Трудно быть оленем

***

      Мобэя напрягал этот ученик Цинхуа. Он привлекал слишком много внимания писателя, постоянно мелькая перед глазами и рассказывая глупые истории. Не помогало ещё и то, что Исюань вечно косился на хищника и всё время пытался как-то отодвинуть Цинхуа подальше от него. Он всё время выспрашивал шёпотом у оленя, зачем тут волк и почему бы его просто не выгнать. А стоило Мобэю повернуться, как этот наглец тут же улыбался и строил из себя идиота. Какое-то время волк молчал, ожидая, пока Цинхуа сам расскажет своему наивному ученику всю правду, но тот вечно оттягивал.       В конце концов Мобэй просто сел напротив Исюаня, который тут же напрягся, и сообщил, что он и его дорогой учитель состоят в любовных отношениях. Хотелось прибавить, что их связь настолько крепка, что они даже ложе разделили, но ошеломлённое «что» и подорвавшийся с места баран этому помешали. Цинхуа закрылся в комнате с волком и устроил ему выговор, отправив ученика к Му Цинфану в помощники. Оказывается, что «нельзя вот так в лицо такое говорить и вообще, он же ребёнок, Мобэй!». Хищник уже успел пожалеть, что полез в это дело, но, увидев раскрасневшееся личико писателя, который ко всему прочему забавно топтался с места на место и что-то бубнил себе под нос, он почувствовал, как это очаровательное зрелище тронуло сердце и заставило его биться чаще… — Мобэй! Не лезь ко мне! Я всё ещё зол! — Цинхуа пытался не дать поцеловать себя в щёку и скинуть загребущие руки, но те только сильнее прижимали его спиной к груди.       Вскоре в доме раздался громкий смех пойманной коварным хищником жертвы. Волк принялся щекотать бока писателя, при этом не давая вылезти из объятий. Цинхуа смеялся до слезинок в уголках глаз и дрыгал ногами, но его вовсе не собирались отпускать так просто. — Ладно! Ладно! Я сдаюсь! Сдаюсь! — Самолёт облегчённо выдохнул, когда адская пытка прекратилась. Он просто расслабился и положил свои ладони на чужие. Они стояли посреди комнаты Цинхуа, один облокотился на другого, и просто расслабленно молчали.       Хищник решил воспользоваться моментом и принялся целовать и слегка покусывать открытую шею. Цинхуа глубоко вздохнул и откинул голову назад, сжимая чужие ладони, прикусывая губу. Мобэю хотелось взять его прямо сейчас и прямо здесь. Писатель был такой расслабленный, слегка покрасневший и нежный, слишком трудно удержаться. Длинные пальцы игриво погладили ткань рубашки и расстегнули пуговицы. Волк ласкал мягкую кожу, уже полностью залезая под одежду рукой. Он провёл ей вверх и слегка царапнул ореол соска, совмещая это действие с непрерывными поцелуями в шею. Мобэй уже хотел было зайти дальше и отнести Цинхуа к кровати, но тот почему-то сбросил его руки с себя и абсолютно красный залепетал: — П-подожди… Я хочу кое-что попробовать.       Хищник недовольно фыркнул, ведь всё прервалось на самом приятном, но ему также было интересно, что хочет сделать писатель. Когда Самолёт опустился на колени перед волком, последний запаниковал. Он большими глазами уставился на оленя и хотел было опуститься рядом, но Цинхуа его тут же остановил. — Мобэй, нет! Ты должен стоять, как стоишь! Просто… Просто дай мне сделать это и не говори! — покрасневший до самых кончиков ушей писатель перевёл взгляд с лица волка на его пояс.       Руки немного тряслись от волнения. Всё же ранее Самолёту никогда не приходилось делать нечто подобное. Он сглотнул вязкую слюну и, развязав пояс, спустил штаны. Член Мобэя был не слишком твёрдым, всё же поцелуев в шею и лёгких поглаживаний было недостаточно, чтобы завестись полностью. Хищник смотрел и не смел отвести глаз.       Цинхуа взял чужой член рукой и начал двигать ею вверх-вниз. Мобэй наблюдал за движениями писателя, за тем, как он начинает и сам ёрзать от возбуждения, стоя на коленях. Движения руки прекратились, и волк опустил взгляд, чтобы проверить в чём дело. Самолёт тем временем мешкал, гипнотизируя взглядом стоящий перед лицом член, но всё же он решился и обхватил головку губами. Вместе с этим действием раздался приглушённый стон.       