Поцелуй со вкусом цитруса

Холодно. Первое, что он почувствовал после пробуждения. Утренний сквозняк из открытого окна давно проник в помещение и успешно обдавал свежестью. От его лёгких порывов мышцы само собой напрягались и возникало желание закрыться, уткнуться во что-то теплое, после так пролежать долго. Двигаться не хотелось. Сейчас порывы ветра только приводили согревающийся организм в реакцию мурашек по коже. Состояние души такое, что хочется спрятаться от всего мира и похоронить себя в укромном месте. Голова нещадно ныла и кружилась. Тело ломило от зноя и неизвестной нагрузки, словно всю ночь перегружал кирпичи. Надо вставать. А нагретое место так и требует лежать, задремать хоть на час. Странно. Ведь ему не нужен отдых в основном. Рука вытягивается лениво, дав телу некую разминку, и потянулась в неизвестность вперёд, выпрямляя скомканную простыню, затем сминая в кулак. Новая волна головокружения пришлась легче с мнимой опорой. Слепо пальцы наткнулись на необычное обжигающее тепло и прикосновение током прошлось по нервным окончаниям. Ладонь потянулась дальше, наверх, робко ощупывая находку. Гладкая кожа под рукой вздрогнула, покрылась мурашками, а рядом тихо промычали что-то нечленораздельное. Пальцы резко отдернули. Птица открыл сначала один глаз и зажмурился при свете. Голова потихоньку складывала внутренний пазл и показывала мутную картину из кусочков воспоминаний. Память, как партизан, молчала и не желала подкидывать прошлое от слова совсем. А Птице сейчас было все равно. Один вопрос. Где он? На кончиках пальцев рассеялось то самое необходимое тепло, и ворон бы потянулся вновь, как окоченевший птенец к лучу щедрого солнца. Но это был совсем другой источник тепла и пернатого такая догадка приводила в изумление. Веки распахнулись и заспанно прикрыли глаза. Радужки пробегали шустрым взором по окружающей обстановке. Сам ворон притаился, в любой момент готовясь атаковать. Если бы было кого. Глаза зацепили за знакомую худую спину. Белая кожа при свете становилась бледной, совершенно нездоровой. Птица внимательно изучал каждый неизвестный посиневший след на ней. Неглубокие длинные царапины с запёкшейся кровью хаотично располосовали спину. Кровоподтёки украшали хрупкие выступающие лопатки и правое плечо. Позвонки яркими пятнами проявились на солнце. Ворон пересиливает себя и протягивает руку. Пальцы касаются нескольких царапин, ведут по синякам и встречаются с цепочкой позвонков, будто соединяют созвездия на ночном небе. Птица смотрит на свою протянутую руку, затем на раны. Как щелчок пальцев, он отцепляет ладонь и берет её во вторую, массируя запястье. Нет. Это не его. Тогда от кого? Одеяло покрывает поясницу и ноги, совсем не грея. Птица сжимает запястье, дабы избежать лишних действий. Он отвлекается от шокированной находки и осматривается вокруг. Как пернатый помнит, это была спальня Разумовского, куда он заходил отдохнуть в редких случаях, потому что со своей работой спал прямо на диване в офисе. Ворон замечает разорванные места на скомканной простыне. Как в гипнозе, он наклоняется, разглядывает и с ужасом отшатывается. Птица падает с кровати, не совладав с рывком и окончательно стягивает простыню. Четыре разрыва, кажется, сделаны когтями. Его когтями. Сердце впервые заходится в бешеный ритм и стучит по груди, а болезненная пульсация расходится по голове. Кровать тихо скрипнула. Силуэт Разумовского ворон увидел даже сидя на полу. Он хочет слиться с полом, спрятаться под кроватью, да хоть врасти в стену, чтобы Разумовский не увидел, не заметил. Но у Птицы слишком много вопросов и ответы на них он не может найти, даже в своей памяти. Ворон нехотя наблюдает, как парень потягивается и через мгновение натягивает лёгкий черный с золотыми прожилками халат. Сергей ерошит и так спутанные пряди и тихо зевает. Он вяло начинает обматывать спавший бинт вокруг пораненной ладони. — Это я сделал?