
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
После завершения Великой магической войны жизнь понемногу стала возвращаться в привычное русло. Правда, далеко не для всех - связанные не только взаимной ненавистью, но и насмешливой судьбой, Драко и Гермиона ведут свои собственные сражения за право быть счастливыми.
Примечания
Работа написана в соответствии с заявкой, а потому существование соулмейтов прочно вплетено в канву повествования. В мире этого фанфика все обладатели магических сил твердо знают, что судьба рано или поздно сведет их с истинной второй половинкой - и в большинстве случаев это происходит само собой, абсолютно добровольно. Конечно, встречаются волшебники, которые полностью игнорируют эту аксиому - но они вынуждены вечно жить вдвоем, исключая саму возможность когда-нибудь завести ребенка. Соулмейты отмечены одинаковой россыпью родинок на теле, складывающейся в одно из созвездий (между собой их так и называют - "Созвездия") - и видеть такие "отметины" друг у друга могут только родственные души.
Метки будут появляться по мере написания, во избежание спойлеров. Из постоянного - POV, легкий ООС и нецензурная лексика (герои уже не дети, чтобы худшим оскорблением из их уст было что-то вроде "поганая грязнокровка").
Действие происходит после Второй магической войны. События фанфика полностью игнорируют эпилог последней книги.
Одна из целей моего фанфика - проследить, как будет меняться взгляд на жизнь персонажей. Будет много эмоций и много крушений привычной для них картины мира - потому что мне хочется показать, как вчерашние дети, едва уцелевшие в войне, учатся быть взрослыми.
Посвящение
Автору заявки - за то, что подал идею, как слегка разнообразить "классическую" драмиону.
И, как всегда, всем читающим этот текст и ожидающим продолжения <3
9. Осознание
14 февраля 2022, 02:41
Когда я вышла из-за портрета, руки слегка подрагивали. Староста мальчиков ждал меня там же, где и вчера — может, только на пару сантиметров ближе к каменной колоне. Игнорируя обычную мерзкую улыбку Малфоя, пробормотала что-то вроде скомканного приветствия и первой пошла вперёд. Сунула ладони в карманы мантии, чтобы скрыть дрожь, пониже опустила голову и поспешила скрыться в темноте коридоров прежде, чем, возможно, он снова захочет завести со мной разговор.
Малфой пошёл за мной. Без комментариев — что само по себе было практически невероятно. В коридоре перед лестницей мы встретили пару гриффиндорцев с пятого курса — и я поймала тот презрительно-брезгливый взгляд, который они бросили на старосту мальчиков сразу после того, как весело поприветствовали меня и заверили в том, что уже бегут в башню. Странное желание снять с них баллы просто за такое отношение зашевелилось где-то под рёбрами — и я тихо выдохнула, усилием воли улыбаясь в ответ и опять бормоча что-то. Кажется, заверяя их, что пара минут в запасе ещё есть.
Я не без опаски ступила на лестницу — память о вчерашнем дне все ещё отзывалась внутренним дискомфортом где-то с левой стороны груди, под ребрами. Оглянулась через плечо — Малфой продолжал следовать за мной с разницей в несколько ступенек. Сегодня он позволял мне вести.
Ноги сами несли меня по коридорам. Я едва обращала внимание на происходящее вокруг — шла, полностью погрузившись в собственные мысли, а слизеринец следовал за мной точно тень. Я не знала, с чем было связано то, что теперь я почти не боялась ощущать Малфоя за своей спиной, несмотря на утреннюю сцену — возможно, вопреки словам Джинни, Созвездие все же имело какое-то сглаживающее острые углы действие. Я все ещё не доверяла ему, но… он был странно молчалив сегодня. И казался почти нормальным. А может, все дело было в нескольких глотках огневиски.
Я повторяла его вчерашний маршрут. Шла тем же путём, правда, больше не пытаясь до боли в глазах вглядываться в темноту коридора. Это сыграло со мной злую шутку — в одном из полутемных коридоров я запнулась, словив носком кроссовка выщерблину в каменном полу. Резко затормозила, чтобы не упасть вперед лицом, сделала быстрый шаг назад — и ощутила, что коснулась не успевшего остановиться вовремя и с трудом не впечатавшегося в мой затылок Малфоя практически всем телом. Секундой позже его руки больно сжались на моих локтях.
Он зашипел где-то над ухом.
— Ты, блять, можешь быть не такой косолапой?
Я только вздохнула, сожалея о том, что спокойствию сегодняшнего вечера пришел вероятный конец, но в долгу решила не оставаться. Логика, как обычно, отключилось, стоило ему открыть свой чертов рот.
— Пока ты молчал, ты нравился мне больше.
