Praxis Kit

      Свесив ноги, Виктор сидел на крыше еще одного заброшенного завода. Этот находился в глуши и был специально выбран им на случай, если придется залечь на дно. На километры вокруг не было ни души. Первый завод Силко, экспериментальный, максимально далеко от чужих глаз, вдруг что-то пойдет не так. Тогда бы производство свернули, и никто бы об этом месте так и не узнал. Но Мерцание оправдало все ожидания. На продукт появился огромный спрос, поэтому пришлось расширить производство. Однако это место оказалось не самым удачным, как для экспорта товара, так и для поставщиков сырья. Этот завод забросили самым первым, еще до смерти Силко, поэтому кроме Виктора о нем практически никто не знал.       У Силко было много заводов, и сейчас за владение каждым из них шла война. Лишь этот и тот, который уже второй раз разнесли миротворцы во главе с Джейсом, остались нетронуты, потому что были повреждены слишком сильно. Они отлично подходили в качестве секретных лабораторий, ведь была гарантия, что сюда никто не сунется. Никому не нужны были заводы, которые больше не могли производить Мерцание.       Виктор втянул носом холодный воздух. Завывание ветра — это, пожалуй, единственный звук, который можно было услышать вокруг. Здесь было так спокойно. И так ядовито. В самой нижней части Зауна особенно сильно ощущалась губительная отрава.       Когда-то она и погубила Виктора. Химикаты, которыми был пропитан местный воздух, медленно убивали изнутри. Вопрос стоял только в том, сколько человеческий организм продержится в бесконечной борьбе. Многие не доживали до старости.       Виктор это исправит. Он будет первым, кто станет частью Великой эволюции.       Он встал. Нужно было завершить трансмутацию, полностью стать с Ядром одним целым. Нужно было пустить его дальше, в мозг. Оно уже сидело у него в голове, смотрело его глазами, контролировало его движения и память, влияло на мысли, притупляло чувство страха. Однако Виктор все еще страдал от человеческого фактора. Эмоции брали верх, и он допускал ошибки. Подумать только, он отпустил миротворца, который пытался его убить, только чтобы не разочаровать Джейса. Ну а Джейс, как всегда, — самая главная ошибка.       Человеческие эмоции и слабости — главные враги прогресса.       Виктор был готов. Был готов еще тогда, когда смотрел на высокое цветущее растение, которое выросло из маленького кустика с помощью хекстекового Ядра. Взмыло вверх, раскинуло листья со светящимися прожилками. Достигло вершины своего развития, прежде чем умереть в тот же миг.       Жизненный цикл любого организма кончается смертью. Достигнув кульминации своего развития, организм начинает увядать. Это неизбежно. Так устроена природа. Но Ядро могло менять природу. Оно могло заменить пришедшие в негодность части человеческого тела, когда у того закончится срок годности. Превратить человека в идеальный нестареющий механизм.       Плоть слаба. Нужно сбросить ее оковы. Будущее — за наукой и металлом.       Виктор открыл люк на крыше и спрыгнул вниз. Внутри было темно и холодно. В нос ударил мерзкий запах сырости. Завод пустовал месяцами. Главный механизм был безнадежно испорчен. Обветшалые трубы накренились в нескольких местах. Вентили были обломаны.       Виктор поднял посох. Ядро соединяло трубы между собой, легко спаивало их, будто все они были частью единого организма. Система подачи Мерцания была восстановлена за считанные секунды.       Ядро знало, как работал любой механизм. Оно достигло высшей точки своего развития и теперь приглашало с собой. Они должны будут вместе шагнуть на последнюю ступень эволюции.       Осталось только запустить генератор. Виктор подошел к главному механизму и протянул к нему руку. Между пальцами блеснул голубой шарик, а после скрылся где-то внутри устройства. Тонкой линией лазера из хекс-когтя Виктор начертил руны на потрепанном железном корпусе. Когда последняя руна встала на свое место, все остальные мгновенно вспыхнули голубым. Послышался звук ротора. Механизм пришел в движение. Сердце этого завода забилось вновь. Как не так давно заново забилось сердце Виктора.       