Снег в августе.

16 августа 2016. — Можно еще раз, но для отстающих — ты увидел что? С утра, как было безмолвно обещано, Дин с бывшим ангелом под рукой вломились в номер Чарли и Сэма, возможно надеясь на эффектный приход, но Сэм уже листал какую-то книжку в мягкой обложке у окна, как гребаный аристократ, а Чарли они не смогли вытащить из кровати до трех кружек кофе в кровать — даже после остался побочный эффект в виде убийственных взглядов в сторону всего живущего. Так что Дин посчитал разумным ответить на ее вопрос, когда от него требуют. — Кас думает, что это что-то вроде параллельной вселенной, — Дин пожал плечом и указал на экран ноутбука, где была открыта фотография Бренды в форме, одна нога на ступеньке какого-то здания. — Был бы обычный сон, если бы она не оказалась реальной… и пропавшей, к тому же. Чарли придвинулась ближе с одеялом, обернутым вокруг ее плеч, отхлебнула из кружки, вздернула брови. — Хотела бы я быть этой ступенькой под ее ботинком, — прокомментировала она со вздохом, с тем видом честности, который имеют только люди в полу-бессознательном состоянии. — Чарли! — Сэм подавился, человек с манерами, занимающими положение выше, чем инстинкт самосохранения. Чарли только пожала плечом, не выглядящая сожалеющей ни на йоту. — Из того, что я увидел, ты уже слегка опоздала. Вакансия занята, — Дин сочувствующе похлопал ее по плечу. — Тем более, будь она жива, она годилась бы тебе в матери, — добавил Кас, сидящий на краю смятой постели Чарли, руки свободно висящие между его колен, локти на коленях, ссутуленные плечи — все как по словарику говорило о хронически усталом человеке. С чем-то преувеличенно возмущенным на ее лице, Чарли дернула головой в его сторону — несколько прядей упали на ее лицо, которые ей пришлось сдуть — и встала во враждебную позу, свободная рука на бедре, одеяло слегка сползло с плеч. — Фактически говоря, ты мог бы быть прародителем Дина, но тем не менее посмотри как вы строите друг другу глазки. Было бы более забавно смотреть на выражение открытого ужаса на лице Дина, если Кас сам не начал давиться воздухом с освежителем со вкусом алоэ. Сэм показательно прокашлялся. — Можем мы вернуться к тому, ради чего здесь собрались? — он поинтересовался слишком громко, хорошая имитация учительского строгого тона, если обращать на это внимание, чего остальные присутствующие не делали. — Ну, знаете, дело, пропадающие люди, возможная параллельная реальность? Нет? — Почему «возможная»? — спросил Кас, хмурясь и показательно не смотря ни на Дина, ни на Чарли, которые, казалось, сейчас начнут драться, как два школьника после уроков. Сэм покашлял, в этот раз скорее неловко, рассеянно почесал нос. — Ну, смотри, это имеет смысл, но что-то меня здесь не отпускает, — он пожал плечами и снова уткнулся в монитор, листая одну и ту же статью, будто бы мог найти в ней что-то новое, хоть один ответ. — Если Дин просто так был способен перешагнуть грань между этим миром и другим, то его и эту Бренду должно что-то связывать, так? И если это две разные реальности, то как получилось, что в этой Бренда пропала, а потом Дин попадает в тот самый год, в который Бренда исчезла? Все слишком запутанно. Возможно, это все-таки сам дом влиял на головные боли Каса, но теперь лидирующее место занимали все эти вопросы. — Есть один способ узнать хоть какие-то ответы, — подала голос Чарли, присевшая на край противоположной от Каса кровати и, казалось, понемногу возвращающаяся в мир живых. — И что же это за способ? — Дин скрестил руки, не совсем скептически, но слегка недоверчиво. Чарли вздохнула, вернула кружку на прикроватную тумбу, идентичную той, что стояла в номере Дина и Каса. Обернулась плотнее в одеяло, будто борясь против холода, несмотря на то, что уже сидит в футболке и застегнутой по горло спортивной кофе. — Ты можешь вернуться обратно и спросить Бренду. Молчание. Завывающий за окном ветер. Тиканье настенных часов. Сэм хмыкнул. — Я не думаю, что это разумно. — Это опасно, — взвился Кас, вставая с кровати. — Кто знает, сможет ли он попасть обратно, куда именно он попадет, знает ли Бренда хоть что-нибудь… — Кас, — Дин ступил вперед, то ли готовясь к ссоре, то ли собираясь его успокоить, Дин сам не был уверен. — Это разумно. То, что случилось… Мы очевидно ничерта не знаем, что это такое и происходило ли такое раньше с кем-то. — Значит, узнаем, — бросил Кас в ответ, подбородок вздернут в вызове. Дин стиснул челюсти, отвел глаза, как будто он не мог на него смотреть прямо сейчас. Дин не хотел спорить. Твою мать, он не хотел. Они были на этой дорожке сотни раз, он мог ориентироваться на ней вслепую, знал