Эфочка!

      Понедельник пролетел незаметно. С утра после сдачи анализов, я таскался по разным кабинетам, и только и делал, что раздевался-одевался, сидел в тёмной комнате, лежал в жутком томографе, меня всего измазали гелем, заставляли ходить, приседать, задерживать дыхание. Короче, исследовали всего, только, кажется, не понюхали и не облизали. Соседи тоже ходили по кабинетам, но не так интенсивно, как я. Им удалось и поесть, и отдохнуть! Я же даже тихий час пропустил, и когда ввалился в палату около пяти вечера, на тумбочке стоял холодный обед. – Живой, Ромео? – спросил Павел – Не знаю. Может, от меня и осталось что-нибудь. Реальный такой разбор был. Осмотрели, общупали, обгладили, только что не обнюхали. – А у тебя тут телефон разрывался весь день. Потеряли тебя. А теперь вот молчит. Мы тебе обед взяли, думали, что вот-вот придёшь. А тебя всё нет и нет! А сейчас уже скоро ужин. – Ничего, схожу, разогрею, – я взял поднос с едой, телефон и пошёл до столовой. Пока ел, просмотрел все звонки и сообщения. Ребята рассказали про новости школы, потом все дружно пытали друг у друга, где Эфка. Он не появился в школе. Я увидел пропущенные звонки от друзей и один от Эфки. Набрал его номер, звонок почти сразу сбросили. Пришло сообщение, что он подходит к больнице. Я быстро дожевал и побежал вниз, ему навстречу. Он зашёл с мороза румяный, со светящимися глазами, со своей милой ямочковой улыбкой. Все, кто был в холле, обратили внимание на моего макнэ: он был просто офигенно красив в своей жёлто-чёрной куртке и белой шапке. Увидел меня, махнул рукой, прошёл через пост и уселся рядом. – Привет, Хён! Как дела? – он чуть наклонился и едва коснулся моей щеки губами. – Привет, макнэ! Не балуйся, – я попытался отстраниться немного, но не тут-то было. – Хён, будешь дёргаться, при всех поцелую, прямо засосу. – Макнэ, ты сдурел!? Что на тебя нашло? Где мой воспитанный, интеллигентный, элегантный Эфочка?! Верните его на место, сэр! – Тут он, твой Эфочка! Просто Хён, как всегда, слеп и тупит! – Это что за базар такой!? Ты выпил что-ли? – я потянулся к Эфке, нюхнул, но кроме мороза, кофе, апельсина и корицы ничего не почувствовал. Я, закрыв глаза, втягивал запах моего макнэ, а этот засранец воспользовался возможностью и снова умудрился меня поцеловать. Теперь уже ткнулся в губы! Я открыл глаза и зашипел: – Перестань дурить, тут люди вокруг! – Им не до нас. У них свои проблемы. А у нас свои. – Какие это у нас проблемы? Ну, только если проблема твоего отсутствия дома и в школе. Ты что, решил из отличника в двоечники податься? – Ну, предположим, отличник тут кое-кто другой, у которого теперь ещё и с памятью плохо. – Чё это у меня вдруг с ней плохо? Я всё прекрасно помню. – А мне кажется не всё. Забыл, что я дома не ночевал, учебники и тетради все там. И форма тоже. – Блин, точняк. Совсем это из башки вылетело. Я не понял, а почему тебя родители не ищут? – Всё очень просто: отец вечером пришёл и подумал, скорее всего, что я уже сплю, а утром я раньше него всегда уходил. А мама вернулась с дежурства и подумала, что я в школу ушёл. И сразу отсыпаться пошла. А сейчас она просто думает, что я с друзьями. Но сегодня этот номер не пройдёт. Сейчас уже точно начнут искать. Потому что она уже встала, и отец вернулся с работы. – Макнэ, может уже пора вернуться. Погулял день и хватэ. Ты ж вроде всё обмозговал, сам сказал вчера.       