I believe

I guess my mind is a prison

And I'm never gonna get out

Наверное, мой разум — это тюрьма,

Из которой никогда мне не сбежать.*

Утром не было абсолютно никаких сил что-либо делать. Кэйа отдал бы все на свете за возможность побыть одному. Жутко хотелось спать, оставшись наедине с нескончаемыми спазмами в спине. Жажда постоянно мучала горло. К несчастью или нет, но его планам не было суждено сбыться — Джинн явилась почти когда он засыпал. Она, как в прошлый раз, появилась в его комнате с плохо сдерживаемыми эмоциями. Кэйа чуть снова не накричал на нее, но вовремя одернул себя и пристыдился. — Посмотри в окно, — сказала она, улыбаясь, но явная эмоция беспокойства не ускользнула от рыцаря. — Что я там увижу? — бесстрастно спросил Кэйа, но все же устало опустил плечи от тяжести и подошел к большому окну. Девушка хотела помочь ему подойти, но вспомнила, что он не хотел, чтобы ему помогали. Глаза Джинн, с ожиданием смотрящие на него, насторожили рыцаря. Он прищурился и взялся обеими руками за подоконник, опираясь на него. Зрение несколько расплывалось. Дождь, идущий уже пятый день, несколько угнетал. Лужи у лазарета, появившиеся в разных местах, отражали небо, как большие зеркала. Пошатывающиеся деревья склоняли самшитовые ветки. Только один жалкий огонек горел у здания, напоминавший, что в это время надо сидеть дома. Подстриженная серебристая ива на территории лазарета возвышалась, как огромный домик эльфов, и немного сказочно сверкала. Глаз зацепился за один единственный силуэт, стоящий у главного входа. Никто из людей не подумал бы выходить на улицу в дождь, но явно не этот человек, явно преследующий цель. — Узнаешь? Вопрошающий голос Джинн всколыхнул давно не бившееся с такой силой сердце. Кэйа повернулся к ней с нечитаемым лицом. Та эмоция, присущая ему, появилась на лице, отчего ему стало очень хорошо. — Он?.. — Он здесь. Вернулся к тебе. Под его окном, внизу, у высокой колонны рядом с входом стоял мужчина. Несколько промокший, но терпеливо стоящий, казалось, с тяжестью, как статуя. Кэйа повернулся так резко, что каждая мышца тела снова заболела. Джинн ловко подхватила его, чтобы он не упал. Эта пронзающая боль была практически ничем по сравнению с эмоциями, накатившими на Кэйю. Он рвался так отчаянно, силясь стремглав понестись к Дилюку, что силы скорее покидали его. В глазах темнело, а Кэйа чуть ли не молился, лишь бы не потерять сознание. — Он уйдет! — Нет-нет, не уйдет, он к тебе пришел, он вернулся. Она настойчиво удерживала его, а Кэйа не понимал, зачем. — Я обязан его увидеть сейчас же! Ему не было стыдно за свое поведение. Ему было абсолютно безразлично, что подумает Джинн. Кэйа рвался, Кэйа очень рвался, ощущая, как рот заполняет новая кровь, горячая, как раскаленная лава, до тошноты противная, как запах дегтя. Джинн что-то еще говорила, но он не запомнил. А затем рухнул на пол. Не удержавшие его руки девушки беспокойно маячили перед глазами, как те самые самшитовые ветки во мраке ночи. В ушах звенело так громко, что на подкорках сознания рыцарь думал, будто кровь идет даже из ушей. И затем уснул. Надоевшие тени свечи на столе плясали под стенами, как десять разных уродливых бесят. Они строили такие же уродливые, как они сами, гримасы, дразнили Кэйю, доводя его до злости-почти-бешенства. И как бы он не отгонял их, тряся головой, они все равно настигали его, сопровождая скачками жара и вселенского холода. Кэйа сделал над собой огромное усилие. Когда он открыл глаза, наваждения мигом исчезли. Он лежал на спине в такой давно желанной позе, и совсем не чувствовал боли. Ему даже показалось, что все, что с ним происходило за последние недели, было сном. Он думал, что попал в мир без боли, и тот был так сладок, так притягателен, что он бы ни за что не ушел. А когда он чуть повернул голову, он точно убедился в том, что видел сон наяву. На неудобном стуле, свернувшись, сидел Дилюк, невероятно похожий на ожившую скульптуру Атланта. Его мертвецки усталое лицо, потемневшие впалые глаза, крепко сомкнутые губы, его сухие руки, которыми он упирался в лоб, слегка шатающееся от дремоты тело, все это было для Кэйи таким нереальным и любимым, что сердце в груди