Мобэй закинул голову назад от удовольствия, его дыхание стало тяжелее. Писатель провёл языком по головке, после чего начал её обсасывать. Возобновив движения рукой, он услышал тихие стоны, которые чертовски возбуждали. В штанах становилось теснее. Самолёт выпустил головку изо рта и отодвинулся, рвя тонкие ниточки слюны. Он опустил голову к основанию, языком прошёлся вдоль ствола. После Цинхуа припал губами к члену и начал обсасывать тот то с одной стороны, то с другой, собирая собственную слюну. Время от времени он отстранялся, чтобы сглотнуть и облизнуть губы, готовясь к новому подходу.       Наконец, Самолёт вернулся к головке и, облизнув её, вновь обхватил губами. Следом за головкой он взял в рот почти половину члена и остановился, дыша через нос. Ощущения у Цинхуа были довольно странные. Губы немного покалывало, а челюсть была сильно напряжена с непривычки. Рвотный рефлекс был успешно подавлен, не зря ведь Самолёт тренировался. Как только ему удалось более менее привыкнуть, писатель начал двигать головой взад-вперёд. Каждое движение сопровождалось хлюпающими, мокрыми звуками и тяжёлым дыханием Мобэя.       Решив немного поэкспериментировать, Цинхуа попытался взять больше и это у него получилось. Пускай он и не сумел заглотить до самого основания, но похоже даже так он доставил уйму удовольствия хищнику. Мобэй и сам начал двигать бёдрами, трахая рот своей пары. Большая ладонь легла на макушку писателя, а длинные пальцы сжали волосы. Теперь уже хищник сам направлял Цинхуа, издавая довольное рычание и облизываясь.       Самолёт закатывал глаза от этих грубых действий и стонал, что отдавалось волной вибрации в члене Мобэя. Писатель приспустил свои штаны и высвободил член, начиная надрачивать себе. Сейчас ему было просто чертовски хорошо. Он закончил раньше волка, кончив себе в ладонь и довольно простонав. — Цинхуа… Мх… Я… — Мобэй пытался предупредить партнёра о том, что он на грани.       Поняв хищника, Цинхуа выпустил ствол изо рта и принялся двигать по нему рукой. Понадобилось всего несколько движений и Мобэй кончил, издав громкий полустон, полурык. Горячая сперма брызнула на лицо и, кажется, попала на волосы. Следовало бы найти полотенце и вытереться, но прямо сейчас Самолёт максимально не хотел вставать и что-то делать. На пол рядом с ним сел Мобэй и притянул для поцелуя. Тот вышел медленным, даже каким-то немного ленивым, но чувственным.       Позже волк всё же принёс намоченное полотенце и помог Цинхуа убрать весь беспорядок. Когда Ян Исюань вернулся, то первое, что ему попалось на глаза это довольная физиономия Мобэя и более не раздражённый учитель. Исюань не хотел знать абсолютно ничего. Он просто сел пить чай и есть печенье, которое ему дала госпожа Инь. *** — Что?! Почему ты не сказал сразу?! — громкий крик Цинхуа разошёлся по всей округе. Ян Исюань только пристыженно опустил голову, что-то мямля в ответ. — Наверняка я самым последним узнаю об этом! — Учитель, я хотел сделать сюрприз! И… И мама сказала, чтобы я ничего не говорил вообще! Она хотела, чтобы вы сами всё увидели, а не услышали! Так что я ещё и благородно поступил! — парень ударил руками по столу и вскочил, готовый в любой момент сбежать.       Мобэй наблюдал за этой ситуацией с самого начала и не понимал недовольства Цинхуа. Ну родился ещё один ребёнок у твоего знакомого, ну и что с этого? В его стае тоже рождались волчата, но никто не раздувал из этого что-то потрясающее или невероятное. Это просто ещё один ребёнок. Хотя возможно дело в том, что писатель, по его же словам, давно знаком с семьёй Исюаня, потому и раздосадован, что ему не сообщили о пополнении первым. Тряхнув ухом, волк продолжил молча наблюдать. Цинхуа уже успокоился и теперь только обиженно хмурился. — А назвали как хотя бы? — обида всё ещё слышалась в голосе, но теперь её было поменьше. Её заменило любопытство. — А-Цин! Она такая чудесная, Учитель! Вы бы видели её личико! Она довольно громкая и вредная, но зато смех у неё такой...! Такой! Да такого звонкого и заразительного смеха вы никогда не слышали! Она очень красивая и милая! Соседка сказала, что из неё выйдет первая красавица деревни! Мама сказала, что не может поверить, что это чудо и дочка такого варвара как мой отец. Отец целую неделю ходил кислый! — Исюань громко рассмеялся и начал бить ладонью по столу, сгибаясь пополам. Поначалу такое немного пугало Мобэя, но сейчас он уже привык, что этот баран так смеётся.       