Металл совершенен.       Он вдохнул полной грудью. До сих пор не мог поверить: он дышал без хрипов, без крови во рту, без непрерывной тяжести в груди. Его спина больше не болела, плечи несложно было держать ровно, тело не было постоянно напряжено. Но самое главное: нога была здорова. Хотя Виктор до сих пор прихрамывал и передвигался, сильно опираясь на посох при ходьбе. Никак не мог привыкнуть к тому, что теперь здоров. Никогда не привыкнет. Хотя почему нет, впереди ведь теперь целая вечность.       Бессмертие еще никогда не казалось таким реальным. Ведь всего какой-то месяц назад он задыхался, изо рта и носа безостановочно текла кровь, пачкала одежду, пол, мебель, чертежи. Он мог умереть в любую минуту, каждый вдох мог быть последним. Он уже знал, какие годы жизни будут выгравированы на его могильном камне.       Но теперь все позади. И Виктор решил, что больше никогда в жизни не будет чувствовать нечто подобное. И чувствовать вообще.       Да начнется Великая эволюция.       Виктор поставил посох практически вертикально, подперев его ногой. Двумя руками он осторожно взял Ядро. Оно отклеилось от верхушки и застрекотало, выпустило шипы, но не зло, скорее нетерпеливо. Оно шевелилось, казалось мягким, будто тронешь его, и пальцы мгновенно погрузятся в фиолетовую массу. Но пальцы никуда не погружались. На деле оно было жестким, разве что слегка мокрым: наелось Мерцания.       Виктор бережно опустил его на пыльную столешницу. Оно взмыло на несколько сантиметров вверх, закрутилось, поднимая пылинки в воздух. Слегка увеличилось в размере, засияло. Потом издало громкий булькающий звук. Виктору показалось, будто тем самым оно обратилось к нему.       — Что я должен сделать?       На Виктора накатила сонливость. Его мышцы расслаблялись, немели, но руки все равно поднимались вверх, будто с помощью невидимых нитей, прикрепленных к запястью. Голова приятно кружилась, Виктор терял контроль над своим телом. Это Ядро пыталось перехватить управление.       — Хорошо, ты сам все сделаешь. Передаю штурвал, второй пилот.       Смешок. Ох, Виктор, не самое удачное время ты выбрал для шуток. Твою мать, как же было страшно. Одно дело громко рассуждать об этой чертовой эволюции, другое — действовать.       Страх, чертов страх. До всего произошедшего дерьма он постоянно испытывал страх. Боюсь, что выпрут из академии, ведь я недостаточно хорош; боюсь, что ничтожная нога в один момент просто сломается от одного легкого касания к ней чего угодно; боюсь, что до конца сраной жизни придется ходить с этой уродливой палкой, с этим уродливым протезом, с этим уродливым тщедушным телом, с этими уродливыми синяками; боюсь, что конец этой самой жизни совсем скоро; боюсь, что Джейс меня бросит… а ведь он бросил. Боюсь, что Джейс вернулся только из жалости.       Но все изменилось, когда Ядро пробралось в мозг. Оно вмешалось в память, в нейронные связи, черт его знает еще куда, и вечного страха, с которым Виктор жил бок о бок, теперь не было. С одной стороны, это кардинально улучшило качество его жизни. С другой — чувство страха было настолько комфортным, что Виктор болтался в нем, как рыба в воде. Это позволяло вполне себе легко переживать стрессовые ситуации, с холодной головой нырять из одной проблемы в другую. Ведь он привык.       А теперь отвык. Страх больше не был таким родным, близким чувством. Теперь Виктор если и испытывал страх, то он был неконтролируемым, животным, безумным. Дикий ужас прорывал плотину, которую Ядро воздвигло между этим чувством и слабой психикой Виктора. Буйный поток страха сносил все на своем пути и вливался прямиком в сознание, устраивая полный бедлам. Еще один аргумент в пользу полного лишения чувств.       Пока Виктор сражался с собственными мыслями, его тело, слегка покачиваясь, слонялось между ящиками, потому что Ядру для ходьбы нужна была опора. Оно крайне плохо управляло человеческими конечностями. Предпочитало больше посылать в них болезненные импульсы, чтобы человек сам гадал, что Ядро хотело получить.       