — это начинает раздражать, хочется, чтобы она, наконец, постояла на месте.       — Рыжая с «ножкой»!       «Твою мать. Не оборачивайся, Алина».       — Хей!       Униматься она точно не собирается, и Алина с печальным вздохом встаёт со своего места, положив телефоны на сиденье.       Она ненавидит сцену всей своей прогнившей душонкой, ненавидит, когда все таращатся на неё, не любит чувствовать себя в центре внимания, хотя и занимается летсплеем, но там зрители и комментаторы находятся где-то далеко, по ту сторону экрана, где не чувствуешь и не видишь их, а сцена, сцена — это совсем другое; она никогда не могла понять популярных певцов или комиков, как им только удаётся разглагольствовать, когда публика прожигает взглядом, будто под микроскопом: смотрят и изучают со всех сторон — это ужасно. Алина не может назвать свои ощущения «боязнью сцены», ведь она не боится — нет, она просто не хочет этого.       Поднявшись на сцену, Алина встаёт рядом со своими одноклассниками и старается не смотреть на зрителей и думать, что на неё никто не смотрит и это всё нечто вроде очередной репетиции, а оригинальное выступление девушка попросту прогуляет. Напротив стоят пять подростков из параллельного класса, они о чём-то громко шепчутся и хихикают, видимо, от того, о чём шепчутся; посмотрев на них с полсекунды, Алина отводит взгляд — у неё нет ни малейшего желания лицезреть ухмылки этих придурков.       — Итак, — начинает ведущая, повернувшись от зрителей к ним, стоящим на сцене, — суть этого конкурса вот в чём: на столе лежат вырезки двух стихотворений, вы должны из этих вырезок восстановить стих полностью. Один момент: здесь нет стихотворений, которые вы изучали по школьной программе. Ставка идёт на вашу эрудированность, начнём!       Раздаётся писк и начинает играть быстрая мелодия, Алина подходит к столу и пытается разобраться в куче конфетти с надписями.       «И можно себе представить его с мечом», — читает первую вырезку; одноклассники за её спиной негодуют, что-то тихо вереща, а ей начинает вспоминаться мотив интонации.       «Смущённо — я умираю — он говорит, как будто бы извиняется, — виноват», — мысленно заканчивает она, вспомнив продолжение стиха Левитанского, и быстро начинает потрошить кучку конфетти, в поисках заветных строк.       Слышит поражённые вздохи парней и чувствует их изучающие взгляды — конечно, кто бы мог подумать, что такая, как она, зубрит стихи наизусть. А очень зря, стихи — это то малое, что она боготворит в российском письме: классика Достоевского и Толстого слишком унылая и скучная — читать такое очень тяжело, а о русских современниках и говорить нечего — всё и без того очень и очень плохо. Но стихи — это же великолепно! Вообще Алина не считает себя сторонником поэзии, но всё же признаёт, что это нечто невероятное, и, конечно, найдя нечто стоящее, она не может не зазубрить это.       «И вот он уходит, некого, мол, корить,       Как будто ушёл из комнаты покурить,       На улицу вышел, воздухом подышать,       И просит не затрудняться, не провожать»       С победной улыбкой она заканчивает расставлять строки и на мгновение переводит взгляд на другой конец стола — трио пытается вывести стих по рифме, но ничего дельного у них не выходит, остальные двое стараются незаметно прогуглить одну из строк, но, видимо, и с этим ничего не получается. Алина старается разглядеть оставшиеся вырезки в куче — это одно из лирических стихотворений Богомолова, которое она не слишком хорошо помнит, но если бы Алина сначала заметила именно его, то смогла бы правильно «построить».       Парни успевают подозвать ведущую, и сейчас та рассматривает её труды, сверяя их с листочком в сценарии. Затем поражённо хмыкает и объявляет класс победителем конкурса.       Совершенно не думая, Алина смотрит в зал, в котором нет ни одного свободного места — везде сидят школьники, а вокруг рядов, словно надзиратели, ходят классные руководители, раздавая замечания и упрёки — гнусное зрелище, ведь представление на самом деле бездарное. Переводит взгляд на первые ряды: на них ровным строем сидят учителя — непримечательные и серые, и только один из них выделяется настолько сильно, что не заметить его очень сложно — это Мотидзуки. То ли своей внешностью, то ли аурой, но он притягивает взгляд; сейчас он смотрит на девушку, улыбаясь, и Алина уже хочет состроить недовольно-удивлённую гримасу, но широкие деревянные двери зала громко хлопают, притягивая её внимание к себе.       