Исключение Метиды

      Горячий ветер скребет песком по щеке; Хосок поправляет маску на голове, приспускает защитные очки — солнце почти стоит в зените.       Бесконечные поля желтого золотистого песка на горизонте непривычно режутся черной громадиной на тонких ножках: двигатели космического корабля оглушают, трескают по ушам, поднимая пыль и песок — черная фигура с плащом за спиной быстро шагает к Чону.       Он сглатывает, крепко сжимая в руке что-то маленькое… оранжево-желтое. Чувствует: ладошки потеют.       — Нам пора, — твердо проговаривает Чонгук, останавливаясь в паре шагов, — время пришло… брат.       Хосок оборачивается за плечо будто с надеждой… с надеждой, что он вот-вот выйдет из-за песочной дюны, что он сейчас покажется и тогда…       — Их час тоже пробьет, — успокаивает Чонгук, едва касаясь плеча, следя за линией взгляда, — для каждого в разное время, но пробьет. Его-то уж точно.       — Но кто тебе сказал? Откуда тебе знать? — сомневается.       — Ты и сам чувствуешь, что я говорю правду, — Чонгук улыбается утягивая старшего за собой, — это… это слова Метиды.       — Но… кто такая Метида? Или такой? Кто это? Что это? — Хосок сощуривает глаза, пока голова его идет ходуном: за последние сутки жизнь перевернулась с ног на голову — этот исполинский космический корабль, Чонгук, назвавшийся давно потерянным братом… Метида.       Шанс на спасение, шанс на второй дом — Второй Сатурн… принцем которого он, как оказалось, является.       Чья-то глупая шутка.       Чонгук лишь пожимает плечами:       — Никто не знает, — улыбается, — твоя команда уже на борту корабля. Хосок… всему своё время. Наше время пришло — пора идти.       Хосок глухо сглатывает: кто решает, что время пришло?.. Чья это прихоть?       Чонгук возвращается к кораблю, оставляя брату еще несколько мгновений на Земле.       Чтобы… попрощаться.       Хосок очерчивает взглядом кольцо, где они стояли лагерем несколько дней, тщательно размышляя, как избежать встречи с тарлаками и безопасно вернуться обратно…       Но обратно теперь… не вернуться.       Парень подносит сжатую вещь к губам, закрывая глаза…       …Оставляет поцелуй. Легкий, но горький... прощальный, пока прогретый воздух снова шаркает его по лицу.       Он вешает брелок в виде ананаса на одну из перекладин их покинутого лагеря.       — Не ищи меня больше, Юнги… Не найдешь.       Хосок вдруг разворачивается, шагает к угловатому чёрному кораблю, что неровно стоит посреди дюн, понимая, что сейчас начнется совсем иная жизнь... что все старое нужно оставить здесь, в бескрайней земной пустыне, которая раскалывается от пепелящей жары.       Оставить все уже былое и ещё не произошедшее меж золотых песчинок, спрятать между ними всю… всю жизнь.       Отдать пустыне.       Только вот не думал он, что и сердце тоже останется здесь.

