Трудно быть оленем

***

      Весь день Мобэй не отходил от Цинхуа. Если тот собирался мыть посуду, волк лез вперёд, чуть ли не выдирая тряпку из чужих рук, чтобы помыть миски. Если же олень хотел застелить постель, то хищник был уже рядом, делая всё сам. Только вот при готовке Мобэй не мог справиться без помощи Цинхуа, так как попросту не знал, как правильно чистить и резать овощи. Но, не смотря на это, волк не позволил писателю самостоятельно что-то делать. Он лишь рыкнул на него и сказал, что сам будет выполнять указания, а Цинхуа будет просто направлять его, говоря, что именно нужно добавить и как. Самолёт естественно отнекивался, но не устоял под раздражённым взглядом и сдался, принимая условия. Во время процесса готовки Мобэй думал, что олень издевается над ним, потому как тот часто посмеивался и глупо хихикал. Но, на самом деле… Мобэю даже понравилось готовить вместе с Цинхуа. Это было увлекательно.       Так они и провели весь день. Волк помогал писателю и ходил за ним хвостиком, только изредка, когда кто-то приходил, прятался в дальней комнате. А тех, кто приходил, было достаточно много. Это были и дети, не дождавшиеся своего учителя в школе, и взрослые, которым ребятки рассказали о травме своего учителя. Мобэй слышал, как Цинхуа отнекивается, говорит, что просто неудачно упал, что в этом нет ничего страшного и скоро он поправится, и от этих слов в груди хищника будто всё сжималось. Чувство вины съедало его изнутри, отчего ему всё казалось, что он делает недостаточно. Он должен стараться лучше. Этот олень так заботился о нём, возился с ним и даже не выдал никому из близких, не считая лекаря.       Если в начале Мобэй смотрел на Цинхуа немного презрительно, думал, что может и убить этого оленя, когда всё закончится, то теперь… Теперь в глазах волка этот слабый писатель предстал в ином свете. Цинхуа был поразительным. Он легко прощал, будто ничего и не было. Он боялся остаться один, хотя у него было полно друзей. Он часто называл себя ленивым, — Мобэй услышал, как Цинхуа бубнил себе это под нос во время готовки, — но на самом деле он много работал над своими книгами и проводил кучу времени с детьми. Цинхуа мог показаться трусом, но разве трус стал бы тащить к себе опасного хищника, лишь потому что этот потенциальный убийца нуждался в помощи… Волк даже проникся неким уважением и благодарностью к этому оленю.       Ночью Мобэй ушёл охотиться, не забыв проследить, чтобы Цинхуа поел и лёг в постель. Хищник уже заметил, что по ночам писатель вовсе не спал, а сидел за своими книжками и что-то увлечённо строчил на листах. Это его раздражало и беспокоило. Его вообще почему-то начало беспокоить всё, что касалось оленя. Возможно, у Мобэя сработал какой-то инстинкт заботы или что-то в этом роде. Его всегда учили, что вожак должен оберегать всех членов стаи. Ему это вбили в голову ещё в самом детстве. Может быть, он просто воспринял Цинхуа, как члена своей стаи? Утопая в своих мыслях, волк и не заметил, что ушёл уже на приличное расстояние от деревни. Это радовало, ведь здесь его точно не будет кто-то отвлекать своим присутствием. Не придётся действовать осторожно.       Недалеко хрустнула ветка. Мобэй застыл на месте и принюхался. Пахло кабаном, совсем молодым. Приняв звериный облик, хищник медленно пошёл на запах, стараясь не слишком громко хрустеть снегом. Через несколько метров наконец показался кабан. Он тихо хрюкал и копался в снегу, наверное, ища коренья. Прижавшись животом к снегу и поджав уши, Мобэй блеснул глазами и оскалился, начав медленно подползать к добыче.       Кабан поднял голову и посмотрел по сторонам, но не заметил волка, а потому продолжил рыскать в снегу рылом. Подобравшись достаточно близко, хищник напрыгнул на свою жертву и впился клыками в шею, сомкнув челюсти и застыв на месте, рыча. Кабан громко визжал и пытался отбиться от Мобэя копытами, но безуспешно. Вскоре сопротивление прекратилось и зверь просто обмяк, издавая тихие хрипы, но и те вскоре стихли.       Мобэй был очень доволен этой охотой, а потому ел сырую свинину с особым удовольствием. Он уже успел позабыть какого это, охотиться на кого-то, а после наслаждаться добычей, смакуя каждый кусок. Покончив с кабаном, оставив только шкуру с костьми и кишки, волк сел и принялся облизывать пасть. Внезапно он уловил слабый и знакомый запах. Запах других хищников. И не просто каких-то зверей, а волков из его стаи. Мобэй двинулся на запах и спустя полчаса ходьбы увидел на снегу следы. Им около пары дней, но запах ещё остался. С каких пор стая уходит настолько далеко от логова? Припомнив о том, что теперь вожак Лингуан, Мобэй фыркнул и развернулся, решив вернуться в деревню. Следы всё равно ещё слишком далеко от оленей, так что волноваться пока не о чем.