Он хмыкнул. Я не сомневалась — мое замечание было взаимным. Малфой коротко, как-то хищно втянул носом воздух и придвинулся еще ближе. И неожиданно резко фыркнул — так, будто сдерживал смех.
— Баловалась огневиски?
В такой близости я тоже ощущала его запах. Он пах… так же, как пахла фляжка Рона. Наверняка так же, как я сама. Вот в чем крылся секрет странного малфоевского спокойствия и покорности сегодняшним вечером.
— Не я одна, судя по всему, — я подавила желание попробовать оттолкнуть Малфоя. Мерлин знает, что придет в голову пьяному слизеринцу. Просто замерла рядом, точно птичка в клетке. В клетке стальной хватки его ледяных рук.
— Минус десять баллов с Гриффиндора, — насмешливо произнес он, прекрасно зная, что не может снять с меня баллы. Глумился, — недавно ты осуждала меня за трах в Хогвартс-экспрессе, а теперь надралась перед патрулированием так, что не стоишь на ногах.
— Я запнулась, — голос прозвучал слишком обиженно. Слишком высоко. Как у маленькой девочки, которой несправедливо занизил оценку по Зельеварению покойный Снейп. Хмурясь, я выровняла дыхание прежде, чем продолжить. Пусть и все еще стояла спиной к нему, но в красках представляла всегдашнюю мерзкую ухмылку, определенно сейчас находящуюся на его бледном лице, — минус десять баллов со Слизерина за хамство и минус десять за патрулирование в нетрезвом виде.
— Стоило бы сразу лишить десяти баллов и Гриффиндор, лицемерка, — он выдохнул прямо в мое ухо, и я поежилась, против воли ощущая запах его дыхания.
От Малфоя не то чтобы слегка пахло алкоголем — уверена, больше к ситуации подошло бы «разило за метр». Как я не заметила этого раньше?
То, что он пришел на субботнее патрулирование подшофе не стало чем-то неожиданным вкупе с услышанной утром историей. Малфой однозначно ни в чем себе не отказывал даже в стенах школы, впрочем, как и другие представители его факультета. Что говорить о Слизерине — и среди гриффиндорцев, когтевранцев и пуффендуйцев до войны подобные вечера не были редкостью. Удивила лишь его смелость заявиться в таком виде для выполнения обязанностей старосты. Впрочем, не факт, что это была смелость — может, простое безразличие и природная наглость.
— Пошел ты, — я дернулась вперед, вырываясь из крепкой хватки.
Стремясь быстрее освободиться из плена его тела. Оказаться подальше от почему-то ледяных рук, обжигавших холодом даже сквозь мантию, твердого плеча и, Мерлин, слишком напряженного тела. Контраст с расслабленно-наглым тоном голоса ощущался разительный — его руки на моих локтях походили на кандалы.
Не оглядываясь, пошла еще быстрее. Негромкий смех Малфоя несся вслед, и он — тоже. Ступал легко и неслышно, плавно, как большой кот. Следовал за мной так, будто был моей тенью. Я даже не удержалась и оглянулась, проверяя, не использует ли он магию вроде той, что позволяла легко и бесшумно передвигаться Пожирателям в прошлом — встретила его красноречивый взгляд, осознала всю нелепость своего предположения и поспешила перевести взгляд обратно в глубину коридора.
Мы вышли на площадку, ведущую к Астрономической башне. В нерешительности остановившись перед дверями, я вытащила палочку — первым взмахом наложила на себя согревающие чары, вторым — заставила замок мягко щелкнуть, а дверь — медленно открыться.
— Грейнджер, — донеслось из-за спины, — Астрономическая башня не значится как обязательная точка патрулирования.
— Я всегда стремлюсь сделать больше, — отрезала я.
Подавила желание закатить глаза. В самом деле, объяснять ему, что мне захотелось выйти на воздух, не было никакого желания.
Он хмыкнул. И снова просто пошел следом, без всякой на то необходимости.
Смотровая площадка, как всегда, встретила холодным, по-осеннему пронизывающим ветром. Чары не давали телу замерзнуть, но сильные порывы все равно ощущались. К тому же, слегка накрапывал дождь. Я прошла дальше, оперлась носком кроссовка о выступ бойницы и скинула капюшон, запрокидывая голову и подставляя лицо под холодные капли. То, что от влажности потечет тушь, а волосы распушатся и станут в два раза объемнее, меня совсем не волновало.
Я почти забыла о присутствии Малфоя — очнулась только тогда, когда носа вперемешку с тяжелым ароматом дождя коснулся легкий запах табака. Нахмурилась, ощущая смешивающуюся с терпким вкусом сладость на кончике языка. Сигареты слизеринца пахли… вишней?
Я оперлась спиной о каменную стену, вполоборота разворачиваясь на Малфоя. Он стоял почти напротив — и, что ожидаемо, курил. Все те же, вероятно, маггловские сигареты — все с тем же скучающим выражением лица.
