Эфочка!

      Следующее утро оказалось таким же хорошим, каким был предыдущий вечер. У нас получился шикарный ужин. Соседи обрадовались подарку Дэна, этот кузен покорил их сердца, ещё раз подтвердив поговорку, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Даниэль действительно хорошо запомнил все мои любимые блюда, потому что в пакете оказались куриные отбивные (на контейнере была приклеена записка, что специй добавлено мало, иначе это уже не будет являться диетическим), пюре, воздушные тефтели, и куриный бульон с желудками и сердечками. Пакет оказался термо, всё было горячее. Сверху лежало письмо с надписью на конверте «Ешь сам и поделись с товарищами!» Валёк просто стонал и всхлипывал: – Может, мне сменить ориентацию? Я тоже так хочуууу! Мои девушки предпочитали, чтоб я водил их в кафе, а готовить никто из них не умел. – Может, ты просто не тех девушек выбирал? – смеялся Павел. – Ну, при знакомстве как-то не принято спрашивать о том, умеет ли она готовить. – А я умею, у нас в команде все умеют готовить. Мы любим с ребятами и тренером устраивать такие совместные ужины или обеды, если есть время на сборах. А девушек я тоже всё в кафе водил. При моём графике не так много времени на свидания. Не до готовки, – сказал Арсен.       Еда вся оказалась простой и вкусной. Не знаю, что Дэн туда добавил, но запах так разошёлся по этажу, что нам пришлось закрыть двери. Пациенты выглядывали из своих палат и нюхали воздух. Выглядело это достаточно комично. Блуждающие по коридору люди с поднятыми кверху носами и спрашивающие друг у друга, чем это так вкусно пахнет. Мы сидели тихо, наслаждаясь едой. Парни были в полном афиге от дополнительного ужина. – Он точно туда что-то подмешал. Я чувствую, что влюбляюсь в него! – стонал Валёк. – И мне он нравится всё больше и больше, ты прав, студент, – похохатывал Павел. – Не говорите больше ни слова, иначе мы отсюда выйдем не тем, кем были! Меня соблазнили, одурачили, похитили моё сердце… – ныл Арсен. – Ты хотел сказать: похитили желудок! – предположил я. – И его тоже, это нечестно. А ты почему не ахаешь и не охаешь? На тебя не подействовало приворотное зелье? – А у него прививка в виде любви младшего кузена. На него не действует, – пояснил Павел. – Ну, вот объясните мне, человеку с неполным высшим образованием: почему одним всё, а другим – доширак, меркантильные дамы, бухающие за стенкой соседи и ещё злющий руководитель курсача? – А это, чтоб жизнь мёдом не казалась. Кто знает, когда и чем она повернётся к тебе в следующий момент. Вспомни сказку: «Избушка, избушка! Встань к лесу задом, а ко мне передом!» Сейчас просто к тебе избушка-судьба задом стоит. Терпи, студент! Сегодня ты ешь доширак, а завтра, может, уже будешь на обеде в лучшем ресторане. А злющие руководители есть везде, поверь мне, – успокаивал Павел Валька.       Я не заметил, как заснул под их разговоры. Проснулся ночью от того, что захотел пить. Пришлось вставать и идти к кулеру в коридоре. Заодно я прихватил телефон, там были сообщения от Эфочки, мамы, Тормоши и даже Трещотки. Я быстренько всем отписался. Ну, и попросил Эфку передать Дэну «спасибо» за ужин и добавил, что его «любовный эликсир» подействовал на моих соседей, и один, минимум, уже готов отдать ему своё сердце. Эфка послал смайлик, катающийся от смеха, пожелал мне сладких снов про него самого и передал «спокойной ночи» от Лео. Рассказал, что они все ужинали у них дома. Что мама встретила его хорошо, что никто так и не понял, что его дома сутки не было. И он очень рад этому. Я вернулся в палату. Лёг, но сразу уснуть не получилось.       В голове всё стояла сцена, как я впервые увидел Лео. Так странно было смотреть и понимать, что дядя Ян, оказывается, всю жизнь любит этого человека, но живёт в другой стране. И на протяжении многих лет они видятся урывками: в командировках, отпуске. Зачем, почему? Почему нельзя было жить вместе? «А где, шеф? Сам подумай! У нас в стране? Как ты себе это представляешь? – Не знаю. Никак не представляю. Просто хочу, чтоб все были счастливы».       