Эфочка!

      Мне снова снился берег. Не знаю, почему так меня тянуло в это место. Снова река, снова на берегу стояли бочки. Но молоточки молчали, просто было очень жарко. Я сидел на песке, на мне были плавки и футболка. На голове кепка, надвинутая на лоб. Я чувствовал, как между пальцев струится песок, он был сверху горячий, а стоило копнуть рукой глубже, становилось прохладно и приятно. И мне вроде было хорошо, но внутри что-то щемило, что-то ворочалось, почему-то стояла гнетущая тишина. Как будто пустота была вокруг. Не слышно реки, шума леса. Ни одного звука. Всё замерло, как будто в ожидании! И вдруг подул ветер, свежий, лёгкий, но в тоже время достаточно сильный, чтоб сбросить с меня кепку, и я сразу был ослеплён солнечным светом. Но тут же на меня упала чья-то тень! Глаза не сразу привыкли, но я успел увидеть фигуру человека и протянутую мне руку. Я сидел и понимал всем нутром, что мне ни в коем случае нельзя давать руку в ответ. Я схватил кепку и натянул обратно. Мне казалось, что, если я не буду видеть руку, то она исчезнет, и всё снова будет хорошо.       Я услышал, как скрипнула ручка двери в моей комнате, и проснулся. – Я разбудил тебя, Хён? – Эфочка стоял в дверях, вытирая голову полотенцем. – Нет, я уже не спал. Ты ходил в душ? А где все? – Да, удалось, наконец, всех выгнать и добраться до ванной. Тебе тут Лизок принесла морс! Выпей! Она убежала к подружке, забрать какие-то распечатки от Занозы. Велела поить тебя каждые полчаса.       Я повернул голову и увидел стакан на тумбочке. Действительно, почувствовал, что в глотке пересохло. Взял стакан в руки, Эфочка повесил полотенце на стул и уселся рядом со мной. В комнате был полумрак, я пил и смотрел на Эфочку. Его лицо было видно в темноте, так как он сидел напротив окна. Я поставил стакан обратно и взял макнэ за руку, которая лежала поверх покрывала. – Что-то ты горячий опять! Где градусник? – Не знаю, – я включил лампу на тумбочке. Эфка нашёл градусник и поставил его мне. – Тебя дома не потеряли? – С чего бы? Они знают, что я у тебя. Я же вчера ночью, когда позвонила Лизок вся в слезах, даже не помню толком, как до тебя долетел. Я её и не дослушал даже. Сразу побежал одеваться и, конечно, снёс в коридоре чёртову медную вазу с рогозом! Грохоту было! Отец выскочил испуганный, я ему только и успел сказать, что Лизок звонила, и с тобой что-то неладно, и убежал. Твоя мама звонила потом моей. Но моя, как всегда, была на дежурстве. Ну, короче, все в курсах, что я тут пока прописался. Ты ведь не против? – Сдурел, бро? Когда я был против? Можешь хоть навсегда оставаться… у меня, – я смотрел на Эфку и ощущал, как внутри начинает тлеть пожарчик. – Ну, давай посмотрим, что там с твоей температурой, – Эфка поднёс градусник к лампе. – Чёрт, опять 38 и 5. С одной стороны хорошо, а с другой плохо. – Это как? – Ну, хорошо, что если есть такая температура, то, значит, организм борется с болезнью, выделяется там адреналин, интерферон. А плохо то, что ты всё же болен, а значит, прошлая ночь может повториться. – И что дальше? – Мама сказала, что надо бы анализы тебе сдать. Выяснить, от чего конкретно у тебя такая горячка была. – Понятно. Но я себя норм чувствую. Даже башка не болит, как вчера. И вообще ничего не болит… – Как-то ты это не очень уверенно произносишь. – Ну, просто у меня какие-то странные ощущения… внутри… – Что значит странные? В чём странность? – Да не знаю я. Не по себе как-то… То ли жмёт, то ли давит… – Где? – Ну, говорю же, внутри… – Где внутри конкретно? Показать можешь?       Я дёрнул рукой, чтобы показать, где у меня возникло ощущение дискомфорта, и замер, не донеся руку до места. – Ты чего?       