Кофе с яблоками

      Вечер. Тяжёлый вечер. Вечер чётных дней недели, когда помимо школы обыкновенной Алина посещает школу художественную и возвращается домой к семи вечера, абсолютно обессиленная и беспомощная после трёхчасового занятия.       Зайдя домой, она проходит пару метров от прихожей и кидает удобный портфельчик для художественных принадлежностей в случайный угол своей комнаты. Пёс, мирно спавший на постели на груде брошенных вещей, вскакивает, вздрагивает ушками и с любопытством смотрит на хозяйку.       — Здравствуй, моё солнце. — Она рада видеть его, как никого другого, вот она — радость в этой жизни. Настроение поднимается, но ненадолго — до того момента, пока она не пересекается с мамой.       — Раздевайся, а потом будешь вещи заносить! — Кричит та, проходя дальше, на кухню.       — Да, да… — Уныло отвечает девушка, делая музыку в наушниках на две отметки громче.       — Чем думаешь заниматься после того, как окончишь художку?       «Художка» — отвратительное сокращение такого прекрасного места с прекрасными людьми (учителями включительно), как художественная школа. Да, последний год обучения — это здорово, но написание дипломной работы — это слишком тяжелое бремя.       — Эм… — вспоминает Алина свои детские мечты, о которых до сих пор грезит время от времени, — скрипка?..       — Нет.       — Почему? Скрипка — это здорово, изящно и очень красиво! А звучание — оно же превосходно! — Алина начинает вдохновенно ахать и охать. — Конечно, виолончель — тоже здорово, но она слишком громоздкая — я её не утащу. Ещё очень здорово — флейта, но у меня слабо натренировано дыхание, так что тоже не…       — Нет! Ты хоть знаешь, сколько на это денег уйдёт?!       Опять начинается…       — Не больше, чем на художку.       — С твоей ленью это даже не обсуждается.       — В смысле «с моей ленью»?! — Срывается она. — В чём-чём, но в творчестве я никогда себя не жалела! Ты сама говоришь, что на всех собраниях в художественной школе меня отмечают, как самую старательную и трудолюбивую ученицу! Я каждый раз выполняю все порученные задания! После летних каникул приношу сотню набросков и этюдов, и это не включая летние работы за практический пленэр! Мои работы часто отправляют на конкурсы, и они так же часто в них побеждают, а последнюю мою работу, выставленную в музее на случай юбилея школы, некто решил купить!       Последнее она прочла на сайте художественной школы, когда решила посмотреть, не написали ли там случайно дату сборов после летних каникул — девушке слишком далеко идти до школы только для того, чтобы увидеть или не увидеть листок со списком дат собраний для разных классов (от первого до пятого).       Да, может, Алина не самая старательная ученица: она не учит уроки из принципа и может с пофигизмом относиться к своим оценкам, но в рисовании она выкладывается настолько, насколько может, и сам процесс рисования всегда поднимает ей настроение. Но всё же в школе девушка остаётся хорошисткой (или почти хорошисткой), с какой бы фиолетовостью она к ней не относилась, а в художественной школе Алина с максимальным рвением продолжает совершенствовать свою технику. Одно другому не мешает, и хоть её тело не справляется с этой нагрузкой, она сама с удовольствием продолжает творить.       — Нет, — продолжает мама, — я не собираюсь выслушивать это пиликание.       — А я, находясь в центре этой квартиры, вынуждена слушать ежедневно твою российскую попсу с одной стороны и орущий телевизор мелкого с другой!       — А я слушаю твоё.       — Ничего ты моего не слушаешь.       Алина всё слушает в наушниках. Без исключений. Даже когда никого нет дома.       — Так, это моя квартира! Что хочу в ней — то и слушаю! А ты будешь делать то, что тебе хочется, когда купишь свою квартиру и будешь жить в ней.       — Тогда заканчиваю этот год и поступаю в училище. — Проходя в свою комнату, замечает она.       — В какое ещё училище?       — Художественное, конечно. Реставрационное.       — Нет, ты закончишь одиннадцать классов. — Она скрещивает руки под грудью, грозно продолжая смотреть на девушку — от этого её пробирает смех.       — Скрипка?       — Нет!       — Училище.       — Нет, ты должна будешь записаться к репетиторам по предметам, с которыми у тебя проблемы.       — У меня нет проблем с точными науками. Физмат мне очень даже по зубам.       — А химия?       — Химия — это не точная наука, точно не с нашей учительницей.       — Ничего не знаю. Ты должна себе выбрать занятие. Я не позволю тебе торчать дома вторую половину дня. — Она недовольно прикрывает глаза.       — Японский.       — Что?       — Изучение японского. Можно уже искать репетитора! — Алина усмехается.       — Зачем тебя учить японский, ты бы лучше…       — Если я буду хорошо знать японский, то я смогу читать новые главы ранобэ в день выхода и проходить визуальные новеллы в оригинале!       — Лучше бы английским занялась.       — С английским проблем не имею. Училище!       — Ты не умеешь находить компромиссы. У тебя отвратительный характер. — Подытоживает она.       — Есть в кого. — Непочтительно отмечает девушка.       — Поэтому у тебя и нет подруг, ты ведь…       Дальше не слушает. Проходит в комнату и закрывает дверь у женщины перед носом. Свет всё ещё выключен. Слова задели за живое, грубо резанули по сердцу, вызвав тупую боль. Алина знает, что у неё нет подруг, нет тех, с кем бы она проводила свободное время или вечерами болтала по телефону; конечно, при острой необходимости девушка может позвонить почти любой своей однокласснице, и те редко откажут ей в прогулке и посиделках в кафе, но чтобы «близких» — таких подруг у неё нет, да и вообще нет как таковых «близких» людей. А виртуальных друзей мама и за людей не считает.       Слышит её возмущенный голос за своей спиной. Она продолжает говорить, а Алина не слушает.       Блеск со стороны её кровати привлекает внимание — пёс сидит на ней и взволнованно смотрит на хозяйку своими глазками-бусинками.       — Иди ко мне, мой хороший, — подзывает она.       Пёс тут же спрыгивает вниз и семенит к ней, царапая коготками пол. Подойдя, он некоторое время смотрит на девушку, пытаясь успокоить, скуля и подбадривая, а потом сворачивается калачиком на её ногах.       Да и что бы она делала, не будь у неё собаки — ума не приложит, но ей точно было бы в тысячу раз тоскливее в одиночестве.       Когда мама затихает и успокаивается, как и обычно, делая вид, что не орала на дочь минутой ранее, Алина выходит из комнаты и идёт на прогулку с собакой. Они привычно обходят микрорайон, задерживаясь на заднем дворе дома с кучей зелени: деревьев и кустарников.       После Алина идёт в душ, игнорирует ужин и ложится в постель с мокрыми волосами. Она пытается уснуть, но постоянно ворочается.       Совершенно не выспавшаяся, Алина приходит на утомительные занятия. Почему у старшеклассников нет второй смены? Она с удовольствием ходила бы именно в неё. Её режим «совы» не даёт нормально выспаться, когда вставать нужно к восьми утра. И многие скажут: «Это никакой не режим! Просто ты сама себя так натренировала!». Ох, если бы всё было так просто… Самое раннее время для сна — это первый час ночи, и даже если девушка не будет шарить в интернете или читать, а, как полагается, ляжет в постельку часам так к десяти, она проворочается в этой самой постели до двух ночи — Алине будет неудобно лежать, жарко или холодно, душно или сухо — найдётся с десяток причин, почему она не сможет заснуть, но когда придёт час, час Совы, она премиленько окунётся в сновидения, и ничто ей в этом не помешает. Прошедшая ночь лишь подтверждает это.       «Главное — не заснуть, не заснуть…» — твердит она себе, но глаза неумолимо закрываются, и Алина выпрямляется, только когда рука, подпирающая голову, не выдерживает и падает на парту.       