The Curse of Slytherin/Проклятие Слизерина

Драко

      Я не могу поверить. Просто, блять, не могу поверить, что ответ всё это время находился в грёбаной книге сказок для детей. Стоит ли говорить о том, каким идиотом я себя почувствовал, когда осознал, что рисковал жизнью, мотаясь по всей Европе рука об руку с самым опасным и могущественным волшебником всех времён… Лишь по той причине, что он на полном серьёзе отнёсся к какой-то чуши, выдуманной заебавшимся родителем для того, чтобы заставить своего малолетнего отпрыска поскорее заснуть.       Бузинная палочка, способная победить саму Смерть… Он вообще дочитал легенду до конца? Или хотя бы до середины, где говорится о том, какая бесславная кончина настигла Антиоха?       Гриндевальд. Даже среди самых малообразованных волшебников нет ни одного, кто бы не слышал о его легендарном поединке с Дамблдором. Существует множество архивных записей и статей, свидетельствующих о том, что Гриндевальд являлся хозяином бузинной палочки. В библиотеке мэнора я отыскал немало документов, включающих детальное изображение самого артефакта, правда, ни в одном из источников не было сказано, что это, Салазар прости, Дар Смерти.              Я рассказал об этом маме. Она долго держалась предельно серьёзно, но в какой-то момент прикрыла рот рукой и издала неприличный звук, совсем неподобающий настоящей леди аристократических кровей. Мы оба сошлись во мнении, что Тёмный Лорд в отчаянии. В правлении любого диктатора наступает время, когда его действия перестают казаться целесообразными, в каждом новом шаге прослеживается всё меньше логики. И для того, чтобы заметить это, достаточно просто наблюдать. В такие моменты ценность сверхсекретной информации резко падает, нет нужды быть посвящённым во все тонкости военного и политического дела, чтобы проанализировать текущую картину. Было необходимо обеспечить видимость таинственности и непостижимости масштабов власти для массового порабощения, и с позиции силы Волдеморту и Пожирателям смерти это удалось блестяще. Весь мир магии от чистокровных волшебников до водяного народа и кентавров трепещет перед силой Тёмного Лорда, его армии, Министерства магии, ведь с этой частью плана мы справились безупречно. Если бы всё двигалось в том же направлении и дальше, ему бы не составило труда занять пост министра уже к лету этого года.       Но теперь мне стало совершенно ясно, что Волдеморт не стремится занять кресло министра, не желает брать на себя бразды правления магической Британией, а после — и всем магическим миром. Его знания в политике поверхностны, решения зачастую чрезмерно экзотичны и импульсивны. Он окружил себя достаточным количеством людей, которым внушил их собственную значимость и уникальность, тем самым подсластив их эго, но держа в страхе, чтобы они выполняли за него всю работу. Пий. Амбридж. Яксли. Руквуд, Ранкорн, Снейп. Тёмный Лорд выстроил хлипкую и неизящную идеологию, на которой базируется новый режим, пока сам мечется в сказочных фантазиях и беспросветной паранойе, ведь ничего в мире он так не жаждет, как собственного бессмертия, которое и станет гарантом его безграничной власти. Лишь за это бесценное открытие стоит возблагодарить Лавгуд и барда Бидля с его дурацкими сказками, ведь они открыли мне глаза на самую суть этой чудовищной кровопролитной войны, в которую меня и сотни других детей, братьев, сестёр, отцов, матерей втянули против воли, заставив отдать абсолютно всё без остатка. Ради чего?       Всё больше ночей я провожу без сна. Всё чаще меня одолевают приступы беззвучной истерии, неизбежно перерастающей в болезненные судороги, во время которых окружающий мир плывёт перед глазами, ненавистные слёзы обжигают изуродованное лицо, безупречность которого мои пальцы больше не помнят. Чары — всего лишь трюк. И да, глаза врут. В этом и есть весь смысл трансфигурации, ведь ничто не способно перестать быть собой взаправду. Рано или поздно чары спадают, и ты понимаешь, что магия не всесильна.        