Очередной порыв ветра ударил его в лицо, в беспорядке подбрасывая отросшие светлые пряди. Огонек на кончике сигареты погас, и Малфой досадливо зашипел, вытягивая из кармана палочку. Я тихо выдохнула, ощущая, как защемило сердце.
В темном свитере, с зажатой в пальцах сигаретой, с растрёпанными ветром и мокрыми от дождя волосами, он неуловимо напоминал мне Гарри, притащившего как-то из вылазки в город пачку простого маггловского мальборо. В ту ночь я стояла рядом с ним так же, как сейчас, но не между каменных бойниц — мы находились в лесу, рядом со своими палатками. И тогда точно было значительно холоднее — кажется, тянулась та самая военная, напряженная зима. Я смотрела на аристократически-изящные, ухоженные пальцы, небрежно держащие сигарету, но видела только перепачканные чернилами после написания отчета для Кингсли мальчишеские руки со сбитыми костяшками и парой заусенцев около коротких ногтей. Смотрела на находящиеся в ужасном, наверное, по меркам Малфоя беспорядке платиновые волосы — и видела угольно-черные, слипшееся от влаги и торчащие жестким ежиком пряди, покрытые россыпью снежинок. Смотрела в серые глаза, но… ох, Мерлин.
— Грейнджер.
Я яростно мотнула головой, разрывая зрительный контакт с усмехающимся Малфоем, и отвернулась к проему, всматриваясь в окрестности Хогвартса. Вернее, изображая, что всматриваюсь — давно стемнело, и мои глаза были способны различить только несколько огоньков вдали, но не более. Похоже, слизеринец заметил, с каким вниманием я рассматриваю его и, вполне возможно, принял это на свой счет. Его смешок, услышанный краем уха, вместе с липкой дрожью скатился по позвоночнику.
— Малфой.
Я опять скорее почувствовала, чем услышала, что он подошел ближе. Остановился где-то за моей спиной. Подавив желание обернуться, я попыталась расправить плечи, лишь понадеявшись, что не кажусь слишком напряженной.
— Министерство доплачивает тебе за наблюдение за моими вредными привычками? — его голос звучал устало, без прежнего яда. Он помолчал, наверное, делая затяжку, — или, может, информация о предпочитаемой мной марке сигарет дорого стоит?
— Нет, — я сглотнула, пытаясь оставаться невозмутимой. Он опять завел эту пластинку — про грязнокровку-шпионку на верной службе у аврората.
— Тогда теряюсь в догадках, нахуя ты приперлась сюда и настолько внимательно меня рассматриваешь.
Я была уверена, что мои щеки слегка порозовели. Неловко переступила с ноги на ногу, обдумывая то, что собиралась сказать. Мне хотелось бы звучать убедительно — ровно настолько, чтобы отвести от себя подозрения и дать понять, что я не слежу за ним. От этих подозрений уже становилось мерзко — тем более, когда их высказывал чертов Малфой, явно не являющийся эталоном честности и порядочности.
— Я пришла подышать воздухом перед сном, — стараясь, чтобы голос звучал невозмутимо, я повернулась к нему и тут же подавила желание вжаться в стенку. Вместо предполагаемых пяти-шести шагов между нами было от силы полтора метра, — и, напоминаю, это ты последовал сюда за мной, а не я за тобой.
Он в сомнении изогнул бровь. В глазах мелькнула искорка интереса. Удивительно, но Драко Малфой был способен не только на презрительную усмешку или тот-самый-взгляд, заставлявший почувствовать себя пустым местом.
— Я не слежу за тобой, я наблюдаю, — я продолжала размеренно, скользя взглядом от почти дотлевшей сигареты, теперь зажатой в его губах, до мокрых прядей, прилипших к виску. Фраза еще окончательно не оформилась в сознании, но я уже знала, в какую сторону хочу рискнуть развернуть этот разговор, — и думаю над выполнением задания Макгонагалл.
Староста мальчиков фыркнул, но ничего не ответил. Сделал, наверное, последнюю затяжку — и отправил окурок вниз, щелчком вытолкнув в одну из бойниц. Я поймала его взгляд.
— Я героиня войны, Малфой, — небрежно-усталым тоном закончила фразу, глядя прямо в асфальтово-серые глаза, — и шпионить за кем бы то ни было ниже моего достоинства. Это мерзко. Это грязно.
— Грязно для грязнокровки? — сердце пропустило удар, когда мысль «он мне не поверил» сжала горло, но со следующей его фразой я расслабилась, — но я согласен. Это совсем не в твоем духе.
— Честолюбие не чуждо не только слизеринцам.