Тихонько завибрировал телефон, пришло сообщение с неизвестного номера: «Мне передали твоё «спасибо». Я рад, что вам всё понравилось. Но ещё я понял, что ты не прочитал письмо…» Это что? Дэн? Неужели выпросил телефон у Эфки? Вот, нафиг-график! Точно! Совсем забыл! Было же письмо. Я протянул руку и достал из пакета конверт. Вынул листок, развернул:       «Ещё раз привет, мой Красавчик! Я очень надеюсь, что эта простая русская еда сможет сделать то, что до сих пор не смог сделать я: хоть чуть-чуть растопить лёд в нашем общении. Ромео, если ты думаешь, что я, 26-летний владелец сети мини-ресторанчиков, всё ещё маюсь от безделья (забыл, какая фраза на русском лучше всего описывает это), пытаясь обратить на себя твоё внимание, ты ошибаешься. Ты мне нравишься, Красавчик! Очень нравишься! Я ещё раз повторюсь, что так жалею, что не познакомился с тобой раньше. И теперь уже никогда не забуду тот холодный день в ноябре, когда мне вдруг резко стало жарко! Я не забуду твой удивлённый взгляд! Твои глаза буквально пронзили меня молниями возмущения и ревности! Никто никогда не смотрел так на меня! Твой образ преследовал меня два месяца, ты – моё наваждение, мой туман, мой мираж, мой сон и моя мечта! Я хочу, чтоб ты знал, что никто и никогда не вводил Даниэля Кима в такое состояние! Никогда и никто, кроме тебя! Это я, наглый, нетерпеливый, вредный, упёртый, эгоистичный всегда доводил до такого людей. Ну, точнее, девушек! Бедные, как я теперь их понимаю! Ты – это моя расплата за содеянное! Но такая сладкая, милая, невозможно красивая расплата, что я готов и дальше терпеть, принимать и ждать, ждать, сам не знаю чего!       Ты ещё совсем малыш, мой Красавчик, я знаю, что могу напугать и достать, но я чертовски рад любым эмоциям, которые ты проявляешь в мою сторону! Не обижайся, пожалуйста, на «малыша» и «Красавчика»! Я очень надеюсь, для начала хотя бы, с тобой подружиться. Неужели это совсем невозможно? О, я чувствую, как я тебе уже надоел, слишком долго я тут изливаюсь. Сам себе поражаюсь. И ещё, я реально переживаю за Феликса! Сейчас столько на него свалилось, я очень люблю своего макнэ, поверь мне, Ромео. Я никогда не смогу причинить ему боль. Только поэтому я сейчас отступаю. К сожалению, на данный момент, я, как принято говорить, третий лишний. Но я хочу, чтоб ты знал: теперь есть ещё один человек в этом мире, который любит тебя и на всё готов ради тебя. И это не просто слова. Ты уже немного меня знаешь, мой Красавчик! Можешь представить, на что я способен! Если ты дочитал письмо до конца, то можешь его порвать и выбросить! Не говори макнэ! Не хочу его расстраивать и заставлять переживать. Любящий тебя, Даниэль Ким. P.S. Я никогда и никому не писал таких писем. Ты меняешь меня и мир вокруг, мой Красавчик! Ты – мой кислород!»       Я сложил листок обратно в конверт, закинул в пакет. Выключил фонарик на телефоне. Глаза снова начали привыкать к темноте. Было тихо. И только в моей голове опять начал играть оркестр из бочек и молоточков. О, только не это! Да вы шутите? «Как там говорят, мозг? Ау! – Да, шеф! Туточки я! Кто что говорит? – Говорят, что запоминается последнее слово! У меня теперь в голове долбит «Кислород» Пивоварова. Заела, никак не отвязывается. – Попробуй посчитать наоборот, пропуская чётные, от 19 до 1, шеф. – И что, думаешь, отвяжется? – Я думаю, что может, ты уснёшь». Я начал считать и не заметил, как уснул. ***       А утро принесло хорошие вести. После завтрака почти сразу пришёл мой врач и сказал, что результаты моих обследований не показали чего-то страшного, в принципе, почти всё в порядке, за исключением некоторых проблем с сердцем. Но эти проблемы никак не сказываются на моём здоровье. У миллионов то же самое, и все прекрасно живут. И что, скорее всего, всё дело в особенностях психики, странной реакции моей нервной системы на громкие звуки. И пока непонятно, почему мой мозг выключает моё сознание, типа, надо