Трудно быть оленем

***

      На следующий день всё повторилось — Цинхуа ушёл учить детей, перед уходом умоляя Мобэя не шуметь и не выходить из дома, а тот никак не реагировал на мольбы, идя в комнату оленя и читая его книги. В этот день волк поел немного супа, но, оставив в миске две ложки, убрал еду в сторону. Хотя суп был нормальным и Мобэй вполне мог его есть, это не слишком утоляет голод, а от кучи зелени, добавленной туда, начинало тошнить. Слишком много растительного. Глубоко вдохнув, Мобэй поднялся и отправился в предназначенную для него комнату, чтобы просто лечь и отвлечься от голода.       Цинхуа вернулся ближе к вечеру, волк уже ожидал его на кухне. Вид у хищника был очень серьёзный и сосредоточенный, глаза прожигали дыру в одной из книг. Сглотнув, Самолёт осторожно снял с себя верхнюю одежду и постарался как можно тише повесить её. Если у этого здоровяка плохое настроение, то можно и под горячую руку попасться, а этого олень совсем не хотел. — Цинхуа, — поднял глаза Мобэй и заглянул прямо в глаза. — Д-да?.. — Что это за письмена? Они не похожи ни на твой язык, ни на мой. Но они есть в каждой из твоих книг. Что они означают?       Цинхуа проморгался и подошёл к волку, смотря на лист бумаги. О чёрт. В каждой из своих книг Самолёт оставлял небольшие послания, надеясь найти такого же попаданца. И писал он на английском, пускай и коряво. И именно о подобном «послании» сейчас спрашивал Мобэй. И как ему ответить? В этом мире просто не существует английского! Как Цинхуа объяснить то, что он знает этот язык? Он ведь всю жизнь живёт в этом захолустье! Если раньше он мог просто сказать остальным, что это такой шифр, то теперь у него не было подобного варианта! Мобэя наверняка не удовлетворит такой ответ, он уж точно не отстанет, пока не узнает, что это за «письмена такие». И что же делать? — Это… Это очень древний язык! Им уже давно никто не пользуется. Наверное, поэтому вы его и не знаете. — закивал головой Самолёт. — Тогда откуда ты знаешь его? — Меня… научили! Да. Меня научили этому языку мои родители, вот. Однозначно.       Цинхуа считал такой ответ самым верным, ведь Мобэй это никак проверить не сможет, даже если сильно захочет! Быстрыми шагами олень поспешил к печи, чтобы подкинуть туда дров, хотя в доме уже было тепло, но лучше занять руки, хотя бы не так страшно. Хищник нахмурился и вновь посмотрел в книгу. — И что здесь написано? — Ну… Кто я такой и где живу… Ничего особенного, — технически он не врал! Просто он обобщил!       Мобэй кивнул и положил книгу на стол, переключив всё внимание на писателя. Тот всё время что-то делал. То поставит чайник гресться на печь, то протрёт чашки и тарелки, то уйдёт в одну комнату, а потом вернётся и начнёт бубнеть, что забыл что-то взять. Это мельтешение изрядно напрягало Мобэя, даже глаз дёргаться начал. Неужели все олени такие активные или только этот? Северные волки тоже живут благодаря движению, но каждый их шаг обдуман, они точно знают, что именно сейчас нужно сделать. А этот олень будто совсем потерялся и не знает, что ему ещё можно натворить. Наконец, когда Цинхуа уже третий раз вытирал несуществующий сор со стола, Мобэй решил подать голос. Всякий раз как волк начинал говорить, писатель замирал. И этот раз не стал исключением. — Та комната… В которой я сейчас сплю. Это комната твоих родителей? — Самолёт недоумённо посмотрел на волка, но спустя пару мгновений заторможенно кивнул, и тогда Мобэй продолжил свою мысль: — Тогда где они?       