Виктор вернулся в реальный мир, когда в его щеку вошло лезвие.       — Ты с ума сошел?! Не так глубоко.       Он стоял на коленях, а собственная рука небрежно ковырялась в пока еще человеческой мягкой коже на лице, и это было крайне неприятно. Виктор стиснул зубы, чувствуя дикое жжение и капли крови, которые двигались вниз по подбородку. Кап-кап. Все интенсивнее и интенсивнее.       — Мне все еще больно здесь, давай без фанатизма!       Ядро вообще не обращало внимание на его просьбы. Виктор шипел; осознавал, насколько неровными выходили края у руны и насколько медленно рука ее вырисовывала, потому что, кажется, пыталась срезать лоскут с его щеки.       Виктор выругался. Напрягся. Попытался вернуть контроль над своим телом. Это было не так-то просто, потому что голова кружилась теперь не от сонливости, а от адской боли. Наконец у Виктора получилось достать лезвие. Он тяжело дышал. Уже забыл, каково это — истекать кровью.       Ядро громко зарычало или даже завизжало. Этот звук не поддавался никакой классификации. От него голова еще больше раскалывалась. Темнело перед глазами. Виктор заткнул щеку металлической ладонью. Кожа пульсировала. Она была дьявольски горячей. Виктор не помнил, когда хоть какая-то часть его тела настолько сильно пылала огнем.       — Какой же ты ублюдок.       Виктор сплюнул под себя. Слюна смешалась с кровью. Перед глазами поплыло. Вспомнилось, как он так же плевался, кашлял, блевал кровью на пол лаборатории, больницы, академии. Виктор пытался ровно дышать, но дышать не получалось совсем.       «Чушь собачья».       Виктор злился, царапал металлическими ногтями пол, сжимал зубы до скрежета.       — Вся твоя эволюция — чушь собачья!       Когда Виктор все же смог встать, он разрушил ногами несколько бочек, беспорядочно стрелял лазером из хекс-когтя в деревянные балки, кидал в стены огромные булыжники.       — Какой от нее толк, если ты превратишь меня в такой же кусок бесчувственного дерьма, как и ты? Или что ты, черт возьми, такое?       Смахнул все чертежи и разрушил стол.       — Надо было разбить об тебя стул тогда. Не думаю, что сломал бы тебя, но неприятно бы точно сделал. Ты же у нас весь такой недотрога.       Ядро зловеще потускнело и загудело так, что задрожали стены.       — Ну давай, обвали тут все, ты же это любишь. Сдохнешь тут вместе со мной, и никто никогда не найдет наши трупы в этой глуши.       Кровь не останавливалась. Виктор ощущал, как слабеет с каждой минутой все сильнее. Как он мог сдаться, когда оставался последний шаг на пути к совершенству? Слишком большую цену надо было заплатить. Проклятый человеческий страх. Проклятая человеческая слабость.       Последнее, что он увидел перед тем, как упасть — длинные фиолетовые молнии, которые тянулись к нему.

***

      Виктор открыл глаза. Он лежал на полу, который был весь в кровавых разводах. Видимо, так и выглядел его персональный ад.       Ничего в его мировосприятии не поменялось. Ах да, точно, он ведь опять не довел дело до конца.       Виктор повернулся на спину. Над ним левитировало Ядро.       Виктор прикоснулся к щеке рукой. Кожа была гладкой и привычно холодной, будто бы ничего и не произошло. Он приподнялся и взял Ядро в руки. Оно не шевелилось.       — Спасибо, приятель. С другой стороны, ты ведь сам мне чуть щеку не отрезал, почему я вообще тебя благодарю?       Ядро слабо вспыхнуло и тут же погасло. Не похоже, что оно сейчас было предрасположено к разговору.       — Ладно, прости. Я глупый человек, которому стало страшно. В следующий раз я точно эволюционирую, даю слово.       Виктор хмыкнул. Сидит тут и разговаривает с пустотой. Как же он хорош.       — Все ужасно болит. Давай я теперь сам буду рисовать? Знаешь, я уже кучу раз это делал и могу тебе с полной уверенностью сказать: чтобы получить ровный рунический контур, не нужно протыкать мне щеку. Достаточно просто слегка надавить и сделать небольшой надрез. Неглубокий, понимаешь?       — С кем это ты разговариваешь?       Виктор вздрогнул. Он так давно не слышал, чтобы ему отвечали. Но это было не Ядро. За спиной раздался женский голос. Не может быть, в это место никого не могло случайно занести. Виктор опустил Ядро рядом с обломками стола и, о чудо, нашел там же свою маску.       Он повернулся. Джинкс достала пистолет и выстрелила в закрытые ворота, ведущие в шахту. Бронебойная пуля легко пробила металлическую пластину, оставляя небольшое отверстие.       — Ты будешь следующим, железяка.       Виктор поднял руки на уровень плеч — сдавался. Даже третью руку он вытянул слегка вверх, чтобы уж наверняка всем своим видом говорить: драться он не хочет.       Однако это не помешало Джинкс нацелить на него пистолет. Черт его знает, что было в голове у этой девчонки. Виктор сразу догадался кто это, увидев две синие косы, болтающиеся у голеней. Он знал только то, что обычные переговоры с ней вести бесполезно. Она — непредсказуемая, нелогичная, импульсивная. Виктор был сторонником рационального подхода, но в данной ситуации он бы только помешал. Поэтому Виктору тоже придется действовать экспромтом.       С вытянутой рукой она подошла ближе. Встала где-то в метре от него — хрупкая, миленькая, улыбчивая, — и все ее тело было увешено оружием: пулемет, ракетница, два патронаша, пара гранат. Она была такой худой, но твердо стояла на ногах, будто бы совершенно не ощущала огромного веса на себе. Более того, с этой ношей она еще и умудрялась двигаться быстро, грациозно, словно кошка. И это несмотря на то, что в помещении стояла кромешная тьма. Виктор видел, как хитрые кошачьи глазки смотрят прямо в его линзы, будто на нем и не было никакой маски.       — Сколько у тебя еще пушек спрятано, девочка?       — Думаешь, я шучу?       Другой рукой она за долю секунды достала шокер и выстрелила точно в третью руку. Ее схватила судорога, прямо как живую. Виктор сжал зубы под маской — ощущение было не из приятных, — но его спокойный тон не поменялся:       — Я не думаю, когда говорю с тобой.       Определенно грубая фраза, которую не стоило произносить. Тем более, если тебя держали на мушке. Однако Джинкс рассмеялась, довольно закусила губу, ее глаза азартно заблестели.       Виктор был абсолютно уверен в одном: у него было достаточно времени на разговоры, потому что эта девочка определенно не нажмет на курок, пока вдоволь не наиграется со своей добычей.       — Я тебя знаю. Это ведь ты взорвала башню совета. Я был там.       Она непонимающе склонила голову на бок.       — Ты советник?       — Как видишь, нет. Я изгой.       — В башню советников пускают только советников.       — Мой друг советник.       — Я его взорвала?       — Нет.       — Значит, ты не злишься на меня?       — По правде говоря, я бы не злился на тебя, даже если бы ты его взорвала.       Джинкс хмыкнула. Ее вытянутые напряженные руки слегка ослабли. Кажется, у Виктора пока получалось производить хорошее впечатление.       — Это была я. Джинкс! — довольно обнажила зубы.       Виктор, однако, слышал, сколько боли скрывалось за этим именем и за этой безумной улыбкой.       — Так кто ты и что здесь делаешь? — ее пальцы на курках нетерпеливо подрагивали.       — Я Механический вестник.       — Кто-кто? Сам придумал?       Она расхохоталась. Смеялась, как звенели колокольчики. Нет, как скрипели ржавые шестерни. Звонко, но зловеще. Мороз прошелся под кожей. Ах да, он же там теперь навсегда.       — Я здесь, потому что это заброшенное безлюдное место. А ты что здесь делаешь?       — Все, что принадлежало Силко, принадлежит мне, — процедила Джинкс. Ее глаза недоверчиво сверкнули. Она так и продолжала смотреть глаза в глаза, и Виктору было не по себе. — И ты находишься на моей территории. Назови хоть одну причину, почему я не могу выстрелить прямо сейчас.       — Тебе ведь интересно, с кем я разговаривал.       Ее взгляд так по-детски заполнило любопытство, что весь ее негативный настрой тут же пропал.       — Подойди, девочка, я тебя кое с кем познакомлю.