Я смотрел на Эфочку, на его мерцающие галактики, ямочковую улыбку его пухлых красных искусанных губ, остренькие ушки, румянец на щеках. Он пялился в ответ, я чувствовал, что его глаза засасывают меня по самое «не хочу». Закусив свою нижнюю губу, он залипал на моих, и я практически ощущал, как он кусает не свои губы, а мои. Я не мог оторвать от него взгляда и теперь по-настоящему осознал суть выражений «утонуть в глазах», «почувствовать вкус на губах». Я сходил с ума от любви к этому парню! И ничего в мире в данный момент меня не интересовало. В душе было светло от эфкиных галактик, я купался в море своих ощущений, я чувствовал, что меня качает, кружит, сердце начало ускорять свой ритм, я как будто хряпнул опять рюмку мартини, как-то было дело на Новый год. – Эфка, перестань! – Что перестать, Хён-а!? – Пялиться на меня и засасывать …виртуально! – Хён-а хочет, чтоб я стал засасывать его риалли? – шёпотом спросил Эфочка! – Иди на хрен. Опять этот бля..ский тембр. Перестань, прошу. У меня от тебя мурашки бегают, где ни попадя. Ты пойдёшь домой? Или ещё побудешь пропажей? – Не знаю. Наверное, надо вернуть ключи твоему соседу, поблагодарить. Выручил. Я полночи не спал. Всё думал, думал, представлял, вспоминал, злился, грустил, а потом решился и написал дяде Лео. – Лео? Что написал? Эфка открыв чат, сунул мне телефон: – Вот, смотри, Хён! – Ну, и на чё я смотреть должен? На крючки и палочки? Ты ж ему по-корейски писал! – Тьфу, чёрт! Забыл! Когда ты уже учить язык начнёшь? Всю жизнь я переводчиком работаю. – Ты же знаешь, что языки – это моя единственная проблема. Мне ещё только корейского не хватало к двум в школе, даже к трём. Хотя мне нравится, как он звучит. – Каким трём? Ты о чём? У нас же два языка: инглиш и дойч. – А русский? Самый трудный! – У тебя же по нему всегда 5. – Ага, с кровью и потом. С высунутым языком. – Не ври, у тебя врождённая грамотность. Тоже мне страдалец. – Ладно, не отвлекайся. Переводи, что написал.       И Эфка перевёл: «Здравствуйте, дядя Лео! Как дела? Как бабушка и дедушка поживают? Привет им от меня. Я скучаю. Дядя Лео, я теперь всё знаю. Я знаю, кто ты мне. Я был очень зол и обижен на папу и… маму. Почему мне никто раньше не рассказал вашу историю? Я весь день и всю ночь думал о вас, о тебе и вспоминал, как я ездил к тебе. И как мне тебя теперь называть? И я не знаю, что дальше делать: я ж любил тебя, как друга папы! А теперь? Как мне любить тебя теперь? У меня в голове хаос! А ещё у меня есть новость, которая не обрадовала родителей. И папа поругался с дедушкой и бабушкой мамы. Из-за меня. Наверно, они не захотят больше меня видеть. Мне будет грустно, но я их всё равно буду любить и не буду на них обижаться. Им просто снова не повезло. Ведь я тоже не соответствую их ожиданиям. Как и ты с папой. У меня теперь есть парень. Это мой лучший друг, мой Хён. Помнишь, я рассказывал тебе о Ромео. Я всегда его любил, и он тоже признался, что любит меня. Мы вместе. Я случайно узнал про тебя и папу. А Ромео теперь в больнице. Тоже из-за меня. Его обследуют. Я очень боюсь. Он всё время падает в обмороки. А ещё я ушёл из дома. Я не знаю, как мне теперь быть с мамой. Она, получается, мне никто. Но Хён меня вчера отругал за такие слова. И сказал, что она всегда была мне настоящей мамой. А я думаю, что она любит только папу, а меня терпит ради него. И поэтому не хочу идти домой. Я живу у одного человека. Он тоже в больнице, сосед Ромео. Я