— Еле слышно подаёт осипшим голосом существо и несколько раз кашляет, пытаясь заглушить его рукой. Ему не надо уточнять или показывать. По простыне, по глубоким царапинам на спинке кровати и…меткам на спине Разумовского уже можно догадаться. Сергей цепенеет, замерев с бинтом, но тут же испуганно вздрагивает. Ворон наклоняет голову набок и пытается распознать реакцию. Парень до вопроса вел себя как-то расслабленно и…по-домашнему. Сейчас же он напрягся всем телом, словно струна, и не может повернутся лицом к Птице. Ему и не надо. — Да. На тебя так цитрус подействовал…получается— Последнее Сергей произносит приглушённо, хрипя после сна, и дёргает нервно плечом. Он продолжает уже более рассеянно накладывать повязку, пытаясь утихомирить подрагивающие пальцы. Ворон возмущённо поднимается и требует повернуться к нему. Разумовский тушуется, размышляет, надо ли? Но сдается и поворачивается лицом к ворону, принимая отчужденный вид, затянув сильнее чем надо бинт. Птица зло фыркает:— То есть ты решил воспользоваться мной ради своих потребностей!?— Шипяще сипит ворон, чуть ли крыльями не хлопает от негодования и обиды. Настрой его сбавляет оскорблённое выражение лица Разумовского, который гордо дёргает подбородком, крепче связывает узел на ладони и опускает руки. Свежий порыв врывается в окно. Сергей колкими холодными глазами смотрит в упор и резко отвечает: — Какого ты о себе мнения. Почему тогда в меня жёстко вдалбливались, а не в тебя?— Отрешённость возвращается серой краской на лицо. — Не надо было лезть.— Дерзит в ответ Птица, усмехаясь на автомате. По-другому ему не в силах ответить. Парень зло и обидчиво дёргает головой влево, будто от пощёчины, и равнодушно произносит, скрывая грусть:— Ничего так и не понял. Сергей не остаётся в спальне и больше двух минут. Разворачивается в деланной решительности, проходит к выходу, запахивает покрепче халат, кутается в нем, как в одеяле и скрывается за поворотом. Шлейф пояса последнее, что видит Птица. От досады, небывалой злости и непонятной вины хочется завыть. Остановить Сергея, попытаться извиниться, но ворону не позволит гордость и съедающие остатки былой ненависти, за которыми кроется глубокая дыра тоски. В руках остаётся порванная простыня с найденными алыми пятнами. Они ядом текут в душе и Птица поздно понимает, что это не краска. ********* —Очень странно.— Рука подбрасывает в воздух мандарин, затем возникает пауза и всё повторяется заново. Птица так и не вспомнил ту ночь, хоть сначала пытался утро забыть. Вернуть как было. Но с каждым его неуверенным шагом рушились редкие разговоры с Сергеем. На одном и том же вопросе заканчивался их диалог. Разумовский замолкал, проявляя изначально малый интерес поговорить, и уходил. Последний раз Сергей привел Птицу в ту самую спальню, не заходя внутрь и сказал: « Ты можешь здесь отдыхать. Я редко сюда захожу» . Ворон ждал последней завершающей фразы «теперь», но это слово так и не вылетело из уст. Пернатый попытался осторожно заговорить с парнем, чтобы не спугнуть. Разумовский даже слушать не захотел, не отпрянул, как обычно испуганно, а просто развернулся и поспешил уйти, бросив тоже самое, как и всегда: «Позже». Визг шин и их скрип по дороге отвлек от тягостных дум. Вскрик людей заставил повернуться в предполагаемую сторону, где могла произойти авария. Птица лениво осмотрел сбитый со своей дороги автомобиль и стоящую в ступоре женщину с маленькой девочкой на руках. Ворон усмехнулся, но не отвел глаз. Его интерес привлекла сама машина, фиолетового цвета и довольно дорогой марки. А ведь такую он мельком видел у Сергея. Да и на бампере была старая царапина. Помнится