Самолёт и сам не сдержался и захихикал, глядя на этот кошмар. У его ученика с самого детства привычка смеяться именно вот так! И каждый раз, когда это происходит, Цинхуа вспоминает все мемы со смеющимися людьми и начинает сам хохотать. Мобэй хмыкнул и подошёл к писателю. — Так ты собираешься отправиться туда и посмотреть на младенца? — Ну конечно! Тем более, похоже Исюаня отправили сюда именно затем, чтобы я посмотрел на кроху А-Цин, — Самолёт подмигнул своему ученику и отхлебнул чая из пиалы. — Вообще-то… Я сам сюда пришёл. Точнее, кхм. Мы немного повздорили с отцом и, эм… — Цинхуа выплюнул чай, услышав такое заявление! Исюань сбежал из дома! И всё это время тусовался под его крышей, пока семья Ян не находит себе места! — Ах ты мелкий сучёныш! Сначала я думал, что ты хочешь проведать своего учителя! Что семья Ян по мне заскучала! А теперь оказывается, что ты просто решил свалить из дома и пересидеть тут! Бессовестный засранец! — Самолёт ударял попавшейся книгой по голове своего кричащего ученика, с каждым словом ударяя посильнее. Мобэю очень нравилось то, что сейчас происходит. — Мобэй! Собирайся! Мы возвращаем этого засранца домой! ***       Пока они шли, Исюань успел раз двадцать извиниться перед своим Учителем, и тот, в конце концов, простил его. Парень умудрялся между извинениями умолять Мобэя о помощи. Он буквально подошёл к хищнику и попросил сделать так, чтобы Цинхуа его простил. Тот, конечно, был в шоке от такого наглого травоядного, но всё же прикинул в голове. Сейчас он может спокойно «флиртовать» (кажется так это называл писатель) со своей парой. Таким образом и он будет в плюсе, и возможно переманит внимание от Исюаня к себе, что тоже плюс. Цинхуа не понял этой схемы и просто начал краснеть, а после и забыл о «засранце». В более спокойной и приятной атмосфере они добрались до территории, на которой находилась деревня Исюаня. — Идёмте, учитель! Скорее! — радостно улыбаясь во все зубы, Ян Исюань в нетерпении стоял и ждал, пока Цинхуа дойдёт до него. — Я не настолько молодой, чтобы бежать с тобой на одной скорости! — сморщил нос и недовольно фыркнул писатель. Если брать в счёт годы прожитые в его мире, то выходит, что Самолёт вообще старик! Эта мысль немного удручала. — Да ладно вам. Просто чем быстрее мы придём, тем быстрее вы увидите мою сестрёнку! Она такая славная, учитель!       Мобэй предложил довезти Цинхуа, но тот отмахнулся от этой затеи. Деревня Исюаня не в курсе, что он начал встречаться с волком. Может возникнуть слишком много вопросов, на которые отвечать совершенно не хочется. И, более того, это слишком стыдно! Нельзя же ему всё время кататься на Мобэе у всех на глазах! Щёки Самолёта покраснели, и он ускорился, показывая, что вполне может идти и сам. Вскоре показались дома. Писатель добрался до странно застывшего на месте парня и вопросительно посмотрел. — Что-то не так… — тихо прошептал Исюань и дотронулся до своей груди, сжав ткань одежды.       У Цинхуа на душе тоже было как-то неспокойно. Что-то было не так, совсем не так… Они стояли на холме, с которого открывался прекрасный вид на улицы деревни. Но ни одного жителя видно не было. Да и в воздухе летало какое-то напряжение. Троица ускорила шаг. Мобэй нахмурил брови и прошептал на ухо Цинхуа: — Здесь волчий запах…       В голове раздался механический голос Системы, которая уже давно молчала:

Пользователь! Важное сообщение. С этого момента начинается основная сюжетная линия! Эта Система желает Пользователю удачи и крепких нервов.