***

      Признаться честно, сначала Виктор хотел ее смерти. Не из каких-то личных соображений, плевать на совет. Просто Ядро давно не ело ничего кроме Мерцания, да и вину перед ним можно было загладить только сытным ужином. Виктор дал себе слово больше не убивать людей просто так, раз уж Ядро удалось посадить на диету, но ведь это Джинкс. Одним убийцей меньше, сотнями косвенно спасенных жизней больше.       — Это адаптивная рунная матрица. Мой личный философский камень. Он превращает органическую материю в металл.       — Ва-а-у, — Джинкс так впечатлилась, что даже выронила пушки. — Слияние науки и магии, говоришь? Как же классно!       Виктор поднял Ядро выше.       «Давай же, девочка. Всего одно касание».       Но что-то помешало произнести эту фразу вслух. Ядро восстанавливало силы, от этого было ярко-сиреневым и слабо блестело. Прямо как ее глаза. Они были такие умные, увлеченные, совсем не злые.       Темнота. Комната. Голубое сияние. Голубой отсвет в его восхищенных глазах.       Темнота. Комната. Сиреневое сияние. Сиреневый отсвет в ее восхищенных глазах.       Она напоминала Джейса. Точно так же много болтала, смеялась и была совсем не знакома с понятием личных границ. И еще была чертовски умна. Ее самодельные бомбочки были хаотично собраны из подручных материалов, но с какой же точностью были соединены все проводки. И с какой любовью к своим творениям на каждой бомбочке Джинкс рисовала свою индивидуальную монстромордочку. С такой же любовью Джейс тщательно подписывал каждую страницу своего дневника. Его почерк был хаотичен, особенно, если он, ведомый гениальной мыслью, записывал все быстро-быстро, зарисовывал кривые схемки, лишь бы, не приведи бог, не забыть ни одного слова, ни одной детали. Мысль — вот она есть, заполняет голову, даже не знаешь, на чем сосредоточится. А в следующий миг ее уже нет. Поэтому Джейс записывал неаккуратно свой поток сознания, а Виктор потом разбирал это полночи. Зато все эти странички были неизменно гордо подписаны: «Джейс Талис». И над этими буквами он всегда старался по максимуму. Создавалось впечатление, что все его дневники существовали только ради этой эгоцентричной подписи, где каждая буква была выведена с особым изяществом. И к каждому «Джейсу Талису» на каждой странице был нарисован маленький молоточек.       Она напоминала Джейса. Висла у Виктора на спине, ерошила его волосы, постоянно обнимала и зарывалась лицом в плечо. Ну или в грудь, если запрыгивала к нему на колени, когда он сидел за работой.       — Ты такой холодный, Ви, — хихикала она и сильно вжималась лбом в металлическую броню, в металлическое тело, в металлические кости. Он чувствовал ее, будто они были совершенно обнажены друг перед другом. Такая близость с человеком пугала. Особенно с этим. Потому что она — бессердечная девчонка, жестокая, как сама смерть, убивающая все на своем пути. Но почему-то она делала его мягким, человечным. Джейс тоже делал. И еще она была горячей, как Джейс, даже несмотря на то, что ходила практически раздетая.       Джинкс часто было плохо, поэтому она пила Мерцание. Буквально сидела на нем, как на наркотиках. Так у Виктора появилось два голодных питомца, которые постоянно нуждались в порции Мерцания: бесконечно давящее на мозги Ядро и бесконечно пристающая к нему синеволосая девочка. Зато они всегда были рядом — это была своеобразная короткая цепь. Пусть Виктор и не мог предотвратить все убийства, которые эти двое способны были совершить в любой момент, но зато мог сделать так, чтобы количество жертв было минимальным.       Она напоминала Джейса. Она коснулась губ Виктора своими, когда в очередной раз склонилась над его столом с чертежами. Он работал, поэтому как раз поднял голову, чтобы попросить ее не мешать.       Легкое касание, совсем непошлое. В нем нежность, благодарность, еще любовь, но без страсти. И это окончательно сломало Виктора. Ведь Джейс целовал точно так же. Просто касание губ, которое бьет под дых, сводит с ума. Невозможно быть таким нежным. Не с ним. Он убийца. Он монстр. Он паразит.       