пернатому, Разумовский чуть не врезался в столб, когда ворон неожиданно появился рядом и отделался малой кровью. Точнее машина. Птица пригляделся, заметил что-то похожее на бампере и радостно изумился. Так это ж его машина. И куда же ты собрался. Прозвучало в мыслях злорадно без капли вопроса. Слишком уверенно, что без ворона веселье не начнется, ведь он сам его создаёт вместе с хаосом чаще из скуки. Птица сконцентрировано ищет знакомый шлейф энергии, какой въелся очень давно, чтобы хоть раз забыть. Кончики пальцев покалывает от мощных волн исходящих со стороны машины. Страх. Обида. Разочарование. Последние пронизаны кислотно зелёным, что аж в глазах рябить начинает. Ресницы дрогнули, опустились веки, закрыв солнечный блик в радужках. Парень удивлённо смотрит перед собой и прерывисто дышит. Ладони вспотели, по спине стекает противный холодок, пальцы подрагивают на руле и медленно слетают локтями на колени. Сергей закрывает лицо руками, глубоко вздыхает, чтобы выровнять пульс так бешено бьющегося сердца. Ещё немного и оно пробьет ребра. На сгорбленные плечи ложатся чьи-то руки и Сергей на автомате вскидывает руку назад. Её ловят и осторожно сжимают. — Тихо-тихо. Успокойся.— Звучит со смешком сзади и плечо с нажимом погладили, отрезвляя от шока. Разумовский откидывается на спинку сидения и прикрывает глаза. Запястье отпустили и он смог положить руки на руль. Птица усмехается, пересаживается на переднее место рядом и закидывает одну ногу на другую.— Тебя водить нормально не учили? Ворон наблюдает как челюсти сжимаются, грудная клетка приподнимается медленнее и размереннее, а руки сжимаются на руле, почти оставляя тонкие белые полосы от ногтей. Машина трогается с места, объезжая собравшихся зевак. Птица всеми фибрами души ощущает напряжение этого молчания и понимает, что ничего не добьется, но продолжает, на раздражение парню, спокойно наблюдать за ним. Возможно, не знай ворон о правилах людей, то перестал бы пытливо глядеть. Цепкие лукавые глаза с прищуром прожигают не хуже луча летнего солнца. Разумовский нервно оглядывается несколько раз, ёрзает, словно взгляд приносит дискомфорт и расстёгивает одну пуговицу на рубашке, чтобы лучше дышать. Рука поправляет спавшие пряди волос назад. На повороте Разумовский резче обычного выруливает. — Что?— Сдается Сергей и устало вздыхает, выпрямляясь. Небольшая пробка образовалась на шоссе. —Что ты так смотришь? — Вы, люди, такие странные.— Не раздумывая, с лету ответил пернатый и всем корпусом повернулся вперёд. Ему не надо было смотреть на Сергея, чтобы заметить его непонимающий взор. Разумовскому не будет задавать вопрос. Он и так явен. Птица, немного погодя, продолжает.— Столько эмоций..чувств..— Пальцы сгибают и теперь рука похожа на пистолет. Она прислонена к виску и ворон шуточно делает вид, будто выстрелил.—..Как ты вообще с ними уживаешься?— Серьёзно спрашивает он и хмуро поворачивается к растерянному Сергею. Тот тушуется, мнется и несколько раз кашляет, пытается показать, что лучше уйти от этой темы, но ворон дотошно ждёт ответ. — Ты какой ответ хочешь услышать? — То, что думаешь. Парень пожимает плечами, стучит задумчиво пальцами по рулю и изучающе мимолётно оглядывает Птицу.— Думаю, спрашивать тебя про такую срочную нужду не надо.— Констатирует парень, прикусив губу, и ворон усмехается. Даже сейчас эмоций много.Растерянность. Взволнованность.— Испытывать эмоции и чувства может каждый, это не вредит, хотя, как посмотреть. Слово может резать не хуже ножа. Ощущать что-то — нормально, ведь это делает нас живыми. — Но есть и те, кто ничего не испытывает. — Таких людей не существует. Всё равно приходится сталкиваться с этим. Только роботы и машины не чувствуют. Они же искусственно созданные и в их программе не запрограммированы чувства.