На лице Цинхуа отобразилась целая куча эмоций, начиная от удивления и заканчивая раздражением. Он застыл около стола и принялся что-то усердно обдумывать. Писатель в задумчивости начал хрустеть пальцами и сильно прикусывать губы. Пребывая в раздумьях, он и не заметил, что сумел прокусить нижнюю губу до крови. Это была всего маленькая капля, но её хватило, чтобы привлечь внимание волка. Мобэй быстро отвёл глаза от лица Цинхуа и сглотнул вязкую слюну. Хищник и подумать не мог, что даже такая мелкая капля крови сможет вызвать в нём аппетит. Он дышал глубоко и ровно, прикрыв глаза. Это помогло успокоиться и понять, что ответа он ещё не услышал, а значит, что родители этого оленя… — Мертвы? — Мобэй, не задумываясь ни на секунду, выпалил свою догадку. — Что? Ох, чёрт, — Цинхуа наконец вышел из транса и заметил кровь на губе, поспешив вытереть её полотенцем, — Нет. Они не… Хотя я не могу точно знать… В общем, я не знаю живы они или мертвы, но когда я был ребёнком, они просто… Ушли? — Как родители могут оставить своего детёныша? Тем более у вас, травоядных.       Возможно, Мобэй имел в виду то, что его вид более тщательнее заботится о потомстве, но при этом он произносил «травоядное» с некой неприязнью. Цинхуа решил не вникать. Пускай думает, как хочет и живёт со своими стереотипами. Хотя поспорить хотелось жутко, но голова нужнее. — Ну. Иногда так случается. Я не знаю почему, но они ушли. И всё.       Цинхуа бросил полотенце на стул и ушёл в свою комнату. Мобэй пытался осмыслить его слова. Как кто-то вроде родителей может просто уйти? Собственный отец Мобэя пускай и был не лучшим в мире, но он был рядом и учил тому, что знал сам. Он всегда был требовательным и никогда не показывал лишних эмоций, но волк всегда помнил один из случаев, когда отец всё же показал себя настоящим родителем, пускай и незаметно. В тот день умерла мать, Мобэй стоял и смотрел как гроб догорал. Тогда старый вожак встал рядом и осторожно, немного неуверенно положил ладонь ему на голову, аккуратно поглаживая. Больше таких проявлений нежности не было, но после этого дня Мобэй понял, что и его отец умеет проявлять эмоции.       Волк поднялся, взяв с собой книгу, и пошёл в комнату Цинхуа. Тот сидел за столом и что-то чиркал на листке. Весь сгорбился, прищурился, высунул кончик языка, ладони уже в пятнах, а ещё этот странный олень умудрялся что-то бормотать под нос и фыркать. Мобэй никогда не видел подобных персон раньше. Неужели все писатели такие?.. Или же это отдельный случай? Как бы то ни было, Мобэй пришёл не пялиться на небрежного Цинхуа. — Научи меня этому языку, — произнёс хищник, бросив книгу прямо на стол. — Чего? — Цинхуа подпрыгнул на стуле и ошарашенно посмотрел на волка, — З-зачем вам это?.. — Я хочу знать. — Ну, я не помню большей части этого языка… И… И ещё я не знаю множество слов на этом языке! Да я и перевод этого текста весь не помню! — Всё равно. Научи тому, что помнишь.       Как же Цинхуа сейчас хотелось завыть и ударить головой по столу. Почему этот волк такой упрямый?! Что с ним не так?! Но делать нечего, именно поэтому Самолёт поднялся, убрал свои черновики и позволил Мобэю сесть за стол. Он действительно собирался учить дикаря и варвара английскому. Это ужасно. Ужаснее всего, что Цинхуа действительно не помнил многого по английскому. Все его знания ограничивались на том, как представиться и как браниться или посылать.       В начале Мобэй очень внимательно слушал и кивал. Казалось, будто он всё понял, но он просто делал вид умного! После того, как волк попытался написать хотя бы своё имя на английском, пришлось выбросить целых два поломанных карандаша. Как хорошо, что Цинхуа не дал ему ручек, те не мало стоят в этом мире. Написать имя получилось, так что Самолёт принялся учить его представляться, решив, что сначало нужно заняться произношением. У самого писателя оно хромало, но звучало сносно. А вот Мобэй… Если бы здесь был учитель иностранного языка из начальной школы Цинхуа, то он бы просто застрелился. Спустя пару часов Мобэй сумел-таки выговорить около пяти слов, и Цинхуа посчитал, что этого достаточно. Ему и так хватало учеников в школе, так теперь ещё и дома появился!