***

      — Куда вы ведете меня? — рыпается Мин, пытаясь высвободиться из стальной хватки уродов, похитивших его: на руках легкие магнитные наручники, на глазах непроницаемая маска.       Он не понимает где он, но чувствует, что здесь… прохладно.       Эхо шагов шлепает в огромном пространстве, но слышит он почему-то только свои звуки — тот, кто ведет его… как будто беззвучен, неосязаем.       Не стоило доверять Намджуну… не стоило доверять ему после стольких лет разлуки: он наверняка сдал его борахам, наверняка продал его и теперь…       Он чувствует колыхание воздуха, а затем еле заметный, почти прозрачный звук открывающейся двери — его почти бросают на твердый пол: он больно ударяется костлявыми коленями о него, но не порывается подняться наверх — замирает, прислушиваясь, но… звуков нет.       Это почти не прикосновение — легкое дуновение воздуха, неосязаемое, слабое, даже не на клеточном уровне — на уровне нано-частиц: кто-то снимает с него маску, расстегивает наручники.       Огромное помещение с золотыми стенами устремляется далеко вперед — так далеко, что он не видит, где заканчивается этот огромный зал — потолки цвета песка упираются в небо, от одной стены на противоположную падают солнечные лучи — это не окна даже, почти что прямоугольные гигантские прорезы, в которых запросто можно построить небоскребы.       Но Мин Юнги раскрывает рот и зрачки его расширяются не из-за огромного зала, в котором он вдруг оказался, а из-за…       Человекообразная фигура в черной мантии, что покрывает с головы до ног, висит в воздухе: две белые бескровные руки показываются из-под одеяния, ладони раскрыты к потолку: за фигурой, за ее спиной, показывается золотое кольцо, но Юнги никак не может понять, из чего оно сделано… .И сделано ли: он щурится — кольцо будто… переливается, течет по кругу, медленно обращаясь вокруг своей оси…       — Прости… — голос под ухом пугает, заставляет вздрогнуть; Мин быстро смотрит вбок, видит молодого темноволосого парня: улыбака его добрая, успокаивающая — он аккуратно кладет руку на плечо, присматриваясь к лицу Юнги, — им еще предстоит научиться вежливости, они еще не понимают, кто они, — парень ведет взглядом за плечи парня, он оборачивается — у огромных массивных дверей, через которые они только что вошли стоят еще два молодых человека… точно таких же, что и тот, который разговаривает с ним сейчас — одно и то же лицо.       — …Это «Ви», — объясняет темноволосый, сгибая колени, присаживаясь к парню, — Высшая Имитация... имитация человеческого сознания: копии номер двадцать тысяч двести девятнадцать и номер двадцать тысяч двести двадцать, — есть как в виде вот таких вот андроидов, как и в виде вшитой операционной системы в межзвездный корабль, — протягивает руку, быстро тараторя — но ты… ты, конечно, знаешь. Я… я номер один, — улыбается, — Тэхён.       Темноволосый улыбается еще шире, оборачиваясь к зависшей в воздухе фигуре:       — Надо же, — Тэхён едва отходит от потерянного Мина, — это его первая встреча со мной? Мне вдруг это напомнило… мою первую встречу с ним, — он улыбается, — как же давно это было…        — Я что-то… вообще ничего не понимаю, — Юнги осматривается вокруг, приоткрывая губы, — где я?        Голова кружится.       Фигура над головой начинает вдруг шевелиться, растопыривая длинные пальцы, шевеля ими… Оно быстро опускается ниже, на пол; Юнги не видит ног под тканью, но слышит вполне отчетливое шлепанье босых ступней: фигура в черном приближается ближе, и Мин неосознанно пятится назад, вставая — рука одного из андроидов вдруг начинает упирать его вниз, заставляя вновь усесться на колени, но Юнги нещадно пытается вырваться: они что, хотят заставить его стоять на коленях перед этим… нечто?! Да ни за что!       — Отвалите от меня, — огрызается, показывая ровный ряд зубов, — я не собираюсь тут стоять на коленях перед каким-то черным мусорным мешком! Объясните, что происходит!       Фигура вдруг выставляет руку: Ви-19 отступает, слушаясь безмолвный приказ; Юнги сразу же поднимается на ноги, отряхиваясь, а потом… на мгновение зависая: это существо совсем… совсем как человек — и хоть он не видит ни лица, ни тела… что-то в этом нечто притягивает: за спиной существа кольцо цвета самого огня, и теперь парень явно видит, как оно переливается, но так и не может понять, что это… как закат, пойманный в бутылку, только вот никакого стекла нет — проведи рукой, она пройдет насквозь.       — Все верно, Мин Юнги, — усмехается фигура: голос совсем человеческий, но… незнакомый, как будто сдавленный — от него становится страшно, — никто и никогда не заставит тебя стоять на коленях. Но Исключения из правил… лишь подтверждают их.       — Откуда вы знаете, кто я? Кто вы? Отвечайте! — Не терпится Юнги, и он неосознанно шарит по поясу, где у него всегда обычно припрятан бластер, но… но не в этот раз: его обыскали, — где я, отвечайте!       — Точнее будет спросить… когда ты, — Юнги слышит, что существо улыбается, — но это не имеет значения сейчас, — фигура протягивает бледную руку, и теперь парень видит, что она всего лишь в длинных перчатках, — будем знакомы… Я и есть Метида.       Юнги смотрит недоверчиво, пугливо делает шаг назад, пока сердце отчего-то быстро-быстро колотится.       Про Метиду многое болтают…       …Про то, что никто из ныне живущих никогда… никогда не видел это… существо.       Значит ли это, что… что и он не выберется отсюда живым?       — Твоя настороженность много раз спасала тебе жизнь, — смеется Метида, продолжая держать руку, — и еще много раз спасет… Меня всегда это удивляет в тебе, — существо чуть склоняет голову, — то, как ты совмещаешь дерзкое безумие с холодной осторожностью, — Метида опускает руку, перемещает за спину, начиная шагать из стороны в сторону, — интересная штука время, правда? То, как истории складываются, стежками вшиваясь в летящие в бесконечность минуты… как одно крохотное событие цепной реакцией вызывает… другое, — Метида делает паузу, — скажем… брелок. Дурацкий брелок в виде ананаса, найденный тобой в пустыне…       — Что…       — Брелок, из-за которого ты ушел в пустыню, чтобы отыскать Хосока, но так и не нашел его…       — Ты знаешь, где он?! — порывается выбежать вперед, но ноги отчего-то становятся слабыми.       — Это отдалило тебя от Намджуна и, когда пришли за ним… он решил, что тебе лучше остаться на Земле. Оставил тебя, решив, что ты слишком привязан к родной планете… Или очки, — пожимает плечами, — в которых вдруг оказалась зашифрована информация, которая изменила всю вселенную… Из-за которых погиб Ким Сокджин, Пак Чимин…из-за которых почти началась война…       — Что тебе нужно...? — сглатывает, чувствует, как покрывается холодным потом, — что… что происходит…       Чувствует, что это существо… гораздо сильнее его. Выше.       — Я хочу… чтобы ты присоединился ко мне, — существо делает шаг навстречу, чуть приподнимая руки… притрагиваясь к ткани у лица, — дело в том, что… ни в один отрезок времени, ни в одну эпоху существования самого времени… не найдется человека, которому я бы мог доверять так, как тебе, — Метида замирает, задерживает длинные пальцы, подбирая ткань, — ты… мое Исключение. Я — существо вне времени… теперь, — усмехается, — я слежу за ходом истории… Направляю ее, помогаю ей.       — Но… но почему я…? Я ведь…       Метида приспускает темную плотную ткань с глаз… Юнги видит…       Это вполне человеческие глаза — правый пересечен тонкой линией старого шрама: он рубит бровь напополам, минует глаз, растягивается до щеки... но внутри этих глаз… уже почти нет ничего человеческого. Юнги видит горящие вселенные внутри, видит в них космос, системы, видит в них время, историю…       И вдруг узнает их.        — Дело в том, Юнги, — голос теперь почти что ставит на колени, разбивает на осколки… он узнает этот голос, — в том… — продолжает Метида, вновь протягивая руку, зная, что на этот раз Мин Юнги не откажется, — что это ты... ты меня создал. В своём будущем.

