Созвездие Хамелеон

      Дверь за моей спиной захлопнулась глухо и страшно. Дискомфорт усилился, едва я заняла привычное место — взгляд Малфоя, казалось, прожигал дыру между моих напряжённо сведенных лопаток. Я чувствовала — он был зол. Чертовски зол. Оставалось только гадать — на Рона, меня, не вовремя начавшееся занятие или все и сразу?       В попытках отвлечься пока остальные ученики готовятся к уроку, а Подмор копается в пергаментах на столе, отмечая присутствие, я повернулась к Гарри. И поняла, что с этим желанием тоже можно попрощаться — друг смотрел недоуменно-осуждающе, и его густые темные брови хмуро сходились на переносице. С другого бока присел Рон. Я раздражённо вздохнула — с той… ситуации между нами я игнорировала любые попытки заговорить и отсаживалась, едва он приближался — но сегодня, конечно, на это уже не было времени. Поправила волосы так, чтобы они плотной стеной закрыли мое лицо, подвинулась ближе к краю парты и, схватив перо, начала вертеть его в руках, с преувеличенным вниманием разглаживая каждую шерстинку. Что ж.       — Что ж, — повторил голос Подмора, и я почти подпрыгнула, возвращая внимание профессору, — сегодня мы займёмся практической отработкой материала прошлой лекции.       Я пролистнула записи, освещая их в памяти. Прошлая лекция была посвящена защите разума — не совсем окклюменции, которая, ещё по рассказам Гарри, была чудовищно сложной и энергозатратной, но базовым принципам сохранности собственных мыслей и воспоминаний. От сильного легилимента это, конечно, вряд ли спасло бы — но опытные легилименты и не встречались на каждом углу. Для меня, подруги Гарри и участницы ордена, ничего нового в этой лекции не было — в процессе пыток Беллатрисы я испытала куда более сильное давление на собственный разум, чем мог бы себе представить наш преподаватель. Мне точно не помогли бы записанные на занятии пунктики — раз не помогли даже самостоятельно изученные базовые принципы окклюменции.       — Разобьемся на пары, — Стерджис задумался на мгновение и взмахом палочки сотворил небольшой мешочек, — для честности — вы не будете практиковаться со своими друзьями.       Я вздохнула. Начавшийся стычкой день продолжался в том же духе — только состязание становилось уже официально одобренным.       Мешочек поплыл по воздуху к первым партам. Я услышала, как обречённо вздохнула Лаванда — ей определенно достался кто-то из свиты Малфоя. Когда очередь дошла до меня, я запустила руку внутрь и просто сжала вытащенную табличку, не переворачивая — уже знала, чье имя найду на обороте. Быть иначе просто не могло.       Где-то за спиной послышался смешок Забини. Я поймала взгляд Гарри, брошенный на дружка Малфоя, и улыбнулась краешком губ, когда в ответ на его шутливый взмах рукой друг закатил глаза. Гарри опять нахмурился.       — Разбейтесь по назначенным парам, — по взмаху палочки, едва все, галдя и шумно обсуждая будущих партнёров, поднялись из-за парт, столы сдвинулись к стене.       Я все же перевернула плашку, на секунду отчаянно понадеявшись на чудо. Чуда не произошло: на деревянной табличке было выжжено «Драко Малфой». Протискиваясь между слизеринцами и гриффиндорцами, уже начинавшими перемешиваться друг с другом, краем глаза я увидела сияющего Забини, стоявшего рядом с хмурым, но уже сосредоточенным Гарри, и улыбнулась — по крайней мере, в одной паре уже определился бесспорный лидер. Поттер точно должен был его сделать.       Малфой обнаружился в конце кабинета. Приближаясь, я задумывалась — так ли ощущает себя человек, поднимающийся на эшафот? Засунув руки в карманы и опираясь краем бедра о парту, он сверлил меня тем самым взглядом, не потеплевшим ни на градус. Молчание становилось тягостным — даже пара из Невилла и Паркинсон уже, по крайней мере, определилась с тем, кто будет нападать первым.       — Давай… будем сотрудничать, — осторожно сказала я, — в рамках занятия.       Он фыркнул.       — Малфой, — моему шипению позавидовала бы покойная Нагайна, — мы не можем просто стоять так весь урок.       Слизеринец пожал плечами. Его выражение лица красноречиво говорило «почему бы и нет?». Одновременно с моей очередной попыткой заговорить раздалось «начинайте». Взбешенная открытым игнорированием, я вскинула палочку, заглядывая прямо в серые колючие глаза:       — Легилиментс.       Ничего не произошло. Я тупо уставилась на палочку, потом — перевела взгляд на все ещё безучастного Малфоя. К открытой злости в его взгляде теперь добавилось что-то, отдаленно напоминающее вежливый интерес. Я выдохнула. Так, спокойно.       — Легилиментс.       Уголок его рта пополз вверх.       — Легалиментс! — вложив в заклинание всю свою магию, я с силой ударила по его сознанию.       И, зашипев от резкой боли в висках, опустила палочку. Моя ментальная магия с размаху врезалась в мощный щит, за которым надёжно скрывалось сознание слизеринца. Поймала его взгляд — теперь Малфой ухмылялся в открытую.       — Ты окклюмент, — я поморщилась, уловив в собственном голосе обиженные нотки, — это нечестно.       — Когда в последний раз ты встречала честность в нашем мире? — с усмешкой спросил он.       Справедливо. Потирая все ещё неприятно ноющий висок, я задумалась. Малфой был окклюментом — что, скорее всего, обозначало и то, что легилименцией он владел далеко не на уровне базовой школьной программы. А это обозначало конкретно для меня большие проблемы.       Почувствовав панику, подкрадывающуюся к горлу и сжимающую его когтистой лапой, я приказала себе успокоиться. Хорошо, Малфой легилимент, хорошо, он без проблем пробьет мою защиту и проникнет в сознание — но и мне нужно скрыть не все свои мысли и чувства, а только то, что касалось нашего Созвездия. Я поежилась от аналогии с Беллатрисой (вероятно, научила его магии разума как раз она. Или, может, Снейп). Правда, тогда моя попытка с треском провалилась — сумасшедшая пожирательница сопровождала ментальные атаки знатной порцией круциатусов и физических пыток. Рефлекторно почесав шрам, я стала мысленно перечислять все те советы, которые давал мне Гарри. Очистить сознание, вообразить прозрачную, но непреодолимую стену, представить, что твой мозг — библиотека, и убрать книги на верхние полки… я надеялась, что хотя бы что-то из этого мне поможет.       Больше не пытаясь проникнуть в сознание Малфоя, я осматривалась — Забини также, как и я, стоял в стороне от Гарри (когда слизеринец подмигнул, я закатила глаза), Невилл и Паркинсон сосредоточенно, но безуспешно направляли палочки друг на друга, Дафна Гринграсс брезгливо косилась на Рона, который, казалось, покраснел от натуги — похоже, ей не особо нужно было защищаться, потому что даже поверхностная легилименция ему не давалась.       Прошло не менее двадцати минут прежде, чем Подмор обошел все пары (проходя мимо нас, он бросил на Малфоя долгий взгляд) и приказал поменяться местами.       Я глубоко вздохнула, сжимая палочку в руках. Серые глаза нашли мои.       — Легилиментс.       Я напряглась, возводя самую мощную стену вокруг своего сознания, на которую была способна. Малфой надавил на нее раз, другой — и с третьим ударом она рассыпалась, пропуская его внутрь. Сжав зубы, но не опустив глаза, я попыталась затормозить слизеринца в своих воспоминаниях. В висках опять заныло. И услышала его насмешливый голос — прямо внутри собственной головы.       «Что ты так рьяно скрываешь, Грейнджер?»       «Не твое дело, — подумала я в ответ, не уверенная, что Малфой услышит, — катись из моих мыслей».       «Был бы рад, — тут же отозвался он, — но, видишь ли, это наше задание. Защищайся».       Отчего-то вспомнилось, как в далёком детстве мы с родителями летали на море. Шестилетняя Гермиона Грейнджер пыталась бороться с высокими волнами — они сбивали с ног при входе в воду, накрывали с головой и пытались утянуть за собой на глубину. Попытки бороться со стихией были так же бесполезны, как и попытки остановить Малфоя.       