всё думаю, что было бы, если бы папа тебя послушался и вы остались бы в Америке. Но Хён меня за это тоже отругал, он второй раз в жизни на меня кричал, сказал, что я не ценю то, что имею. Я долго думал над его словами, и поэтому решил написать тебе. Я согласен с Хёном, но я хочу понять, как так можно жить вдали от того, кого любишь всей душой, без кого ты не можешь дышать, от взгляда которого у тебя захватывает дух и ты становишься как будто пьяный. Как ты живёшь все эти годы? Извини, если я тебя задел или обидел чем-то. Я тебя люблю. Но всё же, как мне тебя теперь называть?» – Ну, ни фига ты расписался. – Как говорит твоя мама: и Остапа понесло! – И что он ответил? – Ничего. Я вижу, что прочитал. Я видел, что он начал что-то писать. Но ничего не пришло. Очень надеюсь, что я ничего такого не сделал, о чём потом пожалею. Я всё думал, когда он мне не ответил: ну чё я пристал к нему, как жвачка к подошве! «Как мне теперь тебя называть?» Я подумал о том, что про маму всё равно думаю, как про маму и называю её мамой. Хотя теперь я знаю, что она мне не мама. Я многое вспоминал. Ты, Хён, был прав. Я не имею права их судить. Но я точно знаю, что я не дам им судить и меня. И решать за меня. – Макнэ, прошу, успокойся. Не хватало, чтоб ещё ты с психу заболел. – А что, загнусь, и рядышком положат. Может даже в отдельную палату нас поместят. По блату. Я согласен. Будем ночью в обнимку спать. А то я без тебя теперь плохо сплю. Мне хочется, чтоб Хён обнимал меня и целовал. – Эфка, ты вроде только такую речь толкнул, и опять у тебя какой-то резкий поворот в сторону секса. Ты можешь хоть сейчас об этом не говорить. Меня колбасить начинает. Сердце колотится, и молоточки с бочками опять начинают бряцать. Выключи сексибоя. А то я так долго не протяну. – Ладно, ладно, Хён! Всё, замолкаю. Как у тебя дела? Разобрали на анализы? – Ещё как! Полный разбор! Аж укачало от всех этих: разденься-оденься, ляг-встань, нагнись-загнись. Завтра, сказали, врач придёт и всё расскажет. – Отлично. Ну, а я тогда, наверное, вернусь домой, чтоб не нагнетать обстановку. Только я не знаю, как себя с ними вести. Особенно с мамой. Отец сказал, что он зол на неё. А, может, она теперь из-за этого будет зла на меня? – Так, Эфка, кончай грузиться! Пока не встретишься с ними – ничего не узнаешь. Просто иди домой. И поговори. Скажи им всё, что думаешь. Спроси всё, о чём хочешь узнать. Короче, достань все скелеты и перетряхни их. Выброси нафиг, ну или что там с ними делают? – С кем, Хён!? – смеясь, спросил Эфка! – Ну, со скелетами? Закапывают? – Закапывают топор войны у индейцев! А скелеты наоборот выкапывают! – начал ржать макнэ. – Ну, чё ржёшь? Чё, ржёшь? – Ой, не могу с тебя, Хён! Ты у меня такой приколист! – Ну, чё тут прикольного ты увидел!? Я просто предложил. – Ржусдыхаю! Предложил ещё один скелет закопать? – Вот не вижу ничего смешного. Закатился тут. Я ему дело говорю, а он ржёт! – О каком деле речь? Я тоже хочу поржать! – перед нами стоял Даниэль с двумя пакетами, которые он тут же поставил на сиденье рядом со мной со словами: «Это тебе, любимый!»       Эфка захлебнулся и закашлялся: – Какого чёрта? Что ты тут делаешь? – Странный вопрос! Я пришёл навестить больного. Имею право. – Я не больной! Я уже говорил. Я на обследовании. – Хорошо, хорошо, Красавчик! Как скажешь! – Я просил меня так не называть! – Хорошо, хорошо, милый! – Ещё не лучше! – Ну, что ты сегодня такой сердитый, любимый? Это ты его, кузен и мой противный макнэ в одном лице, довёл? Чего ржал?       