***

      Город заливает почти ядовитым дождем — Юнги жмется к стенке, поплотнее насаживая шляпу на голову, поправляя защитную маску, закрывающую лицо; высокая фигура с чемоданчиком подбегает к нему, аккуратно устраивается под крышей рядом.       Парень поплотнее укутывается в воротник, хотя все равно уверен, что его не узнают: плотная маска, мешковатый плащ, датчики, изменяющие голос…       — Ты хорошо поработал, Намджун, — спокойно говорит Юнги, чуть отворачивая лицо вбок, — Метида довольна.       — Я рад… — он скукоживается от холода, проводит взглядом от одной палатки с лапшой к другой: тут шумно и грязно, у ларьков толпятся люди, прячась от дождя, — какое мое следующее задание? Я же здесь не просто так?       — Конечно, — подтверждает, — конечно, ты здесь не просто так. Нужно разыскать человека. Говорят, здесь он первоклассно ворует кары у борахов, — парень смеется, — его имя Мин Юнги.       — Что…? — столбенеет Намджун, округляя глаза, — мы… наверное… это неудачная идея…мы... знакомы… были... и...       — Именно поэтому он и пойдет за тобой, — Юнги ухмыляется, отдаляясь от стены, передавая к руки Ким Намджуна папку и футляр, — в папке вся информация об этом гонщике, а в футляре… подарок от Метиды за хорошую работу.       Намджун поджимает папку под бок, придерживая ее рукой, раскрывает футляр…       …Открывает рот… Быстро смотрит на отдаляющуюся фигуру, делая неосторожный шаг из-под крыши, попадает под дождь… забывает, как дышать.       Очки. Те самые очки. Очки… Ким Сокджина… которые… загадочным образом исчезли с Земли — он тогда еще долго ругался на Чимина, который уверял, что уж в этот раз их точно взял не он.       — Намджун, — оборачивается фигура в маске, — нам… свойственно привязываться к вещам, которые раньше принадлежали близким людям, — вздыхает, — эти очки теперь имеют ценность… только в твоей памяти. Только для твоей личной истории. Главную свою функцию они уже выполнили, — Юнги оборачивается продолжая шагать.       …Шагать прямиком через время и пространство… из этого дождливого вонючего города в засушливую пустыню… домой.       Для того, чтобы забрать эти же очки из дома Намджуна и положить их под половицу веранды дома Ким Сокджина.       Чтобы и их час пробил: чтобы помимо старых кодов они приняли еще и новый сигнал Сокджина с Сатурна в нужный час.       Чтобы их потом разыскали тарлаки и поместили в иллюзинариум… чтобы история продолжала идти своим ходом.       Метида говорит не задавать вопросов в Истории: они не творцы — исполнители. Юнги лишь исполняет свой долг и расставляет паззлы по местам.       Идет туда, куда велит Метида.

