Трудно быть оленем

***

— Что это? — скривился Мобэй и уставился на содержимое своей тарелки. — Это лапша, — сдержанно ответил Цинхуа, натянуто улыбаясь.       «Какого хрена! Ты ещё и привередничать будешь?! Я тебе жизнь спас! Дал крышу над головой! Да ты мне ноги целовать должен! А ещё, между прочим, я технически твой отец! Так что имей уважение к своему папочке!» — Выглядит отвратно, — сморщил нос волк и поднял вилку с лапшой. Он принюхался и поморщился ещё больше, чувствуя новые и крайне резкие запахи, — И пахнет так же. — Господин волк! Вы же её ещё даже не пробовали! И что не так с запахом? Обычные специи… А что ест ваш народ? У вас нет приправ и специй? — затараторил Самолёт. Его жутко интересовали абсолютно все создания этого мира, ведь технически это он всё здесь создал! Из-под его пера вышли эти чудные зверолюди или как их следует называть… — Мясо. Иногда коренья и отвары из них. Но в основном сырое мясо.       Мобэй говорил всё это столь спокойным и равнодушным голосом, будто это само собой разумеется, будто все на свете едят мясо… В голове Цинхуа тут же возникла ясная картинка огромных зубастых чудовищ, что выпрыгивали из темноты и вонзались своими огромными клыками в какую-нибудь бедную зверушку, а потом эти чудовища ещё и сжирали беднягу. Писатель покрылся холодным потом, а лицо его стало крайне бледным. Он, конечно понимает, что это жизнь и волкам тоже надо что-то кушать, да и сам он тоже ел мясо, но то было приготовленно… Но в этом мире он был травоядным! А значит он не мог есть мяса! Да даже сейчас, он просто подумал о чьём-то убийстве, а его уже мутит. — П-просто попробуйте! Я более чем уверен, что вам это понравится! — разулыбался Самолёт.       Мобэй приподнял бровь и тяжело вздохнул. Он должен есть в любом случае, даже если это выглядит столь отвратно. Волк осторожно прожевал и проглотил жидкое месиво, после чего фыркнул. Суп оказался на вкус крайне непривычным. Соль слишком отчётливо чувствовалась, как и многочисленные приправы, а овощи и вовсе были странно мягкими, даже сильно жевать не приходилось. Что уж говорить про лапшу, которая представляла из себя нечто непонятное и длинное, из-за последнего приходилось громко сюрпать. Но, по крайней мере, это было съедобно и не слишком отвратительно. — Ну как вам?       Цинхуа смотрел на хищника во все глаза, ожидая его реакции и оценки. Мобэй пожал плечами и продолжил есть, стараясь не замечать пристального взгляда, направленного на него. Волк уже задумывался о том, чтобы прикончить этого надоедливого травоядного, тем более это вообще не составило бы труда, но были также причины, почему не стоит этого делать. Во-первых, Мобэй ещё ранен и ему нужны лекарства, которые может предоставить олень. Во-вторых, есть небольшая вероятность, что за этого недотёпу отомстят (Мобэй всё ещё помнил того лекаря, что направил на него нож), тем более хищник не знал, владеет ли тут кто-нибудь оружием или нет. И в-третьих, у Мобэя есть принципы. Цинхуа его спас и помогает ему, а значит волк не может его убить, ведь это будет крайне несправедливо. И, раз уж по заверению самого оленя тому ничего не нужно, то придётся отплачивать этот долг по-другому. То есть Мобэй должен спасти жизнь Цинхуа. И это не могло не раздражать, ведь никто не знает, есть ли здесь какая-нибудь серьёзная опасность…       Раздался стук в дверь. Мобэй и Цинхуа быстро переглянулись, после чего последний быстрыми шагами вышел из комнаты и направился в коридор. Вдохнув поглубже, Самолёт открыл дверь и недоумённо захлопал глазами. На пороге стояла госпожа Цинь, а за ней стояла маленькая А-Мэй. Женщина широко улыбнулась и немного наклонилась вперёд. — Я бы хотела выразить искренние слова благодарности вам, Учитель Шан. Не смотря на время и погоду, вы отправились на поиски моей А-Мэй. Пожалуйста, примите этот пирог! Уж я-то помню, что вам особенно нравится яблочная начинка!       