каждый поворот и каждый исход, знал, как он терпеть не может эти темные извилистые тропинки. Но каждый — каждый — раз вместе с тревогой в нем щелкал этот переключатель, дающий настоящий голос этому шепоту в его голове. Тот, который убеждает его, что чем раньше он оттолкнет всех его близких, тем лучше для них, безопаснее. Это чувствовалось, как отталкивать кого-то из-под колес машины, из зоны поражения кинутой гранаты на поле боя. Это чувствовалось правильно, чувствовалось необходимо — за маленьким исключением в виде его собственных вывернутых наизнанку, разорванных органов, ребер, легких. Но он справится. С Касом… С Касом все было только слегка по-другому. Он не хотел защитить его от плохой ситуации, в которой Дин оказался в очередной день — он хотел защитить его от самого себя. Как правило в прямой пропорциональности от желания никогда его не отпускать. В этом было что-то мазохистское — яростно желать схватить Каса за ворот рубашки, запутаться пальцами в темных непослушных волосах, впечатать губы в уязвимую, привлекательную кожу его шеи, чуть ниже уха, ключицы, а потом с такой же страстью хотеть оттолкнуть его как можно дальше, развернуться в обратно направлении и разбить пару бутылок в пустой, молчаливой и неосуждающей комнате. Дин думал о маме, об уродливой ране в ее животе и лице, искаженном в боли и ужасе — все со слов отца, когда достаточное количество выпивки развязывало его язык. Дин думал о Джесс, о жаре пламени в маленькой квартирке в Калифорнии, о неестественно заломанной фигуре на потолке и огне, пожирающем до точки пепла чудные волосы цвета пшеницы и сливочного масла, до запаха паленых волос. Пузырящаяся, булькающая кожа, как закипевший на плите суп. Дин думал о Касе, о его окровавленном, все еще таком спокойном, смиренном лице. О собственной руке, держащий нож над этим лицом, все еще достойным звания произведения искусства, места в музее — не за профиль, строение скул или подбородок, но глаза, то, что за ними. Дин думал о собственных кошмарах, в которых он лежит на своей кровати, прикованный чьей-то чужой волей, бездвижный, безгласый — способный только пассивно смотреть на горящую фигуру Каса на потолке прямо над ним, зеркально отражающий его же собственное положение, глубокая рана в животе пузырилась, черты его красивого лица плавятся, его сильные, уверенные руки чернеют. Дин знал, что не мог этого допустить. Не с Касом. Его близкие, любимые, долго не живут — но он должен. Поэтому, Дин практически — практически — без сожаления выплюнул: — Тебе то какое дело? Что-то не устраивает — тебя здесь никто не держит. Я тебя здесь не держу. — Именно поэтому и остаюсь здесь, — Кас попытался воззвать к голосу разума. — Дин, ты не в себе. Тебе нужна помощь, и я не уйду, когда тебе нужно мое присутствие, даже если ты сам этого не признаешь. — Ну да, ведь этого никогда не случалось, — Дин в ответ бросил ему улыбку, все сахарный тон и враждебные края. С тем же успехом он мог дать Касу пощечину. Странным образом, это приносило Дину какое-то чувство удовлетворения, вместе с расползающейся трещиной в его грудной клетке. Сам виноват. Тогда Сэм прокашлялся, спасая стены помещения от того, чтобы начать крошиться. — Давайте так, — он положил руки на стол ладонями вниз, ложка в его кружке издала легкий звон. — Мы попытаемся найти как можно больше информации до вечера, но если к тому времени мы не найдем ничего стоящего… То тогда Дин вернется. — Разобраться бы еще как, — пробормотала Чарли себе под нос, подмяв под себя ноги. — Я иду с ним, — вызвался Кас, падая на месте рядом с Чарли и выдохнув уставше. — Да хрен там, — взъелся Дин, поворачиваясь на пятках и готовясь к полноценной ссоре, если не драке. — Разберемся вечером, — Чарли взмахнула руками, призывая всех ко вниманию. — Сейчас начинайте искать. Фыркнув, Дин вымаршировал из комнаты, убедившись на последок хлопнуть дверью в протесте. Кас уронил лицо в ладони, потер переносицу указательными пальцами. Отдаленно услышал, как Чарли сказала: — Он придурок, — она сочувственно похлопала его по плечу, — но это он любя. — Что не делает это лучше, — заметил Сэм с другой стороны комнаты, смахнул с лица разметавшиеся волосы и отхлебнул холодное кофе из кружки. — По крайней мере, я почти уверен, что он извинится до вечера. Процентов 73 где-то. — Не переживай, — Чарли уронила голову на плечо Каса, плотнее завернулась в одеяло и, казалось, была на грани того, чтобы снова заснуть. — Если и не извинится, то мы его заставим. Только эти пару фраз и до комичного серьезный кивок со стороны Сэма заставили узел в груди Каса слегка ослабнуть и позволить ему вздохнуть.

