Исключение Метиды

      Планета трепещет и свистит от газовых бурь: спускаемый модуль почти скрипит, Тэхён с трудом выравнивает корабль по горизонтальной оси, игнорируя орущие системы безопасности; нулевая видимость мешается с почти плотным коричневым газом с золотыми вкраплениями — температура внутри кабины повышается, но молодой пилот старается держать себя в руках.       Он сверяется с показателями бортового журнала, отсылает сигналы — в ответ пустая, гнетущая тишина с прерывистыми помехами и зловещим молчанием…       …Он знает, что про эту планету многое говорят…       Что здесь пропадают астронавты, что отсюда приходят зашифрованные сигналы-бессмыслицы…       Прожившие здесь хотя бы половину года и вернувшиеся отсюда после научных экспедиций, рассказывали потом… странные истории.       О человекообразных тенях, о глубоких снах, в которых к ним являлись умершие родственники с пустыми глазницами, о странных скрипах в пустых коридорах научных станций… о приходящих будто из неоткуда сигналов, расшифровать которые не удалось никому… Да и возвращались они другими, не такими, какие были до экспедиции.       Взгляд их всегда стремился к небу, будто разыскивая на небосводе эту планетку…       Они обрывали все связи, увольнялись, запирались в своих комнатах и подолгу не выходили…        Псевдо-ученые даже писали про них книги.       «Подмененные».       Так прозвали тех, кто отсюда возвращался…       Передатчик выхватывает радиоволны: это не человеческий голос… скулеж, сдавленный со всех сторон, дикий, звериный вой — он длится недолго, но и этого достаточно для того, чтобы Тэхён начал… искать пути отхода. Если на него вдруг нападут… но кто?       Кто эти твари, если они вдруг... существуют?       Он вглядывается вдаль и, наконец, видит исследовательскую станцию: она висит в пространстве, из-за газовой бури совсем не видно длинную тонкую шахту, что уходит прямо к недру планеты, поэтому кажется, что она парит; темноволосый щурится — да, она... уже слишком старенькая.              Ее построили еще в Золотую эпоху освоения космоса...       Защитная обшивка поржавела, оттопырилась, где-то вообще не достает пластин; солнечные батареи на крыше совсем старого поколения — такие слишком долго накапливают энергию… он вздыхает, направляя корабль к станции: отступать уже некуда.       Она почти покинута — в темных коридорах почти холодно, безлюдно. Не везде горит свет, а если и горит, то слишком тускло — видимо, отключили для сохранения энергии; по пути к главному корпусу встречаются открытые двери с покинутыми каютами: станция предназначалась для сотен специалистов со всей галактики, у них была светлая миссия, но... что-то пошло не так       Тэхён не может поверить, что всему виной страшные тени и угрожающие звуки — это ведь бред? Но чем глубже он продвигается, тем больше он становится настороженным, сосредоточенным. Рука лежит на бластере, ухо напряженно вслушивается, вычленяя любые шорохи, что не принадлежат ему…       Звук вдруг начинает раздаваться впереди, и Тэхён резко останавливается, хватает оружие…       Тень приближающегося отсвечивает в коридоре впереди: длинная, изогнутая… с непомерно длинными руками.       Существо приближается быстро, но Тэхён еще быстрее: он встает в стойку, целится, чуть щуря свой глаз, нательные приборы едва пищат, предупреждают о том, что рядом есть кто-то… теплый.       — Ох! — показавшийся человек замирает, чуть поднимая руки: пухлые губы раскрываются от удивления, огромные глаза ошарашенно застывают.       — Скажи только то, что может знать Ким Сокджин и я, — твердо бросает темноволосый, не шевелясь: пришедший выглядит совсем, как человек…       …Но те астронавты, которые посещали станцию до него…       Так и не вернулись.       — Ты издеваешься? — фыркает высокий парень, чуть опуская руки, — начитался этого бреда? Я никакой не «подмененный»!       — Скажи только то, что может знать Ким Сокджин и я, — повторяет не меняясь в голосе, только крепче держа оружие, — это несложно.       Высокий выдыхает, опускает плечи, голову… Улыбка ниточками растягивает его губы, и он спокойно выдыхает:       — Только то, что знаю я и Тэхён? — задумывается, — что если я не скажу? Убьешь меня без раздумий?       — Не шути со мной, — он качает головой, сглатывая.       — Убьешь, если я ничего не скажу? Убьешь того, кто... дал тебе настоящее имя, Ви?       — Убью, — туго затягивает словами, — я не могу так рисковать. Мне важнее…       — Неужели ты веришь во все эти сказки? Хотя признаюсь… то, что я здесь нашел нет ни в одной сказке, — глазки начинают блестеть, — эта планета… живая.       — Ты не слышишь что я тебе говорю?! — прыскает голосом громче, подаваясь вперед.       — Но все-таки мне немного обидно, что какая-то цель тебе важнее меня… — чуть опускает голову, — после всего, что мы пережили… после того, как ели шашлык вместе, когда ты буквально засунул пальцы в меня, чтобы остановить кровотечение? Могли бы, кстати, и поаккуратнее меня зашить — шрам...       Ким Сокджин не успевает договорить — только и чувствует, как косматая копна волос лезет в лицо, чужие руки притягивают ближе, горячо обнимая…       Тэхён почти трясется — кладет подбородок на плечо, дышит громко:       — Три года… — кусает губы, — три года прошло с нашей последней встречи… ты… я…       — Я тоже очень рад, Тэхён, — Сокджин расслабленно выдыхает, притягивая парня, закрывая глаза, — я прожил три разных жизни за это время, но… — он чуть отдаляется, — но медлить сейчас нельзя… грядет страшное.       