Магия не всесильна.        Именно эта мысль пронзила меня одной бессонной ночью, когда я пребывал между сном и реальностью, наконец, сдавшись и прикрыв уставшие глаза.       Магия не всесильна.       Почему Тёмный Лорд, имея в своём арсенале тысячи всевозможных заклятий и чар, увлекался сомнительными легендами обоих миров и уверовал в правдивость детской сказки? Почему великий алхимик Николас Фламель отдал бо́льшую часть своей жизни на изготовление философского камня, идея которого подозрительно перекликается с описанием Воскрешающего камня, дарованного Кадму самой Смерью? Какова история обоих этих камней? Один уничтожен, второй не дал ожидаемого результата, однако о нём нам известно лишь из сказки. Но при чём здесь Нагайна? Могло ли её существование означать, что Тёмному Лорду удалось отыскать Воскрешающий камень и вернуть к жизни человека в другом воплощении?       Или… существует что-то ещё. Всё моё исследование было сосредоточено на анимагии и чарах осознанности, но что, если есть какие-то ещё способы достичь бессмертия? Ведь человек, который решил добиться этого во что бы то ни стало, никогда не остановится на одном варианте, пока не перепробует всё.       Я мигом аппарирую в библиотеку и подхожу к каталогу. К последним дням марта мне уже удаётся ходить без опоры, в стопах просыпается чувствительность, и, хотя я передвигаюсь всё ещё медленно, иногда я даже ухитряюсь пройти несколько шагов достаточно ровно.       «Бессмертие» — высекает кончик палочки на зачарованном пергаменте, и одновременно в нескольких местах библиотеки загораются бледно-зелёным светом корешки искомых книг. Я взмахиваю палочкой и дожидаюсь, когда шесть фолиантов сформируются в стопку и приземлятся мне в руки. Первое, что бросается мне в глаза, — хрупкая ветхость обложек и потемневшие до кофейно-коричневого оттенка страницы. Таких древних томов я давно не держал в руках. Это наталкивает меня на одну догадку, которой я нахожу подтверждение сразу же, как только нетерпеливо открываю первый том, продолжая удерживать стопку на весу.       Чёртова латынь.       Если в чём я и не преуспел во время обучения в Хогвартсе, так это в изучении мёртвых языков. К ним же относятся и древние кельтские диалекты, которые я без труда распознаю́ в трёх из шести томов, написанных, к тому же, от руки. Неужели авторы этих тёмномагических знаний были настолько тщеславны, что не пожелали собственноручно напечатать текст при помощи магии и заставили горбатиться за книгописанием магглорождённых?       Не сказать, что я совсем безнадёжен в понимании подобных текстов, — всё же я весьма неплохо ориентируюсь в рунах, толкование которых зависит от десятков различных комбинаций, но у меня нет времени копаться в каждом предложении по несколько часов, когда в сумме мне предстоит изучить порядка шести тысяч страниц.       Первой и совершенно непроизвольной мыслью, конечно же, была ностальгия по прежним временам, когда мы с Грейнджер устраивали совместный мозговой штурм, перебивая, дополняли гипотезы и идеи друг друга, понимая с полуслова. Наверняка она блестяще знает латынь — не может не знать. Но в следующий миг я крепко сжимаю челюсти и отгоняю прочь приятное наваждение. Мне следует возобновить занятия окклюменцией. Я слишком часто стал терять бдительность.       К тому же… Ей и так всё известно. Она не пожелала посвящать меня в тайну, и я её не виню. Я и сам не знаю, для чего мне всё это. Единственное, что я знаю наверняка, это то, что я никогда больше не хочу убивать людей. Даже не так — сама идея убийства мне отвратительна. Я долго думал о том, что же всё-таки сокрушилось во мне после пыток, комы и длительной болезни, но, затерявшись в путах потерянности и неопределённости, это осознание озарило меня тусклой, постепенно разрастающейся вспышкой. Оно ошеломило меня и подарило облегчение. Да, мне никогда не забыть того, что я сотворил, но что, если воспринять своё возвращение в мир живых как второе рождение? Или это уже третье?..       