вопило и горело. Когда Дилюк услышал даже малейшие ворочания Кэйи, он поднял тяжелую голову с неаккуратным хвостом на голове, глядя пронзительными глазами на силуэт рыцаря. Кэйа всхлипнул, сжав губы в одну полоску. — Здравствуй, Люк, — сухим, сорванным, чужим, но не теряющим мелодичности голосом произнес он, — ты пришел. Рангвиндр чуть шире открыл тонкие глаза, несмотря на явную усталось. Во мраке ночи его силуэт был невероятно красив, а при отблесках единственной свечи волосы сияли фениксовым. Он ничего не говорил. Потому что не знал, что сказать, потому что слова не были нужны. Он положил ладонь на щеку Кэйи, слегка щекоча ее большим пальцем. Этот жест не значил для него чего-то глубокого — он только хотел убедиться, что это реальность. Кожа рыцаря была сухой, жесткой. Глаза красные и полны слез, а Дилюк смотрел на него все с тем же выражением. Гладил по голове. — Ты выглядишь, как чудесный макинтош из сказок отца. Правда, чувством такта не вышел, — Кэйа постарался пошутить, но мужчина только хмыкнул. — Ты ни разу не навестил меня за два месяца в Мондштадте. — Прости, — наконец ответил Дилюк давно желанным голосом, но ничтожно жалкое «прости» утонуло в стенах комнаты. Они оба резко замолчали, как будто кто-то приглушил все звуки. Отдавшись порыву, Дилюк и Кэйа сорвались с места и слились в жарком объятии, тяжело дыша и сдерживая удушающие слезы. Дилюк крепко, но осторожно сжимал одежду на его спине, зарывался пятерней в поблекшие волосы, словно пытаясь убедиться, что это он перед ним. Он схватил Кэйю за голову и расцеловал щеки, отчаянно, почти обреченно, так по-братски нежно. Рыцарь хрипло усмехнулся, потому что только ради объятия ему пришлось несколько подняться с кровати. Минутные порывы нежности въелись в память подобно яду, сладкому яду, который Кэйа хотел бы принимать вечность. — Архонты, ты не представляешь… — Знаю. Я все знаю, Люк. Перед ним был взрослый человек, донельзя худой и бледный. Он уже не выглядел как Кэйа, по крайней мере, внешне это был не тот Кэйа, которого Дилюк помнил. Он не знал, радоваться или нет. Истощенный взрослый мужчина выглядел так счастливо, что это вызывало настояющую жалость у Рангвиндра. Он впервые за долгое время позволил себе улыбку для него. Они сели на кровать вместе, и Кэйа боком привалился к брату. Дилюк снова зарылся руками в его волосы и прижал настолько близко, насколько мог. — Кэйа… Если бы я только знал, этого всего бы не было. Я бы вернулся раньше. Мужчина только промолчал, но Дилюк почувствовал улыбку, которую он прятал в его груди. Кэйа находился в его руках, как маленький мальчик, обнимающий мать. — Я дорожу тобой. Прости. На несколько минут они замерли, просто давая себе привыкнуть к присутствию друг друга. Успокоившись, Дилюк спросил: — Как ты себя чувствуешь? — Ты наверняка знаешь. — Знаю. Но хочу услышать лично от тебя. — Ничего хорошего. Хочешь полюбоваться на мои крылья? О, они необычны, таких ты еще не видел. Архонты, Люк, ты так бледен. Где ты был? Дилюк промолчал. — Я путешествовал по Тэйвату, — соврал он. — Занятно, — тихо ответил Кэйа, — расскажи, что ты делал. — Краткость — сестра таланта. Я оставил таверну и ушел. Встретил наших знакомых из Ли Юэ — Чжун Ли и Чайлда. Ты помнишь их. При их упоминании рыцарь несколько оживился и, болезненно прищурившись, заелозил, посмотрев в его глаза. — Как они? — Ну, — Дилюк замешкался, кашлянул. Откуда-то появилось смущение, — теперь они вместе. — О, правда? — Мгм. Когда я встретил их, они были… Нежнее, что-ли, по отношению друг к другу. И смотрели глазами влюбленных. — Я рад за них, — Кэйа улыбнулся и снова устроился на груди Дилюка, — надеюсь, они счастливы. Знаешь, а я замечал. Не то чтобы явно, но я видел, как меняется их отношение друг к другу. Милый Дилюк, я рад, что ты волновался за меня. Неожиданный переход с друзей на них самих заставил Дилюка хмыкнуть. Осознание факта, что ему ничего не пришлось говорить, успокоил. Они не нуждались в этом. Он положил ладонь на его голову и принялся перебирать волосы под мурчание рыцаря. — Почеши голову, пожа-алуйста, — протянул Кэйа. — Офицер, вы слишком много себе позволяете, — улыбнулся Дилюк, — мало того, что взвалились на