Созвездие Хамелеон

      — И… блять, лучше бы он вообще… сдох… выблядок…       Знакомо, слишком знакомо звучал этот голос, орущий в темноту ночного неба, когда я бесшумно отворила дверь, стоя на пороге Астрономической башни. Уже зная, кого увижу, запахнулась поплотнее в школьную тонкую мантию и сделала шаг вперед, в заполненное гуляющим ледяным ветром пространство. Малфой замер, резко разворачиваясь и вскидывая палочку — и его глаза, сейчас бывшие средоточием ненависти и злобы, казалось, просверлили в моем черепе две дыры, воткнувшись в глазницы.       — Я ничего не знаю! — опять заорал он, случайным взмахом палочки заставляя небольшой кусочек камня отколоться от бойницы и рассыпаться в труху, еще не коснувшись пола, — отъебитесь, вы!..       Дверь за моей спиной с грохотом закрылась. Я выдохнула.       — Малфой? — окликнув его, тут же съежилась, когда слизеринец снова сорвался на крик. Мерлин, да его практически трясло от несдерживаемой ярости — я никогда, за все шесть лет учебы, не видела представителя чистокровного рода Малфоев таким.       — Что, Грейнджер, что? Вынюхиваешь для своего злоебучего Министерства? — слова лились и его рта не до конца внятным потоком, прерываясь короткими смешками, — пришла получить от меня письменное признание во всех, блять, смертных грехах на правах того, что однажды мы с тобой попиздели по пьяни? Даже не перепихнулись, заметь.       Я поморщилась, борясь с желанием закатить глаза. И, в свете предложения Кингсли, ощутила себя грязнее, чем в те моменты, когда какой-нибудь чистокровный сноб со Слизерина называл меня грязнокровкой. Мерлин, как же Малфой любил обмазывать дерьмом всех и все, что его окружало.       — Я ничего не вы… — я выдохнула, пытаясь сохранять спокойствие и не сорваться на крик следом за ним, — не вынюхиваю, я…       — Ну да, конечно! Это же, блять, ебучее совпадение — то, что ты оказалась здесь после того, как мне вытрахали остатки моего мозга!       Затаив дыхание, я смотрела на то, как его рука, поджигающая кончиком палочки сигарету, трясется. Смотрела и пыталась сопоставить то, что говорит Малфой, с тем, что сказал мне сегодня Кингсли.       — У меня для вас особое задание, мисс Грейнджер, — начал министр сразу после преамбулы от Макгонагалл, — нет, не задание — просьба. От выполнения которой, возможно, зависит скорейшая поимка всех оставшихся на свободе Пожирателей и мир не только в магическом, но и в маггловском Лондоне.       Хмурясь, я смотрела на Бруствера. Он сидел на краешке стола с того момента, как Рон и Гарри покинули кабинет — может, думал, что более неформальная обстановка вкупе с упоминанием о мире магглов поспособствует моему согласию. Стало как-то тошно — может, от того, что я уже догадывалась, о чем попросит Кингсли, а может — от звенящих в мозгу обрывков обвинений Малфоя тем утром, когда он поймал меня за подслушиванием разговора с Забини.       — Вы понимаете, что в сложившейся ситуации мы не можем полностью доверять никому из… личностей, связанных с Пожирателями смерти, прямо или косвенно, — он дождался, пока я кивну, и продолжил, — вообще-то, каждый из потенциальных подозреваемых, не находящихся в бегах, на данный момент неплохо контролируется.       Я снова кивнула. Это было очевидно и без рассказа Малфоя. Кингсли потеребил сережку и продолжил — осторожно, будто ступая по тонкому льду в поисках единственно верной тропинки, наступить на которую не грозило провалом под лед.       — Но в стенах Хогвартса это несколько… затруднительно. Магия замка схожа с механикой чар ненаносимости. Она препятствует отслеживанию и получению своевременных и точных сведений… строго говоря, о находящихся в школе подозреваемых мы не знаем вообще ничего, кроме того, что они находятся в школе.       — Вот как, — я кивнула опять, пытаясь казаться незаинтересованной и про себя отмечая, что Малфой, определенно, об этом не знает. Иначе, определенно, проклял бы меня еще в тот день, когда я подслушала их с Забини беседу.       — В стенах этой школы нам нужен кто-то, кто в состоянии… иногда наблюдать за поведением подобных учащихся.       