разбираться. Но для этого не обязательно находиться в стационаре. Потом добавил, что все рекомендации он написал и что уже сообщил родителям. Так что я могу собираться, за мной скоро приедут. Я готов был тут же бежать одеваться, но вспомнил, что всю одежду Эфка забрал, когда меня сюда положили. Пришлось ждать. Спустя час пришла тётя Рита, сказала, что внизу меня ждут, и отдала на руки выписку. Я тепло попрощался с соседями, которые были огорчены моим быстрым уходом: – Кто теперь нам ужины такие будет таскать? И шоу мы больше от кузена не увидим! Прямо тоска зелёная! Так весело было, пока ты тут лежал! – Я вот думаю, может мне телефон кузена попросить, да отбить его у тебя, – стебался Валёк. – Не выйдет у тебя ничего, он на Ромео крепко подсел, вряд ли заинтересуется таким тощим, бледным студентом, как ты, да ещё с недоделанным курсачом и его злым руководителем, – ржал Арсен. Я попрощался с парнями, Павел проводил меня до лестницы: – Ну, Ромео, бывай здоров! Удачи тебе и твоему Эфке тоже! Пусть всё будет хорошо у вас. – Спасибо, что выручили (ключи я ему ещё накануне вернул). И вообще, за всё спасибо. – Не за что абсолютно. Это тебе спасибо! – Да мне-то за что? – За то, что я лишний раз понял, что всё в мире продолжает всегда меняться независимо от моего мнения, взгляда, привычек. От того, что мне нравится или не нравится, от моих «хочу» или «не хочу» зависит только моя жизнь, но не жизнь других людей. Поэтому надо научиться принимать и понимать в первую очередь самого себя, разобраться сначала в себе. Поэтому живите так, чтобы «после не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы».* – А вы? Вы что, так прожили? – Нет, не так. Да и не так много прожил я ещё. Но всё чего-то думал, боялся, оглядывался, прислушивался к чужим советам. А когда понимал, что они глупы, несостоятельны, было уже поздно что-то менять. Вот и довёл себя до такого состояния, что сюда попал. Меня ведь прямо с совещания привезли. Никогда не молчи, не держи в себе того, что считаешь нужным сказать. Ты – классный пацан, и таким же и оставайся. – Спасибо. И вы поправляйтесь быстрее! Пусть у вас тоже будет всё хорошо.       Мы пожали друг другу руки, и я спустился на первый этаж. В холле меня ждал Эфка и Лео. Макнэ кинулся мне на шею, чуть не задушил от радости: – Хён, привет! Мама как позвонила утром и сказала, что тебя, скорее всего, выпишут, я сразу решил, что в школу не пойду. Тебя поеду забирать. Твои все на работе, мой папа тоже. Вот со мной Лео и поехал. Это так здорово! Что ты здоров оказался! И что Лео тут! – Здравствуйте, Лео! А ты, Макнэ, прогульщик! Да не души ты меня! И перестань трындеть, как Трещотка! Совсем оглушил. Лучше дай мне одеться! – Я сам тебя одену! – Ещё этого не хватало. – Ну, Хён-а! – Отдай куртку! – я надел ботинки, шапку, но Эфка тряс головой и показывал на шарф. Хрен с тобой, я намотал этого «удава» на шею и протянул руку за курткой. Эфка подскочил и встал сзади, распахивая куртку и предлагая просунуть руки в рукава. Лео стоял и улыбался, глядя на суету макнэ вокруг меня. Глаза его, «махаоны», немного блестели. – Прости его, малыш Хён! Дай ему немного поухаживать за тобой.       Я вздохнул (эти «махаоны» могли убедить кого угодно), чувствовал, что Лео приятно, что его сын такой заботливый, добрый и такой влюблённый! Я позволил напялить на себя куртку, застегнуть её. Эфка почти под руку вывел меня во двор, усадил в такси, которое нас ожидало. – Твоя мама разрешила тебя до вечера к нам забрать, у вас всё равно никого нет дома. Так что сейчас к нам едем.       Эфка притянул меня к себе и шёпотом добавил: – Я так соскучился, Хён!       