меня, так еще и просите об услуге. Рыцарь чуть крепче обнял его, прерывисто вздохнул, боясь, что он сейчас исчезнет. Мужчина ощущал его улыбку всем сущим, тепло, исходящее от его тела, грело, казалось, самую душу. Кэйа сейчас был перед ним — живой, осязаемый, обнимающий его. Мертвецки усталый и истощенный. — Когда я проснулся, я думал, что нахожусь дома. Но вокруг были другие стены, другой потолок, другое все. Я начал звать тебя, но ты не приходил. Дилюк чуть крепче сжал его в своих руках, как будто если бы отпустил, то Кэйа исчез. — Я очень долго ждал тебя. Боялся, что ты мог… Сделать что-то безрассудное. Как в Ромео и Джульетте. Джульетта уснула крепким сном, а Ромео погиб, не выдержав горя. Но она очнулась. Я боялся, что больше не увижу тебя. — Я тоже. Я скучал, Кэйа. Они на мгновение замолчали, утопая в тишине лазарета. — Интересная ассоциация с трагедией. Кэйа не ответил. Дилюк замер, поглаживая его по голове. Впервые за все время рыцарь чувствовал себя защищенным, не одиноким, дополненным. Он запустил руки по бокам Дилюка, чуть сильнее обнимая его. Мужчина замешкался, но постарался вернуть себе как можно более непринужденный вид. — Почему у меня ничего не болит? Я так хорошо себя чувствую. — Помогло? — Кэйа поднял голову. — Я был в одном месте. Искал лекарство. Сильное обезболивающее. — Так поэтому ты покинул Мондштадт?.. — Я не верил, что ты умрешь. Я тоже в свободное время изучал твое проклятие, и когда узнал, что при росте крыльев будет нескончаемая агония… Покинул дом как можно скорее, чтобы прибыть и облегчить тебе болезнь. Кэйа улыбнулся одной стороной губ. — Либо ты чертов гений, либо отчаянный идиот. — Пожалуйста, я всегда готов помочь. — Спасибо, Люк. Ты буквально спас меня от этого ада. Наверное, не надолго, но это прекрасно, лучше секса втроем. — Дурак. Кэйа чуть дремал в его руках, пока Дилюк осматривал холодную комнату, свечу на столе и несколько книг. Названия говорили сами за себя. Опустив глаза, он посмотрел на его макушку. — Наверняка ты похож на своего отца, — задумчиво пробормотал Дилюк, забывая, что говорит вслух, — он гордился бы тобой. Кэйа отстранился и сел рядом с ним с несколько мрачным видом. Дилюк покраснел от осознания сказанного. — Прости, я… Не подумал. — Вот уж действительно… не подумал, — невесело прыснул рыцарь, провел несколько секунд в мыслях, а затем снова натянул на лицо дежурную улыбку, — знаешь, все в порядке. Я только сейчас осознал, что за все годы знакомства с тобой я ни разу не рассказывал тебе о нем. Смотря на его обеспокоенное лицо, Дилюку все сильнее и сильнее хотелось взять его руку. Таким способом дать понять, что он рядом, понимает его, но боялся, что рыцарь расценит это по-своему. Вместо этого Рангвиндр безмолвно предложил лечь ему на грудь спиной. Кэйа подумал несколько секунд, а затем осторожно облокотился, стараясь не столько не потревожить раны, сколько Дилюка. Мужчина аккуратно сомкнул свои руки. — Воспоминания о нем остались посредственные. Мой отец был предан нашему народу. Если бы понадобилось, он бы не мешкая пожертвовал мною ради людей, — Кэйа прыснул, — думаю, так поступил бы каждый. Это не самое обидное для меня, нет, наоборот — я был бы даже рад, если моя смерть пойдет на пользу. Я даже привык, что во мне он видел лишь своего отпрыска, не более. Просто… В тот день, когда встретил твоего отца, мой жестоко предал меня. Прости, я не помню, что было. Кэйа повернулся к нему и почти столкнулся с его лицом. Дилюк чуть отдалился, но Кэйю это не смутило. Он сдвинул брови. — Понимаешь, я пытался вспомнить очень много лет, но тот день словно осколком выкололи из моего сознания… Нет, я соврал сейчас. — Я знаю, Кэйа. Ничего страшного. — Он заставил меня шпионить за вашей семьей. Крепус обладал какой-то важной информацией. А потом я забыл свою миссию. Мое вмешательство в вашу жизнь стало… Чем-то большим. Ну, остальное ты знаешь. Кэйа замолчал, задумчиво бормоча под нос отрывки воспоминаний. Дилюк безучастно погладил его по плечу и рыцарь закинул голову назад, смотря в его глаза. Его острые, красивые черты лица напоминали Дилюку о принце, главном герое сказки, которую в детстве им рассказывал Крепус. Детская