Ощущение слабости и беспомощности способно открыть новые грани личности и запустить внеплановую переоценку ценностей. Именно это со мной и произошло. Я решил не уделять слишком много внимания размышлениям о том, чем занимаюсь сейчас, но, по крайней мере, чувствую, что оно того стоит. Чувствую, что это правильно.       В самом деле что может быть лучше, когда никто не выстраивает ожиданий на твой счёт. Я понятия не имею, какова моя роль теперь. Сейчас я волен выбирать любую. Я свободен. Впервые в жизни, хоть и по-прежнему нахожусь на волоске от кровавой расправы.       Нарцисса встречает меня в растрёпанном виде и сонно моргает, хмурясь от света Люмоса. Поначалу на её лице отражается паника, но спустя пару мгновений она сменяется негодованием, когда взгляд мамы падает на увесистую стопку пыльных фолиантов, источающих характерный запах загробного мира.       — Мне нужна твоя помощь.       — Драко… который час?       — Около трёх.       Мама раздражённо стонет и протирает глаза тыльной стороной ладони, отчего свет её Люмоса направляется прямо мне в лицо, и я инстинктивно щурюсь.       — Помнишь, я говорила, что Тео не злоупотребляет моим гостеприимством?       — У меня всё же есть некоторые привилегии. А ещё ты ужасно огорчалась, когда я не обращался к тебе за помощью.       Она смеряет меня уставшим взглядом и кивает на стопку книг:       — Что это?       Я захожу в спальню, запирая дверь локтем, и коротко излагаю маме свои недавние мысли относительно планов Тёмного Лорда и его связи с Нагайной. Она внимательно слушает, силясь держать глаза открытыми. Мой рассказ явно впечатляет её, так как к моменту, когда я заканчиваю, Нарцисса окончательно просыпается и выглядит весьма сосредоточенной.       — И я бы хотел попросить тебя о помощи с переводом.       — Это… потрясающее исследование, Драко, — наконец произносит она.       Я моргаю от неожиданности и сомневаюсь, правильно ли расслышал.       — Серьёзно?       — Абсолютно, — мама медленно кивает и протягивает ко мне руки, забирая фолианты. — Подумай: то, что ты обнаружил, могло бы занять умы магического общества лишь десятки лет спустя, если не сотни. Разумеется, ни для кого не секрет, что Тёмный Лорд неоднократно восставал из мёртвых, но разве кто-то задумывался всерьёз о том, как это возможно?       Её слова пробуждают во мне азарт. Как же здорово иметь на своей стороне того, кто находит твой интерес чем-то исключительно важным.       — Так ты поможешь?       Мама глубоко вздыхает, внимательно глядя мне в глаза. Только не это.       — Позволь задать тебе вопрос.       Нет. Пожалуйста. Не спрашивай меня о том, чего я не знаю сам.       Я выжидающе смотрю в ответ.       — Какую цель ты преследуешь? Если разгадаешь тайну, что собираешься делать с этой информацией дальше?       Я отвожу взгляд и прикусываю щеку. Бьюсь об заклад, мама заметила, что я на взводе. За моим желанием разобраться во всём этом определённо не стоит обыкновенная скука — больше нет. Если я узнаю тайну бессмертия Тёмного Лорда, то не смогу продолжать бездействовать. Но что тогда? Какие у меня есть пути из заточения в собственном доме, если Волдеморту уже обо всём известно? А если и выберусь, куда подамся? Каковы будут мои дальнейшие действия? У меня нет соратников, нет друзей, нет грёбаного Отряда Дамблдора или чего-то в этом роде.       — Что-нибудь придумаю. Полагаю, со временем ответ станет очевиден.       Нарцисса недоверчиво ухмыляется, слегка приподняв подбородок.       — Истинный слизеринец.              Трудно утверждать наверняка, удовлетворил ли её мой ответ или, напротив, разочаровал. Но дальнейшие её слова заставляют меня отмести любые сомнения:       — Я помогу тебе.       