Исключение Метиды

      Диск золотого солнца касается горизонта впереди, уводя за собой дневную жару; дышать становится легче, но ненамного — остатки песчаной бури забиваются под многослойную одежду и платок на носу, через очки едва ли что-то видно.       Но совсем скоро раскаленная пустыня окунается в синие сумерки, и есть несколько мгновений на то, чтобы осмотреться вокруг без специального снаряжения. Юнги снимает очки, быстро моргает, и голубые глаза впиваются в холодеющее пространство вокруг       Покинутое кольцо, к которому они приблизились, могло принадлежать кому угодно, Юнги понимает это: типичные камни-якоря для тканевых палаток, которые бросили тут же, пустой котелок и несколько консервных банок — совсем недавно здесь кто-то стоял лагерем: от проженных веток бывшего костра еще пахнет дымом. Но были ли это… они?       — Тут мог быть кто угодно, — подтверждает догадки Намджун, осматривая территорию кольца, — ты и сам понимаешь это, — Ким вздыхает, — слушай, мы ищем отряд Хосока уже не первый месяц… шансов найти их живыми…       — Намджун…       — Хосок и мой друг, пойми, — разбивает словами мужчина, подходя ближе, — но мы тратим столько ресурсов, чтобы отыскать их… С каждым днем шансов все меньше, мы даже не знаем, живы ли они… а если живы, то за ними могут охотиться тарлаки. И если принять это во внимание, Чон сделает все, чтобы не попасться им. А если он будет заметать следы от этих тварей, то нам их не найти и подавно.       — Но что… что если они ранены? — не прекращает попыток Мин, чуть сдвигая маску с лица, — что если у них заканчивается пропитание…?       — Если бы они хотели, чтобы мы их нашли… оставили бы знак? — качает головой, — но какой знак можно оставить таким образом, чтобы не поняли тарлаки? Эти твари… умнее нас. Любая неосторожность со стороны Чона… Юнги, я давно должен был тебе это сказать, — Ким вздыхает, — это наша последняя вылазка. Больше продолжаться это не может. Теперь отряд Чона, если они живы, конечно, сам по себе, — мужчина кладет свою огромную руку на плечо побледневшего Мина.       Конечно, это не может продолжаться вечно. Но…но Хосок… он не мог.       — Завтра мы возвращаемся в лагерь, — Ким шмыгает носом, отступая на шаг назад, — знаешь, что мне сказал Хосок, когда уходил на это задание? Что уходит он без надежды вернуться… так, по его словам, вероятность на успех была выше, глупость же?       — Не глупость, — сглатывает, — только отказавшись от всего земного и материального, только приняв свою смерть, еще будучи живым, есть вероятность ее избежать. Ты не изучал военный трактат?       — Все равно глупость, — не понимает парень, — просто я хотел бы сказать тебе, чтобы... ты прекращал с надеждой. Она ослепляет… делает дурным. Переспи с этой мыслью, ладно? Я установлю защиту, — Джун отходит, копошась в остатках временного пристанища, — Темнеет. Эй, а тот, кто здесь был прежде оставил здесь много трейсов! Нам повезло.       Ким шуршит сзади — его Мин почти не замечает: глядит в густеющую темноту впереди, в застывший и холодеющий океан песка, в бескрайнюю даль, пронзенную пустотой.       «Если бы они хотели, чтобы мы их нашли… оставили бы знаки».       Оборачивается с последними лучами золотистого света, глазами рыская по кругу.       Ну же Хосок… дай себя найти…

***

      — Эээ…? — неуверенно тянет мальчик, рассматривая брелок на руке, — это… что?       Хосок вглядывается в, наверное, самый дешевый брелок в виде ананаса во всем Восточном Рынке: пластмассовая безвкусная безделушка; чуть щурится, видит небольшой оскол на одном из зеленых лепестков — он даже не купил этот брелок… отдает уже использованный…? Где он его нашел, на мусорке?       — Это... — Мин квасится от красноты смущения, чешет затылок, отводя взгляд, — не нравится, отдай обратно, ясно?       Мальчик тянет свои ручки к подарку, но Хосок быстро одергивает их назад, прижимая ананасик к груди:       — Нет, мне нравится! — возмущается в ответ, — очень… красивый!       — Боже…       — Правда!       — Просто отдай и забудь об этом, умоляю!       — Мне правда нравится! — Чон выставляет руку вперед, почти случайно касаясь ей плеча Юнги: больного плеча Юнги — аккуратно кладет ладонь на него, почти поглаживая, — просто мне… никогда не дарили подарков, — Хосок смущенно улыбается, вертя в руках брелок, — я буду беречь его, Юнги. Спасибо.       Когда Хосок поднимает глаза и сталкивается взглядом с Мином, тот незаметно прикусывает губу и решает для себя одну вещь — этот брелок, он, и правда, безделушка, коих много, но… но у Юнги больше не было ничего, чтобы он мог подарить Хосоку. А подарить хотелось, потому то… да без причины хотелось.       И раз Чон Хосок будет беречь этот глупый брелок с ананасом, то он, Мин Юнги, будет беречь Чон Хосока.

***

      Он глядит на покосившуюся от ветра палочку, что почти замело песком: когда здесь стоял прежний лагерь, эта палка была основанием большого шатра, возможно, штаба, но пустыня пожирает все за считанные дни…       …Если бы они пришли хотя бы на пару часов, если бы хотя бы на минуту замедлились, если бы пошли по другому маршруту, если бы отклонились от намеченных планов, то…       Юнги никогда бы не нашел уже почти выцветший, но все тот же самый брелок в виде ананаса со сколом на одном зеленом листике.        Он никогда бы не нашел Хосока.       Когда он берет его в руку и закрывает глаза, то понимает, что остался последний шаг. Последний шаг для того, чтобы найти оберегаемого.       И пусть надежда ослепляет… он рад быть ослепленным ею — пусть даже если это прямая дорога в могилу:       — Намджун, — говорит он бодрым голосом, сжимая брелок, поднося его к губам и почти… почти ощущая запах Хосока, почти слыша его голос, — завтра с утра возвращайся в лагерь. Я продолжу поиски.