фантазия воссоздала именно такой образ, и сейчас не желала уходить из головы. На несколько секунд они замерли, смотря друг на друга. Кэйа осоловело прикрыл глаза, явно ожидая, что сейчас их губы соприкоснуться. Медленно поддался к нему, но Дилюк перевел все в случайность, приглушив учащенный стук сердца кашлем. — Кхм… Ты дрожишь. Ты не замерз? Не дождавшись от Кэйи ответа, мужчина снял сюртук и накрыл его. Рыцарь непонятно заморгал, чувствуя его запах меда и вина, ставший чем-то большим, чем просто мед и вино. Кэйа вспомнил дом. У Дилюка появились смешанные чувства — ему отчаянно хотелось защитить его, укрыть от внешнего мира, но без всякой романтики и драмы. — Спасибо. Кэйа странно улыбнулся, положил свою голову ему на грудь и прикрыл глаза. Дилюк все еще старался скрыть сердцебиение. В лазарете действительно было прохладно. Мужчина обнял его, пряча лицо в изгибе шеи, как слепой котенок. Они словно заново учились любить, закрываясь друг в друге. Наверняка так оба и задремали, потому что когда в комнате появилась Барбара, заботящаяся все время о Кэйе, то она смущенно объявила, что время посещения закончено. Кэйа встал, и Дилюк почувствовал, что хотел бы пролежать так еще целую вечность. — Мне здесь жутко не нравится. Я хочу домой. — Я обязательно навещу тебя на неделе и постараюсь уговорить Джинн забрать тебя, — сказал он, когда собрался уходить. А затем мягко обнял его, а когда отстранялся, неловко коснулся его щеки носом, как будто случайно, ненароком задержавшись. Дилюка посещали смешанные чувства, как только он вернулся домой. Несмотря на мертвецкую усталость, он поприветствовал Чарльза, все еще приводящего в порядок таверну после рабочего дня в такой поздний час. Дилюк знал, что таверна закрылась уже давно. Мужчина обьяснил это визитом Венти, никак не желающего покинуть помещение. Дилюк вздохнул запах таверны, смешанный с вином, теплом и дров в камине. Он улыбнулся — все-таки он был дома. — Положи, пожалуйста, отчеты за время моего отсутствия на столик у моей комнаты. И иди домой, отдыхай. С остальным я сам справлюсь. Дилюк снял промокший сюртук, все еще пахнущий Кэйей и дождем, и повесил на вешалку. Ужасно хотелось смыть с себя недельные напряжения, запах моря, от которого его тошнит, и просто расслабиться и успокоиться, оставшись наедине с собой, постепенно привыкая к работе, как раньше. Он с непривычным трепетом ожидал того времени, когда, наконец, сможет снова навестить Кэйю. Поэтому ни теплый душ, ни переведение внимания на работу не помогло ему забыть те глаза рыцаря, его усталый вид и губы, желающие его поцеловать. При воспоминании того момента его щеки начинали краснеть. Становилось стыдно. Дилюк ничего не мог сделать, поэтому, чтобы уснуть, ему пришлось ублажить себя, удовлетворить голод тела, дающий о себе знать время от времени. Особенно чаще сейчас, нежели в подростковом возрасте. С девушками у него не получалось. Ему казалось, что каждая видела в нем только красивое лицо, и никто ни разу не сказал ему о его личных качествах и душе. Дилюку действительно хотелось, чтобы его ценили не за красивую внешность, а за то, что он просто есть. Лежа в любимой кровати и все еще ощущая качку после Алькора, Дилюк чувствовал себя подавленным и усталым. В комнате было очень тихо, на канделябрах горели тонкие свечи. Было уютно, но одиноко. Дождь, бьющий в окно, составлял печальную компанию. Стараясь отключить разум, Дилюк снял с себя всю одежду. От легкого возбуждения голова приятно закружилась, руки потяжелели, живот скрутила приятная тошнота. Чтобы ощутить себя пьяным, ему не пришлось выпивать. Ему не хватало касаний, и он гладил свое тело, натыкаясь через каждый сантиметр на шрамы. Через несколько минут в голове не осталось ни одной здравой мысли. Дилюк тяжело дышал, отбросив все мысли о том, какой он ничтожный, и быстро двигал рукой по возбужденной плоти, забываясь сбивчивым дыханием с нотами разврата. Из абсолютно пустой головы никак не шел силуэт Кэйи, сидящего на стойке в его таверне, с вызовом и страстью глядящего на Дилюка. То, как он воздействовал на него, заставляло сильное тело дрожать. Альберих наверняка в прошлой жизни был могущественным влиятельным графом