Как же я люблю её.       Мои губы поджимаются в восторженной усмешке. Я с облегчением выдыхаю и плюхаюсь на кровать. Ноги чертовски устали.       — Я надеялся, что ты это скажешь. Я одолжу у тебя перо и несколько листов пергамента? И нужно попросить Дэйзи приготовить кофе.       Мама растерянно приоткрывает рот, опуская взгляд на книги, которые всё ещё держит в руках. Со стороны кажется, будто она замечает их лишь сейчас.       — Дай мне пару минут, ладно?       Она дружелюбно улыбается, отставляет фолианты на стол и подходит к шкафу, развязывая халат. Я незамедлительно отворачиваюсь, поднимаюсь с кровати и покидаю спальню, но, как только оказываюсь в коридоре, дверь захлопывается, а вслед за щелчком замка раздаётся ещё несколько характерных звуков запирающих заклинаний.       Сука…       — Ты думаешь, это смешно? — раздражённо шиплю я, дёргая за ручку.       — Я думаю, что это разумно, — слышится приглушённый голос Нарциссы, явно довольной собой. — Увидимся утром, милый. Постарайся поспать.       Я тихо выругиваюсь и устремляюсь в свою комнату. Подлая, несносная, хитрая ведьма. Иногда у меня складывается ощущение, что мы с мамой ведём некий пожизненный бой, в котором каждый старается как можно изощрённее одурачить другого. Сложно сказать, кто первый это начал, но, вероятно, лишь смерть одного из нас способна положить этому конец.       Зря я заявился к ней с книгами. Следовало приберечь хотя бы одну. Чёрт, я совсем потерял хватку. Затянувшиеся каникулы притупили все мои полезные навыки. Как я мог быть таким наивным? Вот, почему, должно быть, я прекратил близкое общение с мамой два года назад. Это произошло неосознанно, следует и впредь доверять своей интуиции.       «Ты молодец, сынок, но давай отложим вопрос бессмертия Тёмного Лорда до утра». Мне что, семь? Это меня бесит в Нарциссе больше всего: она не умеет общаться со мной на равных, как бы ни пыталась всякий раз меня в этом убедить. Для неё я по-прежнему остаюсь ребёнком, невзирая на всё, что я сделал и на что на способен, и вряд ли это когда-то изменится. За последние три месяца моя самооценка и так скатилась ниже некуда. Отбирать у меня нечто столь значимое, что имеет теперь для меня первостепенную важность и занимает все мои мысли, наконец, вытеснив беспрерывное самобичевание, как минимум, жестоко.       Я падаю на кровать и устремляю взгляд в потолок. Может, по мне и впрямь стало заметно, что я почти не сплю. В последнее время я не использую маскирующие чары и принципиально избегаю зеркал. Иногда мама скрывает мои шрамы, предварительно аккуратно спросив разрешения, но сам я не могу смотреть на них. Чары гламура мне удаются неплохо, однако, поскольку для их использования необходимо видеть своё исходное отражение, я принял решение лишить себя этого опыта. Всё равно, кроме мамы и Дэйзи, я больше ни с кем не общаюсь.       Раздражение постепенно утихомиривается в груди, и с каждым новым выдохом я приказываю себе расслабиться ещё больше. «Всё напряжение собирается в языке, — сказал однажды Снейп во время одного из уроков окклюменции. — Расслабь его, сделай глубокий двойной вдох и на выдохе ощутишь внутреннее спокойствие». Интересно, как сейчас в Хогвартсе? Насколько убедительно Снейп исполняет свою роль? Наверное, не очень приятно, когда всё молодое поколение волшебного мира ежедневно желает тебе смерти. Отряд Дамблдора я недооценил. Когда я посетил их первое собрание, данное мероприятие произвело на меня самое незначительное впечатление. Я был уверен, что дальше любительского дуэльного клуба для школьников это не зайдёт, но что мы видим теперь? ОД разросся в целое шпионское подполье прямо под носом Пожирателей, которые, к тому же, знают об этом, но не способны остановить. И самый дикий факт заключается в том, что всем этим руководит Лонгботтом. Бабушкин пончик, чьим боггартом был профессор зельеварения. Сомневаюсь, что сейчас боггарт этого психа принял бы хоть какое-то обличье.       