Мое преимущество было только в том, что он не знал, что искать — и, пока я тщетно пыталась вытолкнуть его из мыслей, линейно просматривал воспоминания. Начав с этого урока, он постепенно углублялся в прошлое. Причем делал это не молча — прямо в моей голове раздавались или его похмыкивания, или казавшиеся самому Малфою остроумными комментарии. Вместе с ним я словно со стороны наблюдала за своей копией из воспоминаний — и, одновременно, лихорадочно пыталась вспомнить, делала ли что-нибудь связанное с ним или с Созвездием в этот временной отрывок.       К собственной чести, когда он останавливался на фрагментах, где я одевалась или принимала душ, напрягая свои умения я, по крайней мере, могла размыть картинку. К черту стеснительность — самой большой проблемой было бы дать ему увидеть Хамелеона. Малфой, вероятно, принимал такие порывы за скромность, каждый раз хмыкал и, пролистывая воспоминание, переходил к следующему.       «Свали», — мысленно взмолилась я, вновь пытаясь вытолкнуть его из своей головы.       Кажется, оставалось ещё минут пять, не больше. Нужно было тянуть время.       «Заставь, — немедленно раздалось в ответ, — так-так, что тут у нас?..»       Отвлекшись на перепалку с ним, я почти перестала следить за воспоминаниями. И допустила, безусловно, огромную промашку. Малфой, сначала почти пролетевший сцену нашего патрулирования и мои слезы в душе, вдруг затормозил и вернулся к воспоминаниям… из Ванной старост.       «Малфой, нет!»       Внутри своего сознания я снова лежала в розовой пенной воде. Снова лениво поворачивала голову на голос Рона. Снова вздрагивала от обвинений в том, будто жду кого-то. Начиная паниковать, я сделала очередную попытку сопротивляться.       «Малфой, ты чёртов…»       Висок прострелила боль. Наверное, в этот момент я поняла, как выглядит безысходность. Я ощутила себя распятой по рукам и ногам — мои попытки сопротивляться не были теперь бесполезными. Они подавлялись в зачатке. И ещё… тело не двигалось. Разорвать контакт глаз было, казалось, невозможно.       «Не смотри… пожалуйста…»       Он молчал. Лишённая возможности отстраниться, скрыть эту сцену или просто ментально вышвырнуть Малфоя из собственного мозга, вместе с ним я смотрела, как искажается от злости лицо рыжего парня. Как он делает ко мне резкий шаг. Как затылок той Гермионы Грейнджер ударяется о бортик ванной, когда она судорожно дёргается, пытаясь вырвать свои запястья. Собственный крик из воспоминания оглушил. Я видела гримасу боли, исказившую мое лицо в тот момент, когда Рон оставил на моей шее отметину.       Меня затопил жуткий стыд. Мешаясь с болью от пережитого, он, казалось, заменил кровь в венах — и теперь практически закипал внутри, подогреваемый настоящей яростью. Я не знала, зачем Малфой делал это. Самоутверждался? Хотел причинить боль? Унизить? Посмотреть на ненавистного ему человека в беспомощном положении? Вариантов была масса. Правда, все они объединялись одним простым «потому что он ублюдок».       … Одновременно со звуком пощёчины в воспоминании раздалось зычное «заканчиваем» Подмора. Я вздрогнула, медленно возвращаясь в реальность и обхватывая себя руками.       Первым, что я почувствовала, были слезы, крупными каплями текущие по моим щекам. Потом — острую боль в висках и, наконец, блаженное одиночество в собственной голове. Урод решил, наконец, покинуть мои мысли. Вдохнула. Выдохнула. Поймала взгляд Малфоя.       Что-то странное было в его лице. Не сочувствие, нет, конечно — настороженность. Или, может быть, даже насмешка — слезы застилали глаза настолько, что слизеринская морда перед ними расплывалась.       Я остервенело вытерла лицо рукавом. Сделала шаг, почти уткнувшись грудью в грудь Малфоя.       — Доволен, сукин ты сын?       Грянул колокол, возвещавший конец урока. Посмотрев на него откровенно презрительным, и, наверное, безупречно малфоевским взглядом, и, не дожидаясь друзей, выбежала в коридор.       Произошло, казалось, невозможное. Малфой промолчал.