в окружении таких же могучих львов, и эта грация, присущая совсем не многим, передалась ему, скорее всего, по счастливой случайности. Когда он плавно сползал со стойки — эту грацию было видно, как никогда. Когда он подходил, медленно опускаясь на колени, подобно преданному псу, а в глазах была эта эмоция, Дилюк чувствовал в животе тугой узел, который связался вопреки всем его отключенным мыслям и желаниям. В его голове Кэйа терся щекой о его внутреннюю сторону бедра, целовал выпирающий между ног бугорок. — Кэйа… Всего секунда экстаза и он закинул голову назад, кончая на живот. «Черт…». Дилюк тут же запылал, вездесущий стыд вытеснил все другие чувства. «Какой ужас… Я что?». Он взбеленился, разозлился на самого себя. Теперь даже думать о Кэйе было невероятно стыдно. На подсознательном уровне просил у него прощения на коленях. Наверняка Кэйа сжал бы его волосы на затылке, и тогда Дилюк бы заслужил прощение. Некоторое время он кусал губы, хмуря брови, и вскоре привел себя в порядок. При каждой грязной мысли он быстро мотал головой, как будто это могло избавить его от них. Он лег на постель и тут же уснул, согреваясь в своей теплой кровати. Утро наступило слишком поздно. Погода все еще была хмурая. Первое, кого вспомнил, проснувшись, Дилюк, был Кэйа. Он все еще чувствовал себя не в своей тарелке. Если бы не планы, он бы провел этот день, занимаясь самобичеваниями. Они прогуливались по территории лазарета, скрытой от глаз других. Вокруг были посажены небольшие кусты, подрагивающие от капель теплого дождя. Они неспеша шли почти рука об руку под зонтом. Все время рыцать как будто пытался коснуться его руки, но каждый раз Рангвиндр отстранялся вбок. Дилюк избегал глаз Кэйи, смотрящие на него с таким пониманием и глубиной, что мужчина невольно думал, будто тот все знал. Краснел неосознанно, как мальчишка, но не терял выражение лица. — Я рад, что ты нашел время встретиться со мной, милый Дилюк, — признался Кэйи, задумчиво кивая в такт своим мыслям. Все утро он был несколько обеспокоен чем-то, иногда витал в облаках, когда Дилюк что-то спрашивал его. — Когда я уйду, наведаюсь к Джинн, — ответил мужчина, а затем потянулся к карману, — чуть не забыл. Хочу дать тебе это. — Зачем мне ключи? От чего они? — От «Рассвета», — Кэйа непонятно посмотрел на него, — когда заберу, поживешь у меня, пока не восстановишься полностью. Извини, всего себя заботе о тебе я посвятить не смогу, работы накопилось немало. — Спасибо. — Так мне будет легче помогать тебе и заниматься работой. Кэйа странно улыбнулся, несколько смущенно, и Дилюк это заметил. Ему захотелось взять его и обнять, и только он хотел воплотить мысли в жизнь, как вспомнил, что делал накануне этими руками. Одернул себя, делая вид, что чешет локоть. — Мне пора. Мы скоро встретимся снова. — Джинн, я хочу забрать Кэйю домой. Девушка чуть хмыкнула, выражая явное недовольство и смятение. В теплом кабинете было сухо и по-своему уютно. — С моей стороны было глупо полагать, что ты не попробуешь. Но он еще не способен… — она подошла к нему и положила руку на его плечо, — я понимаю, что ты волнуешься, тем более после череды этих событий. Пусть еще неделю он побудет там, и я уже распоряжусь о том, чтобы его перевели. — Спасибо за понимание, Джинн, — сказал Дилюк, — и я понял, что ты хотела сказать. Хотела, но замешкалась. Джинн виновата сжала губы. И все же сказала вслух: — Его силы будут пропадать, пока совсем не иссякнут. Эти крылья заберут всю его энергию, если не сделать что-то. И даже твое обезболивающее лекарство, за которым ты бросился бежать из Мондштадта, никак не подействует, лишь облегчит боль. Дилюк не ответил и ушел. И все же через время ему удалось договориться с Барбарой, неодобрительно качающей головой, забрать Кэйю домой. Она отрицательно хмыкала, надув губы, беспокойно сжимая и разжимая пальцы. Что-то в ней выдавало нотки характера Джинн. В конце концов Дилюк убедил ее и девушка смирилась. Под одним зонтом они с Кэйей неспеша добрались до винокурни, общаясь на простые темы, пока еще не стемнело. Дождливая погода отошла на второй план. Кэйа больше не придавал ей значение, когда рядом был Дилюк. На винокурне Аделинда тепло