Эфка на слове «любимый» опять начал кашлять, я его похлопал по спине. Умеет этот Даниэль людей доводить. Эфка прокашлялся окончательно. Посмотрел на меня, на него. Вздохнул: – Даня, Даниэль Ким! Ну, скажи мне, что тебе ещё непонятно? На каком языке я должен тебе сказать, чтоб ты уже реально отстал от нас? – Дорогой мой кузен, любимый макнэ, а я и не приставал к вам! И не пристаю! – Что значит, не пристаёшь? А что ты тут делаешь? – Я уже сказал, что пришёл навестить боль… любимого, который лежит на обследовании. Я очень переживаю за его состояние: и физическое, и моральное. – И это ты говоришь, что не пристаёшь к нам? – Именно так. Мне думается, что ты хоть и живёшь в России всю свою жизнь, но плохо понимаешь фразу «приставать к кому-то». – Да ну! И что я в ней не понимаю? – Да всё! Я сейчас тебе покажу, что значит приставать! – и с этими словами Дэн обхватил руками Эфку, прижал его со всей дури к себе и, глядя на меня, начал томным шёпотом говорить: – Мой любимый, самый милый и красивый, я так скучал! Я умираю, как хочу тебя поцеловать! Но мне нельзя, я обещал, что не притронусь к тебе без твоего разрешения! А я привык держать своё слово, поэтому вместо тебя обнимаю своего противного и вредного макнэ. Но я продолжаю надеяться, что когда-нибудь я смогу растопить лёд в наших отношениях, смогу завоевать твоё расположение, и ты, наконец, позволишь коснуться тебя! – Дэн, какого хрена? Отпусти меня! – Эфочка выдирался из объятий кузена, вид у него был настолько офигевший, и лицо покрылось румянцем от натуги, что я не смог удержаться и начал хохотать.       Сцена была та ещё! Сочетание томного взгляда Дэна вкупе с дурацким эротическим шёпотом и трепыханием Эфки с возмущённым видом смотрелось абсурдно. Увидев, что я смеюсь, кузен отпустил моего макнэ, жутко обрадовавшись: – Вау! Я смог развеселить тебя, милый! Я так рад! Ты выглядишь потрясающе!       Эфочка же, наоборот, закусил губу и надулся. Глаза-галактики сыпали искрами, потемнели и снова бешено вращались, только теперь уже от злости, а не от любви: – Хён! Тебе смешно?! – Прости, прости, Эфочка! – я, протянув руки, шагнул к нему и хотел обнять, но он испуганно шарахнулся: – Ну, уж нет, нет, не трогай меня, я сначала должен смыть с себя дэновы обнимашки! А то вдруг он заразный!       Мы на секунду все замолчали, тупо пялясь друг на друга и переваривая слова Эфки, а потом, не выдержав, рассмеялись. Видимо, сказалось нервное напряжение этих дней. Мы ржали так, что нам сделал замечание охранник, напомнив, что мы находимся в больнице. Я вдруг увидел, что Эфочка как будто выдохнул. Мне показалось, что ушли из него напряжение, злость, обида. Лицо его опять засияло, он ямочково улыбался, галактики красиво мерцали, и я понял, что если бы до этого я ещё не был в него влюблён, то именно сейчас, в этот момент, я влюбился бы в него мгновенно. Меня перестало раздражать даже присутствие Дэна, который сидел рядом со мной и блаженно улыбался. Я чувствовал его взгляд, но был спокоен, как никогда. Раздражение на кузена тоже испарилось. До меня дошло, что от этой рыбы-прилипалы можно избавиться только одним путём: перестать психовать и тратить на него свои эмоции. Нравится ему таскаться за мной, ну и пусть его. В конце концов, у меня многолетний опыт по игнору таких ухаживаний. Наш фандом в школе за эти годы по-разному трепал нам нервы, пока мы его не приручили.       