Я ощутил, как стали теплеть мои уши, заполыхали жаром щёки, пожарчик проснулся внутри конкретно, начав сразу метать искорки. А те опять стали превращаться в мотыльков! Что за чёрт? Бля… Я ахнул мысленно. Мозг откровенно потешался надо мной: «Ну, ну, шеф! Давай соображай! Ага! Дошло?» – Ну, что ты замер? – Эфка протянул руку и потрогал мне лоб. – Ты весь в испарине, как будто горишь. – Это из-за тебя. – Что? – Пожарчик, искры, мотыльки, испарина. – Ты о чём? Опять бредишь? – Нет, – и мозг отключился. Я дёрнул Эфку за руку на себя и обнял его. Он тоже замер, замолчал. Я сначала услышал своё сердце, которое начало бешено колотиться, а потом к нему присоединились глухие удары другого сердечка. Мои руки снова зажили своей жизнью. Сначала медленно, а потом всё быстрее начали гладить спину макнэ, разбрелись по ней в разные стороны, одна начала гулять по шее, а левая, нагло флиртуя, пошла вниз, дошла до шорт и стала прохаживаться вдоль пояса, в некоем раздумье. Эфка приподнялся на локтях: – Хён? – Да? – У тебя температура. – И что? – Ты… – Да? – Ты что делаешь? – А ты не чувствуешь? – Очень чувствую! – Тогда зачем спрашиваешь? Тебе не нравится? – при этих словах моя рука скользнула в шорты Эфочки, в такую офигительно нежную и гладкую ложбинку спины. – Ты чувствуешь, как я закипаю? У меня жар-пожар… не от температуры, а от тебя… – Хён! – Да! – моя рука продолжала исследовать милую ложбинку, а потом вдруг мотанулась сначала на одну ягодичку, чуть сжала её, будто проверяя на мягкость и доступность, а потом на другую, типа, дай-ка сравню! – Ммммилые! – Хён! – снова, затаив дыхание, позвал меня замерший Эфочка. – Да! – А ты не торопишься? – Не-а… – промурчал я ему в ушко: – Я давно это уже должен был сделать! – Что сделать, Хён-а? – Потрогать и погладить твою милую попку! – Ну, ты меня совсем засмущал…       Мои губы, тем временем, наблюдая за шаловливыми ручками, решили, что пора подключаться и полезли искать своих сестричек. Они сначала медленно, целуя, шаг за шагом, шейку, добрались до ключицы. Тут проснулся их братик – язычок и стал облизывать её по всей длине. А затем позвал на помощь зубки, типа, чё стоите, смотрите, подключайтесь. Зубки кинулись тихонько покусывать и прикусывать ключичку. Эфочка уже во всю изгибался в моих руках и стонал так, что мой мозг, видимо, решил проверить, всё ли окей у шефа. – Шеф, да я смотрю, ты уже второй зачёт сейчас отхватишь… – Уйди, кыш, не отвлекай… мои инстинкты… – Или тебя не отвлекать, шеф? А не боишься своего макнэ напугать? Посмотри, как он дрожит и стонет. – Уйдиии... прошу... – О'кей, о'кей, о'кей..., смываюсь…, не отвлекаю...       И меня понесло. Пожарчик разгорелся, я почувствовал, как горячая волна начинает подниматься, а на вершине её сидели мотыльки, которые ждали, когда она выплеснет их на свободу! Мои руки обхватили Эфочку и – раз, он уже оказался подо мной! Он смотрел на меня с восхищением, наслаждением и желанием! От его взгляда волна пожарчика рванула наверх, мотыльки выплеснулись наружу, и я накинулся на губы моего макнэ, как одержимый. Я их лизал, кусал, выцеловывал. Потом язык мой занялся активными поисками собрата, а найдя его, начал вытанцовывать с ним такие пируэты, что мозг мой просто вынужден был хорошенько спрятаться. Ну, чтобы не возникло желания вмешаться. Он же всё-таки зрелый, и ему трудно было закрыть глаза на мои бесчинства. И он считал, что я так сильно люблю своего макнэ, что не посмею напугать его или сделать ему больно. Языки наши сорвали последний тормоз, который удерживал моего любимого от ответных действий. И вот я почувствовал, как под мою футболку проникли милые и такие же