Мерзкое слово, вылетевшее из его рта, не ужалило меня. Может, дело было в том, что за войну я услышала миллиард вещей хуже, может в том, что привыкла к такому его поведению, а может — потому что в голосе Малфоя и сейчас не было яда. Только тень насмешки и безмерная усталость — будто он оскорблял меня по привычке. Нехотя, но выполняя свою обязанность — точно отправляясь на нелюбимую работу. Я ничего не ответила, только машинально потерла скрытый рукавом шрам на предплечье второй рукой. Малфой проследил за моим движением — и на секунду что-то странное отразилось на его лице, но быстро скрылось за безразличием.
— Ты не свела его? — неожиданно спросил слизеринец.
Я замерла, вглядываясь в его лицо. Черты ожесточились, губы — упрямо напряглись, а глаза сузились — точно в попытках скрыть интерес, плескавшийся где-то на дне зрачков.
— Нет, — я покачала головой, обхватывая кончиками пальцев предплечье и проводя по тому месту, где белели вырезанные безумной Пожирательницей буквы. Несмотря на одежду, я точно знала, что задеваю их подушечками пальцев.
— Почему?
Новая сигарета дрогнула в его пальцах прежде, чем он резким рывком затянулся. Я не заметила, чтобы Малфой в этот раз доставал палочку — вероятно, он поджег ее невербально. Где-то на задворках сознания возникла мысль, что он довольно силен — но тут же растворилась, полностью уступая место вариантам того, как ответить на его вопрос. Отмалчиваться или изображать непонимание не было смысла — слишком очевидно было то, что староста мальчиков ждет ответ. Что-то в холодном сером взгляде коснулось моего сердца — и мне не захотелось врать.
— Это — часть меня, — негромко проговорила спустя, наверное, минуту, — которая будет всегда напоминать мне о пережитом. Вечно, как клеймо.
Резко кивнув, Малфой отвернулся. Я с некоторым недоумением уставилась на широкий размах его плеч, гадая, что вызвало такую реакцию, и меня осенило. Вечно. Клеймо. Метка.
Согревающие чары, должно быть, давно рассеялись под дождем — и я не почувствовала этого сразу, увлеченная этим неожиданным недоразговором. Зато сейчас ощутила себя так, будто за воротник мантии кто-то высыпал горсть снега. Я почти не думала об этом раньше — не позволяла себе думать. Вести войну с Пожирателями всегда было проще, представляя их как пешек Волан-де-Морта, бездушных, готовых на все ради хозяина псов. Эта теория пошла трещинами еще во время многочисленных судов летом — почти у каждого из хладнокровных убийц, прикованных железными цепями к креслу, были близкие люди. Я старательно склеивала начинавшую трещать и грозившую рассыпаться на осколки при виде отпетых ублюдков, в последний раз перед казнью обнимавших своих детей, витражную картинку своего мира. Белое — Орден и сочувствующие ему, борющиеся за добро и справедливость люди, черное — все, так или иначе связанные с Волан-де-Мортом волшебники. Они заслужили это. Я заставляла себя не думать о женах и детях тех, кого своими показаниями отправляла в Азкабан на пожизненное заключение или сразу же приговаривала к смертной казни.
Что-то глубоко внутри меня разбилось и отозвалось болью, когда пришло осознание — не только на светлой стороне люди теряли близких. Не только за Орден воевали, чтобы сохранить свою жизнь. Не только на моей руке война оставила вечное напоминание о произошедшем.
С пугающей четкостью вдруг вспомнился день его слушания. То, как Малфой вел себя сейчас, совпадало с теми заседаниями, которые прошли после суда над Нарциссой. Он держался безразлично-скучающе, точно потеряв всякий интерес выбраться со скамьи подсудимых и вернуться на свободу. Вспомнились сухие кивки, сопровождаемые безразличными короткими репликами, когда Верховный судья Визенгамота зачитывал длинный список его обвинений и задавал вопросы. Его адвокат, низенький пухлый мужчина с визгливым голосом, сальными волосами и потными ладошками, копавшийся в кипе бумажек и бурно реагировавший на каждый выпад стороны обвинения — и он сам, как полная противоположность этого мелкого, суетливого человечишки. Каменное изваяние, застывшее в ожидании приговора и, казалось, прилагающее усилие для каждой короткой фразы, вырывающейся из плотно сжатых губ.
Потрясенная, я прижала ладонь ко рту. Только сейчас, уже когда все закончилось, до меня дошло — Малфою было, по большей части, все равно, что станет с ним самим. Первостепенное значение для него имело то, что Нарцисса оправдана. Не то что первостепенное — единственное.
Обнаружив, что темная фигура передо мной слегка двоится, я с удивлением сморгнула некстати выступившие слезы, благодаря Мерлина за то, что из легкой мороси дождь превратился в ливень, скрывая следы запоздалого осознания и сожаления, острыми шипами впивающихся в грудную клетку.