поприветствовала их, едва скрывая удивление, когда Дилюк попросил подготовить для него удобную комнату. Они ужинали вместе за большим столом, а утром, когда чуть начало светать, Кэйа захотел пойти в таверну с Дилюком. Нет, он любил винокурню, с ней были связаны теплые воспоминания его детства, и все же ему не хотелось оставаться одному, чтобы не загрустить, глядя на никем не тронутые книжные шкафы, не хотелось чувствовать ничуть не изменившийся запах дома и видеть в конце коридора потемневшую дверь, которую не открывали уже много лет. Причину этого он не сказал, а Дилюк не допытывал и взял его с собой ранним утром. — Таверна сейчас кажется мне самой родной, — Кэйа выпрямился, как довольный кот, и потянулся. На его лице читалось явное довольство. Несколько отросшие крылья, которые удавалось пока еще прятать за длинным плащем, чуть сложились, и он содрогнулся от боли, не теряя выражения лица. Дилюк придержал его, тут же смутившись своей резкости. — Я в норме, обычные судороги. Почти и не чувствую даже. Барбара говорит, будут появляться переодически. — Если я могу что-то сделать для тебя, ты только скажи. Кэйа кашлянул и взъерошил волосы, хлопнув в ладони. — Все то время, которое я провел там, мне ужасно хотелось выпить. — Ясно, я понял. Садись. Кэйа сел на свое излюбленное место у барной стойки и довольно улыбнулся. Именно чувство ностальгии вызвало улыбку на его сухих губах. Дилюк позволил ему ничуть не крепкое вино, но рыцарь был безумно рад даже этой выпивке — все равно плохого вина у Дилюка не было. — Ты же знаешь, как я не люблю этот сорт. — Тебе стоило бы сказать мне спасибо, за то что я уговорил Джинн и Барбару забрать тебя домой, вместо того, чтобы кривить душой. — Спасибо, милый Дилюк! Кэйа посмотрел на мужчину, а Дилюк сел совсем рядом с ним, чуть соприкасаясь коленями, и неловко взял завел руку за его локоть. В таверне еще никого не было в такое раннее дождливое утро, поэтому они сидели вдвоем. Альберих всего на секунду вздрогнул, а Дилюк улыбнулся его странности. Кэйа был последним человеком, которого это могло смущать. Рангвиндр пристально наблюдал за каждой эмоцией на его лице. — Ты очень красивый и хороший человек, Люк. И сильный мужчина. Он хотел это сказать, и сейчас знал, что Дилюк не осудит его. — Я красивый? — тихо переспросил мужчина, наигранно удивляясь. Затем выдавил смешок, — Спасибо. Ты тоже симпатичный. Дилюк не раз получал комплименты. Не раз мило улыбался, говоря заготовленные на них ответы, но отчего-то Кэйе казалось, что это была не та улыбка, обращенная ко всем. Не тот взгляд, которым он смотрел на девушек, тщательно окружающих его лестью. — Я знаю, я не просто симпатичный, я божественный. — Нарываетесь на комплименты, офицер? Лично ваши слегка прихрамывают после лазарета. Дилюк охотно поддержал флирт, хотя раньше наверняка выгнал бы его вон. Он положил руки на стойку, повернувшись к нему. Кэйа от ответа только смутился, только потому что не ожидал, но быстро вошел в азарт. Он отвернулся лишь для того, чтобы поставить бокал с вином, чтобы затем снова обернуться к Дилюку и отдать ему все внимание. — Мне нравится эта маленькая родинка у вас возле уха, — Дилюк мизинцем неожиданно коснулся его щеки, слегка щекоча ее, — у вас красивый контур губ, офицер. Вы наверняка этим пользуетесь. Ах, сколько девушек целовало эти ненаглядные губы… — Всего пару десятков. — Какой кошмар, — Дилюк засмеялся и убрал руки, но Кэйа взял его за запястья. Он не хотел отпускать его. В голове отчаянно билась мысль: «Скорее, скажи, иначе не скажешь никогда!», а Дилюк стоял, смотрел на него, как на мальчика, и ждал, казалось, именно тех слов, о которых Кэйа боялся говорить. — Это шутка, мастер. На самом деле, не так много. Для меня поцелуй — это нечто большее. Целовать я готов только тебя, Люк. Если пожелаешь, то только для тебя мои губы. Взгляд, которым смотрел на него Дилюк, заставлял сердце Кэйи биться сильнее. Он неловко оттолкнулся от него в попытке встать, но рыцарь удержал его и даже подсел намного ближе. Мужчина не хотел уходить, и вырывался, скорее, из-за привычки, из-за того, что ему было сложно проявлять такие чувства. И был рад, когда Кэйа усадил его