…

К семи часам вечера они ожидаемо ничерта не нашли. Кас, однако, все еще цеплялся за немногие связи, которые у него еще были. — Да, Джоди, мы уже в отеле, — говорил он, входя обратно в их с Дином номер. Файлы, бумажки и фотографии были раскиданы по единственному столу, еще достаточно золотисто-оранжевого света проникало сквозь открытые окна, чтобы не было необходимо включать свет в комнате. Дин сидел на самом краю стула, словно бы боясь касаться хоть одной бумажки, бутылка пива в руках, задумчивое выражение лица, которое балансировало на самой грани с загнанным. — Дин передает привет. Он молча протянул телефон Дину и, пользуясь отвлечением, выхватил из его рук бутылку. Дин в молчаливом возмущении встал со стула с раскрытым ртом, но Джоди все еще говорила. — Привет, Джоди, — прощебетал Дин, намеренно высоко и легко, тем тоном, которым дети уверяют, что они не курили за гаражами, это просто костер кто-то рядом разводил. Дин убедился в это же время метать метафорически ножи в сторону Каса, пока тот, опершись плечом о противоположную стену, отхлебывал из его бутылки с нечитаемым выражением. — Да, только что заселились. Все хорошо, точно. Как Клэр? При имени Клэр, что-то в лице Каса дернулось, сместилось с места, и он застыл прежде, чем отвести глаза. Иногда Дин терпеть не мог тот факт, что он достаточно хорошо знает Каса, чтобы знать, куда бить. — Ничего, страшного, мы в любом случае не надеялись найти ничего стоящего. Сама понимаешь род дела. Нет. Я уверен. Да, у нас есть запасной план. Спасибо, Джоди. Да, пока. Послышались гудки, и Дин намеренно аккуратно отложил телефон, постучал указательным пальцем по корпусу в почти задумчивой манере. Поднял глаза на Каса. — Это не виски, — он прокомментировал, кивая на бутылку в его руках. — Я вижу. — Тогда в чем твоя проблема? Кас вздохнул, отставил бутылку на подоконник. — Почему моя обеспокоенность о твоем благополучии обязательно должна быть проблемой? — Кас спросил медленно, как будто раскладывая ребенку по полочкам основы молекулярной физики, искреннее любопытство в сведенных бровях и склоненной к плечу голове. «Самосохранение», подумал Дин. От напряжения, заполнившего комнату словно газом от невыключенной в неосторожности плиты, Дин едва ли мог дышать, втягивал поверхностные, быстрые глотки воздуха, пахнувшего электричеством — что-то, оставшееся даже после того, как Кас пал. Сэм с Чарли сейчас едут допрашивать одного из родственников пропавшего, но Дин не был уверен, что их присутствие сделало бы ситуацию лучше. Но было что-то устрашающее и захватывающее в том, что Дин знал — сейчас их никто не может прервать, ничто не остановит этот разговор. — Послушай, — он произнес медленно, присаживаясь на край стола, заламывая пальцы. — Я заслуживаю идти, ясно? Я там уже был, я могу сориентироваться, и я заслуживаю быть расходным материалом после всего, что я натворил за последний год с Маркой… Блять, да за всю жизнь. Это только правильно, если я попытаюсь как-то возместить это. Он мог видеть, как шестеренки в голове Каса вертелись, воспринимая услышанное, формулируя осторожный ответ, с нюансами и правильными тонами. По крайней мере он думал прежде, чем говорить. Безмолвно — и этим слегка действуя на нервы Дина — Кас сел в изножье аккуратно заправленной кровати со склоненной головой, положил ладони на колени, даже не в его старой неловко-ангельской манере, но скорее детской, невинной, открытой. Их ноги практически соприкасались в близости, Дин мог бы легко дотянуться и запустить пальцы в спутанные темные вихри, потянуть его за волосы, заставить посмотреть на себя. Если бы мог. — Дин, мне нужно, чтобы ты понимал, — Кас шумно выдохнул, ногти цеплялись за материал его джинс. — Я понимаю, что это значит — хотеть искупить свои грехи, сделать жизнь всех вокруг, жертвуя собой. Но что мне принес этот опыт, это что эти жертвы, они всегда бессмысленны. Всегда можно найти другой выход. Он поднял взгляд на Дина, слишком открытый, незащищенный и со всеми стенами лежащими в руинах у их ног, последняя защита, кожа, спала, оставляя все вокруг сырым и грубым и громким. Казалось сама пыль в воздухе давила на его плечи, его сердце билось на самом кончике его языка и он был на тонкой грани, чтобы не выплюнуть его, чтобы не