Что самое печальное в этой ситуации, так это то, что первым уроком у неё история. И это не тот тип истории, когда они пишут о причинах и итогах войн и сражений, и не та история, в которой старшеклассники описывают политический строй разных стран, нет, это тот самый тип истории, когда им рассказывают о каких-либо событиях — просто рассказывают, ни больше, ни меньше — по мнению Алины, так это безнадёжное занятие, ведь никто из них не запомнит это, не записав, но учителя слишком толстокожи, чтобы осознать это.       Половина класса засыпает, но делает вид, что это не так, другие же и не стараются утаить этот факт и уже удобно разложились на неразобранных портфелях или собственных руках, за что постоянно получают нагоняй от учительницы. Ну, а что им делать? Монотонное чтение безнадёжно усыпляет; возможно, шанс заснуть был бы меньше, если бы подросткам хотя бы показывали фильм. Именно в такие моменты Алина скучает по русскому и химии — там хотя бы не дадут заснуть, хотя её класс всегда найдёт лазейку.       — Так! — Срывается учительница, заметив, что большая часть класса премило дремлет. — Никита! Читай вслух параграф!       Никита у них единственный и неповторимый, так что парня тут же начинают толкать в бок, и он быстро просыпается, затем ему пихают чей-то учебник на правильно открытой странице и показывают, где читать. Парень молча повинуется.       — Конечно, надежды было немного, и все учёные и даже простые люди, — начинает он настолько монотонно, что сам снова начинает засыпать, — знали это и выдвигали доказат… докаща… докза… — он начинает бодриться от слишком сложного для него слова, — докл… Сука! — Вопит Никита, и класс разражается смехом, учительница недовольно воспрянула. — Доказательства…       — Последи за языком! — Прерывает его историчка.       Класс всё ещё тихо хихикает, и даже те, кто не понял изначальную причину смеха — те, кто спал, к примеру — тоже смеются и начинают расспрашивать более бодрых товарищей о причине веселья.       Звенит звонок, как всегда, либо оглушающий, либо настолько тихий, что его слышат лишь самые чуткие — середины не дано. На этот раз звон заглушает учительницу, и все мигом вскакивают со своих мест, проснувшись или подготовившись, и так же быстро начинают выходить из класса под громкие выкрики исторички о записи домашнего задания и о том, что она обязательно, как всегда, проверит его.       Следующий — русский. На третьем этаже. А они на первом. А ещё здесь толпа пятиклашек. В общем, запускается новая часть «Миссия невыполнима».       Старшеклассники на низком старте в ожидании, когда среди волны малышни, едва попавшей в среднюю школу, появится хоть малейшая брешь, но, кажется, здесь собрались все пять переполненных классов, и расступаться они явно не собираются. Алина стоит впереди, позади неё Никита, ещё дальше — Дима, а следом и остальной класс. Они выжидают полминуты, минуту, две, три… Словно охотники, следящие за добычей — тихо и не шевелясь.       — Ёбаные дети! — Не выдерживает Никита и лезет вперёд в ручей малышни, создавая брешь размером с себя. Весь класс следует точно за ним ровным рядком. Теперь приходится ждать малышне, злобно сопя, потому что проделать так же у них не выйдет.       — Ты же верующий, Никита, — усмехается Алина ему в спину, — как ты можешь так о детях?       — Да пошли они куда подальше, — лаконично отзывается он и идёт дальше. И так до самого кабинета русского. Сквозь толпу мелкотни.       Снова звонок. А они только заходят в класс. Быстро заняв свои места, они приветствуют учителя привычной стойкой у парт и с грохотом опускаются на места. Алина всегда удивляется, почему получается такой шум, если каждый из них просто садится на стул — не прыгает, не плюхается, ведь они слишком детские, а просто садится — пожалуй, этот вопрос навсегда останется без ответа.       — А где журнал? — Учитель хлопает по столу.       — Эм… — вызывается кто-то из класса, не вставая, — наверное, у исторички.       — А кто ответственный?       — А его нет. — Отвечает Дима, который и является ответственным. Остальные молчат, хмыкнув или тихо посмеиваясь. Алина любит свой класс. Он очень дружный.       — Ладно, кого послать…       — Меня! Меня!       — …за журналом… — учитель косится на девчонку, прервавшую его.       Класс снова смеётся. Сначала от самих фраз, затем от реакции учителя.       — Иди, — он отмахивается от неё рукой. Девочка радостно проскакивает к выходу.       — Эх, ладно. Открываем новую тему…       Это молодой учитель двадцати пяти лет, в прошлом году его даже призвали в армию, и вот, отслужив своё, он снова вернулся в школу. Он довольно простой, возможно, даже слишком, мало кто воспринимает его всерьёз, да и он не особо к этому стремится. Для всех он просто хороший приятель, особенно для старшеклассников. Даже Алина — человек, что ни в жизнь не станет нарочно заводить знакомства, в хороших с ним отношениях, почти дружеских, и это произошло совсем случайно.       Она давно и достаточно стабильно имеет тройку по химии — её это никогда сильно не тревожило, к тому же это единственная тройка, поэтому Алина благополучно положила на неё то, чего у неё не было, но вот её мама в корне не согласна с пофигистичным мнением дочери. Она едва ли не силой — под угрозой лишения книг — заставляет её посещать консультации у химички. Алина пошла на одну из них. Лишь раз — на большее её не хватило. С тех пор девушка тайно покупает книги и так же тайно хранит их. Но и этот раз очень сильно сказался на ней.       И идёт она после школы, после этого неимоверно долгого сорокаминутного сидения один на один с химичкой, которая и без того умудряется задеть каждого в классе за один лишь урок, так ещё Алина была одна. Идёт она домой по непривычной ей дороге — между детскими садами, где редко кто гуляет, — так как слишком хотелось покурить после такого общения. Идёт она тихо-мирно, спокойно покуривая, пока не слышит, как её зовут:       — Алина!       Она замирает, ведь нельзя не узнать учителя по голосу. Затем резко поворачивается, задержав дыхание и затоптав окурок где-то за спиной.       — Я и не думал, что ты можешь ходить этой тропой, — он усмехается, у самого в руке сигарета, но Алина держится, а кислорода тем временем начинает не хватать. — Консультация?       Она кивает.       — Я никого из твоих не видел. Что за консультация?       Девушка неопределённо машет головой, что-то мыча. Его улыбка становится шире.       — М, — он едва ли не смеётся, — и как прошла?       Всё же она не выдерживает и тонкой струйкой выдыхает белый дым.       — Что-то холодно сегодня, — наигранно машет руками. Он смеётся. — Только никому, прошу.       — Хах, уж на тебя и не подумал бы.       — Ну, так, — усмешка. — «В тихом омуте…»       — «…черти водятся» — знаю, — заканчивает он. — А твои знают?       — Нет. Зачем им знать. — Она смотрит на окурок у ног с разочарованием. — У меня же там амплуа, все дела…       — Держи, — он протягивает ей пачку сигарет, — раз уж я прервал тебя… — Алина берёт одну. — Только я курю тяжёлые.       Она снова усмехается и закуривает. Во рту сразу чувствуется горечь дыма.       — Спасибо.       После этого она время от времени выходит с учителем покурить — тайно, конечно, зато теперь она знает, где можно покурить в её школе так, чтобы ни у кого не было шансов найти её. Позади школьного сада на бетонной оградке на спуске в подвал, давно заваленный за ненадобностью. И учитель никому не проболтался — это не может не радовать.       Из рассуждений Алину выводит треск, исходящий от парты сзади. Она поворачивает голову и видит, как один из одноклассников колет орехи и складывает скорлупки на парту; поражённо смотрит на него, он ухмыляется и предлагает орехи, Алина отказывается.       В класс неожиданно заходит классная и громко ахает, увидев, что они сели далеко не по плану, утверждённому ею же — это она ещё не видела, как на последней парте колют орехи…       — Итак, — начинает она, а в руках кипа бумаг, — на этих выходных мы едем в горы. С ночёвкой.       Класс вопит оглушающее «Ура!»: все понимают, что субботней учёбы не будет, и уже предвкушают веселье. Пьянка обеспечена.