Я толкнул макнэ в бок локтем, показывая на водителя в зеркале заднего вида. Лео сидел впереди, но по его спине я чувствовал, что он знает всё, что сейчас происходит сзади. – Эфка, перестань, – прошептал я, но мои пальцы предательски скользнули на своё законное место и начали зажимать ладошку макнэ. А он поедал меня глазами и улыбался. И не просто улыбался, а прямо, можно сказать, раздевал меня глазами. Совсем распоясался, разве можно так смотреть, думал я. А сам тихо плавился, глядя в мои любимые галактики, в которые меня начинало затягивать, как в омут. Пытаясь оторваться от них, я перевёл взгляд на губы. Блин, ещё хуже стало. Алые, пухлые, блестящие от регулярно скользящего по ним язычка макнэ, они притягивали к себе похлеще магнита. Хотелось либо водить по ним пальцами, изредка ныряя в манящий рот, либо присосаться к ним своими собственными губами. Прямо наваждение какое-то. Я моргнул, сглотнув слюну. На лице Эфочки появилась довольная и милая ухмылочка. Он словил мой залип на него и откровенно наслаждался моим ступором. Потом открыв свой прелестный ротик, тихо спросил почти одними губами: – Ты скучал по мне? Ты хочешь меня поцеловать?       Я слегка задохнулся, сжал губы и сделал страшные глаза в ответ. Эфка стал смеяться уже вслух, но всё ещё тихонько. В ответ мне скорчил совершенно невинную умильную рожицу. Так мы и доехали, пыхтя и кривляясь, до дома. Там я сразу, найдя свои шорты и футболку (из-за наших постоянных ночёвок, в каждой квартире была наша одежда), решил принять душ. Лео пошёл на кухню, Эфка прыгал под дверями ванной, прося открыть дверь. Я успел заскочить туда и закрыться. О, я прекрасно понимал, что стоит Эфке зайти, и мы можем не удержаться. Слишком давно, в нашем понимании, мы друг с другом не были вместе. – Хён, ты там живой! Почему так долго моешься? Ты ж в больнице был, а не в шахте! Что ты там с себя смываешь?       Я стойко молчал, стоя под душем и пытаясь освободиться от навязчивого видения в голове, но слыша голос Эфочки, это довольно трудно было сделать. А видение было одно: галактики и алые блестящие губы, призывно манящие, покусываемые и облизываемые. Вот, блин! Внутри меня разгорался пожарчик, а «огнетушитель» скакал за дверью и злил меня своей непосредственной наглостью. – Хён, ты почему молчишь? Тебе плохо? Открой дверь!       Я уткнулся лбом в стену ванной, подставляя спину под струю душа. Потом выпрямился, поняв, что если сейчас не отвечу, мой макнэ просто вынесет дверь. – Эфка! Отстань! Всё хорошо. Дай спокойно насладиться душем. – О! Хён-а живой! Может тебе спинку потереть? – Просто свали, я уже выхожу! Отстань, ради бога!       Голос Эфки возбуждал не меньше, чем он сам, а недоступность просто вызывала неконтролируемое желание. И я сдался, встал под душ и сделал то, что до недавнего времени делал довольно часто. «Огнетушитель» продолжал вещать, и разрядка от его воплей наступила быстро. Я вздохнул с облегчением, спокойно домылся и выпал из ванной. – Ты там что так долго? – и увидев моё красное распаренное лицо, обиженно констатировал: – Ты там дрочил… – Когда-нибудь я тебя задушу… – В объятьях любви? – Эфка обнял меня сзади. – Почему ты это сделал? Я же просил тебя открыть дверь. – Ты сейчас реально меня об этом спрашиваешь? – Конечно. Я бы помог. А так… это какое-то извращение. – Ну, всё! Кажется, теперь твоя очередь ложиться в больницу. Ты что несешь? Раньше, по-моему, мы спокойно этим занимались. И это не было извращением, а теперь здрасте – приехали! Извращение! – Раньше у тебя не было парня, а теперь есть. – И что это меняет? – Всё. Теперь это моя миссия. Миссия твоего парня.       Эфка сказал это с таким серьёзным видом, абсолютно уверенный в своей правоте, что я не выдержал и засмеялся. Это было реально очень ржачно. Рассуждение о дрочке и о миссии. – Миссия не выполнима! Знаешь об этом!? – Ничего не знаю и знать не хочу! Мои миссии все выполнимы. Особенно в отношении тебя. – Ну, тогда вот тебе первая миссия: повесь сушиться! – и я сунул полотенце в руки макнэ. Тот сначала хотел возмутиться, но я сделал удивлённое лицо. – И нечего тут бровями играть, пойду и повешу!       Мы пришли на кухню, где хозяйничал Лео. По его уверенным действиям я понял, что он часто бывал здесь. Мозг, видно, у меня был в отключке, потому что, глядя на Лео, рот мой открылся вдруг, и я сморозил: «А вы хорошо ориентируетесь здесь!»       