шаловливые ручки. Они осмотрелись хорошенько на моей спине, потом решили, что им плохо видно и рванули с меня футболку, которая улетела куда-то в угол комнаты. – Хён-ааа! – Да, да, да! Что, мой любимый? – Я больше не могу! Я хочу видеть тебя… всего! Дай мне посмотреть! – Эфочка захныкал, руки его уже перебрались ко мне на грудь. Я приподнялся над ним, даже описывать не буду, что творилось с моим пожарчиком в груди. Эфка провел руками по моим соскам, потом, погладил их большими пальцами, а затем приобняв и притянув меня к себе, принялся их целовать. В тот же миг пожарчик внутри меня превратился в огненную колесницу, и она рванула на свободу, как и мотыльки. Прокатившись по мне, волна прогнула меня назад, я задохнулся на мгновение, и колесница вырвалась наружу вместе с моими хриплыми стонами. Я без сил упал на Эфочку! Он тихонько губами тискал моё ухо, его пальчики ласкали мою шею, а потом забежали в лес моих волос и там замерли: – Хён! Хён-аа! – Ммм… – я лежал абсолютно пустой, пожарчик стих, мотыльки разлетелись, огненная колесница потухла, и только волна удовольствия, выплеснувшаяся наружу, оставила свой след в этом мире. И, понятно где, без всякого уточнения. Я понял, что произошло, и мне стало стыдно. Ага, мозг, зараза вернулся. «И нечего на меня грести. – Ты меня напугал, я боялся причинить боль Эфочке! – Ага, шеф! Конечно, опять я виноват. А ничё, что ты меня прогнал, и устроил сеанс дайвинга, не пройдя даже самый мало-мальский инструктаж! – Что ты несёшь, какого дайвинга!? – А такого: нырнул в пучину страсти и понесся к пику удовольствия, забыв, что ты не один вообще-то нырять должен был! – Так, но ты сам сказал, что я должен подчиняться любви и делать то, что душа моя хочет. – Но ты забыл взять с собой своего парня, и тот теперь лежит и мучается. – Вот чёрт! Почему я всё время лажаю? Быстро говори, как это исправить? – Ну, шеф! Гугл в помощь! Хм-хм. Там полно разных видосов. Да вы раньше регулярно их смотрели.– Ты что издеваешься? Я что, сейчас в телефон должен лезть? – Ладно, ладно, не ори! Ишь, привык голос повышать на подчинённых! Делай то же самое, что в самом начале, только думай о макнэ, как доставить ему удовольствие, а не себе! Я ясно излагаю? – Да! Я понял, свободен! – Вот так всегда: то иди сюда, орут, а то – свободен!» – Эфочка, любимый! – Тебе хорошо, Хён-а? – Да, любимый, прости, прости, я поторопился. Мне офигительно хорошо, но я тебя испачкал. И я не сделал тебе хорошо. – Нет, мне очень приятно, что у меня получилось доставить тебе удовольствие. – А теперь Эфочка, молчи! Твой Хён должен о тебе позаботиться! Пришла его очередь доставить удовольствие тебе! – Что ты хочешь дел… – и я заткнул его рот поцелуем. Мои губы сначала удивились («Эт, чё, второй раунд? Не хило тинейджеры развлекаются!»), но потом, увидев сестричек, обрадовались и с удовольствием принялись их тискать. Сначала верхнюю, а потом нижнюю. Язык-браток оказался тем ещё ловеласом и рванул к чужим зубкам: «Привет, красавчики!» А потом увидел спрятанного за ними своего собрата, и кинулся к нему с обнимашками: «Бро, мы с тобой не дотанцевали, прости, родной! Иди сюда! Сейчас замутим! Круче, чем в первый раз!» Я опять втянулся в неистовый поцелуй, внизу у меня снова начало тлеть, и даже успела выскочить первая искорка, которая тут же обернулась мотыльком! Я прихлопнул её на излёте! Кыш, мелкая! Я снова целовал шею Эфочки, ласкал языком ключичку, он начал оглаживать мою спину, его руки блуждали по ней вверх и вниз, и внутри меня стало искрить. Пожарчик боялся проснуться, но искорки-мотыльки начали слишком активно появляться! И тогда мозг решил всё же вмешаться: «Руки, шеф! Убери