Эфочка!

      Я повесил куртку, забросил на полку шарф и шапку. Наклонился, чтоб снять кроссы. Меня мотануло. Я просто свалился на пол мешком. Чёрт. Риал можно подумать, что я пьяный. Чё-то мне совсем хреново. Когда мне удалось избавиться от обуви, я еле поднялся и на автопилоте побрёл в ванную. Чёртова привычка мыть руки после прихода домой! Мама и Эфочка! Это они приучили мой мозг включать автопилот при возвращении. Эфочка! Я хотел извиниться! Где телефон? Но сначала руки: свет, дверь, кран, вода, мыло, снова вода, кран, полотенце, дверь, свет! Где телефон? Чёрт, в куртке! Снова: прихожая, пол, куртка, вешалка, карман, телефон, коридор, комната, тахта. Я в полной темноте завалился на постель. Включил смартфон: Телега, Эфочка! «Макнэ, прости своего Хёна! Я кретин, козёл, идиот Всея Руси! Прости за всё! Я не хотел тебя обижать! Просто сегодня День Х. Мир, макнэ?» Слёзы покатились по щекам. Отправить. Не видит. Не прочитал. Обиделся. Ничего, может он в ванной или ест, или сразу уснул. Я подожду. Макнэ, мой любимый Макнэ! Мой Эфочка! Почему мне так херово? Как я мог сорваться на него? Что за чёрт в меня вселился? Бля.. Я ведь и Лизку обидел. А она ведь ужин приготовила, я это по запаху чувствую. Всегда таким теплом пахнет, когда Лизка готовит. Она любит придумывать что-то особенное, старается порадовать нас. А ведь она ещё совсем малышня, ей всего 15. А я её матом! А она просто переживает. Я знаю, что переживает. Она классная сестра, всегда на моей стороне. И заступается за меня перед родоками. Надо извиниться. Так нельзя. Я не усну, я себя так дерьмово чувствую. В голове оркестр разыгрался не на шутку. Молоточки вернулись на свой 12 этаж, но бочки видимо не смогли. И теперь молоточки устроили ночные полёты, стараясь приземлиться каждый в свою бочку. 12-1, 12-1, 12-1. Чёрт, да успокойтесь!       Я всё же встал с кровати, дотащился до двери Лизкиной комнаты. Постучал. Тишина. Ещё раз постучал. – Лизка, прости! Прости меня! Прости своего идиота Брателло. У меня хреновый день. Открой мне. Пожалуйста, Лизок! Мне так плохо внутри. Я не хотел, чес слово… Я не знаю, как вырвалось…       Дверь приоткрылась. Лизка стояла со сжатыми губами и смотрела исподлобья. – Лизок, прости! Обними своего Оппу! Ты простишь меня? Можно мне зайти? Я что-то совсем не могу стоять. – Ты всё-таки пил? – Нет, нет. Мы ходили в кино с девчонками. Ну, Светик и Трещотка, и Булочка, и все мы. Мы не пили. Я не знаю, почему мне так плохо. Голова адски болит. Там прямо шабаш из бочек и молоточков. – Ты что, бредишь? Какие бочки? – Лизка затащила меня в комнату. Усадила на кровать. – Не знаю какие, железные наверно. Они ужасно гремят. Ты простила меня? Не смотри на меня так! Мне стыдно. Мне плохо. Я тебя обидел, я Эфочку обидел. – Чтооо? – Да, да. Я – идиот, кретин, дебил, козёл. – Как обидел? – Ну, как обижают? Я НИКОГДА его не обижал. А тут взял и обидел. Мне плохо, Лизонька, - сестра стояла передо мной, я обхватил её за талию и зарыдал. – Я люблю его, люблю. Понимаешь!? Что мне делать? Я его сегодня за руку держал. Я его попкорном кормил. Я хочу его всегда держать за руку. Я не могу без него. Он всё для меня. Всё. И он так заботится обо мне, а я его обидел.       