От одного воспоминания на Виктора нахлынули чувства. Он несколько раз моргнул, думая, что сейчас заплачет, но он больше не умел плакать. Не заправил слезные железы.       — Джинкс, что ты делаешь?       — Прости, не знаю, что на меня нашло, — ее широкая улыбка быстро исчезла с лица, оно скривилось в гримасе ужаса. Она упала на колени, начала тянуть себя за волосы. Виктор слышал ее тяжелое дыхание, переходящее в паническую атаку.       Он сел на колени рядом с ней, снял тяжелую бронированную перчатку и коснулся щеки. Джинкс мгновенно схватила двумя маленькими руками его запястье и крепче вжалась в холодную металлическую ладонь. Громко всхлипнула несколько раз.       Виктор привык к ее резким перепадам настроения. Более того, они никогда его и не пугали. Просто к ним было чуть сложнее адаптироваться, чем к нестабильному поведению Ядра, которое хоть и вело себя отвратительно время от времени и посылало болезненные импульсы в механическое тело, но по-прежнему оставалось недовольно крутиться на своем месте: не бегало, не плакало, не билось в конвульсиях где-то на полу, не взрывало все подряд на эмоциях. Хотя насчет последнего спорно.       Руки Джинкс дрожали на его запястье. Длинные ноготки царапали его твердую кожу.       — Все в порядке, Джинкс. Ничего страшного не произошло. Эй, девочка, не плачь.       Он обнял ее первым. Она крепко вцепилась в его спину.       — Я рядом, девочка.       Но от его слов всхлипы только переросли в плач, хотя дрожать она стала меньше.       Виктор иногда называл ее девочкой, потому что имя Джинкс казалось ему слишком грубым. Хотя иногда она была тем еще проклятьем. Тогда это была настоящая Джинкс. Но сейчас она была просто маленькой девочкой, запутавшейся в себе. Виктор не оправдывал ее, просто считал, что любой нуждается в сочувствии. Даже она. Даже он.       Он гладил ее по волосам, по спине: искренне хотел, чтобы она успокоилась. Кажется, он привязался к ней. Она напоминала Виктору Джейса некоторыми своими повадками. Некоторыми другими она напоминала Виктору еще и самого себя.       — Ви-и, — протянула Джинкс. Она постоянно сокращала его имя. Это было так непривычно, но Виктору даже нравилось.       — Ты ведь знаешь, что люди обычно не целуются просто так?       — Думаешь, я бы могла влюбиться в такого, как ты?! — Джинкс зашипела, отстранилась. Она часто грубила, но Виктора никак не задевали ее слова. Он тоже часто грубил ей. Слова в их коммуникации не играли ровным счетом ничего. Они разговаривали без слов. Важны были взгляды, жесты, объятия.       — Я бы и не посмел надеяться, — иронично улыбнулся Виктор. Джинкс этот ответ устроил. Как по щелчку пальцев ее настроение вновь переменилось, и на лице появилась ухмылка.       — Ладно, ты мне нравишься! — она снова повисла на его шее. Перестала плакать. Ее дыхание выровнялось. Виктор успокоился.       — Зачем ты поцеловала меня?       Виктор понимал, что не он обидел Джинкс. За ее истеричной вспышкой стояло что-то более глубокое. Виктор так же понимал, что Джинкс бы не плакала, если бы кто-то посмел ее обидеть. Вместо слез на виновника обрушился бы град пулеметной очереди.       Джинкс не ответила. Только крепче вцепилась в спину, пряча свое лицо в бронированном плече.       — Я понимаю, что в этом не было никакого подтекста, но все равно давай кое-что проясним, — Виктор помедлил, прислушиваясь к чужому дыханию. Пока ничто не предвещало беды. — Мне нравятся мужчины.       — Мне тоже.       Джинкс была вполне спокойна. Она ритмично стучала пальцами по броне на его спине: два раза указательным, один раз средним, иногда добавляла безымянный. И так по кругу, пока наконец не спросила:       — Какие мужчины тебе нравятся?       Виктора озадачил данный вопрос. Не то чтобы он задумывался об этом. Не то чтобы он когда-нибудь собирался это с кем-то обсуждать. Да и «мужчины» — слишком громко сказано. Ему просто нравился Джейс. Хоть тот и определенно не был наилучшей кандидатурой среди мужчин. Если только не считать его телосложения, конечно.       — Я вот люблю постарше, а ты? — Джинкс не унималась. Она загорелась расспросом про личное. Виктор такое не любил.       — Нет, совсем нет.       — Ага! Получается тот, кто любит тебя, любит постарше?       — Ну, может быть. Но я ненамного его старше.       — Это тот друг-советник, про которого ты упомянул?       — Джинкс, перестань.       — Значит, да! — Джинкс отстранилась и большими любопытными глазами уставилась на Виктора. — Что случилось? Железный дядька умеет смущаться?       На миг она дерзко улыбнулась, ее плечи дрогнули в нервном возбуждении, но после ее лицо резко стало печальным. Виктор видел, как дрожит ее нижняя губа: Джинкс хотела что-то сказать, но не могла.       Виктор не торопил. Он молчал: продолжать диалог о Джейсе не хотелось, да и удачно сменить тему разговора Виктор тоже не особо умел. Джинкс все смотрела в его глаза, практически не мигала. Фиолетово-розовые радужки гипнотизировали, будто два маленьких круглых Ядра.       — Твои глаза, Ви… — наконец выдавила из себя Джинкс. Она поставила руки перед собой на пол и переместила вес на них. Она оказалась слишком близко. Их с Виктором носы практически соприкасались. — Они… стеклянные. Неживые.       Виктор нервно сглотнул.       — Это из-за Ядра. Оно тоже видит моими глазами. Ну и имитирует импланты. С его помощью у меня абсолютное зрение.       Джинкс смотрела прямо, сквозь оболочку, куда-то в душу. Положила ладонь на правую щеку.       — У Него тоже был стеклянный глаз.       В ее глазах столько скорби, нежности.       — Я ставила туда инъекции, и глаз на секунду оживал. А потом снова превращался в стекляшку.       — Думаю, мой взгляд тоже иногда оживает.       Виктор знал. Видел это по реакции Джейса.       — Ты тоже используешь инъекции с Мерцанием? — Джинкс нетерпеливо ждала ответа. Большим пальцем она огладила скулу Виктора, потом слегка опустила кожу, чтобы внимательнее рассмотреть яркую оранжевую радужку.       — Нет. Мне не нужно. Как-то само происходит. Из-за сильных эмоций.       — Ни разу не видела. Я что, не вызываю у тебя сильных эмоций? — она театрально опустила уголки губ.       — Самые сильные, Джинкс, — Виктор улыбнулся. Он даже не соврал. Практически.       — Я могу вводить тебе инъекции в глаз. У меня большой опыт.       — Нет, пожалуй, откажусь.       Она нахмурила брови.       На лице Джинкс был весь спектр эмоций. Оно было слишком близко, глаза были раскрыты максимально широко. Она все смотрела и смотрела на Виктора, но, как ни старалась, не могла увидеть кого-то другого.       — Ви, я идеальна?       — Ты идеальна.       Не то, чтобы он так думал, просто знал, что ей необходимо это услышать. Она неидеальна, потому что все еще человек. К тому же сломанный, больной, зависимый, эмоционально нестабильный — отвратительно. Но, может быть, в этом и была своя прелесть. Иначе как объяснить то, что после знакомства с ней Великая эволюция откладывалась бессчетное количество раз.       — Что-то я расстроилась.       Она шмыгнула носом. Кошачьи глазки больше не хитрили. По крайней мере, не хитрили открыто. На Виктора был направлен взгляд полный тоски и надежды — кошечка просит корм, кошечке надо поточить коготочки.       — Не расстраивайся, — Виктор бросил эту фразу просто, чтобы хоть что-то ответить. Он не собирался ее останавливать. Ни у одного человека в мире не получилось бы ее остановить.       — Нужно сбросить напряжение.       Это не попытка спросить разрешение. Виктор ей никто. Она просто ставила перед фактом. А он тяжело вздыхал: ему заметать следы.       — На что ты сбросишь это свое напряжение на этот раз?       — Банк. Хочу взорвать банк.       Джинкс достала пистолет — из штанов? из топа? Виктор все никак не мог понять, откуда на ее хрупком теле столько места для оружия, — прокрутила его на пальце и направила точно на Виктора. Закрыла один глаз. Прицелилась.       — Пиу!       Засмеялась, встала и ушла.       Его все еще не пристрелили по-настоящему, а значит Джинкс пока не наигралась с ним.