его руки от себя! – Понял, спасибо, друг!» Я схватил руки Эфочки за запястья и прижал их к подушке с обеих сторон от его головы! И продолжил целовать его. Он смотрел на меня своими глазками-вишенками, в которых опять появилось наслаждение и желание! – Хён! – Да! – Ты очуметь, какой красивый и страстный! – Молчи, макнэ! А то твой голос будит во мне пожарчик… – Что? – Просто смотри на меня, Эфочка! – Я на секунду спрыгнул с тахты, не отрывая от него взгляда, скинул с себя боксеры и снова уселся на моего любимого сверху! – А теперь макнэ, твой Хён будет тебя всего целовать! Только ты смотри на своего Хёна! – Я смотрю, я вижу тебя всего! Ты такой красивый! – Это ты у меня самый красивый и обалденный парень на планете! – я снова захватил в плен его руки и медленно, поцелуй за поцелуем, касаясь губами его груди, добрался до сосков. Я сначала лизнул один, затем второй. Зажал губами и, втянув в себя, принялся тихонько посасывать. Оторвался и посмотрел на макнэ: глаза у Эфочки распахнулись, блестели яркими чёрными галактиками, с губ срывался стон, дыхание сбилось. Эфочка облизал губы и сглотнул: – Хён, пожалуйста, ещё! – Да, да, мой хороший! Всё, что ты хочешь! – я снова зажал губами уже другой сосок, и стал не просто его посасывать, а ещё и заставил свой язычок поработать. Мой браток-язычок справился, он с удовольствием принялся вырисовывать пируэты с новым партнёром. Эфочка стонал, скулил, начал изгибаться, и тогда я тронулся потихоньку вниз, между рёбрами у него была очередная чудесная гладкая ложбинка. Язычок разгулялся вовсю, он танцевал, перепрыгивая с рёбрышка на рёбрышко, крутился, вертелся, выделывая опять такие па, что, в моей голове промелькнула пошлая мыслишка: «Бля… Кем, интересно, я был в прошлой жизни!? Откуда я всё это знаю? – Прости шеф, я это нечаянно, в архивчик залез, инфа и посыпалась. Всё, уснул, не мешаю». Вот чертёнок! А язычок уже в это время добрался до пупка, руки мои шаловливые перебежали на бёдра макнэ и вцепились в них со всей страстью, прохаживаясь то назад (эх, соскучились по ягодичкам), то вперед, задевая торчавшие косточки. Эфочка изогнулся, грудь приподнялась, его руки нырнули в мои волосы и тут же стали гулять по ним, периодически тиская мои ушки. Внутри снова начало тлеть, я оторвался от животика макнэ и снова заглянул в его глазки-галактики! – Я люблю тебя! – И я люблю тебя, Хён-а! – Тебе хорошо? – Мне очень хорошо! – Держись, макнэ! Сейчас твой Хён сделает тебе ещё лучше! – я поцеловал его в губы и потом резко коснулся язычком пупка. Руки мои осмелели наконец, как дебютант на сцене, выступающий с последней песней. Они неспешно стянули шорты с Эфочки, он ахнул! – Не бойся, макнэ! Твой Хён слишком хочет тебя поцеловать везде! Ведь ты разрешишь это своему Хёну? – Дда!       Я рассматривал Эфочку. Он лежал обнажённый, постанывая и всхлипывая немного, грудь вздымалась, галактики смотрели на меня пронзительно. В них горел огонь желания. Как будто моя колесница переметнулась к нему и каталась там по арене страсти, из одной галактики в другую. Я не мог оторвать от него взгляд. – Ты сводишь меня с ума, мой макнэ! – Хён, поцелуй меня! – Конечно, любимый!       