В главном корпусе много чертежей, книг, записей; рабочий стол завален схемами и микро-схемами, тут же стоят грязные кружки и надкусанные питательные батончики, в дальнем конце помещения Тэхён видит груду консервных банок и опустошенных бутылок.       Большой иллюминатор овальной формы открывает обзор на планету… в лучшие ее дни: сейчас снаружи все еще страшная газовая буря, от которой внутреннее помещение тоже окрашивается в цвет грязного золота… Это завораживает.       — Я долго расшифровывал все эти сигналы, — начинает тараторить Сокджин, перебирая записи, — то… то, что я открыл… Это открытие… не то, что века, это открытие… целой эпохи...? Этот газ… Тэхён, ты слушаешь? — парень окликает темноволосого, что уставился на разворачивающуюся стихию снаружи; медленно тот оборачивается, приоткрывая губы…       — …Я… — сдвигает он брови, — что…       — Да… — парень распрямляет спину, — С тобой только что поздоровались, поздравляю, — он мельком глядит на часы, — сейчас время заката… планета в это время самая разговорчивая.       Тэхён никак не может принять это… Но он правда… правда слышал только что… Голос.        Далекий, потусторонний… тихий и такой знакомый… успокаивающий.       — Но… он… поздоровался со… мной? — прикасается к груди, — я же… я... не человек, я…       — Тэхён, у нас сейчас… нет времени, — Сокджин подходит ближе, кладя руку на плечо, — счет идет на минуты… этот газ… то, что мы так давно искали. Он сотрет границы межсистемных перемещений, понимаешь? Если раньше мы тратили на путь целые месяцы, а то и годы, то… то сейчас это можно сократить до считанных минут — это технология намного более совершенна, чем гипер-прыжок. Я близок к созданию механизма, но я послал тебе сигнал не просто так, — он возвращается к столу с записями, — не только мы искали ответ, не только Метида хотела заполучить информацию…       — Я…Я… — Тэхён приостанавливает бурную речь, — ты же знаешь… я робот без чувств, я… андроид: скажи мне, что нужно делать… Я изготовлен, чтобы выполнять приказы, а не понимать их сущность…       Сокджин хмурится… он покачивает головой, выдыхая, приближаясь ближе; теперь руку на плечо он кладет совсем иначе, совсем иначе смотрит на темноволосого, улыбается… по-другому.       — Тэхён, если бы ты и правда был сотворен только для этого… не прилетел бы ко мне, — он сжимает плечо чуть сильнее, — ты бы не оставил Чонгука в крио-капсуле, если бы не волновался из-за его безопасности здесь, — улыбается.       Наклоняет лицо чуть ближе, пытается забрать его взгляд, пытаясь забраться в его глазницы: самые настоящие глазницы… Да, они сделаны в лабаратории, но… Тэхён оживляет их.       — Тарлаки были здесь, — почти шепчет, опуская взгляд, — они… захватили технологию, я… мне пришлось, я не мог сопротивляться, — начинает Сокджин, покусывая губы, — и… и прямо сейчас несутся к Императорской столице, чтобы нанести сокрушительный удар, напасть без предупреждения, ослабить Второй Сатурн и стать единоличными владельцами этого газа… Монополия галактического масштаба, понимаешь…? Мы не должны этого допустить, ты слышишь? Будет страшная война, которая затронет каждый уголок вселенной.       Кивает.       — Они заглушили все мои приборы связи, я сам еле спасся… Чудо произошло дважды: когда один мой сигнал смог долететь до тебя, второй, когда… когда отправил все данные о газе и о моей технологии на Землю… все мои исследования, все, что я выяснил… теперь на Земле, — он поворачивает голову к иллюминатору, — боюсь, тарлаки могли отследить сигнал, поэтому я спрятал всю информацию в Артефакте… хотя, даже и его они уже могли похитить, — прыскает, — не нравится мне, что «Минотавр» сейчас висит над Землей, — стреляет взглядом в сторону планеты где-то далеко.       — Что нужно сделать? Разыскать… Артефакт?       — И не допустить, чтобы запечатанная там информация попала в их руки. Тогда их главенства не избежать, эта технология сделает их… королями галактики.       — Но… но… но как же ты? — Тэхён не понимает, — как мы раскодируем твои данные?       — Чонгук сможет… Он обязательно сможет.       — Но… почему ты не летишь с нами? — темноволосый стоит чуть поодаль, краем глаза смотрит на свои приборы.       Теперь они не показывают, что рядом с ним есть кто-то… теплый. Живой.       Тэхён поджимает губы, понимая... что не говорил Сокджину о Чонгуке на борту.       Сокджин улыбается:       — Я пока останусь здесь… Сатурн — планета одиноких… мне хорошо здесь.       — Только давай в следующий раз встретимся не через три года? — Тэхён улыбается на прощание, но улыбка эта… леденящая.       Понимающая что-то.       Разворачивается. Если бы у него и правда сейчас было настоящее сердце… он бы наверное и впрямь что-то почувствовал бы… но нужно выполнять поручение.       Высокий парень улыбается ему в спину, чуть склоняя голову, но когда защитные шлюзы за андроидом закрываются, лицо эмоции сползают с лица… взгляд холодеет.       Сокджин храбро сражался с тарлаками, защищал все то, что узнал… только вот… они оказались сильнее.       Конечно, они оказались сильнее.       Сатурн не любит чужаков — он одиночка.       Но если уж и выбирать из двух зол, то лучше помочь человечеству.       Высокая фигура с опустошенными вдруг глазницами прислушивается, как отстыковывается спусковая станция с Ви на борту, затем ведет головой вбок — изрешеченное пулями тело Ким Сокджина, лежащее в одной из кают, только что охладело.