— Неуверенно поясняет Сергей и останавливает машину на красный свет. Он поворачивается к ворону, приготовившись к другим вопросам. Птица обиженно, как ребенок, надул губы и скрестил руки на груди, чуть сползая с сидения. — Так чувствовать — сдохнуть можно. — Но мы же как-то живём.— Разумовский наклоняет голову на бок и смотрит на нахохлившегося собеседника.— Ты запутался.— Птица фыркает и отворачивается к окну. Машина вновь двигается с места уже плавнее. — Я изучаю. *********** Машина заезжает на платную стоянку и останавливается на одном из пустых мест. Сергей застёгивает куртку наглухо, берет с заднего сидения увесистую сумку и вытаскивает ключи от автомобиля. Птица скучающе наблюдает за возвышающейся высоткой рядом. Ручка дёргается и парень выходит из теплого салона, Птица тоже повторяет за ним, но двери наперед блокируют. Он непонимающе пробует несколько раз и ничего не выходит. Тихий приглушённый смех слышится в голове. Ворон зло, как застигнутый врасплох зверь, поворачивается в сторону насмешливой высокомерной мордашки. — Открой дверь.— Сталь сквозит в голосе и просачивается в чужую голову. Разумовский машет издевательски рукой, в которой держит ключ. — Ты сидишь здесь. До моего прихода. Удачи.— Птица кривит губы. Он ненавидит, когда парень насмехается над ним. Это выглядит унизительно. Удаляющаяся фигура завершает незаконченный диалог. А ведь ворон готов был устроить головную боль этому сорванцу. Так подло обмануть. И за что? Если только… Птица понятливо кивает, догадавшись. Месть сладка, да последствия слаще. Злорадно шепчет ворон и прикрывает глаза. Следовать за парнишкой он может мастерски, даже без щелчка пальцев перемещаясь тенью. Очередное собрание по поводу глупого дела, лишь бы снова отдать кучу денег на бесполезные вещи. Сергей скучает на таких мероприятиях, хоть бери Птицу с собой. Разумовский отмахивает от этой мысли и включает компьютер. Иногда, признаёт он, ставит какой-нибудь фильм, чтобы не слушать всю нудятину. Всё равно его мнения никто не спрашивает. Разумовский здесь появляется для галочки, да и только. Главное: казаться серьёзным и делать вид, что тебе не всё равно. Конечно, думает Сергей и поправляет наушник, что чуть не слетел от неожиданного стона. Сейчас на экране начинается откровенная сцена, к которой Разумовский не был готов. Ему хочется провалиться сквозь землю. Как он мог включить «Пятьдесят оттенков серого»? — Сергей, всё хорошо?— Интересуется женщина в строгом сером костюме, сидевшая неподалеку. Разумовский тихо ругается. Наверное, лицо его удивлённое, смущённое и пунцовое. Он кивает и отпивает немного воды из стакана. Закрыть резко крышку ноутбука не получится, слишком странно выглядит. Остаётся только закрыться техникой и перекрыть обзор на экран от возможных любопытных глаз. В наушнике всхлип за стоном разносится, как мантра, и парень делает беззвучно. Сергей смотрит по сторонам, затем в экран чисто из интереса. Мысли невольно уводят его не к хорошей теме, которую он упорно избегал. И сейчас Разумовский пытается не вспоминать ту ночь, с чего все началось, хоть это и плохо получается. В офисе становится жарко, несмотря на полный разгар зимы за окном и абсолютно прохладные помещения. Ощущение полной безысходности от своей реакции приходит постепенно, как и то, что он сам не хочет останавливать поток картинок из своей памяти. Ещё одна пуговица на рубашке расстёгнута. Разумовский прикрывает глаза и видит, как его почти душат знакомые руки. Воздух перехвачен. Фантомные прикосновения цепких пальцев ощущаются всё ярче и ярче, пока Сергей не спешит прервать новый виток мыслей. Он открывает глаза и всё возвращается на свои места. Те же люди, то же помещение встреч и с одним дополнением. От удивления парень