      «О чём это ты?..» — спросил Самолёт, но никто ему не ответил. Похоже Система опять задумала какую-то гадость… И что значит основная сюжетная линия? Тут родится главный герой? Может быть Система имела в виду, что юная А-Цин будет героиней этой истории? А что... Довольно неплохо. Но маловероятно… Что-то тут было не чисто…       В деревне царила звенящая тишина. Принюхавшись, Цинхуа почувствовал кровь. Медленно они пошли вперёд, осматриваясь. Волк выпустил свои когти и был готов защищать свою пару и его ученика. Металлический запах становился всё сильнее с каждым шагом, тишина давила всё больше. Самолёт посмотрел на дорогу впереди и увидел там руку, оторванную от тела. Она была бледной и покрыта кровью и грязью. Олень задрожал, он еле смог отвести взгляд от конечности и перевёл его на дом неподалёку. У стены этого дома лежало истерзанное тело. Живот был вспорот, лицо обглодано, внутренности разбросаны вокруг. — Нет… Это ведь не так… — Ян Исюань задрожал всем телом и стеклянным взглядом уставился на труп. — Учитель… Это ведь неправда, да?…       По щекам парня шли слёзы, он в надежде смотрел на своего учителя, будто ожидая, что тот его успокоит, скажет, что всё это сон и что когда он проснётся, то всё будет в порядке. Самолёт открыл рот, но тут же его закрыл, в бессилии опустив голову. Он не знал, что сказать. Сейчас в его голове было чудовищно пусто. Исюань проморгался и перевёл взгляд куда-то вдаль, сжав ладони в кулаки. — Мама… Отец… — одними губами произнёс он после чего понёсся вперёд. — Исюань, стой! — отчаянно закричал Цинхуа и бросился в догонку.       Мобэй последовал за ним, хмуря брови и изучающе осматривая всё вокруг. Хищник почуял запах своих сородичей, они очевидно и устроили здесь резню. Он даже мог сказать, кто именно подстегнул всю стаю на это. Сейчас волк был крайне обеспокоен и старался не терять из виду Цинхуа, ведь в этой деревне всё ещё могли оставаться убийцы. Мобэй не отрицал: его стая убивала зверей для пропитания, но они никогда не нападали на разумных зверей, способных принимать другую форму. Более того, эти тела выглядят так, будто их убили не ради еды, а ради забавы. Никогда его стая так не поступала…       Чем дальше они бежали, тем больше изуродованных трупов встречалось им. У некоторых не было голов, у других недоставало нижних половин тела. В глазах каждой жертвы застыл страх. Исюань уже убежал из поля зрения старшего. Он не слышал голосов, зовущих его. Всё, о чём он мог сейчас думать, так это о своей семье и своём доме, который наверняка стоит целый и невредимый, а его родные успели спрятаться и сейчас где-то неподалёку. Он хотел верить в это всем сердцем.       Цинхуа знал, где находится дом семейства Ян, а потому сразу же рванул туда. Он замер посреди дороги и всё глядел на это некогда уютное жилище. Дверь выломана, окна разбиты, на стенах кровавые брызги. Из самого дома смердит кровью, запах смерти окутывает всего писателя с головой и не даёт идти дальше. Очнуться помог Мобэй, тронувший за плечо. Самолёт выдохнул и медленно вошёл внутрь. — Исюань… — тихо позвал он. Никто не ответил.       Раздался глухой стук где-то в глубине дома. Цинхуа тут же пошёл на звук, волк безмолвно следовал позади. Писатель шёл по коридору и мельком взглянул в комнату сбоку. Там, на полу, он заметил чьи-то лежащие в луже крови ноги. Он догадывался, что это, вероятно, тело господина Ян, но проверять не стал. Отвернул голову и стал смотреть только вперёд. Около одного из проёмов на полу сидел Исюань. Глаза его были пусты, направлены на стену напротив, сам он был бледен словно снег. — Исюань! — тут же подбежал к нему Самолёт и упал на колени рядом, хватая за лицо и поворачивая к себе. Краем глаза он посмотрел в ту самую комнату.       Мёртвое тело женщины, лежащей на животе в луже из собственной крови, вот что он увидел в первую очередь. На её спине красовались несколько глубоких ран от когтей. Цинхуа перестал дышать, переводя взгляд чуть дальше. Перевёрнутая детская кроватка, разбитая самодельная каруселька, что вешается над колыбельной и огромный след от крови, оставшийся на стене напротив. Он почувствовал, как вся краска ушла с его лица, как в глазах быстро накопились слёзы, а в горле образовался ком. — Учитель… — тихо позвал ученик тихим голосом, почти что шёпотом. — Почему… Почему они…       Цинхуа не дал ему договорить и прижал голову Исюаня к себе, обнимая, стараясь спрятать от всего этого ужаса, творящегося вокруг. Тот вцепился в него, как в спасительную соломинку и зарылся головой в плечо. Более он не мог сдержать всхлипов и громких рыданий. Он всё рыдал и рыдал, руками до боли сжимая чужое тело. Писатель не знал, что ему сказать, как утешить, поэтому просто молчал и прижимал к себе сильнее, пока сам, не издавая ни звука, давился слезами. Мобэй не знал куда себя деть в такой момент, а потому вышел на улицу, давая им побыть наедине. Сейчас присутствие хищника явно будет излишне.

***