обратно, настойчиво, но не слишком, давая понять, что если он захочет уйти, то сможет. Взгляд его стал серьезным. — Ты все еще знаешь, что я люблю тебя. Я очень давно желаю, чтобы ты поцеловал меня. Милый Дилюк. Пожалуйста, прошу. Дилюк в эту же секунду наклонился к его лицу, припал к мягким губам. Он действовал так, словно только и ждал этого призыва. Мужчина коснулся его щек теплыми ладонями, скользнул к волосам и запустил в них пальцы. Они целовались так, словно им этого не хватало также, как и воздуха. Кэйа держал его лицо в своих дрожащих руках, едва ли не мурча от удовольствия, а Дилюк придерживал его за шею, чуть щекоча волосы. По телу бегали мурашки, доводящие до едва ли не возбуждения. Они медленно отстранились, вдыхая побольше воздуха. Кэйа смотрел на него так, как ни на кого иначе. Взгляд эскортника, направленный на кого угодно, Дилюк узнавал из тысячи, но не этот. Только не этот, смотрящий на него с невысказанной мольбой, прощениями, желаниями, нежностью. — Архонты, какой же ты… — он погладил большим пальцем его нижнюю губу, но даже через перчатку это чувствовалось весьма явно. Кэйа ждал, что он скажет, — ты ужасно худой, с этого дня будешь есть больше. Давай я быстро приготовлю что-то сытное. Ты много потерял в весе, пока был в лазарете. — Что? — прежде, чем Альберих успел отреагировать, Дилюк встал, а рядом стало холодно. Сердце все еще отбивало быстрый ритм. Кэйа хотел встать и последовать за ним, но что-то подсказало ему, что лучше пока оставить мужчину. Ему понравилось целовать Дилюка, очень, и все же он сидел, смущенный, и смотрел искоса за его действиями. На винокурню они возвращались вдвоем, почти не разговаривая. Кэйа помнил в родном доме абсолютно каждую деталь, и все-таки винокурня казалась ему чужой, незнакомой, другой. Аделинда и другие слуги с удивлением переглядывались, видя взгляды Дилюка и рыцаря, направленные только друг на друга. Все делали вид, что не замечают необычную реакцию между ними, и все же знали и догадывались чуть больше, чем сам Дилюк и Кэйа. На следующий день, когда Кэйа проснулся, он ощутил, как спина снова начала болеть. Нещадно жгли старые раны, и они словно грозились вот-вот открыться. Кэйа принял лекарство Дилюка и стал ждать, когда боль пройдет. Было еще слишком рано, и он сидел, сонный, и пытался сфокусировать расплывающееся зрение. Когда ему это надоело и даже разозлило, он отыскал в комнате зеркало. Кэйа, не долго думая, подошел так близко, что едва не отскочил — его собственный левый глаз сиял ярко, как лиловое небо на рассвете, и в нем были тысячи осколков и искр. Он испугался, отпрянул от зеркала. Подумал, что из-за плохого освещения его глаз приобрел фиолетовые оттенки. Затем снова посмотрел на себя, долго разглядывая отражение в зеркале. В конце концов открыл рот, убедившись, что заостренные зубы — клыки все еще растут. Невесело подумал о том, что скоро ему наверняка понадобится кровь, оделся во что попало и вышел из комнаты. Небо на рассвете дня мягко тлело теплыми лиловыми цветами. С другой стороны чуть малиновый горизонт вдали печально закрывали серебристые деревья, крыши домов, высокая колокольня собора. Высокие скалы скрывали вид с другой стороны, где начинало вставать солнце. Кэйа проснулся слишком рано и сейчас не знал, чем себя развлечь. Дилюк и слуги еще наверняка спали. Он прогуливался у дома, невольно вспоминая детские годы. Помнил, как Крепус ранним утром выходил из дома и также неспеша шагал по высокой траве, наслаждаясь рассветом. Кэйа лишь несколько раз успевал проснуться до того, как вставал Крепус, и чаще слышал от Дилюка, что отец имел какую-то тайну и не просто так выходил из дома ради рассвета. Он прошелся вдоль окон комнаты Дилюка — в юношестве он любил будить его тихим стуком в окно, чтобы потом увидеть, как растрепанный недовольный Дилюк выглядывает из окна. Меланхолия настойчиво сжимала рыцаря в свои тиски, делая каждое воспоминание до горячи болезненным. Он резко обернулся. — Кэйа, — строгий, но не лишенный беспокойства голос прозвучал позади, прорезая тишину утра, — почему ты здесь ходишь? Рыцарь не знал, что ответить. Почему-то стало тревожно. Дилюк увидит его глаз и будет волноваться. — Архонты, ты