Лео на секунду замер, а потом кивнул головой: – Конечно, я тут частый гость! Я, надеюсь, ты не против!? Я немного поухаживаю за вами.       И он продолжал накрывать на стол. Эфка посмотрел на меня, сверкнув своими галактиками, и ответил Лео: – Ну, ты что? Мы наоборот всегда «за»! Ромео имел в виду совсем другое. – А что же имел в виду Ромео?       Я молчал, потому что тупо опять залип на этого сногсшибательного мужчину. Я вдруг подумал: а каким он был в юности, вот в таком, как мы сейчас, возрасте? Если он до сих пор заставляет людей на улице оборачиваться, то что было тогда? – Хён! Хён! Ау, на мостике! Ты опять завис? – Эфка начал меня трясти за плечо! – Да ты чего? Больно же! – А что ты молчишь, когда тебя спрашивают? Отвечай. – Что отвечать? – Что ты имел в виду? – Ты о чём? – Боже, да ты совсем выпал из реала, что-ли?       Я, наконец, смог отвести глаза от Лео, глянул на Эфочку и внутри у меня опять начало искрить. Он весь светился, суетился: то меня обнимет, то к Лео подойдет, прижмётся. А тот его по волосам потреплет или по голове погладит. И опять у меня на душе так хорошо сделалось, так тепло и уютно, что от меня, видимо, тоже искры полетели. Иначе как объяснить, что Лео будто считал мои мысли: – Ромео, ты хочешь что-то спросить? Пожалуйста, не стесняйся. Спроси!       И этот акцент просто сводил с ума! У него получалось вместо Ромео – Роумео, а вместо пожалуйста – поджалуста! Это звучало так мило и смешно! – Лео, а какими вы были, когда вам было, как нам сейчас? Как вы познакомились с дядей Яном? Вы сразу влюбились?       Лео опять улыбнулся, по-эфкиному, ямочково. – С первого взгляда. Ну, по крайней мере, я точно с первого. Представь, приходишь ты со школы домой, а тебе говорят, что у тебя в комнате гость, и тебе надо за ним присмотреть. А ты только собрался слинять на площадку и мяч покидать. А тут гостя какого-то надо обслуживать, да ещё и не званного тобой. – Это был папа! – Да, он! Зашёл я к себе, а на моей кровати, шикарной, сидит такой голубь, руками колени обхватил и раскачивается, да ещё поёт что-то не по-нашему. Нет бы на диван сел или в кресло, нет, он прямо посреди кровати расселся. Глаза прикрыл и, знай себе, поёт. Я даже не сразу увидел наушники, у него волосы чёрные и наушники тоже чёрные. Ну, я его и окликнул. Привет, говорю, а что это ты на моей кровати сидишь? Да ещё с ногами? А он в ответ молчит, не слышит ничего. Уши-то закрыты. Ну, я подошёл и тронул его за плечо! А он как подпрыгнет! Испугался бедный. Глаза на меня вытаращил, и тут я и пропал! Сразу, я даже забыл, что хотел от него. Просто уставился в его галактики, и меня унесло. Он офигенно красив был. Я раньше и не думал никогда, что парни такие красивые могут быть. Просто не обращал внимания. А здесь влюбился! Сразу! Стою, молчу. А он мне что-то лепечет на плохом тайском. Я тогда ничего не разобрал. Поэтому спросил по-английски, как его зовут. Он представился, а я ему в ответ. Он давай извиняться, что сидел на кровати. Просто, типа, на ней покрывало простое, прохладное, а на диванчике жарко сидеть. А я уже и забыл про это, ну, что меня возмутило. Я готов тогда был его сразу у себя оставить, навсегда. Смешно, конечно, звучит. Но так и есть. Я, обычно достаточно разговорчивый, а тут почти весь вечер молчал. Скажу два слова и снова на него смотрю просто. Он вижу, злиться начинает. Я и предложил до моря доехать, погулять. Жара к вечеру немного спала.       