С битком набитым невесть чем портфелем заходит её старый приятель, долго ищет кого-то (видимо, Алину) взглядом по рядам в зале и лишь в последнюю очередь глядит на сцену. Каково же его удивление, когда парень находит девушку стоящей на сцене, с дешевой грамотой в руках, — он почти смеётся, увидев это зрелище, но старается сдержаться. Затем быстро встает у стены, рядом со спуском, явно поджидая, хотя ему следует убегать как можно дальше, ведь его уже заприметила классная и точно начнёт свои расспросы по поводу его отсутствия в первую учебную неделю; но, кажется, Диме слишком сильно хочется поприветствовать Алину.       Она спускается со сцены, терпит его издевательское «да ты у нас знаменитость» и садится на свое место. За парнем следует классная и, встав рядом, отчитывает его на чём свет стоит. Они отходят в сторону, дожидаясь конца представления, а женщина угрожает, что непременно вызовет в школу родителей парня.       Когда все расходятся, класс Алины продолжает сидеть на местах, ожидая классного часа. Аппаратуру выносят со сцены, а классная куда-то подевалась.       — За две недели это уже третье классное собрание… — Воет одноклассник, опершись о спинку стула.       Женщина опаздывает — в последнее время это происходит всё чаще, раньше же она была до жути педантичным человеком.       — По закону, если в течении пятнадцати минут преподаватель не появился, то можно уходить по домам, — умничает Света.       — Можешь уходить, — читает мысли Алины Дима, — а потом расскажешь об этом примечании классной.       — Что читаешь? — Интересуется Карлик.       Алина поднимает книгу, что читала всё это время, так, чтобы ему было видно обложку с названием и именем автора.       — «Дом, в котором…»? В котором что?       Она печально выдыхает.       — Ладно, ладно, — он усмехается, — интересно?       — Интересно. — Сухо отзывается девушка.       — Откуда она у тебя? Я почти уверен, что ты не могла притащить такую толстенную книгу с тобой, — Низкорослик глядит на переплёт в тысячу страниц.       Алина кивает на парня, сидящего рядом с ней. Не оборачиваясь, она чувствует, как этот засранец сияет от того, что угодил такой вредине, как она. Именно Дима принёс девушке этот презент, зная её слабость к книгам, особенно к объёмным, особенно с повествованием от разных лиц, особенно… В общем, он слишком хорошо знает её. Всегда, когда его нет достаточно долго, он приносит Алине что-то дельное. И вопрос «каким хламом набит твой портфель в этот раз?» сразу отпадает.       — А зачем такую толстую? — Он уже говорит с Димой.       — Как она говорит: «В тонких книгах нет смысла, ты только запоминаешь все имена, привыкаешь к их миру и их истории, а книга уже заканчивается».       — Это говорю не я, а Линкольн Чайлд.       — Кто? — Спохватывается Карлик.       — Ну, — девушка состраивает кислую гримасу, — писатель такой есть.       — Ммм… — Мычит он в ответ.       — Поэтому моя подруженька, — задушевно протягивает Дима, — не признаёт книги тоньше трёхсот страниц.       — Почему? — Вмешивается она. — Я читала «Над пропастью во ржи» Сэлинджера, там двести шестьдесят страниц.       — Но она была ужасна?       — Да…       — Что и требовалось доказать. — Он смеётся и разводит руки в стороны, но так, чтобы не задеть Алину.       Егор продолжает разглядывать книгу, а Алине она всё больше и больше начинает нравиться. В особенности необычный формат её страниц — шире, чем обычные, — поэтому листы не переворачиваются обратно при перелистывании — её Богиня Практичности радостно танцует. «Богиня»? «Танцует»? Грёбаные бестселлеры.       Карлик снова хмурится, собираясь задать очередной вопрос, но его прерывает грохот дверей — наконец пришла классная.       — А ну-ка! Все живо за стол! — С порога кричит она.       — А? — Очухивается друг Алины. — А что ты?.. Откуда у тебя это яблоко? Я уверен, его не было пару минут назад.       Дима замечает его, только когда Алина громко откусывает кусочек.       — А… Дала… — она оглядывается на тех, кто успел сесть за стол, — кто дал мне это яблоко? — Подняв руку с фруктом, спрашивает она.       — Я! — Поднимает в ответ руку Марина — девушка, так скажем, «в теле», она любит подкармливать Алину, поэтому та редко ходит в школьную столовую.       — Спасибо.       Алина уже сидит за столом. Дима слева, Карлик справа. Остальные начинают медленно занимать свободные места, недовольно бурча себе под нос. Через минуту стол заполняется, и учительница садится во главе его, Алина же сидит напротив — угораздило же… Поэтому неудивительно, что женщина моментально замечает то, что она не вникает в её рассуждения.       — Алина! Убрала телефон! — Она грозно смотрит на девушку.       — А. Это не телефон, — она премило улыбается, — нитка вылезла, никак не могу с ней справиться. Ни у кого не будет ножниц? — Обращается девушка к сидящим за столом.       Женщина утихает и продолжает перечислять претензии к ним, к её классу, за который она несёт ответственность и который не должен её подводить! Из рук в руки Алине передают ножницы. Не желая слушать её негодования, она снова опускает голову, стараясь сосредоточиться на книге, но её жуткая привычка подслушивать окружающие разговоры не даёт девушке спокойно читать, она постоянно отвлекается на них, и приходится перечитывать одно и то же предложение по десять раз.       Алина подслушивает не из прихоти и не потому, что любит совать свой нос в чужие дела. Просто боится упустить информацию, которая может оказаться полезной или хотя бы позволит ей находиться в курсе последних событий. Алина всегда охотилась за информацией, она — её оружие, в младших классах девушка даже часто опаздывала на занятия во вторую смену, потому что не могла оторваться от одной познавательной передачи. Жаль, сейчас её прикрыли.       — Хей, я хотел спросить, — через неё шепчет Дима.       Карлик молчит. Кажется, он просто не понимает, что обращаются к нему, а не к Алине.       — Эй! — Он молчит. — Из-за тебя, — ещё тише говорит Дима уже Алине, — я так привык к «Карлику», что не помню его настоящее имя.       Девушка усмехается, не поднимая головы.       — …Алина, — девушка быстро переводит взгляд на классную, услышав своё имя, — молодец, хоть кто-то может отстоять честь нашего класса.       Застенчиво рассмеявшись — наигранно, конечно, — Алина немного ждёт, не скажет ли чего ещё учительница.       — А откуда ты знала его? — Женщина обращается к ней.       — Это мой любимый стих. Поэтому я его и выучила.       — Ооо… Молодец.       — Вот лисица. Как тебе это только удаётся? — Проговаривает её приятель.       Девушка смотрит ему в глаза и улыбается, и он снова поворачивается к однокласснику:       — Эй, слушай!       — А, ты мне? — Спохватывается Егор.       — Да, — парень спокойно выдыхает, — я хотел спросить, чего это наша классная такая злющая?       Алина даже знает, почему он спрашивает это именно у Карлика. Этот малец просто дня прожить не может без того, чтобы не засунуть свой любопытный нос куда не следует. Приставучий тип, но он всегда в курсе событий, актуальных событий, а за всеми подробностями и нюансами нужно обращаться к одной психопатке, у которой не так давно Алина выведала о новом учителе.       — Говорят, она с мужем поссорилась. — Он пожимает плечами.       — И давно?       — С середины лета.       Алина скептически глядит на него.       — Твоя версия?       — Я не знаю, что там у неё произошло. Но это точно не из-за ссор. — Она продолжает пустым взглядом смотреть на учительницу, распинающуюся перед ними.       — Чего это? — Егор хмурится.       — Злым человека делают не люди, а одиночество. — Она злобно смотрит на него.       — Ну, тебе лучше знать. — Он прикрывает глаза и откидывается на спинку стула.       — Что ты сказал? — Будто бы не расслышав, спрашивает Алина.       — Нет, нет, — парень мотает головой. — Ничего.       Он всё же занервничал, как и ожидалось, хотя Алина в принципе ничего не может ему сделать. И её приятель ничего бы не сделал — это даже обидно. Он считает, что раз они просто друзья, то и их общение должно проходить именно на таком уровне, — нет, конечно, если на девушку пойдёт какая-нибудь сомнительная личность, то он за неё заступится, но против одноклассников, которые часто пользуются тем, что она физически не очень сильна, но в общем-то ничего мерзкого не делают, он ничего предпринимать не станет, обычно даже и не скажет.       «Раз мы просто друзья», хах. Дима не один раз предлагал начать встречаться — шутки ли ради или всерьёз, Алина никогда не может определить. Он говорит, она молчит, он начинает отшучиваться, и они быстро забывают об этом. Алина боится что-либо ответить, она не знает, что у Димы на уме, никогда не знает, как и не знает о других, как и не разбирается в людях — может, у девушки и есть интуиция (которой она никогда не пользуется, а зря — каждый раз она так думает, но продолжает не прислушиваться к «шестому чувству»), но видеть людей «насквозь» она не может и всегда ошибается, делая преждевременные выводы.       Через сиденье от низкорослика кто-то присвистывает. Это оказывается Денис.       — Да ты прям философ. — Он смотрит на Алину.       — Ну так… — Усмешка.       «А этот Карлик всё же прав…» — с унынием замечает она.