Лизка обхватила мою голову и тоже стала всхлипывать: – Ты что, его послал? – Нет… не знаююю! Я был груб с ним. А я его люблю, всегда любил, может, с первого дня. Это просто дерьмо. – Любовь – не дерьмо! – Я про себя. – И ты не дерьмо. Ты – идиот. – Всея Руси! – Чего? Опять бредишь? Блин, да ты весь мокрый и горячий! – Это я от слёз… – Ага, и спина твоя рыдает видно тоже. Футболка насквозь! – Лизка, я сейчас тебе что-то скажу. Но ты можешь обещать, что не бросишь меня? Не отвернёшься? – Что ты несёшь, Брателло? – Ты слушай! Я сегодня узнал, что я – гей! Ты представляешь? Жил, ходил, учился и вдруг – гей! Я тебе не противен? А ещё я узнал, что я Эфочку люблю! – Подумаешь! Америку открыл! Гей он! Тоже мне новость! Я и так знала! – тут у меня даже молоточки остановились на лету. – Ккак знала? Почему? Откуда? – Эх, Брателло! А кто в прошлом мае орал, что не позволит вашу мужскую дружбу разрушить каким-то сопливым девчонкам. Что бабы – вселенское зло! А ещё называл нас обезьянами с гранатой. – Когда это было? – Когда я тебя с Эфочкой хотела позвать на двойное свидание. Ну, я с Эфочкой, а тебя с Анькой думала свести. Она с 5 класса по тебе сохнет. Проеб… Ой, короче все мозги мне склевала… – Почему я это плохо помню!? И что я там орал? – О, это была грандиозная речь! Ты встал и заявил, что никто никогда не приблизится к твоему макнэ даже на пушечный выстрел. Что он только твой и ничей, ну и дальше про сопливых девчонок, вселенском зле и гранатах с обезьянами. А Тормоша тогда ржал и в ладоши хлопал, и советовал тебе с этой речью выступить в ООН. Ну, чтоб, значит, весь мир был в курсе. И, не дай Бог, к Эфочке не приблизился! А я тебе, не подумав, про Булочку напомнила. Типа, а как же она? Тут ты ваще такое ляпнул, что даже Тормоша заткнулся. Типа, а она не девушка, она член вашей компании, просто Булочка. И ещё начал про естественные потребности что-то нести, у Тормоши тогда глаза на лоб полезли, и оппа Феликс тебя схватил и утащил на кухню, чтоб ты лишку дальше не наболтал. И заткнул тебе рот роллами. Кормил и кормил с рук прямо, ты сначала брыкался, всё хотел речь продолжить, а он тебе рол за роллом в рот толкал. Пока ты не заткнулся совсем. – Я это прямо так и сказал? Ну, что он мой и ничей больше? – Ага! Не просто сказал, а проорал! – И что теперь? – А что теперь? – Ну, я не знал! – Чего? – Ну, что я гей! Мне Булочка сказала сегодня в кинотеатре. – О, вселенское зло проявилось! – Нет, что ты! Она мне глаза открыла. Как Вию. – Ну, Гоголь нам в помощь! – А потом Трещотка сказала, что, может, я и не гей. А просто она не мой типаж. – Ну, правильно всё сказала. Твой типаж – парни. Конкретный один такой парень, корейской наружности. Зовут Эфочкой! – Я его люблю! – Ну, я как бы догадывалась… Да и в школе слухи разные… – Господи, но почему все всё знали, а я нет… – А ты как та жена! – Какая жена? – Ну, которая про измену мужа узнаёт самая последняя, когда уже весь город в курсе. – А что про меня уже тоже в курсе…город? – Ты точно бредишь… Не льсти себе. Тоже мне знаменитость. – Лизка! Я очень устал, можно я полежу. В голове бочки катаются и молоточки стучат. – Что ты опять несешь? Иди к себе, ложись. – Я не дойду. Мне надо отдохнуть. Мне плохо. Я тут полежу. Я ему написал, а он молчит. Он не простит меня никогда, наверно. – Ничего подобного. Завтра и помиритесь. Ты ж извинился? – Да, да. Я написал ему в Телеге. – Ну, вот и отлично. Оппа Феликс, в отличие от тебя, человек разумный. Так что, всё о'кей будет. Ты что, спишь?       Голос Лизки раздавался глухо, как будто она была за ватной стеной. – Ты риал решил мою кровать занять? Оппа!       