чуть воздухом не давится, не смея отвести глаз. Приходится закрыть медленно крышку компьютера. За мужчиной в возрасте, рассказывающий свои успешные результаты дела, расположился на его кресле ворон и незаметно покачивается, скучающе изучая интерьер кабинета. Разумовский готов поклясться, что Птица упорно не смотрит на него, об этом видно по мелькнувшей ухмылке на губах. Сергей решил постепенно расслабиться и в этот момент пернатый друг резко уставился на него с каким-то интересом ботаника на новый сорт растения. Некое смущение обволакивало и сердце от этого только чаще стало биться, мягко отдаваясь ритмом по вискам. — … вы, Разумовский?— Чужой голос пробудил от прямого зрительного контакта. Сергей растерянно посмотрел на того самого мужчину в темно-голубом костюме с ровно лежащим галстуком на груди. Всё было с иголочки на нём. Владимир Вольфович Гринев — сущий педант, каким его считали коллеги по работе. Но и слишком частое превосходство над другими портило всё представление. На пристальный взгляд Владимир усмехнулся и отпил из стакана, смакуя воду, как вино.— Что вы нам скажете? — Смотря, что хотите услышать.— На автомате дерзко ответил парень, выпрямившись. — Как продвигается ваша компания? Или как вы говорили: «свобода слова», что в частности не имеет никаких перспектив. Просвещаете новое поколение?— Продолжил с такой приторной улыбкой, что Разумовскому захотелось ударить кулаком хорошенько по его лицу. Гринев знал, что для бизнесмена это было больной темой, за которую Разумовский будет бороться до конца. Птица взгляды его отчасти разделял. Сережа взглянул мимолётно в сторону ворона. Тот напряжённо вслушивался в слова мужчины и недобро сверкнул янтарем глаз, хрустнув предупреждающе пальцами. — Молодое поколение можно легко направить в правильное русло. В отличии от вас, просвещающих старое. Улыбка Гринева стала шире, а взгляд его серых глаз готов был сжечь Разумовского.— О, я не спорю. Ваши взгляды разделяют многие и несомненно тот преступник. Как странно, не находите?— Сергей нервно вертел за время диалога карандашом в руке и под конец сжал слишком сильно, что дерево пошло трещинами. Птица ядовито усмехнулся и презрительно скривил губы. Владимир Вольфович хмыкнул. — Можете не спорить.— Закончил свою речь Гринев и, не осмотревшись, приготовился сесть. — А вот я поспорю.— Зло прокатилось по офису и Сергей вздрогнул, поздно спохватившись. Пернатый легко перешагнул подлокотник и отодвинул кресло подальше. Гринев не успел удержаться и упал вниз, а ворон синхронно с падением опрокинул стакан. Вода полилась прямо на голову мужчине и промочила костюм. Все собравшиеся повставали со своих мест, некоторые подбежали помочь встать. Один Разумовский продолжал сидеть и изумлённо пересекался взором с усмехающимся пернатым. Компьютер слитным движением прижали рукой к груди вместе с сумкой. Дверь помещения тихо закрылась. Четкие шаги разрушали тишину коридора. Разумовский хмуро, сдерживая злость и радость, брел к лифту. Желание чего-нибудь выпить возникло так же резко, как за поворотом появился Птица. Довольный, чуть ли не светится от своего поступка, хоть и скрывает одной самодовольной ухмылкой. Мгновение, изучающие взгляды. Злорадный и яростный. Сергей посмотрел на камеру в верхнем углу стены, что так мешала сейчас, чтобы не накинутся на Птицу и хорошо не ударить. Разумовский тихо незаметно обошел ворона, специально пихнув локтем, и стремительно направился к лифту, благо, тот был поблизости. Парень спиной чувствовал взгляд, что нельзя понять. От этого хотелось хорошенько придушить пернатого где-то в темном углу, а дальше по ситуации. Двери лифта закрылись, оградив от внешнего мира на некоторое время. Продолжающаяся тишина нервировала, напрягала сама по себе. Разумовский