Мы с Эфкой поедали друг друга глазами, а Дэн открыл бумажный пакет и сказал мне: – Ромео, я тут тебе еду привёз. А в том пакете фрукты. Разные. Но все, какие ты любишь. – Спасибо, но зачем? Тут нормально кормят. – Ой, ну, не рассказывай мне. Однозначно не шведский стол в пятизвёздочном отеле и не эксклюзивная кухня. – И как ты узнал, что я люблю? А у тебя как будто всё эксклюзивное!? – Конечно, из моего ресторана, и мною лично приготовлено. А что ты любишь, я узнал от своего болтливого макнэ. – Что? – воскликнули мы оба с Эфкой. – А что вы так удивились? – Ты врёшь! Я ничего тебе не рассказывал. Он врёт, Хён! Я не мог ему говорить! – Эфочка ухватил меня за руку, и взгляд его стал как у обиженного щеночка. – Да ещё как мог! Всю жизнь, каждое лето я слушал истории, какой ты, Ромео, замечательный парень, что ты любишь делать, во что любишь играть, где и как любишь гулять, и что ты любишь поесть! Меня кормили этими байками слишком долго. Я даже не задумывался, сколько инфы про тебя осело в моей голове, и подумать не мог, что она мне когда-нибудь пригодится. Пока тебя не увидел в реале. А потом я два месяца просто не мог выкинуть твой образ из своей головы. И все истории моего макнэ обрели смысл. Они всплывали сами по себе, пока я гулял в парке, или занимался работой, общался с бизнес-партнёрами. Однажды после конференции, на фуршете, я попробовал блинчики с яблоками и тут же вспомнил, что Феликс рассказывал, что больше всего на свете ты любишь омлет с яблоками. В жизни такого блюда не едал.       Я сидел и слушал кузена, открыв рот, а Эфка, закрыв лицо руками, только качал головой и бормотал: – Прости меня, Хён! Я такой идиот! – Ну, зачем так критически о себе думать. Ты просто всё время говорил в отпуске только о Ромео. Я до сих пор удивляюсь, почему он ещё ни разу не был у нас в гостях. – А мне врачи не советовали летать. Поэтому мы всегда ездили либо на поезде, либо на автобусе, либо на машине. Но в основном, конечно, мы летом у Тормоши на даче торчали, когда он не в спортивном лагере был. И я даже два раза с ним в лагерь ездил. Но потом из-за обмороков меня не стали брать. Все боялись. – Понятно. Кстати, что там с обследованиями-то?       Вот так незаметно мы вдруг стали нормально общаться с Даниэлем. Самое главное, что Эфочка успокоился. Я это видел, пока рассказывал его кузену про сегодняшний разбор меня на анализы и хождения по кабинетам до вечера. Эфка держал меня за руку, гладил пальцы, то сжимал ладошку мне, то разжимал. – Короче, сказали, что все результаты завтра скажут утром. Очередной День Х. – Ну, чувствуешь ты себя как? – Да нормально всё.       Я всё же себе немного удивился: почему я вдруг так спокоен, почему меня не бесит больше Дэн? «Эй, мозг! – Я туточки, шеф! – Почему меня больше Дэн не бесит? – Ну, как мне кажется, ты принял ситуацию. – Чего я принял? – Ситуацию. Отпустил её. Слишком много инфы поступило за последние дни, слишком много событий. Ты извини, но голова у тебя, шеф, не резиновая! Нельзя сразу всё в котелок кидать, иначе не суп будет, а бурда. Основные события у тебя оттеснили второстепенные. Такие, как чувства Даниэля к тебе. Они явно – это не твоя проблема, да ещё неизвестно какие они там на самом деле. Мало ли, что он говорит. – Хорошо, я понял вроде!» – Эй, Ромео, ты чего подвис? – Хён, Хён, с тобой всё в порядке!? – оба