еще и раздетый, — мужчина снова скрылся в комнате, оставив окна открытыми, а затем выглянул, — подойди ко мне. И Кэйа пошел, ступая по росистой траве. Остановился у самого окна, глядя снизу вверх на Рангвиндра, которого едва ли касался рассвет. Выглядел он растрепанным и беспокойным, одетым в черную рубашку и жилетку. — Доброе утро, милый Дилюк. — Ты испытываешь судьбу, — он пропустил мимо себя тихое приветствие, стараясь игнорировать, как часто к нему обращался рыцарь. А затем он вытянул руки в окно и положил на плечи Кэйи свой теплый сюртук. — Солнце скоро встанет, поторопись домой. — Еще не хочу, смотри, как красиво, — рыцарь вдохнул запах свежести и указал рукой на окрестности, — если мне суждено будет расплавиться при первых лучах, помни меня! Всегда, милый Дилюк! — Дурак, не выдумывай и заходи домой, сейчас же, иначе я выйду. Мужчина нахмурился, стараясь говорить ровно. — Посмотри со мной рассвет, Дилюк. Это так романтично! Мужчина тяжело вздохнул, глядя на него, как отец на провинившегося ребенка. В конце концов он знал, что рыцарь добьется своего, а затем запрыгнул на подоконник и перекинул ноги наружу. Кэйа протянул ему руку, и Дилюк, не долго думая, крепко взял его, помог подняться и сесть рядом. — Дрожишь все-таки. Чем ты думал, когда на улицу шел? Не май месяц. Кэйа довольно улыбнулся и оставил на его щеке быстрый соловьиный поцелуй. Дилюк отрешенно хмыкнул под нос, с учтивой снисходительностью позабыв о своей мрачной угрюмости. — Такая красота, Люк. Я хочу насладиться ею. — Не говори так, будто собрался умирать. Они замолчали. Кэйа с улыбкой смотрел вдаль, глядя, как медленно светлеет небо, а Дилюк, опустив голову, погрузился в мрачные мысли. — Глупости. Сегодня я пойду в библиотеку Мондштадта. Мы найдем выход. Я не позволю умереть тебе. Кэйа неопределенно хмыкнул. Кривая улыбка появилась на искусанных бледных губах. Сдерживая себя, чтобы не разрыдаться, вздохнул. Он не видел Дилюка действительно долго, очень скучал, и сейчас мужчина сидел рядом с ним ранним прохладным утром и давал грустные надежды на счастливое, свободное от боли будущее. Кэйа приблизился к нему, посмотрел в глаза, и положил свою голову ему на плечо. Он был похож на кота, который знал, что ничего не значит для человека, и все равно ластился к нему, рискуя получить пинок. — Дилюк, а почему ты так рано встал? Мужчина прикусил внутреннюю сторону щеки. Сначала долго не отвечал, глядя на сложенные на коленях руки Кэйи. Он ведь еще даже не ложился. Всю ночь просидел в комнате за работой, которой накопилось за время его отсутствия слишком много. Ему хотелось побыстрее разобраться с этим, чтобы больше времени уделять Кэйе и его состоянию, иметь свободное время на изучение материалов в библиотеке, связанных с его проклятием. Конечно, он заметил, что глаз рыцаря изменил цвет. Конечно, он соврал: — Услышал, как ты напеваешь под нос. Решил посмотреть, что за соловей. А ты? Кэйа только махнул рукой. С закрытыми глазами он лежал молча на плече Дилюка, слабый, такой взрослый снаружи, такой потерянный беззащитный ребенок внутри. — Солнце почти взошло, Кэйя. Вставай, опасно. — Да-да, сейчас. — Ты хочешь спать? — Немного. Не уходи, пожалуйста. — Извини, надо успеть сделать много дел. Слезай и иди досыпай. Дилюк перекинул ноги назад и, спустившись с подоконника, скрылся в комнате. Кэйа почти сразу же последовал за ним, не забыв закрыть окно. Через несколько минут солнечные лучи осветили поляну у дома. — Какие дела могут быть в такую рань! — он недовольно сложил руки на груди. Взгляд упал на его стол с документами. Затем он с прежним детским любопытством осмотрел комнату. — Ты ничего не менял. — Я пытался. Но потом понял, что так мне комфортнее всего. Я думаю, ты заметил еще, когда впервые вошел… В твоей комнате тоже все также. Даже тот мотылек, который… Ой. Кэйа рассмеялся, обнажая белые, как морская пена, зубы. — Очень мило с твоей стороны. Воцарилась тишина, нарушаемая шелестом бумаг, пока Дилюк складывал документы. Убрав их подальше, в безопасное место, он нашел резинку для волос и быстро соорудил на голове неровный хвост. Затем повернулся к Кэйе. — Сходим позавтракать? Рыцарь активно закивал.