Я на велосипед сел и его сзади посадил. Руки его у себя на животе пристроил. Так и поехали. Я в тот момент такое счастье почувствовал, что сразу решил больше с ним не расставаться. Мы гуляли, даже искупались, пока на песке сохли, болтали по-английски. По-тайски он совсем мало знал. Сказал, что перед поездкой разговорник просматривал. А я по-корейски ничего совсем не понимал. Но мы болтали, пока у меня пейджер не запиликал. – Пейджер? Телефон. – Не совсем, это такая штучка была, типа брелка, куда тебе сообщения приходили, через оператора. Человек звонил по телефону оператору и называл твой номер пейджера, и наговаривал сообщение, а оператор передавал его тебе на пейджер. – Это, типа как смс . – Ну, можно сказать и так. Пришло сообщение. Нас домой звали. Мы и поехали обратно. Ян сидит сзади, вдруг я чувствую, что он щекой ко мне прижимается, к моей спине. У меня сердце чуть не выпрыгнуло. И главное, он там шепчет сзади что-то, а я никак не услышу, что именно. Но мне так это приятно было, что я остановился и спросил, что он там шепчет. А он улыбнулся мне и сказал, что просто поёт. Он все время пел, каждую свободную минуту что-то напевал. Я спросил, о чём его песня. А он вдруг засмущался и сказал, что это секрет. И что он его может рассказать только другу, близкому другу. Я и спросил, могу ли я стать таким другом. А он мне в ответ: «Зачем? Чтоб я тебе про песню рассказал?» Я ему вдруг взял и сказал: «Я хочу быть твоим другом, потому что ты мне нравишься!» Я в тот момент смотрел ему прямо в глаза и увидел, как они засияли, как там засветились галактики, как замерцали звёзды. Я просто улетел туда к ним, и всё. Я взял его за руку и приложил к своей груди. «Послушай, как стучит! Это из-за тебя! У меня никогда так не было!» Ян тогда дотронулся до моей щеки и сказал, что я милый хитрец. И очень красивый! И напел снова слова песни.       Пока Лео напевал, Эфка стал повторять за ним. Они хоть и пели на корейском, но я как будто понимал, о чём они поют. – Я знаю эту песню, папа раньше её часто пел. – Она о первой любви? – Да, Хён! Вот послушай, я пытался однажды сделать кавер и перевёл несколько строк: В далеком уголке вселенной Мы встретились с тобой случайно. Я хочу назвать это чувство чудом, И пусть это будет неправильно, Я хочу, чтобы ты знал, что всюду Бродил я, ища тебя, вот как жил я. А сейчас я знаю точно, Что нашел свой единственный свет, И со мной будет рядом ночью Тот, кто дарит любовь в ответ. – Эфка! Это классно! Почему ты раньше не рассказывал об этом? – Ну, потому, что ты был мне другом, а не моим парнем. А теперь я могу сказать, что эта песня и про нас с тобой тоже. Если папу привезли и познакомили с Лео, значит, их встреча не совсем случайна была, то мы-то с тобой стопудово случайно встретились тогда. – Лео, а что потом было? – А вот давайте поедим сначала, а потом я дальше расскажу. ***       Мы с Эфочкой устроились на диване в большой комнате, он улёгся головой ко мне на колени, я опять перебирал его мягкие шелковистые волосы, а Лео присел напротив в кресле.       Я, закопавшись в эфкиных волосах, продолжал изучать этого человека. В нём была какая-то необъяснимая притягательность, как любит повторять моя мама, харизма. Я понимал, что залипаю на нём, как на Эфочке! Они улыбались одинаково, поворачивали голову одинаково, медленно, и эти ямочки, эти губы, которые манили к себе. Я иногда встряхивал головой, чтоб скинуть с себя это наваждение. И эта увлечённость в рассказе была такой же, как у Эфки. Слушая, ты сразу погружался в тему, независимо от момента. – Так что было потом? Папа сразу тебе ответил взаимностью, или ты мучился, как я?       Лео взглянул на меня, потом перевёл взгляд на Эфку. Я замер, потом потянул болтуна за ушко: – Ты… – я немного задохнулся. В голове тихонько зазвенели колокольчики! «О! Шеф! Что-то новенькое! Колокольчики! – Слышу! Почему так грустно стало? Почему внутри будто-то что-то стонет и ворочается! – Это душа вздыхает, томится. Переживает, что ты столько времени был… слеп… не понимал свои чувства к Эфочке! И теперь, когда она об этом вспоминает, когда ты об этом вспоминаешь, то ей становится тоскливо. Она жалеет о потерянном времени. Но я так скажу, шеф, не надо тосковать. У тебя всё было прекрасно! Вы были рядом, дружили, поддерживали друг друга во всём! Классно проводили время! Вспомни ваши посиделки, проделки, ваши прогулки, да вообще столько всего обалденного было! Не о чем тосковать! Всё приходит тогда, когда для этого наступает