И больше я ничего не помнил! Я провалился в кипящий котёл. Там катались по горящей земле мои бочки, а на них плясали молоточки. Было жарко. Я попал в ад? И ещё молоточки кричали мне: «Ты идиот Всея Руси и обидел макнэ! Тебя надо наказать!» И они принялись стучать по бочкам и орать на меня матом. Ммм… моя голова… Заткнитесь! – Хён! Хён! – ватный занавес рухнул на бочки и они стали еле слышны. Я приоткрыл глаза, надо мной были ямочки моего макнэ и губы. Я поднял руку, потянулся к ним, дотронулся сначала до губ, потом до ямочек: – Простите меня, ямочки! Передайте Эфочке, я люблю его! Пусть он меня простит. Я идиот всея Руси! Я его так сильно люблю! – И я люблю тебя, Хён! Пойдем, я опять буду твоим конём! – я почувствовал, что меня раздевают. Носки, брюки, футболка. Мне стало прохладно. А потом меня подняли на руки и понесли. – Ты постелила? – Да, чистое, как ты и сказал! – Иди теперь найди уксус, его надо обтереть. Разведешь сама? – Да. – И полотенчико какое-нибудь. Даже два. Одним обтирать, другое на голову положим. – Щас!       Я открыл глаза снова, в полумраке передо мной было лицо Эфочки! Я всё не мог поверить. Хотел спросить, откуда он тут, но рот больше разлепить не смог. Только мычал. – Лиза быстрее, у него 39 и 2! – Вот, вот, я принесла.       На мой лоб положили холодное полотенце. А другим стали меня обтирать. – Хён, сейчас легче будет! Сейчас…       Меня повернули на бок, спине сразу стало прохладно. Что-то мокрое и холодное гладило мою спину, шею, ноги, залезло даже в трусы. Я замычал, не в силах разлепить губы. Но меня уже повернули обратно, и это мокрое и холодное стало ездить по моей груди и рукам. Снова шея, снова грудь, живот, трусы. – Нннне… – Лежи, Хён! Всё хорошо. Ничего такого. – Оппа! Что теперь? – Теперь ждём! – Ему холодно, он весь дрожит. Может, его укрыть? – Нельзя, мы его пытаемся охладить. А если укрыть, снова жар поднимется. Потрогай, голова уже стала прохладнее. Ты нашла жаропонижающее? – Да, там порошок, я его развела. – Найди соломинку. Он по-другому не сможет выпить. – Хён! Хён! Открой глаза! Надо выпить это! Давай! – я почувствовал, как что-то холодное прошлось по моим губам, они, наконец, разлепились. Мне сунули в рот трубочку: – Пей, Хён! Давай! Пей! – я начал глотать. – Вот хорошо. Молодец, Хён! Давай, давай, надо всё выпить. – Ннне могу больше. – Немножко осталось… ещё три глотка. – Эфочка! Ты как тут? Откуда!? – Не болтай, пей! – Эфочка, прости меня! – Всё хорошо, Хён! Я и не обижался! – Ты дрожал! Я видел. – Я просто испугался, Хён! – Эфочка взял меня за руку, мои пальцы привычно скользнули на своё место. Эфка наклонился и поцеловал их! – Я испугался, что ты больше не захочешь меня видеть! Ты сердился! Ты никогда на меня не сердился! – Прости меня, …любимый! Мой любимый макнэ! – у меня из глаз опять побежали слёзы! – Хён! Хён! Что ты? – Я люблю тебя, Феликс! Ты мой! Я всегда тебя любил, с первого дня! Твои ямочки просто сразили меня наповал! Ты мой, Эфочка! – Хён, я тоже тебя люблю! Я тоже с первого дня! Но я так боялся! Так боялся тебя потерять, Хён! Ты тоже мой! Навсегда! – Прости, прости меня! Я такой идиот! Я ничего не понимал! Я не знал! А Булочка знала! – Она умная! И хорошая. Тормоше повезло. – И мне повезло, Феликс! – я видел, как Эфка начал мотать головой. Я давно его так не называл. Он был так близко ко мне. Сидел рядом. – Хён, давай измерим снова температуру. – Брателло, ты это чего решил вдруг устроить нам бессонную ночь? – Лизонька! – О, точно ему всё ещё плохо! Видишь, бредит! Лизонькой называет. – Я тебя люблю, Лизонька! – Может я с уксусом переборщила? Он не начнёт сейчас столу в любви объясняться? Или полотенцу!? – Лизонька! – О, Брателло! Мне уже страшно. Я пошла отсюда! – Не уходи, посиди.       