Кима пытались привлечь моё внимание: Эфочка за руку дёргал, а Дэн махал перед лицом рукой! Я вернулся в реал, и в это время у Эфки зазвонил телефон. И почти сразу следом у Даниэля. Они оба слушали внимательно своих собеседников, лица у них вытягивались. Они оба как-то странно и кратко отвечали, как будто играли в игру «да и нет». Я смотрел на них, пытаясь понять, что случилось. Потом Дэн повернул голову к выходу из холла, где был пост охраны. Я проследил за его взглядом. Эфка встал, положил телефон в карман, растерянно на меня взглянул: – Хён, там приехали папа и… – Лео! – добавил Дэн. – Что? Кто? – я тоже встал. В это время из-за поворота в холл вышли два человека. Я увидел дядю Яна и высокого стройного мужчину. Он был в расстёгнутом светлом пальто, бордовом свитере и такого же цвета брюках. И он был умопомрачительно красив.       Он напоминал кинозвезду или модель с глянцевой обложки журнала и настолько не вписывался в окружающую обстановку, что в холле просто все замерли. Охранник, решив, что приехала явно какая-то «шишка», аж вытянулся на посту по стойке «смирно».       Мужчины кивнули охраннику, здороваясь, и прошли к нам. Я опять завис. Просто не отрываясь, смотрел на Лео. А тот вдруг вздохнул, улыбнулся и, обращаясь к Эфке, сказал на русском с акцентом: – Привет! Ты напугал меня до смерти своим письмом, поэтому я прилетел, – Лео смотрел на Эфочку, потом раскрыл руки: – Так что, ты даже не обнимешь меня?       Эфка шагнул к нему, уткнулся в грудь, а мужчина, крепко обнимая, целовал Эфку в макушку и что-то приговаривал ему по-корейски. Я всё не мог отвести глаз от них, пока дядя Ян не обратился ко мне: – Здравствуй, Ромео, ты как? – Здравствуйте, спасибо, всё хорошо. Завтра скажут все результаты. – Познакомься, это Лео. Ты уже, как я понял, всё знаешь о нём. Я кивнул головой, а Эфка, схватив меня за руку, притянул к себе: – Вот, это мой Хён! Правда, он очень красивый!? – Эфочка ямочково улыбался, поглядывая то на меня, то на Лео. Тот протянул мне руку, я пожал её, а он просто притянул меня к себе и приобнял: – Привет, Ромео. Рад знакомству! Можешь звать меня просто Лео. И ты, действительно, красавчик! Феликс прав. – О, Сачжанним*, здравствуй, и не советую тебе говорить это слово. Его это ужасно бесит! Всё, что угодно, только не «красавчик»! Ведь так, Ромео?       Мужчины удивлённо посмотрели на меня, и я засмущался, а Эфка тут же обнял меня сзади, ткнулся мне губами в щёку и заявил: – Я своего Хёна могу хоть как называть! А другим нельзя! Но я думаю, что он сейчас не будет сердиться. Ведь так, Хён?       Я от всей этой сцены немного прибалдел и уже почти ничего толком не соображал, поэтому ляпнул в ответ: – Хоть горшком называйте – только в печку не толкайте!       Лица у всех, кроме макнэ, вытянулись в полном непонимании моего заявления! Эфка посмотрев на всех, начал ржать, трясти меня и попытался объяснить: – Это он любимую фразу своей бабушки говорит! Ну, типа, хоть как обзывайте, только чтоб я живым оставался! Дядя Ян первым засмеялся: – Точно, точно, я раз лично слышал эту фразу от его бабушки! – Я смотрю, у вас тут весело! – и Лео приобнял нас с Эфкой. Так странно мне было чувствовать его руку на своём плече, казалось, что я его уже давно знаю. От него веяло спокойствием и уверенностью. Я залип на Лео конкретно. Он был потрясающий. Его глаза, блииин, бабочка махаон отдыхает. А этот нос! Вот откуда у Эфочки