иногда переглядывался с Птицей, встречался взглядами и тут же отводил глаза. Ворон закусил губу и неловко осмотрелся. Его молчание изводило сильнее. Мышцы все напрягались, будто Разумовский в любой момент сорвётся с места и…Птица не знает, что может быть. Сейчас хотелось всё скинуть на шутку, но нутро подсказывало и заставляло молчать. Сергей посмотрел на часы у себя на руке и ворон попытался заговорить, почти смущённо улыбаясь. Он не знал, что так может. Взгляд исподлобья остановил от будущего действия, а воздух будто вырвали из лёгких. Холод пробежался по спине непроизвольно: — Молчи. Птица бы засмеялся, дерзко ответил, но в итоге только фыркнул и облокотился спиной на холодную поверхность. Он прикрыл глаза и тихо вздохнул, постепенно расслабляясь под громким движением механизма лифта. Двери открылись и под колкий недобрый взгляд Птица идёт вперёд, с вялым любопытством осматривая интерьер холла. Ничего не зацепляло взгляд, да ворон и не присматривался. — Исчезни.— Прошептали совсем рядом и спину огрел лёгкий шлейф одеколона с малым теплом. Птица закатил глаза и на показ взмахнул рукой, исчезая совсем. Машина встретила долгожданным спокойствием. Рядом нашелся и Птица, что скептически косо посматривал. — Зачем? — Ты был не против, да и мне захотелось…развеять скуку. Забавно получилось. — Как ты вообще вышел из машины!?— Возмущённо продолжил парень, заводя ключом мотор. — Это моя особенность. Я умею выкручиваться из ситуаций.— Насмешливо фыркнул ворон. Он медленно покачивал закинутой ногой на другую и следил, как дома разных размеров сменяются один за другим. — Я заметил.— Буркнул Разумовский и вырулил на какой-то нелюдимый переулок. Машину остановили.— Зачем ты завел тему про чувства?— Молодой человек знал каждую гримасу ворона и не будет удивлен, когда губы Птицы расплывутся в довольной улыбке, похожей на оскал.— Ты сказал, что изучаешь это? Как такое понять? — Ради забавы, всего-то. — Лжешь. Я жду, иначе домой попрешься сам. Птица пустил смешок и посмотрел на Разумовского, как на дурака.— Я тебе перекрою своё сознание, сам знаешь. И заставлю питаться теми дрянными мандаринами.— Прошипели от злости и скорее от предвкушения. Он прекрасно понял, какая реакция у Птицы на эти цитрусы. Лицо ворона приобрело белый оттенок и оскорбленный вид. Словно Разумовский назвал его милым, что он не мог терпеть и злился из раза в раз. Пернатый бегло осмотрел молодого человека, задержавшись на глазах, какие излучали решительность. Ворон сомнительно хмыкнул и, пораскинув о чем-то, невесело фыркнул и на несколько мгновений огляделся в окно.— Через стекло с той стороны не видно нас?— Настороженно послышалось через какое-то время. У Сергея перехватило дыхание и первой мыслью было одно: «Убьёт». — Ну…да. Не видно.—Парень незаметно щёлкнул замком и двери машины заблокировались. Пусть делает, что хочет, но только здесь. Подумал молодой человек, заметив насмешку со стороны. — Замечательно.— Тревога забилась красными буквами, что пора заканчивать. Сергей не знал, почему Птица так сказал, задал странный вопрос, к чему вообще он ведёт. Слишком много загадок и ни одной отгадки. Страх подступил к горлу и парню пришлось сглотнуть с усилием. — Сере-ежа…— Щеку огрело еле уловимое тепло ладони, и по скуле расположились холодные кончики пальцев. Такой необычный контраст, что совсем ни с чем не сравнить. Ни горячо, ни холодно. Ровная середина. Сергей отреагировал на нежный зов мелким вздрагиванием и поворот головы чуть вправо. Птица приподнялся, становясь одним коленом на сидение и ставя другую руку на подлокотник, с другой стороны от Разумовского. Ворон резко приблизился к Сергею вплотную, почти касаясь кончиком носа другого, чуть порозовевшего. Птица не усмехался, не презрительно комментировал, а