***

      Вернувшись через два часа обратно, Мобэй встретил на пороге Цинфана. Лекарь посмотрел на него с прищуром и поджал губы. Волк хотел было спросить, что Му Цинфан забыл так поздно у Цинхуа, но решил промолчать, опомнившись. Скорее всего, он осматривал руку писателя и делал перевязку. Ощущать такой пронзительный и осуждающий взгляд было неприятно, но Мобэй не мог просто рыкнуть на лекаря. Он знал, что виноват и что заслужил такой взгляд, именно поэтому хищник опустил голову, слегка склонившись перед Цинфаном. — Что ж с вами делать… — устало вздохнул тот и потёр точку между бровей, после чего достал из своей сумки и протянул волку бинты с каким-то мешочком, — Завтра проверь рану Цинхуа и перевяжи. А ещё дай ему эти пилюли. Они облегчают боль. Меня не будет, нужно уехать в город за лекарствами, поэтому доверяю заботу о Цинхуа тебе. Только попробуй подвести.       Мобэй принял бинты с мешочком и снова склонил голову, проговорив тихое «спасибо». Цинфан устало посмотрел на него и покачал головой, уходя прочь. Волк долго стоял на пороге и смотрел ему вслед, чувствуя благодарность. Лекарь не говорил ему ничего об укусе, не упоминал об этом никак, а ещё доверил ему заботу о близком человеке. Мобэй не до конца понял, почему Цинфан относился сегодня к нему так терпеливо, но решил не вдаваться в подробности, молча благодаря за то, что его ещё не прокляли и не попытались отравить.       Хищник открыл дверь и вошёл в дом, застыв на месте у порога. Цинхуа сидел в тонкой рубашке и штанах за столом и попивал чай. На руке были свежие бинты, без единого пятна крови. Он не спал, хотя было уже довольно поздно. Или он так быстро выспался? Разве он не должен был лечь спать сразу после того, как Цинфан закончил с перевязкой? — Почему не спишь? — нарушил тишину Мобэй, подойдя к столу. Цинхуа аж подпрыгнул от испуга. — Ох, господин волк! Вы меня здорово напугали! Я и не услышал, как Вы вошли… — писатель потёр затылок и с облегчением выдохнул, — Я просто ждал, пока Вы придёте. А потом пришёл Цинфан, и было не до сна немного… — Почему ты ждал меня? — А? Ну… Потому что я… Эм… Волновался? Да. Потому что я волновался! Вы ещё не до конца восстановились, да и долго не выходили на улицу. Мало ли, что могло случиться. — Глупости. Со мной всё в порядке. А ты должен спать. Ты не сомкнул глаз за весь день и прошлую ночь. — Да, хорошо, господин волк. Только чай допью и пойду.       В доме вновь стало тихо. Мобэй молча присел за стол с оленем и принялся разглядывать его, отчего писатель заметно занервничал. Под карими глазами мешки, губы искусаны, а ранки на них покрыты корочкой. Хищник почувствовал себя крайне виноватым. Всё же это из-за него Цинхуа не высыпался последние дни и так мучался. — Мобэй, — вдруг произнёс волк, когда чай был допит, а писатель стоял у входа в свою комнату. — Что? — Это моё имя. Называй меня так. И не обращайся на вы.       Цинхуа всё недоумевал, застыв у двери, а Мобэй поспешил уйти в свою комнату, не желая продолжать разговор. Ему и так было трудно сказать эти слова, а если бы пришлось объяснять, почему он позволил писателю звать его по имени, то хищник бы точно завыл от смущения и неловкости.