Я наклонился и начал оставлять нежные поцелуйчики на животике, затем на его бёдрах: снаружи и изнутри. Браток-язычок добрался до милашки, младшего «макнэ», и лизнул его на пробу! Вкусно! И язычок начал гулять по его венкам, поднимаясь всё выше и выше!! Перед самой вершиной он остановился. Эфочка стонал и всхлипывал от наслаждения, мои руки-шалуньи гладили его бёдра, удерживая его от слишком резких движений. Я нагнулся и поцеловал головку «макнэшки», а язычок сделал реверанс. «Мозг, ты тут что-ли? Что за слово?! – Это поклон, шеф! В данной партии завершение танца!» И галактики вспыхнули, колесницы выскочили, волна удовольствия выплеснулась, едва не сбив главного танцора с ног! – Спасибо, Хён-а! – я поцеловал «макнэшку» снова. Было чуть кисло, но хитрец-язычок облизнулся. Ему понравилось! – Хён! Зачем?! – Вкусно! Тебе понравилось, малыш? – Нет уж, я первым сказал, что ты мой малыш. – Хён не может быть малышом для макнэ. – А мой может! Я был первым! Так нечестно! – Ууу, надувашка-милашка. Ладно, ладно. Твой Хён будет для тебя, кем захочешь! Только не дуйся! И ты не ответил на вопрос? Тебе понравилось? – Угу. – Это что за ответ?       Эфочка сел, посмотрел мне в глаза. – Очень, очень. Никогда я ничего такого не испытывал. Спасибо. И нам надо в душ… снова. Мы все липкие.       Эфочка весь светился! – Ты весь светишься, Хён! – И ты, мой макнэ! В твоих глазах сверкают галактики! ***       Через полчаса мы сидели на кухне и уминали всё, что приготовила Лизка! До этого мы сходили в душ, сменили бельё (я так и не понял, как мы его умудрились испачкать!) И тут вернулась Лизка, мы слышали, как она повесила куртку в прихожей, нашла тапки, потом ушла к себе в комнату. Мы молчали всё это время. У меня сил было только глазеть на Эфочку! Он улыбался смущённо, ерзая на стуле, пока ел пюрешку с котлетой. И был таким жутко милым малышом! Как этот ребёнок мог таскать меня на руках всю прошлую ночь? Мой любимый макнэ. В кухню зашла Лизка, села, посмотрела на нас, на тарелки на столе, в раковине, на наши счастливые и довольные рожи и вздохнула: – Ну что, я оказалась права? Не стоило вас оставлять одних? Трахнулись? – Лизка! – Лизок! – А что, я не права!??? – Мы не трахались! Мы эээ… занимались любовью! – Ну да, я забыла, что мне надо выражаться прилично. Я ведь девушка! – Так получилось! Зато у меня теперь больше нет температуры! Я здоров. – Ну, конечно, всё дерьмо вышло! – Лииизааа! – Ну, что? – Лизок, милая, что у тебя случилось? – Эфочка присел перед ней на колени, и взял её за руку. – Ничего! – Неправда! Я же вижу! «Вот, бля…он видит…, а я нет. Мозг! Ау! – Я туточки, шеф! – Кстати у вас очередной зачёт! – Да и хрен с ним! Скажи, где я опять налажал? Почему я слепой и не вижу, что у сеструхи проблемы, а макнэ видит! – А потому, что ты мелкий избалованный эгоист, шеф. – Ни х..я себе заява от подчинённого! – Но это правда. Ты слеп от счастья, и твой сердечный радар не чувствует боль другого человека. – А у Эфки значит чувствует? – Ага, шеф. Эфка у тебя особенный. Он так давно тебя любит, что его радар работает в многочастотном диапазоне. Он чувствует всех близких тебе людей! – Ну, ты прямо как наш Динамит, загнул, мне не разогнуть. – Что могу, то могу. Я такой!» – Что стряслось, Лизок! Скажи своему Оппе! Оппа решит твои проблемы. – Моему любимому Оппе не до меня. У него теперь есть свой парень. – Одно другому не мешает, дорогая. – Лизка, колись, что случилось? Кому рожу набить? – Мне! – Что? – Ты о чём?       Лизка посмотрела на нас и вдруг зарыдала, обняв Эфочку! Он гладил её по спине. – Успокойся и расскажи. – Я с подругой поругалась. С лучшей. – С Анькой что-ли? Из-за чего? – Я думала, что она мне настоящая подруга. Вот как вы с Тормошей. Или как Светик с Трещоткой. Мы с ней всегда всем делились. И всё было хорошо. – Так, а сейчас что произошло? – Я пришла за распечатками от Занозы, забрала, хотела уходить. А она уговорила вместе домашку по физике сделать. Она в ней ни бельмеса. Мы делали и болтали, и она стала про Брателло расспрашивать. Помнишь, я говорила, что она в тебя влюблена с 5 класса? – Помню, ну и что дальше? При чём тут это? – А при