***

      Солнце печет святящуюся кожу — Хосок недовольно корчит лицо от неприятных покалывающих ощущений в затёкших конечностях: голосов в голове слишком много, и они налезают друг на друга, шумят, не дают сконцентрироваться; Принц недовольно раскрывает глаза — Закат двух Солнц Второго Юпитера еще в самом соку, но… но у него не получается разговаривать… не получается увидеть другие уголочки галактики и вселенной так, как это выходило раньше: как будто в какой-то момент что-то нарушилось.       Руки опускаются — какая-то чертовщина: раньше все получалось на раз два… Он одиноко смотрит на свободное место по правую руку, где обычно сидел Чонгук, и тоска по нему немного сжимает грудную клетку: после конфликта с тарлаками, он с головой ушел в научные исследования, оставленные Ким Сокджином…       …Так странно, что они буквально выросли вместе с Сокджином, а он вдруг оказался вдруг величайшим ученым… Беспризорники, ставшие причинами поворотных вех истории… Случайно ли это совпадение? Чонгук говорит, случайностей не существует.       Хосок с грустью улыбается: еще более странно для него то, что… иногда он слышит Сокджина. Сокджина, который погиб на Сатурне уже долгие месяцы назад, но его голос в голове такой явный, такой живой, отчетливый…       — Принц Хосок, — Тэхён оповещает молодого человека, заставляя его чуть обернуться, — к сожалению… сегодняшние поиски также не дали никаких результатов, — он грустно улыбается, — мы нигде не можем разыскать Мин Юнги… ни в одной известной системе... никаких упоминаний… Как будто бы его стерли отовсюду — стерли из времени. Вы уверены, что он существовал? — смеётся, — простите, кажется, нужно понизить настройки юмора.       Хосок грустно поджимает губы, рука неосознанно проходится по силуэту украшения на шее — мысли о том, что он почему-то слышит погибшего Сокджина, но не Юнги… тревожат его.       — Что ж, — он оборачивается к еще висящим в небе Солнцам, сглатывая, — не прекращайте поиски… И еще... — он задерживает андроида, — во время Заката… я разобрал.... слово... слова, — он вспоминает, — тогда, когда мой брат проник на «Минотавр».       — Да?       — У нас же есть плененные монтаны? — он щурится, — Наверняка… Тэхён… найди монтану Тони… Я хочу с ним говорить.       Андроид на мгновение зависает:       — Я нашел его в архиве, — отвечает после недолгих поисков в системе своих баз данных, — какая удачная случайность: он размещен в столичных тюрьмах.       — Приведи.

[…]