время! Просто, я могу предположить, что для Эфочки оно пришло тогда, когда это надо было ему! А для тебя, когда надо было тебе! – Ого! Ты тут разошёлся! Куча мыслей! Только всё равно почему-то рыдать хочется! – Да тебе просто хорошо, шеф! Это слёзы счастья! Люди ведь не всегда от горя плачут или обиды! И от счастья тоже!» – Хён! Ты что? Плачешь? Не надо, Хён! Прости меня! Прости! Я не хотел… – Эфка соскочил и стал вытирать мои слёзы, которые предательски скатывались по щекам. Эфочка начал целовать их, потом мои глаза, обнял меня, прижался. Залез на колени! Лео пересел к нам и обнял нас обоих! – Ну, ну! Перестань! Ты ведь мужчина! Всё отлично! Вы вместе, и это главное! Что тебя так расстроило? Всему своё время! А ты, Феликс, следи за языком! Слова могут ранить сильнее, чем ты думаешь! Вы же хотели послушать мою историю! Так слушайте!       Эфка слез с меня, уселся рядом, обнял меня, прижал мою голову к своей груди. Лео встал, подошёл к окну. День был солнечный! – Сколько снега! Мне всегда он нравился! Но я не люблю холод! Я помню, что когда мы переехали в Сеул, мне сначала нравилось, что нет такой жары, как дома. А потом я стал всё время мёрзнуть. Я тосковал по морю! По дому! Я трудно входил в коллектив. Это было другое общество, другие традиции, другой образ жизни, язык. И если бы не Ян, не его забота обо мне, если бы не наша любовь, я бы, наверное, не выдержал всего! – Лео! Ты не ответил на мой вопрос! – Я и отвечаю… Да, тогда дома, когда мы познакомились и подружились, мне казалось, что Ян не понял моих чувств к нему! Они пробыли у нас несколько дней! Ян жил со мной в комнате. Хотя ему приготовили соседнюю. Но ему было интересно со мной, а я не хотел его отпускать от себя ни на шаг, мы не отлипали друг от друга. Гуляли, купались, мне даже разрешили эти дни не ходить в школу. Я полностью погрузился в свою любовь. Даже на баскетбольную площадку перестал приходить. Пока однажды за мной не пришли друзья. Ох, и попало мне от них тогда. Как только они меня не обзывали от обиды, что я исчез, просто как будто забыл о них. Конечно, я познакомил их с Яном, объяснил, почему я не приходил к ним. Тогда я не знал, что скоро нам с ними предстоит расстаться навсегда.       Когда Ян вернулся в Корею, я почувствовал, что из меня как будто вынули душу, как будто она уехала вместе с ним. Я был пустой внутри, тоска затопила меня всего, я ходил в школу, на площадку, но меня ничего не радовало. Он мне позвонил через неделю. Когда я бежал к телефону, то чуть не растянулся на лестнице. Представляете, я совсем забыл, что у меня телефон стоит в комнате. Я схватил трубку внизу в холле, и, услышав его голос, чуть не грохнулся в обморок! В голове был ураган. А Ян кричал мне в трубку, что я буду учиться с ним в классе. Что я переезжаю в Корею. И возмущался, почему я ему не звоню, ничего ему не говорю об этом. И что он всё случайно узнал от подружки, соседки. Типа, она слышала, как родители говорили за обедом о том, что они открывают филиал в Сеуле, что становятся бизнес-партнерами, и что моя семья переезжает в Корею. А я в полном обалдении слушал его и ничего не понимал. Я уже потом узнал, что родители думали, что я переживаю из-за того, что мне надо уехать из дома, уехать от друзей, что я случайно узнал про их планы, и поэтому теперь в тоске и печали. Что я не хочу никуда уезжать из дома. Они даже представить не могли, что со мной творилось тогда. А я… Я, как дурак, рыдал от счастья! Меня успокаивала бабушка, говорила, что всё будет хорошо, что везде живут хорошие люди. Что мне понравится. И в результате заплакала вместе со мной. Мне стало так горько, что я её обманываю, что в порыве я признался, почему я рыдаю. Бабушка зарыдала ещё громче, обняла меня. Сбежались слуги. Мы своим воем подняли на ноги весь дом. Няня позвонила маме. Приехали родители. Мне попало за то, что я расстроил бабушку. Отец тогда впервые на меня наорал. Сказал, что я слизняк, что я должен собраться, прекратить истерику, что я думаю