том, что я ей сказала, что ей окончательно ничего не светит больше. Потому что мой Брателло теперь не одинок. Я думала, что она моя близкая и настоящая подруга. Она спросила, кто эта особа, которой удалось захомутать моего брата-красавчика. И я ей сказала, что у него не особа, а парень теперь есть! – И? – Эфочка, встав с корточек, весь потемнел. Потом взглянул на меня. Лизка подняла глаза на него: – Оппа Феликс, я – дура? Ты меня теперь ненавидишь? Я совершила ужасную ошибку. Я предала вас! Но я не знала, что она так отреагирует! – Я не сержусь, Лизок! Не плачь!       Я придерживался другого мнения. Я был жутко зол на сестру. – Какого хера ты не держись свой поганый язык за зубами? Сколько раз я тебе говорил следить за тем, что и кому ты брешешь? - Лизка зарыдала в голос. – Прооости, Оппа! Я нечаянно. Я не думала, что она такая. – Что дальше–то было, Лизок? – Эфка махал мне рукой, прося помолчать. – Она заржала, как конь, и сказала: «Это что, я влюбилась в гея? Вот это подстава! Не думала, что ты так меня подставишь. Ты мне больше не подруга. Я не собираюсь дружить с сестрой пидора!»       И Лизка снова зарыдала. – Вот бля…Ох..еть! – А ещё она сказала, что всё всем расскажет, чтоб я больше не хвасталась своим братом-красавчиком! И что нас все будут презирать, потому что таким, как вы, не место среди нормальных людей. А я никогда и не хвасталась. Я только ей, как подруге рассказала, что ты мой брат! А больше и не знает никто. Я специально не говорила никому, чтоб не приставали и не сравнивали нас. Прости, Брателло.       Я стоял и чувствовал, как у меня снова начала подниматься температура. Мне вдруг стало второй раз за день стыдно. Я опять повёл себя как идиот. – Прости, Лизка. Забудь. Я не сержусь. Козлина она, твоя подруга бывшая. Да и не подруга она тебе. Она дружила с тобой только, чтоб ты её свела со мной. Мне Трещотка вчера поведала, что мы, оказывается, типа, короли школы. Только твой Брателло оказался большим тупнем и ничего этого не знал. Я был слепцом. Прости, что ты сейчас из-за меня страдаешь.       Эфка стоял и смотрел на меня во все свои миндалевидные глаза-вишенки, которые сегодня превратились в две галактики. – Хён! Ты у меня такой… такой… Не плачь, Лизок! Всё будет хорошо. – Не плачь, сеструха. Прорвёмся. – Но она про вас такие слова говорила… – Ну и х..й с ней. – Хён, не выражайся при ребёнке. – Когда человек – дерьмо, можно и выразиться. Лизка, ты сегодня сказала, что у меня есть ты, и Булочка, и Тормоша, и Светик и Трещотка, и, самое главное, у меня есть Эфочка! Так вот, а у тебя есть все мы! Поэтому забей на хер на неё! Поняла?       Лизка вытерла глаза. Посмотрела на нас с Эфочкой! – Вы счастливые, и я так за вас рада! – И ты будешь счастливая. Потому что у тебя есть такие два крутых Оппы. Они не дадут тебя в обиду! «Шеф, браво! Третий зачёт! Высший балл! – Что? – Молодец, говорю! Так держать! Сопли и нюни не распускать! Хотя, постойте, кажется это одно и то же! – Ты о чём? – Что-то я после вашего первого, так сказать, коннекта, стал плохо соображать. Мысли вразброд. Старею что-ли? – Не вздумай отрубаться. Ты мне сейчас нужен, как никогда! – О'кей, шеф. Я на месте». – Всё, Лизок, уже поздно, пора отдыхать. Иди, ложись. Утро вечера мудренее. – Хорошо, – мы обняли Лизку. И она ушла, сначала в ванную, затем к себе. – Ну что, Хён! – А что, макнэ? – Кажется, наступает весёлое время. – А мы разве когда-то грузились? У нас оно периодически бывает. – Это точно. Нескучно мы живём. – А теперь будет ещё веселее, потому что у меня появился парень! – Ты не поверишь, Хён! Но, и у меня тоже! Эфка шагнул ко мне! Да здравствуют обнимашки! И целовашки!