***

      Следующий день ничем не отличался от прошлого. Разве что он разбавился неумелыми попытками волка сделать перевязку. И вот уже под вечер Мобэй закончил подметать в доме и решил зайти к Цинхуа в комнату, чтобы позвать вместе приготовить ужин. Полдня олень не выходил из комнаты, шурша бумагами, и хищник не захотел его тогда отвлекать. Отворив дверь, он увидел, что писатель не спит и даже не лежит в кровати, а сидит за столом и пытается что-то начиркать в черновиках. Причём, судя по нахмуренным бровям и тихим проклятиям, писать получалось очень плохо. И вновь волк почувствовал себя виноватым, ведь это он укусил писателя за его рабочую руку, из-за чего тот не может заниматься любимым делом. — Цинхуа, — спокойно позвал хищник, но олень никак не отреагировал на него, полностью погрузившись в работу.       Нахмурившись, Мобэй подошёл к нему сзади и заглянул на записи. Разобрать хоть что-нибудь он не сумел, понял только несколько слов: меч, лес, цветы и звезда. Бессмыслица. Наклонив голову вбок, волк задумчиво хмыкнул и дотронулся до плеча писателя. Цинхуа тут же закричал и вскочил на ноги, роняя стул. Он посмотрел на застывшего с поднятой рукой Мобэя и облегчённо выдохнул. — Господин волк, Вы меня так напугали! Я чуть не умер от страха! — рассмеялся Цинхуа. — Мобэй, — раздражённо поправил хищник. Писатель ещё не привык называть его по имени, и это бесит. — Д-да, верно. Эм… Мобэй, а зачем ты приходил? — Время готовить ужин. И я тебя звал, но ты не откликался. — Ох, видимо я слишком задумался, ахах.       Наступила неловкая тишина. Цинхуа немного помялся на месте, но потом всё же сел на своё место и начал вновь пытаться что-то писать. Мобэй стоял над ним и смотрел в черновики, но потом вздохнул. — Встань и отойди. — А? Зачем? — Я буду писать, а ты диктовать. С твоей раной у тебя не выйдет ничего нормального. — Ну что вы! Не стоит, правда! Я… — Встань. И сядь на другой стул. Живо.       Мобэй рыкнул, прищурившись и хмурясь. Писатель не стал возражать, быстро поднявшись и сев на соседний стул. Он вжал голову в плечи, стараясь не смотреть на волка, и принялся ковырять край стола. Мобэй молча сел на его место, взял чистый лист и ручку, но потом решил писать карандашом. Всё равно это черновики, так что нет разницы, чем там это всё будет записано, а карандашом просто удобнее. — Говори.       Цинхуа вздрогнул от такого тона, но начал медленно диктовать нужные строки. Мобэй старательно вырисовывал буквы, стараясь писать понятнее. Спустя какое-то время олень совсем разошёлся и принялся говорить быстрее, активно жестикулируя. При этом предложения были совершенно несвязанные. Иногда он говорил об одной сцене, но затем резко начиналась совершенно другая. А ещё персонажи часто взаимодействовали друг с другом странно. Если на первых строках, что записывал Мобэй, они были холодны друг к другу и упорно игнорировали, то на следующих уже обнимались и признавались друг другу в любви. — Почему ты путаешь всё местами? — не выдержал волк, останавливая поток речей. — А? В каком смысле? — Сцены и даже разговоры. Они перепутаны местами. — Ох. Так ты об этом! — улыбнулся Цинхуа, махнув рукой. — Просто мне так легче писать! Сначала я пишу то, что приходит в голову, а потом складываю всё получившееся и, если нужно, дополняю ещё чем-нибудь. — Те книги ты тоже так написал? — Ага. Так удобно. А что? — Хм… — волк нахмурил брови и задумался. — А можешь… Можешь рассказать сюжет по порядку? Так, как он был бы написан в книге. — Рассказать? Ну… Я постараюсь…       Мобэй отложил карандаш с листами в сторону и посмотрел на писателя, который задумчиво прикусил губу, не зная с чего же начать. Вздохнув, Цинхуа всё же нерешительно начал говорить, иногда делая небольшие паузы, будто обдумывая, что же было дальше. Он всё говорил, иногда передумывал некоторые части, которые уже были записаны, вставлял своё словечко между фразами, приговаривая «ну и дурак же он, но я потом это обыграю» или «а вот это ещё стрельнёт дальше». Мобэй слушал его, не желая перебивать. Он полностью лёг на стол, навострив ушки, большими глазами глядя на разговорившегося и улыбающегося Цинхуа.       А когда рассказ закончился, хищник нетерпеливо поднял голову и пожелал услышать ещё. Тогда писатель задумчиво почесал голову и принялся рассказывать ещё одну свою задумку, по его же словам, очень старую и неинтересную. Но вот Мобэй был с этим совершенно не согласен, ведь история понравилась ему с самого начала. Там были и любовь, и долг, и вражда между родными братьями, и битвы, и даже опасные испытания. Как такое вообще может быть неинтересным?!       Мобэй этого не замечал, но его большой чёрный хвост уже давненько вилял из стороны в сторону с большой скоростью. Цинхуа заметил это и смущённо откашлялся, но говорить о своём наблюдении не стал.

***