Лизка устроилась на полу возле меня. – Я пойду, переоденусь, куда ты сунул мои шмотки в прошлый раз? – В шкафу на верхней полке. – Оппа, у него снова 39 и 2, – Лизка протянула градусник! – Чёрт! Не помогает обтирание. Неизвестно сколько он всего с такой температурой пробыл. Ну что, кардинальные меры! Иди бегом в ванну, включай свет. – Что ты хочешь сделать, Оппа? – Холодный душ! – Зачем? – Чтобы быстрее понизить температуру. Мне мама так в детстве делала. Сейчас я ей позвоню. Может, ему нельзя.       Я видел, как Эфочка вышел из комнаты. Мне стало снова холодно. Лизка накрыла меня всё же одеялом. Эфка вернулся. – Она сказала, что можно, но только не ледяной, как меня. А то он в обморок упадет из-за своей головы. – Что мне делать? – Ничего! Я всё сам. Пошли, Хён, опять к коню на ручки! – Куда ты меня!? Мне холодно! – Тебе жарко, Хён. Очень жарко! Надо понизить градус. Он поднял меня на руки, притащил и посадил меня в ванну. Открыл душ, потрогал воду. Меня трясло, как сломанный вентилятор! Зубы стучали. Эфка стал поливать меня прямо с головой. Я завизжал! Было жутко холодно. Меня всего колотило. – Сейчас, Хён! Сейчас, любимый! Одну минутку. – Тты…тты…тты… – Всё, всё, всё!       Внезапно вода прекратила течь. Меня поставили на ноги, накинули мамин махровый халат, сдёрнули трусы. – Эфффка, чтто тты дделаешь? – Поднимай ноги, Хён! Снимай! Нечего стесняться! Я ведь парень и ты парень! У всех всё одинаковое! И потом, что я там у тебя не видел? В баню вместе ходили раз сто.       Меня замотали, вынесли из ванны как куклу. Эфка принёс и положил меня на кровать! Натянул на меня чистые плавки! Я смотрел на него широко открытыми глазами, а он снял с меня халат, кинул его Лизке. – Повесь сушиться! Ждём 5 минут. Тебе легче, Хён!? – Да! Да! – в голове моей действительно прояснилось. Молоточки успокоились, стало легче дышать. Я смотрел на Эфку, а он на меня! Он вдруг наклонился и поцеловал меня в ...нос! – Что за нафиг? – Я проверяю температуру! – А причём тут нос! – Эфка заулыбался! – Хён сердится! Хён хочет, чтоб я его поцеловал по-настоящему? – Ещё чего! – Хён уверен? – Я заразный. – Хён переживает обо мне? У меня такой заботливый Хён! Надо ему градусник поставить .       Пришла Лизка. Посмотрела на нас: – Флиртуете? Значит ему легче. – Мне легче. Спасибо вам. – Напугал нас. Между прочим 4 утра. А мы не спали. – Простите. – Всё о'кей. Просто в школу не пойдём и всё! За тобой глаз и глаз нужен. Как ты умудрился в горячку впасть? – 38 и 5. Всё, можешь идти спать, Лизок. Я с ним останусь. – Ну, конечно, на фига я вам здесь после ваших признаний! Смотрите, не вздумайте мне тут любовью заняться. – Лизка! Ты что несёшь, бесстыжая? Я вообще-то еле живой ещё! – А я не про тебя! Ты можешь и бревном полежать! – Лизок, кажется, твой Оппа Феликс сейчас рассердится и не поведёт тебя в аквапарк, как обещал. – Вау! Всё, я смываюсь! Можете хоть до обеда трах… – Лизка! – мы оба хором, только я еле слышно, а Эфка громко! – Кыш отсюда! Сеструха, хохоча, умчалась к себе. – Ну что, Хён! Надо поспать тебе и мне! Ты меня изрядно напугал. – Прости! – я провёл рукой по его щеке, коснулся губ. Он прижал мою руку к своей щеке, потом дотянулся до неё губами и стал целовать. Внутри меня заворочался пожарчик, но этот был совсем другой, он был спокойный, как костёр в мангале, меня начала охватывать истома. Эфка выцеловывал мне пальцы и ладонь. Потом наклонился ко мне, поцеловал нос, одну щёку, другую. – Хён, как я давно мечтал это сделать. Я так люблю тебя, мой Хён! – Эфочка! Поцелуй меня правильно! – Нельзя, Хён! – Боишься заразиться? – Глупенький! Боюсь не сдержаться! Потом, всё потом. Я тебя теперь всё время целовать буду. Только поправляйся. А сейчас спи. Хорошо.       