      Пленник шагает нерасторопно: отросшие волосы лезут в глаза, руки неудобно скованы наручниками — андроиды Ви аккуратно ведут его по коридорам, сопровождая с двух сторон; он аккуратно глядит по бокам, рассматривает бластеры на их поясах.       Думает, улыбаясь, качая головой самому себе.       Не верит… не верит, что это происходит.       Принц Чон Хосок решает принять узника на балконе — яркие Солнца ослепляют изголодавшегося по свободе монтану, он какое-то время щурится, слыша, как андроиды оставляют их на террасе вдвоем, снимают узы на руках: он быстро потирает ноющие запястья.       Принц в черном стоит к нему спиной; Тони на мгновение закатывает глаза, вдыхая вкусный воздух всей грудью… разбирая в нем нотки сочных фруктов и зеленой листвы, на губах почти ощущается вкус соленого моря вдалеке…       Когда монтана раскрывает глаза, принц все еще стоит к нему спиной; Чон прощается с Солнцами, незаметно шепчет что-то им на последок, пока черный плащ его развевается на ветру… Ну… скорее…       Улыбка жмет лицо.       Принц Чон Хосок оборачивается в последнюю минуту заката, видит худощавую фигуру в простых одеждах и… и почти теряет сознание — солнечные лучи бьют в макушку, заставляют его кожу сиять, но сердце из груди выскакивает не поэтому — прошло столько времени…       Прошло столько времени с тех пор, как он в последний раз видел Мин Юнги.       Их час пробил… наконец-то…       Он не может пошевелиться, только видит, как Юнги вдруг становится перед ним на колени, спокойно улыбается, а взгляд его… вдруг как-будто наконец нашедший своей спокойствие.       Хосок срывается с места в ту же секунду, он двумя шагами настигает парня и вдруг жадно хватает его, цепляется обеими руками, вжимает пальцы, будто не веря, что это он — он настоящий, живой… что это Юнги, его Юнги, тот самый Юнги, что когда-то подарил ему самый дурацкий брелок во всей галактике, его Юнги который научил его стрелять, тот самый Юнги, что не прекращал поиски в горячей пустыне, но не давал разыскать самого себя, его Юнги…       Хосок льнет ближе, тоже опускаясь на колени, пока не замечает вдруг, что по щекам текут пропитанные закатом слезы: в них почти что частички золота, которые мокрые дорожками остаются на розовых щеках…       Он безмолвно сжимает руки на торсе Юнги, опускает голову на плечо, а слезы все текут и текут: нутро режет тупым наконечником из золота, внутри все трескается, лопается, ломается, но излечивается в ту же секунду, в ту же секунду, как и Мин кладет свою голову на плечо Хосока, тоже шмыгает носом, тоже плачет, тоже сцепляет руки на его спине…       — Юнги… — принц аккуратно отдаляется, держа его за плечи, всматриваясь в его лицо, вглядываясь в глаза — он совсем… совсем не изменился… — почему ты… как ты… что вообще происходит? Почему… я не слышал тебя? — всхлипывает, — я думал, я… х-х-х… еще и на колени встал, ну, ты чего… — он чуть приподнимается, пытаясь поднять Мина, но тот упорно остается на полу.       — Хосок… — он приподнимает голову, слезы все еще стоят в глазах, — только… только перед тобой я готов пасть на колени, — улыбается прерывисто, задыхаясь от собственных чувств, задыхаясь от… этого момента времени, — ты… мое исключение. Неужели ты хочешь сейчас задавать все эти вопросы, неужели ты хочешь все понять, а не… наконец-то… поцеловать меня?        Руки Хосока на его горячей шее, глаза Хосока в его глазах… грудь принца вздымается быстро, сердце громко стучится изнутри, лицо его… прекрасно: Мин долго любуется им, пока тот медленно приближается, чуть наклоняясь… все еще не верит в происходящее… сначала медлит, но потом срывается, быстро опадая на губы, вжимаясь крепко, чувственно, целуя так, как никогда и никого не целовал, целуя так, будто провел в пустыне двадцать лет без свежей воды, так, будто это не поцелуй — это вся жизнь.       Будто вся история только… только для этого момента.       Они растворяются друг в друге, льнут друг к другу, и колени Хосока предательски подгибаются, и он опускается ниже, почти что тоже садясь на пол; Юнги обнимает крепко, но бережно, тянется подбородком… они не разрывают мокрый от слез и горячий от чувств поцелуй, Чон не отрывает своих рук от него, он им дышит, буквально дышит как воздухом, продолжая исцеловывать Юнги, продолжая плакать и чувствовать, что… что наконец-то…       — Юнги… — Хосок отрывается, мягко прикасаясь своим лицом к лицу Мина, — я… я… Ты же расскажешь мне все? Все… что произошло и происходит...? — грустно улыбается, склоняя голову.       Он поджимает губы, тянет пальцы к лицу Принца, аккуратно проходится по его влажным губам, мягко поднимаются по щеке, застывают.       — Расскажешь ведь? — он поднимает бровки, обнимая Юнги, тот медленно отстраняется торсом, но не руками — они все еще на лице Чона, мягко поглаживают его.        — Это…я… — он перехватывает пальцы Юнги, чуть отводя от лица, переводя взгляд, чуть серея, — когда произошла стычка с тарлаками… Я теперь урод, знаю…       — Ты прекрасен, — шепчет.       — Так ты… расскажешь мне? Эту историю? — приподнимает брови в надежде.       — Нет, — улыбается он.       Пальцы его аккуратно почти незаметно прикасаются к тонкой линии совсем свежего шрама на правой стороне лица Принца: он ровно делит бровь, не затрагивая глаз.       — Это ты мне расскажешь, Хосок.