Веки становятся всё тяжелее. Я был уверен, что не засну до рассвета, однако техника Северуса и вправду действует безотказно. Мне нужно было остановиться и позволить себе ощутить усталость. У Нарциссы жёсткие методы, жаль, что только они и работают. О себе могу сказать то же. Мы оба не сильны в выстраивании диалога, две трети наших бесед выливаются в бессмысленные споры.       На границе мягко окутывающего сна перед глазами мелькают всполохи разных воспоминаний.       Потрёпанные корешки книг, искажённые гротескные лица Пожирателей смерти, тонкий слой чёрного пепла, сквозь который проглядывается голубизна лунного камня.       Мягкие каштановые локоны и озорной прищур карих глаз, которые с каждым днём я помню всё менее отчётливо.       Чёрные радужки и бурные кудри, которые мне не забыть вовек, как бы отчаянно я того ни желал.       Холодный, насыщенный влагой ветер, совсем нехарактерный для летней поры. Узкая площадка высокой башни, тесно уставленная различными астрономическими приборами: десяток секстантов и астролябий, несколько армиллярных сфер разных размеров. Седовласый старик, обессиленно привалившийся к балюстраде, мертвенно бледная кожа, пронизывающий взгляд небесно-голубых глаз, которые за долю секунды считывают меня насквозь, словно раскрытую книгу.       И волшебная палочка, замершая в воздухе всего на мгновение перед тем, как исчезнуть в ночном мраке.       Та самая палочка, изображения которой я изучил в мельчайших деталях.

***

             Чашка чёрного чая опаляет моё лицо тёплым паром. У меня давно затекла рука, подпирающая подбородок, но я даже не думаю менять положение. Я тяжело вздыхаю и в сотый раз скольжу взглядом по разложенным на столе статьям и различным эссе, в которых есть прямые и косвенные упоминания Гриндевальда, Дамблдора, бузинной палочки и других её хозяев. Кажется, за последние пару месяцев я провёл в этой библиотеке намного больше времени, чем за всю свою жизнь. Мне стало интересно, бывал ли здесь Тёмный Лорд. Знает ли он, что практически у каждого жильца и гостя мэнора всё это время был доступ к информации, за которую полагается смертная казнь?       Благодаря маминой выходке я проспал почти до полудня. Небывалая роскошь, однако чувствую я себя не многим лучше, чем раньше. Сейчас я стараюсь как можно меньше прибегать к аппарации и передвигаться исключительно пешком. С каждым днём выходит всё лучше — вероятно, если бы с самого начала я наблюдался у профессионального целителя, он бы не выдвигал столь пессимистичных прогнозов. Однако, именно благодаря осознанию того, что я никогда не смогу ходить самостоятельно, мне удалось проявить должное упорство и встать на ноги за несколько недель. Как бы меня ни одолевала тяжесть апатии, внутренний стержень не позволил мне сломаться окончательно. Я упрям — этого у меня не отнять.       В последние дни я редко наведываюсь в подземелье. Надеюсь, Дэйзи не даёт Лавгуд скучать. Моё самоубийственное расследование занимает почти всё свободное от сна и тренировок время. Весенняя оттепель действует на моё сознание странным образом — меня постоянно преследует чувство, будто осталось совсем немного времени. Возможно, всего лишь привычка к цикличности учебного года, а может, во мне говорит некое предчувствие.       Если я действительно что-то найду… Как это повлияет на течение войны? Как далеко уже зашёл Орден Феникса? Если миссия Поттера настолько важна, что Грейнджер не пожелала посвящать меня, означает ли это, что у войны и вправду может быть два исхода? Так считал Дамблдор. Хоть я никогда не находил его мнение надёжным, Снейп был предан ему до последнего. И если оснований верить старику у меня немного, то Снейпу я верю безоговорочно. Он не считал Дамблдора безумцем.       