Я приподняла бровь, только понадеявшись, что на моем лбу не написано, где я видала такие просьбы. Но, видимо, эта эмоция все же отразилась на лице.       — Нет-нет, мисс Грейнджер, я не прошу вас шпионить за всеми отпрысками чистокровных семейств, находящимися в Хогвартсе, — поспешно начал Министр.       — Только за Драко Малфоем? — фраза сорвалась с языка вместе с громыхнувшим внутри черепной коробки малфоевким «поручение министерских уебанов — контролировать каждый мой шаг?».       — Наблюдать, — мягко поправил Кингсли, — но да, за ним.        «Ты недостаточно выслужилась за время войны и решила набить себе еще большую цену, став ручной собачкой аврората?»       — Нет, — я покачала головой. Белое слизеринское лицо стояло перед глазами — и с каждой секундой виски, впервые отозвавшиеся болью при первом воспоминании, ломило все сильнее, — я ничем не могу помочь Вам, Министр.       Желание уйти стало настолько навязчивым, что кроме него и жуткой головной боли, пожалуй, в этом мире для меня не осталось ничего.       — Но, Гермиона… — начала до сих пор молчавшая Макгонагалл, но Бруствер остановил ее широким взмахом темной ладони.       — Мисс Грейнджер, — Министр встал, выпрямившись во весь рост, и теперь смотрел на меня так же, как и в военные годы — сухо, без тени эмоций.       Уперевшись ладонями в жесткие подлокотники, я тоже поднялась. Вскинула подбородок, заглядывая прямо в глаза Кингсли — и уже тогда осознала, что у меня нет такой роскоши, как выбор. Я ожидала вопросов, направленных на причины моего отказала — но, когда он негромко заговорил, пожалела, что поднялась на ноги.       — Заклинания изменения памяти — капризная вещь. Особенно те, что наложены не специализирующимся на них волшебником и не отменены в течение года.       Я замерла, не веря в то, что только что услышала. Уставилась на мерящего меня спокойным взглядом Министра, с силой закусывая нижнюю губу и чувствуя, как в животе начинает шевелиться что-то холодно-мерзкое, постепенно распространяющееся по всему телу.       — Шансы на возвращение памяти в таких условиях без помощи дипломированных колдомедиков — процентов пять. А на то, чтобы безвозвратно искалечить подвергшихся Обливиэйту людей — оставшиеся девяносто. Исключая смерть от болевого шока.       — Что вы имеете в виду? — губы не слушались. Собственный голос во внезапно возникшей тишине прозвучал глухо и безжизненно.       — Вы не согласились помочь мне бескорыстно, мисс Грейнджер, но у меня есть для вас деловое предложение, — от понимающей улыбки затошнило, — мастера ментальной магии, коих на нашем веку не так уж и много, обычно не восстанавливают память магглов — да и воспоминания волшебников привести в порядок обходится в кругленькую сумму. Я обсудил кое с кем вашу ситуацию — и мне назвали цену в триста пятьдесят тысяч галлеонов. За одного.       Семьсот. Тысяч. Галлеонов.       Не моргая, я смотрела прямо в карие глаза Бруствера. Когда-то казавшиеся мне добрыми — теперь они были филиалом ада, одним из котлов, в глубине которого определенно плескались алчные черти.       — Мисс Грейнджер, — он поднял голос на полтона, протягивая мне руку, — такая цена за выполнение моего поручения вас устроит?       Я протянула ладонь в ответ. Вместе с теплом от рукопожатия по всему телу к горлу поднялось отвращение.       — Грейнджер!       Я тупо посмотрела на высокую фигуру прямо передо мной. Так окунулась в воспоминания, что забыла, где я — прошатавшись по коридорам добрый час в попытках успокоиться, я сдалась и позволила ногам самим строить маршрут. И оказалась здесь. Похоже, посещать это место входило в привычку. Так же, как и уходить в себя наедине в Малфоем — опасность в его присутствии почти не ощущалась с того момента, как я обнаружила связывающее нас Созвездие.       «За сколько галлеонов в месяц ты продалась?»       Он смотрел на меня из-под полуприкрытых век — похоже, уже слегка успокоился. Хмурился, зажимая в губах сигарету. Платиновые пряди — встрепаны так, будто совсем недавно слизеринец запускал руку в волосы, то ли с намерением их взъерошить, то ли вырвать. Все пространство вокруг Малфоя пахло вишней, перемешивающейся с легким привкусом огневиски. Его взгляд был яростным, озлобленным и до жути потерянным.       — Малфой, — вздохнула, почти протянув руку навстречу — и замерла, осознавая, что только что чуть не совершила. Чертова жалость. Чертов Хамелеон.       Он тоже понял это. Отшатнулся. Нервно затянулся. Открыл рот, наверное, намереваясь выдать что-то вроде «не касайся меня, грязнокровка» — но промолчал, в очередной раз поднеся к губам почти дотлевшую сигарету.       — Что произошло? — я не особенно надеялась на ответ, но слова, как всегда бывало со мной в присутствии этого невыносимого человека, опережали здравый смысл.       — Странно, что ты не в курсе, — на удивление спокойно отозвался слизеринец. Можно считать, что даже миролюбиво — ну, в рамках применения этого слова к Малфою, конечно, — я думал, ты приперлась удостовериться, что ебаный Кингсли вытряс из меня все, ничего не упустив.       Мысли опять роились в голове, как стая комаров теплым летним вечером. Разноцветные квадратики воображаемого кубика-рубика, вместо цветных граней украшенные портретами всех так или иначе замешанных в происходящем, мелькали, меняясь местами и подстраиваясь друг под друга.       — Кингсли?.. — осторожно поинтересовалась я.       Изображать недоумение не пришлось — мой голос и так звучал достаточно озадаченно. В конце концов, со мной об этом не было сказано ни слова.       — Так ты действительно не в курсе, — он недоверчиво хмыкнул и, помолчав, выдал следующую фразу таким довольным тоном, как будто делился со мной величайшим секретом, — наш уважаемый Министр сегодня устроил парочке чистокровных допрос с пристрастьем. Интересовался, не мы ли с Забини перерезали прошлой ночью парочку нечистокровных семеек.       Он усмехнулся краешком рта — той самой, так ненавидимой мною гримасой. Щелчком пальцев отправил в полет дотлевший окурок, в задумчивости повертел в руках бумажную пачку — вероятно, выкуренная сигарета была последней — и скомкал ее в ладонях. Картон вспыхнул, даже не успевая разгореться — в мгновение ока чернея, он осыпался Малфою под ноги кучкой пепла, тут же подхваченной ветром.       Против воли, я удивленно сморгнула. Слизеринец заметил. Снисходительно улыбнулся. Определенно, он выглядел довольным устроенным мини-представлением. Я наблюдала за тем, как Малфой, порывшись в складках мантии, извлекает красивую фляжку. Откидывает поблёскивающую в сумраке крышку и делает глоток. Проглатывает, не морщась, и быстро облизывает губы. Кончик языка быстро скользит по нижней, скрываясь за искривленным в смешке ртом. С тем, как пил, например, Рон — хмуря брови, смаргивая выступающие от крепости слезы и неряшливо вытирая лицо рукавом — это не шло ни в какое сравнение.       — Грейнджер.       Я едва не подпрыгнула. Староста мальчиков стоял совсем рядом, почти в упор — еще ближе, чем раньше — и, вне сомнений, выражал крайнее недоумение, связанное с моим интересом к его физиономии.       — Малфой, — полшага назад, только чтобы видеть его целиком. Не потому, что расстояние между нами резко начало душить — и не потому, что от сладкой вишни, перемешанной с тяжелым запахом алкоголя, дышать стало как-то сложнее. Помотала головой. Нужно было срочно что-то придумать — как-то вывести его на дальнейший разговор, но в голове не было ни одной идеи на эту тему. В кои то веки мозг, казалось, отказывался функционировать — и вместо обычного роя мыслей в нем обреталась почти звенящая пустота. Как-то отстраненно я отметила, что снова произошло это — я провалилась в собственные мысли при нем, так, как частенько бывало с Гарри или Роном. Как будто — о, Мерлин, это даже звучало плохо — ощущала себя в полной безопасности.       — Я не знала, что Кингсли говорил с вами, — выдавила я, когда молчание стало совсем тягостным. По крайней мере, хотя бы здесь врать не пришлось.       — Со мной. Допрашивал.       — О.       Он отвернулся, запахиваясь в мантию. Похоже, проявить инициативу было не лучшей идеей. Вместе с мантией запахнулся и сам Малфой, натягивая ту самую отрешенно-безразличную маску.       — Я начинаю верить, что ты нихуя не знаешь, — пробормотал скорее себе под нос, и, слегка покачиваясь, направился к выходу.       Я осталась смотреть ему вслед.