***

      Этой ночью Цинхуа не мог заснуть. Он ворочался, вертел подушку и взбивал её, откидывал одеяло в сторону, а потом заворачивался обратно. Разговор с Мобэем всё никак не хотел выходить из головы. Вроде бы с ухода его родителей прошло много времени, так что Самолёт должен был давно свыкнуться с этим. Но осадок остался. И если хоть кто-то упоминал о родителях писателя, то у последнего неохотно в голове всплывали картинки того дня. Ничего особо трагичного, просто он однажды проснулся, а родителей уже не было. Ни записки, ни каких-то знаков или подсказок не было. Возможно, они действительно ушли, потому что устали от ребёнка. Тогда-то дверь в их спальню и оказалась закрыта. Цинхуа больше никогда не заходил в ту комнату, и даже малейшего желания делать это не было.       Вздохнув, Цинхуа перевернулся на спину и начал смотреть в потолок. Глаза уже начали понемногу слипаться, как вдруг раздался громкий звук удара. Будто что-то бросили в стену с очень большой силой. И этот звук доносился из комнаты, в которой спал Мобэй. Сглотнув, Самолёт поднялся с кровати и медленно пошёл к волку. Было чертовски страшно, но проверить его всё же нужно. Подойдя к двери, Цинхуа прижался ухом к доскам и прислушался. Из комнаты доносились тихие порыкивания и лёгкий скулёж. Может раны Мобэя раскрылись? Или приснился кошмар?       Писатель медленно приоткрыл дверь и просунул голову внутрь. Было темно, почти ничего не видно. Слышалось тяжёлое хриплое дыхание. И вот, наконец, Цинхуа удалось разглядеть что-то большое и шевелящееся прямо за кроватью. Зайдя в комнату и прикрыв дверь, Самолёт подошёл к Мобэю. Тот принял животную форму, что не могло не насторожить. Огромный поскуливающий волк с чёрной шерстью, острыми когтями и большими клыками. Сглотнув, Цинхуа тихо позвал: — Господин волк?..       Ответа не последовало. Зверь начал дрожать и скулёж стал чуть слабее. Значит, он всё же слышит Цинхуа. Подойдя ещё ближе и присев на корточки, Самолёт вновь попытался растрясти Мобэя: — Эй? Господин волк, с Вами всё… Эм, в порядке? Мне позвать Цинфана, чтобы он осмотрел Вас?.. Господин волк?       Мобэй поднял свою волчью морду и посмотрел прямо в глаза Цинхуа. И взгляд этот был не как прежний, он был хищным, голодным. Писатель задержал дыхание и распахнул глаза шире. Мобэй смотрит на него, как на еду… Чёрт! Почему Система не предупредила?! Она хочет его смерти!       Волк оскалился и зарычал, вставая на лапы, а Цинхуа, пытаясь подняться, упал на свой зад. Ему ничего не оставалось, кроме как осторожно пятиться к двери. Хищник зарычал громче, ступая за своей жертвой. Раздался громкий звук, напоминающий лай, и вот Мобэй бросается на Цинхуа, придавливая своим весом, давя передними лапами на грудь, показывая свои огромные клыки. Писатель успел выставить правую руку перед своей шеей, и волк впился в неё своими челюстями. В воздухе завитал запах свежей крови, раздался вскрик. Самолёт прикусил губу до крови. Пусть его дом и был далеко от других, но если он закричит, то могут услышать. А если сюда придёт кто-нибудь ещё, то неконтролирующий себя Мобэй и его задерёт.       Цинхуа принялся пинать волка ногами и бить по морде левой рукой, но это не приносило результатов, лишь сильнее злило зверя. Мобэй сжал челюсти сильнее и зарычал. Самолёту пришлось закусить своей губой ещё сильнее. От столь резкой боли он выгнулся и ударил затылком по полу. Невыносимо больно… — Прекрати! Умоляю! Перестань! Мне больно! Больно! — завыл рыдающий Цинхуа, пытаясь скинуть хищника с себя.       Вдруг в голубых глазах мелькнуло осознание. Волк выпустил из пасти руку и отпрыгнул назад, смотря со смесью страха и вины. Уши крепко прижались к голове, вид загнанный, а с клыков капает свежая, ещё горячая, кровь. Цинхуа с ужасом смотрел на этого хищника, почти своего убийцу. Поднявшись на ноги, писатель рванул к двери, громко хлопая ею. Мобэй остался в комнате, он смотрел на пустое место и никак не мог прийти в себя, осознать всего. Самолёт выбежал из дома, на скорую руку запирая входную дверь. Пережимая место укуса, из которого всё ещё хлестала кровь, он бежал в сторону Цинфана. Там ему должны помочь… Только бы добежать… Успеть до потери сознания…

***