подарить его Касу в своих голых окровавленных руках, на коленях, измазанных в грязи и траве. — Я знаю, как ты себя видишь, — Кас сдерживался всем существом, чтобы не потянуться к Дину, не взять его руку, не уткнуться носом в материал его рубашки. — «Папочкин маленький инструмент», ты сам мне говорил. Твое значение заключается только в том, что ты можешь сделать для людей вокруг тебя, что хорошего ты можешь принести этому миру. Это все солдатские учения, армейские верования. Но ты… Ты намного больше, чем это. Я только хочу, чтобы ты увидел, что ты заслуживаешь собственного прощения, потому что твои близкие, люди, которые действительно о тебе беспокоятся и знают тебя? Они давно тебя простили. Дин словно пытался сглотнуть раскаленную проволоку, которую кто-то впинул в его глотку. — Кас, я не могу, — выдавил он, качая головой, отводя взгляд к окну, к покачивающимся на ветру деревьев, к ряби на поверхности озера. — Это не так просто. — Я понимаю, но… — Никаких «Но», Кас, — он скрестил руки на груди и посмотрел на Каса, на его выражение лица, с которым он рассекает глотки, не разговаривает с… кем бы Дин ему не являлся. — Я все еще иду. У нас нет выбора, это практично. — Ничерта подобного. — Собираешься остановить меня, Кас? Удачи сделать это на равных. — Не делай это сложнее, чем это должно быть. — У нас нет времени на это. — У нас есть достаточно. — А если люди снова начнут пропадать? А, Кас? Что тогда? Моя жизнь все еще важнее жизней невинных людей? Молчание. — Хорошо, если ты идешь, то я пойду с тобой. Смешок. — Хрена с два. — А что, «моя жизнь стоит дороже жизней невинных людей»? — Это не… — Это именно одна и та же ситуация. — Может ты прекратишь строить из себя мученика, твою ж мать а. — Может ты прекратишь спорить со мной? — А то что? Кас выглядел так, будто был готов его ударить. Вместо этого, он скомкал рубашку Дина в кулаке, пуговицы врезались в кожу его ладони, и дернул на себя, впечатывая в его губы поцелуй, заставляя его упасть вперед, падая за ним, под ним. Дин издал тихий, удивленный, удовлетворенный звук, его локти ударились о матрас. Его голову на момент заполнила оглушающая, бледная пустота, только та, что бывает после неожиданного поцелуя или выстрела. Опершись коленом для баланса о край кровати, нависая над Касом, распластанным на старой кровати — и он ответил на поцелуй, твою мать, он ответил, и ответом была только череда согласий, вскриков, отчаянных молитв — «Да, да, да, пожалуйста, прошу, ДА». Не совсем то, что должно происходить впервые, не исследующие прикосновения и нежная осторожность — но несдержанные стоны, требовательные пальцы на коже, ногти, зубы, мольбы полушепотом. Это самое близкое, что Кас чувствовал к благословению, к блаженству на Земле, к безоговорочной вере, стоящей на самой тонкой грани с нагим обожанием. Дин потянул его за волосы, трепетно погладил тату на его боку, только чтобы впиться ногтями в чернильные руны — и Кас чувствовал себя первым человеком, павшим на колени в молитве. Кас приподнял край его рубашки, пробежался кончиками пальцев по выпирающим позвонкам и закусил его губу — и форму выгнувшейся спины Дина он мог воспевать в стихах на салфетках из закусочных и читать перед сотнями человек, как откровение. И в настоящей человеческой манере (может, через часы, может, через минуты) ему было мало, и он цеплялся за бедра Дина с отчаянием тонущего человека. — Кас, — Дин выдохнул мольбу в его влажные губы и отстранился с содроганием, с каждым ошметком силы воли, что еще оставалась в его дрожащем и слабом, слабом теле. Кас моргнул на него со своего места на скрипучем матрасе, и возможно, комната была чуть светлее, возможно трещины в его костях заново заросли и его легкие, его сердце снова способны держать в себе жизнь. Особенно, когда Дин смотрел на него так — как на что-то драгоценное, созданное для того, чтобы бережно держать в руках. В итоге, когда тишина растянулась на некоторое время и они остались в той же позиции, неуверенные, что дальше, Кас сказал, прокашлявшись: — Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я не могу отпустить тебя одного. Дин только кивнул. Не только не способный восстановить функцию мышления, но и просто не видевший смысла спорить. Это вернется. Все вернется. Но не сейчас.