Госпожа Цинь хмыкнула и подмигнула, а малышка А-Мэй тихо хихикнула за её спиной. Цинхуа же стал полностью красным от стыда и смущения. Похоже, вся деревня будет припоминать ему тот случай на празднике сбора урожая… В тот вечер все радовались и веселились, отмечая урожайный год. Многие выпивали и предлагали алкоголь Цинхуа, но тот отказывался до последнего. А потом он всё же согласился выпить немного сидра, но кто же знал, что его так развезёт от какой-то яблочневой настойки?! В тот вечер все успели наслушаться и бессмысленного нытья Учителя Шана, и забавных историй из его жизни, а некоторые даже имели возможность сплясать с ним. С тех самых пор в этой маленькой и тихой деревне просто обожают шутить про Цинхуа и всё, что связано с яблоками. — Очень забавно, госпожа Цинь… Насколько долго вы будете помнить тот инцидент?.. — мученечески улыбнулся Самолёт, принимая пирог, замотанный в полотенце. Запах был до ужаса аппетитным, даже слюнки начали заполнять рот. Госпожа Цинь всегда чудесно готовит, но её пироги всё равно вкуснее всего остального. — Ох, Учитель Шан! Тот вечер будут помнить все и всегда! Разве забудешь те песни и выражения, что вы выкрикивали, — рассмеялась женщина. Она быстро смахнула слезинку и вновь слегка поклонилась Цинхуа, — Ну что ж, мы пойдём домой, Учитель Шан. Приятного вам аппетита!       Госпожа Цинь уже собиралась развернуться, как внезапно застыла на месте. Глаза её расширились, нос на мгновение сморщился, после чего лицо стало каким-то бледным. Её взгляд изучающе пробежал по телу писателя, оставновившись на глазах. — Учитель Шан, почему… Почему из вашего дома исходит такой странный запах?.. А ещё… Мне кажется, или от вас действительно пахнет кровью?       Шан Цинхуа покрылся холодным потом и принялся быстро перебирать в голове различные варианты отговорок. Как он только мог забыть, что олени тоже хорошо чувствуют запахи и опасность! Хорошо, что видимо госпожа Цинь не знала как пахнет волк, а потому не определила запах. Было бы гораздо труднее, если бы кто-то посторонний узнал о спрятанном волке. Началась бы всеобщая паника и, возможно, некоторые посчитали бы нужным убить волка в целях безопасности деревни. — Ох, госпожа Цинь, вчера вечером я неудачно упал и поцарапался о ветви. Му Цинфан уже приходил ко мне и позаботился о ранах. Возможно поэтому вы чувствуете запах крови. А что касается другого запаха, так это просто одна из целебных мазей, которую мне оставил Цинфан.       Самолёт вежливо улыбнулся и посмотрел прямо в глаза госпожи Цинь. Он почти не обманывал, ведь прошлой ночью писатель и вправду успел где-то поцарапать ладонь, пускай и не сильно, а ещё к нему действительно приходил Цинфан и оставлял лекарства. Это ведь не считается за ложь, правда? — Ох, Учитель Шан, я надеюсь, ничего серьёзного, — прикрыла ладонью рот женщина и принялась ещё внимательнее осматривать Цинхуа. — Вовсе нет, всё в порядке, госпожа Цинь. Большое спасибо за ваше внимание и пирог, а теперь я, пожалуй, пойду и прилягу, — как можно более ненавязчиво попросил их свалить Самолёт, отступая назад, — Занятия будут завтра, А-Мэй. Не опаздывай!       