лишь изучал, опускаясь глазами со лба к одной щеке, затем к другой, поднимался к глазам, зрачки которых значительно увеличились. Ворон не остановил свой взор на губах, мельком лишь взглянув. Смятение. Страх. Жгучая потребность. И малое разочарование. Столько всего Птица почувствовал, только докоснувшись пальцами рядом с виском и взглянув в глаза. Даже без умения различать эмоции и так можно определить. Реакция тела: расширение зрачков, загнанное дыхание, приоткрытые губы, по которым иногда проходится язык, дергающийся кадык слишком часто, пульсирующая вена на виске. — Чувствуешь сколько эмоций переполняет тебя только от моего присутствия?— Шепчет ровным глубоким голосом ворон. Пальцы осторожно погладили заалевшую щеку. О, да. Птица заметил постепенно появившийся румянец, покрывший кончик носа, щеки и кончики ушей. Ребром ладони Птица убрал спавшие пряди и провел рукой по лбу, отмечая повысившуюся на несколько градусов температуру тела. Давление не осталось без внимания. Птица не хотел заострять на этом свой интерес. Сережа от такой прямоты взгляда опустил глаза. — Посмотри на меня.— Шелест, будто шуршание листьев, подчинил,— Ты сам внушаешь себе мысль о моём приказе.— Сереже хотелось бы хмыкнуть, но всё внимание забрал ворон и отвлечься совершенно не получится.— Хочешь узнать больше о своем теле?— Сережа не ответил, а Птица уловил ещё одно чувство. Сомнение. Неуверенно между ними возникла рука Серёжи, что робко легла на грудь пернатого, надавливая. Разумовский опустил голову, зажмурился, не в силах смотреть.— Нет…уходи..— Птица переменился в лице. Чистое изумление плескалось в груди, в мыслях и пыталось вырваться вопросами: «Почему? Что не так? Разве не этого ты хотел?». Ворон поддался неосознанно и немного отстранился. Разумовский отвернулся к окну, неровно дыша. Его одолевали противоречия в движениях, в мыслях, во всей его сущности. В запястье вцепились, сжали в тиски. Эти действия сбили с толку, с мнимой решительности. Птица злостно сверлил макушку взглядом. Столько неожиданных чувств опрокинулось на него. Столько вопросов и ни одного ответа. Сергей еле слышно задержал дыхание и выдохнул, прикрыв глаза. За окном взбунтовалась метель, она билась снежинками о стекла и пыталась проникнуть холодом в машину.— Уходи. — Ты ведь не серьезно?— Тускло произнесённое каждое слово вызывало лишь к себе отвращение. Птица недовольно скривил губы, не отпуская руки парня, наоборот сжимая так крепко, что будущих синяков не избежать. Да и плевать. Ему хотелось высказать всё в лицо этому Разумовскому, да только ком сжимал горло и останавливал от жестоких слов. — Вполне серьезно.— Голубые глаза наконец встретились с золотыми. Пленка холода поселилась в тихом море, как бывает обычно поздней осенью в Питере. Листья давно лежат на земле, ветер с ливнем омрачает каждый прошедший день. Озеро закрывает себя покровом льда и остаётся неподвижным, спокойным для всех. К нему зимой не пробьешься, а даже если и получилось, то утонешь. Отколовшиеся льдины закроют собой спасительный воздух, и застелется всё снегом.— Ради забавы. Мог догадаться.— Внутри что-то бухнуло, разбилось о вымышленную стену. Пальцы сжались на коже сильнее и так же резко отпустили. Птица быстро отстранился, мрачно глядя на дрожащую ухмылку, что разламывается по кусочкам с каждой секундой, на влажные уголки глаз. Как брови сводятся к переносице постепенно. Не этого ворон ждал. — Как знаешь.— Птица отвернулся, исчез быстро, пропал перед Сережей, как если бы вырвали лист из книги. Тот будет таким же белым, но на нем уже нет важного, ускользнувшего от глаз. Рука опустилась на спавшие пряди и поправила их назад. Несколько пальцев коснулось приоткрытых губ. Разумовский посмотрел в зеркальце. Румянец окрасил скулы. — Надо выпить.