только о себе, что мама очень расстроилась тоже, переживает, что над её любимым сыночком насилие совершают. И что, если я такой эгоист, то фиг со мной, меня оставят здесь с бабушкой. Но это будет большим ударом для матери. Наивные, они думали, что я не хочу уезжать из Тайланда. Вечером отец пришёл ко мне, спросил, что я решил. Я, еле сдерживаясь от счастья, извинился, сказал, я хочу поехать. На самом деле. Он так обрадовался, обнял меня, тоже стал говорить, что мне всё понравится. Что Сеул красивый, что в Корее больше перспективы для меня. Что всё будет хорошо. И я не пожалею. И что на праздники мы всегда будем прилетать домой. К бабушке. И я смогу видеться с друзьями. Он погладил меня по голове и ушёл, довольный, пожелав мне спокойной ночи. Я уже собирался лечь и забыться в сладких грёзах, как вдруг ко мне в комнату проскользнула бабушка. Напугала меня! Она присела на кровать и спросила, правильно ли она поняла, что я сегодня ей сказал днём. Я подтвердил. Она взяла меня за руку и сказала, что очень просит меня быть осторожным, что меня не поймут, осудят, что я могу пострадать, и Ян тоже может пострадать. Что общество наше не готово к таким отношениям, что в Корее совсем другие люди, может они и хорошие, но лучше, если они о моей любви ничего не будут знать. Она попросила дать ей обещание, что я буду заботиться о себе, что буду осторожен. Я был удивлён тем, что она не сказала, что я ещё молод, что всё может измениться, что может Ян и не ответит мне взаимностью. Она твердила только одно, чтоб я правильно всё делал, чтоб реально был осторожен. И сейчас, спустя годы, я понимаю, что бабушка тогда смогла до меня достучаться, я прислушался к её советам. Она не поучала, не ругалась, не ахала, не отговаривала меня, не говорила гадости, или глупости по типу: всё пройдет, это ерунда! Она хотела, чтоб я был счастлив с тем, с кем я хочу! – Лео! А она жива?! – я отлепился от Эфки, сполз на пол, уселся у ног его, заглядываясь на «махаоны». А Эфочка прижался к нему, хитро глянув на меня: – Скажем Хёну, Лео?! – Скажем, милый! Жива, но ей уже 89. И я очень надеюсь, что ты с ней обязательно познакомишься. Именно она поддерживала меня всё то время, пока семья не смирилась с моей любовью! – Лео потрепал меня по волосам, провёл по щеке. У меня в носу засвербило, в глазах защипало, мозг опять отключился, потому что я взял Лео за руку, и прижался к ней щекой. Эфка приревновал, тоже сполз на пол, обнял меня, уткнулся в шею, начал целовать мне мочку и шептать: – Ты что, Хён!? Я люблю тебя! – Я люблю тебя, Феликс! Лео рассмеялся: – Ну, хватит, хватит, прекращаем слёзы! Кажется, кто-то прогуливает школу. Вам наверняка есть, чем заняться. И я имею ввиду ваше домашнее задание. А не то, о чём вы оба думаете. Я обещал присмотреть за Ромео («Роумео»), вот и буду присматривать. Так что давайте приступайте к учёбе. – А дальше? Ты же ещё не рассказал нам, как ты в Сеул переехал. – Вот сделаете свою домашку, потом и поболтаем ещё. А я пойду, приготовлю, пожалуй, что-нибудь. Вечером придут гости. – Какие гости? – Ну, мы решили, что есть повод пообщаться. Давно не собирались вместе. Придут Саня с Нинель и Петрович с Катьюшей. А значит, и ваш Кулгай придёт. Я ведь прав? «О, боже! Он так говорит: Санья, Пьетрович, Катьюша! Я просто не могу! Так мило! – Шеф, с тобой всё хорошо. Или есть повод волноваться!?»       Я не успел ответить мозгу, потому что Эфка воскликнул: – Ого! Будет большая пьянка! Ура! – Ну, ты так говоришь, как будто ты – главный алкаш! – К сожалению, нет! А жаль! Папа говорит так: есть повод нажраться! Ну, а мы будем обжираться вкусняшками. – Всё, заканчивайте болтать, идите заниматься. Лео нагнулся, поцеловал сначала Эфку в макушку, потом меня. Ну, и чё! Я поплыл. Эфка заметил мой подвис, прикусил мне мочку и рванул из комнаты к себе. – Айщ! Макнэ, ты совсем страх потерял! Ну, держите меня семеро! – и я, потирая ухо, устремился за ним. * цитата взята из романа Н. Островского "Как закалялась сталь!"