Малышка улыбнулась и кивнула, на прощание она даже помахала ему рукой. Цинхуа же, закрыв дверь, спиной ощутил внимательный взгляд, которым его уже, наверное, разрубили на куски и подали к столу. Мобэй стоял у входа в дальнюю комнату, облакотившись о дверной косяк, скрестив руки на груди. — Всё в п-порядке, господин волк! — быстро уверил его Цинхуа, нервно улыбаясь. — В твоей стае никто не знает обо мне. Разве та женщина не разболтает? — рыкнул Мобэй, нахмурившись, — Было бы проще избавиться от неё. — О чём вы говорите?! Так нельзя! У неё семья и она очень хороший друг! — писатель широко распахнул глаза и в шоке уставился на волка, — Она даже не поняла, что вы здесь находитесь!       Мобэй пожал плечами и принялся наблюдать за Цинхуа. Тот осторожно поставил пирог на стол и начал рыться в шкафчиках. Вскоре олень достал нож, и на этом моменте Мобэй немного напрягся. Цинхуа был слабым и слишком пугливым, чтобы напасть, но это не означает, что он не станет пытаться. Тем более, у оленя были преимущества. У него острый нож, а Мобэй ранен. Вопреки опасениям волка, Самолёт просто начал резать пирог. — Попробуйте, господин волк, — улыбнулся Цинхуа и протянул Мобэю тарелку с кусочком пирога, — Ох, чего это я? Присаживайтесь за стол, не будете же вы есть стоя!       Мобэй молча сел за стол и принялся пробовать эту странную еду. Радовало то, что от пирога не исходил сильный запах специй, потому как в таком случае волк бы просто перевернул стол и поспешил уйти отсюда. Запах специй слишком уж раздражал и нервировал Мобэя. На вкус пирог оказался вполне не плох. Он был гораздо жёстче, нежели лапша, а ещё вкус был лучше. Немного мешали яблоки, но их можно было игнорировать, ведь основа пирога слишком уж понравилась голодному Мобэю. — Вкусно, да? — улыбнулся Цинхуа, поедая свой кусок, — Госпожа Цинь очень здорово готовит, а её выпечка просто чудесна! Она частенько угощает меня всяким разным. — Та женщина назвала тебя «Учитель Шан». В своей стае ты имеешь высокий статус?       Самолёт застыл на месте, не совсем понимая, что имеет в виду Мобэй. Высокий статус? С чего он это решил? Волк терпиливо сидел на своём месте и прожигал дыру в бедном писателе. — Я… Я не совсем понял, что вы имеете в виду… Я ведь просто учитель. Меня здесь, конечно, ценят, но не думаю, что мой статус высокий… У вашего вида нет учителей? — волк отрицательно покачал головой, а Цинхуа ужаснулся. Неужели он действительно так плохо обошёлся с бедным волчьим видом?! — Ну, понимаете… Учитель это тот, кто передаёт знания. Он обучает детей грамоте, счёту и прочему… — У нас этим занимаются старейшины. Они учат младшее поколение письму, счёту и охоте, после чего волчата предоставленны сами себе.       Самолёт снова ужаснулся дикости сородичей Мобэя. Те просто выбрасывали своих детей в реальный мир, а тем приходилось самим со всем разобраться. И о чём он только думал, когда писал о суровых и жестоких волках?! Наверняка сородичи Мобэя ещё и крайне сильные, раз уж они смогли избежать смерти в детстве. И как же тогда нужно с ними бороться, если они заколены с рождения и, скорее всего, все имеют мощные и сильные тела?!       Цинхуа опечаленно вздохнул, когда вспомнил, как выглядит тело Мобэя. Оно мощное, большое и твёрдое, ещё и пресс имеется. А у него самого вместо натренерованных мышц жирок, что отложился в бёдрах с задницей и немного в животе. А если ещё и вспомнить про красивое лицо волка с изящными чертами и про длинные прямые волосы, то Цинхуа точно расплачется. Его волосы были вьющимися и доходили лишь до плеч, а вместо прекрасных изящных черт — пухлые щёки да россыпь веснушек! Несправедливо! Он ведь создатель этого мира, так что он должен был переродиться в прекрасном и сильном теле, а не в вот этом! — В комнате пыльно. Я не собираюсь спать в столь грязном месте. Либо уберись там, либо я займу твою кровать, — прервал рассуждения и выдвинул свои условия Мобэй, злобно зыркая.       