Я видел, как Эфка устал. – И ты спи, ложись, хорошо. Ляг со мной! – Нет, Хён! Прости! Не сейчас. Тебе надо реально отдохнуть. Не дуйся! Я не смогу с тобой рядом уснуть, малыш. – Кто тут ещё малыш!? – Хён-красавчик и мой малыш! – Макнэ, ты кажется, нарываешься. Пользуешься моим положением. – Всё, Хён! Спи, давай!       Эфка гладил меня по голове! Я провалился в сон, мне снова снились бочки. Но они стояли теперь на песке, было тепло, молоточки молчали, они валялись рядом с бочками, я сидел весь мокрый на берегу реки, смотрел на них и радовался, что стоит тишина. Солнце пригревало, с меня текло ручьём, мне хотелось пойти искупаться, но сил подняться не было. Я просто упал спиной на песок. Странно, почему и он такой мокрый? – Хён, Хён! Проснись! – Эфка тронул меня за плечо. – Что? Что такое, Эфочка! – Ты весь мокрый! Надо в душ снова! – Я не хочу! Не надо! Я не могу! – Надо! Ты весь пропотел! Пойдём! Давай, поднимайся! Твой верный конь тебя отвезёт! Лиза! Лиза! – Ну что? Что так орать-то!? – в комнату вплыла сонная Лизка. – Он весь мокрый! – Обмочился? – Лизок, я разозлюсь! Он пропотел! Меняй снова постельное всё! Я его в душ отнесу! – Ну, блин, я чё, горничной вчера устроилась работать? Опять чистое стелить? – Да, чистое, сухое. – Господи, за что мне эти муки? Спать не дают, работать заставляют. Потом ещё это всё и стирать надо будет. Сколько ещё раз менять будем? – Столько, сколько надо. Не ворчи. – А белья у нас хватит? – Своё принесу, если надо будет.       Меня снова взяли на руки и притащили в ванную. Но сейчас вода лилась очень тёплая. Даже можно сказать, горячая. – Эй, то холодной поливают, то кипятком. Я ведь не в сказке про Конька-горбунка! Не надо меня в кипящий котёл бросать! Я и так молодой! – Ага! И красивый! – Эфка налил гель на мочалку и теперь намыливал меня ею. – Давай, Хён, привстань, надо весь пот смыть. – Он уже смылся. Я устал. Я лечь хочу. Хватит меня поливать. А то вырасту больше тебя. – Хён шутит, значит, идёт на поправку. – Мучаете все Хёна всю ночь! – Кто это все? – Ты, Лизка, бочки с молоточками! – Ты опять бредишь! Какие бочки ещё? – В которые молоточки с 12 этажа всю ночь прыгали. – Так, Хён! Что-то ты мне не нравишься! – Уже? Так быстро? Прошла любовь, завяли помидоры? – Лиза! Ему опять плохо! – крикнул Эфка. – В смысле? – Лизка прибежала в ванную. – Айщ! Ты зачем её позвал? Я тут голый! Кыш отсюда, мелкая! – я пытался вырвать мочалку из рук Эфки и спрятаться за ней. – Подумаешь! – фыркнула сеструха. – Было бы на что смотреть! Хорошо ему! – пояснила она Эфочке. – Он мне про эти бочки уже сутки рассказывает! Так что всё норм! – Вот и не смотри! Иди давай, иди отсюда! – Ушла я, ушла! Тоже мне Аполлон! – Ладно, Хён! Давай я тебя вытру, и пойдём в кроватку, – улыбаясь, ласково сказал Эфка. – Я и сам могу вытереться. – Хён! – Что? – Мне приятно за тобой ухаживать! – Ммму. Ты меня смущаешь! – Мне нравится, как ты смущаешься. Ты такой милый! Красавчик! – Эфка! Перестань! – Не перестану! Лезь ко мне на спину. Отнесу тебя! – Я и сам уже могу дойти! Я норм. – А я хочу отнести! Мне приятно! Садись! Не спорь! – Ты такой приставучий! – Я всегда такой!       