такой милый нос с офигенно красивыми крылышками. И ещё я заметил, что Эфка похож на него своими ямочками. Они улыбались одинаково. («Как там говорят? Эталонная улыбка! – Не знаю, шеф! – Но ты посмотри на этот рот. Это ваще может быть такое? Я рот Эфочки обожаю, эти его пухлые алые губёшки! Они из меня фетишиста сделали. А тут ещё круче, идеальный подбородок, правильно очерченные губы. Да я сроду раньше на такое внимание не обращал. Что ваще происходит?») Но глаза, глаза Эфочки! Я перевёл взгляд на дядю Яна: его глаза-галактики тоже мерцали, как у Эфки! Туман с них сошёл, но мерцание это было не ослепительное, а будто свет проходил сквозь ветви деревьев. Но как? Как такое может быть? Сразу два отца! Лео поймал мой взгляд, мне стало неудобно, что я его так разглядываю. Он улыбнулся, чуть сильнее прижал меня к себе рукой и спросил («Боже, его акцент! Мозг! Ты гдеее?»): – Всё окей, малыш-Хён? – Дда! Простите. Вы… такой… такой… как айдол! – Сачжанним, я сейчас, кажется, ревновать начну! На меня он так ни разу не залипал, – начал возмущаться Даниэль.       Мужчины рассмеялись, дядя Ян потрепал меня по голове: – Отпусти его, Лео. А то нам сейчас и от Феликса влетит. – Просто он не ожидал, что ты настолько красивый! – Эфка, улыбаясь, щёлкнул меня по носу: – Малыш-Хён! Отомри уже!       Я отпрянул, но тут же поймал его за руку и прижал к себе: – Я смотрю, макнэ, ты совсем страх потерял! Придётся тебя наказать! – О, нет, нет, Ромео! Я не переживу, если увижу это наказание, – тут же прикололся Дэн. Все опять рассмеялись.       Сверху на лестнице показался Арсен и позвал на ужин. Я крикнул, что сейчас приду, а Дэн тут же начал трясти пакетом передо мной. Типа твой ужин тут. – Да спасибо, спасибо! Я понял. Простите, мне надо идти, я очень рад был познакомиться с вами, Лео! Дядя Ян, спасибо, что пришли. – И я рад. I'm damn happy to meet you! See you.** – И тебе спасибо, Дэн, – я взял пакеты из рук кузена, Эфка опять меня обнял и прошептал на ухо: «Люблю тебя, Хён!»       Я покивал головой всем, прощаясь, мне в ответ пожелали всего наилучшего, пообещали снова навестить. Я на лестнице оглянулся: четверо мужчин смотрели на меня, а внутри меня вдруг разлёгся пушистый мурчащий кот. Он купался в лучах любви, восхищения, доброты и заботы. Кот урчал от удовольствия, слегка нагловато помахивая хвостом. Типа, ну, смотрите, какой я прекрасный! И кайфовал от внимания к нему! «Эй, на мостике! Что за нафиг-график? Откуда тут это животное взялось? Разлеглось и урчит с наглой мордой! Тоже мне красавчик! – А это ты шеф, собственной персоной! Купаешься в лучах славы! – Чего? Какой ещё славы? – Ну, как же! Столько суеты вокруг тебя! И на самом деле тебе нравится такое внимание! Вот и нарисовался кот мурчащий-урчащий! Это твоё удовольствие так проявляется! Знаешь ведь поговорку: доброе слово и кошке приятно! А тут эти добрые слова говорят любящие тебя искренне люди. И тебе это очень по душе. В глазах и сердце твоего макнэ огромная любовь, восхищение и желание, боюсь подумать, но то же самое и в глазах кузена! А родители Эфочки просто любят тебя за то, что ты любишь их сына, а он любит тебя! – Вот ведь наболтал, аж голова закружилась! – А это не я, это всё ты сам, шеф! Котяра-мурчало!» Сачжанним*(кор.) – директор, нейтральное обращение к человеку в возрасте. I'm damn happy to meet you! See you (анг.)**– Я чертовски счастлив познакомиться с тобой! Увидимся!