Самолёт потерял дар речи от такой наглости. Только он хотел возразить, как волк опасно оскалился и рыкнул. Олень тут же передумал возмущаться и решил пойти и прибраться в комнате. Всё же он не был самоубийцей, поэтому здраво рассудил выполнить эту небольшую прихоть.       Весь оставшийся день писатель убирался в старой комнате. Он протёр всё от толстого слоя пыли, убрал паутину из углов, извинившись перед несчастными паучками, после чего сменил постельное бельё и начал мыть полы. Он уже почти закончил, как швабра наткнулась на что-то под кроватью. Осторожно вытащив это что-то, Цинхуа сначала шокированно распахнул глаза, после чего поджал губы и убрал предмет себе за ворот. Оказалось, что под кроватью лежал маленький плюшевый кролик. Цинхуа его отлично помнил, ведь после перерождения в этом мире эта игрушка стала первым, что он сумел увидеть, когда зрение младенца прояснилось. Кролик был весь грязным, левый глаз-пуговка так вообще держался на честном слове. Ну не мог Цинхуа оставить его так.       Именно поэтому после уборки писатель быстро пробежал в свою комнату и зажёг керосиновую лампу, достав из шкафчика иглу и нити. Для начала он собирался заняться травмой глаза бедного друга, а уж потом олень примется за отмывание от него грязи. Осторожными движениями Цинхуа пришивал пуговицу покрепче, после чего оглядел свою работу. Один глаз чуть выше другого, но зато оба на месте! Могло быть и хуже. — Что это? — будто из неоткуда за спиной появился Мобэй, наклонившийся к столу и рассматривающий предмет в руках писателя. — Это моя детская игрушка, — смущённо проговорил Самолёт, краснея щеками. Он совсем забыл про Мобэя, когда увидел кролика! — Зачем она нужна? Для каких-то тренировок? — Что? Нет. Это ведь просто игрушка и с ней… Эм… Играют? Дети просто веселятся со своими игрушками. У вашего вида нет и такого? — Есть, наверное. Я не обращал внимания на забавы других.       Цинхуа оставалось лишь сочувствующе посмотреть на Мобэя. Скорее всего, на Мобэя, как на будущего вожака, возлагали большие надежды и поэтому у него не было нормального детства. Было грустно осознавать это, но ещё печальнее было вспоминать, какой конец был ему уготован. Мобэй должен был умереть посреди леса в полном одиночестве. А ещё волк, скорее всего, стал полным разочарованием в глазах своего отца и стаи. И во всём этом виноват создатель этого мира, он же Самолёт. — Не смотри так на меня. Меня раздражает твоя жалость, — грозно рыкнул Мобэй, после чего вновь посмотрел на старого и грязного кролика, — Ты сам его сшил в детстве? — Нет, мне его подарили родители, — не задумываясь, ответил Цинхуа, а потом почувствовал горечь на своём языке и сморщился. Не стоило упоминать о них. От одного лишь упоминания этих оленей Самолёта воротило. — Они мертвы? — голос волка совершенно не изменился, будто он был уверен в том, что говорит. Хотя, любой бы на его так предположил. — Понятия не имею, — бросил Цинхуа, морщась лишь сильнее. А потом в его голове будто загорелась лампочка, — Господин волк! Вам стоит принять лекарство и ложиться пораньше! Му Цинфан сказал, что вам нужен сон!       Мобэй заметил, что писатель намеренно сменил тему, но промолчал. Если он не хотел говорить, то волк не станет допрашивать. Его это вообще касаться не должно, ведь весь этот диалог Мобэй завёл лишь от скуки и небольшого любопытства. Цинхуа быстро налил полную кружку какого-то отвара и всучил волку. Последний выпил всё и тут же скривился, будто съел целый лимон. Пока Мобэй мучился и кривлялся, Цинхуа ликовал в душе. Хоть какая-то месть за то, что его заставили убираться!

***