Я влез на спину Эфки, обхватил его руками за шею, он подхватил меня под колени и понёс в комнату! Лиза уже опять сменила бельё. Было здорово лечь в сухую постель. Я чувствовал, что в голове проясняется окончательно. – Я страшно пить хочу! – Сейчас, принесу! Лиза, кажется, морс ночью сварила. Или тебе воды? – Без разницы. Неси всё!       Эфка принёс стакан морса с трубочкой! Я всё выпил. Меня снова охватила истома. Мне опять смерили температуру. 37,4. Уже лучше! Глаза закрылись сами собой! Я почувствовал, что Эфочка взял мою руку и прилёг рядом.       Я открыл глаза: – Эфочка! – Спи! Спи, мой любимый Хён! – Ты не уйдёшь? – Нет. Давай отдохнём! – Мы теперь вместе? – Мы всегда были вместе! – Я не о том! – Я понял тебя! – Тогда скажи, Эфочка! – Что сказать? – Ты знаешь! – Я люблю тебя! И ты теперь – мой парень! – Звучит странно! Макнэ, мы что – геи? – Не знаю. Мне сертификат не выдавали, где было бы написано, что я – гей! И в паспорте не записано. – Но ты – парень, и я – парень. – И? – Мы любим друг друга! Значит мы – геи! – Ну, значит, да! Тебя это напрягает? – Не знаю. Я ещё не привык, что я – гей! А ты? – Мне без разницы! Как в той поговорке: хоть горшком называйте, только в печку не толкайте! Я люблю тебя! И если это означает, что я – гей, то мне до фонаря! Главное, что я с тобой! – А я с тобой!       Я пододвинулся к Эфочке, улёгся ему на плечо, обнял и поцеловал в щёку! Он в ответ поцеловал меня в лоб, погладил по голове! – Всё, спим! – Ага! Я уже! – Эфка! – Что? – А Лизка знала! Как Булочка! – Что? – Ну, что я люблю тебя! И ты меня! – Она умная девчуля! Я ей обещал аквапарк. Так что, Хён, отпустишь меня с Лизкой? Не заревнуешь! – Заревную! Опять у меня за спиной сговорились! – Я обещал ей, это её подарок на ДР! – А мой? – Что твой? – Где мой подарок? – У тебя ДР уже был! И я тебе наушники подарил! – И что? Это был подарок лучшего друга! А не моего парня! Теперь хочу подарок от своего парня! – Ну, ни фига себе заява! – Ага! Так что? – А ничего, что ты только сегодня стал моим парнем, а твой ДР, как бы между прочим, был больше месяца назад? – Не имеет значения! Хочу подарок от своего парня. – Хён, я смотрю, ты быстро выздоравливаешь. – Ага, мой парень обо мне хорошо заботится. Так что, будет у меня подарок? – Господи, ты такой милашка, Хён! Тебе трудно отказать! Что ты хочешь от меня? – Не знаю. Я еще не придумал. Я тебе позже скажу! Но, ваще, это твой подарок, и ты сам бы мог придумать, что ты хочешь подарить своему парню! И всё-таки это странно звучит! – Что странно? – Сама фраза: ты – мой парень! – Не вижу ничего странного! Хочешь, могу называть тебя своей девушкой! – Ты с ума сошёл!??? – Поэтому не неси пурги! Давай спи. – Хорошо. Только пообещай, что не уйдёшь, когда я усну. – Не уйду. Зачем мне уходить? Я и сам сейчас отрублюсь. Всю ночь тебя на руках таскал! Устал, как лошадь! – Ха-ха! Ты – мой верный конь! – Спи уже! – Ок! И ты спи! – Я б давно уснул, если бы тут кое-кто не болтал так же много, как Трещотка!       И мы отрубились. Мне снова снился берег реки, но в этот раз было всё хорошо. Бочки и молоточки исчезли. Дул тёплый ветерок! Пригревало солнышко! И Эфка был со мной! Мы брели по воде и держались за руки! А ещё я слышал музыку! Это была песня Closer, а пели Dj Nil, Anthony El Mejor, Mischa. Офигеть! Я вспомнил, как их зовут!