Мыслительный поток прерывается приближающимся стуком каблуков, и я случайно обнаруживаю, что мой нетронутый чай давно остыл. Я лениво приподнимаю голову, не разгибая затёкшей руки.       — Драко.       — Нарцисса.       Мама утомлённо вздыхает, но никак не реагирует на прозвище, используемое мной сугубо в тех случаях, когда я вынужден продемонстрировать мой недружелюбный настрой. Она приближается к моему столу и кладёт на него небольшую стопку пергаментов, исписанных её почерком. Я внимательно осматриваю их и затем поднимаю глаза на неё. Нарцисса выглядит уставшей. Я бы даже сказал, измотанной.       — Ты что, провела всю ночь без сна?       — Не тебе одному присуще любопытство, — произносит она, слабо улыбаясь. — Ты был прав. Здесь действительно кое-что есть. И, думаю, ты напал на нужный след.       Я судорожно сглатываю и выпрямляюсь. Изучая листки один за другим, я убеждаюсь, что мама проделала колоссальную работу, выписав только самое необходимое. Текста достаточно много, но из страницы в страницу я замечаю одно и то же повторяющееся слово, выделенное красными чернилами.       — Крестраж, — рассеянно шепчу я. — Ты слышала об этом раньше?       Нарцисса медленно качает головой и опускается в соседнее кресло.       — В трёх из шести фолиантов это слово упоминалось лишь мельком. В четвёртом изложена более детальная информация. Это очень редкая и поистине тёмная магия, Драко, и я ума не приложу, как подобного рода знания полвека назад могли храниться в Хогвартсе. Если, конечно, Тёмный Лорд не узнал об этом от кого-то другого…       Я почти не слушаю её. Всё моё внимание сосредоточено на аккуратно выведенных строках, и с каждым прочитанным словом я ощущаю, как липкий холод распространяется по спине, шее, груди и проникает внутрь.       Убийство… Раскол души… Любой предмет, но также и одухотворённый сосуд… Исключительная устойчивость к любому виду внешнего воздействия… Несокрушимая магия…       Я моментально вспоминаю ночь вторжения в Министерство. Медальон, который Грейнджер сорвала с Амбридж… Как он оказался у старухи? И как, чёрт возьми, им стало о нём известно? Где остальные крестражи? Если их невозможно уничтожить, то как…       — Нагайна, — резко выдыхаю я, прерывая Нарциссу. — Она была одним из сосудов, в котором хранился осколок души Волдеморта.       У меня начинает кружиться голова. Значит, это и есть миссия Поттера. Они охотятся за остальными артефактами, потому что каким-то образом выяснили, как их уничтожить. Ведь, если у Тёмного Лорда не останется ни одного из осколков души, он вновь станет смертным.       — Драко, послушай…       — Их не может быть слишком много, — рассуждаю я, поднимаясь из-за стола, и принимаюсь неторопливо шагать по библиотеке. — Душу невозможно раскалывать до бесконечности. Скорее всего, два уже уничтожены, но, возможно, значительно больше, — я останавливаюсь и оборачиваюсь к маме. — Отец вёл дела с Горбином. Известно ли тебе о каких-нибудь артефактах, которые представляли для Люциуса особую ценность?       Нарцисса растерянно моргает и нервно усмехается:       — Ты ведь не думаешь, что какой-то из крестражей может храниться в мэноре?       — Один из них каким-то образом оказался у министерского работника. Из чего напрашивается вывод, что не все артефакты были надёжно спрятаны.       Мама недоумевающе хмурится, так как, по всей видимости, не улавливает контекста в моих словах, однако не решается обременять меня лишними вопросами.       — Не знаю. Люциус много чего приобретал у Горбина. Но после событий в девяносто втором его интерес поубавился…       — Ты про Тайную комнату?       Чёртов. Дневник.        Я помню его. Помню, как отец был вне себя от ярости, когда Добби предал его. Он говорил про дневник, в котором Поттер преподнёс нашему эльфу носок. Но также я хорошо помню, как перед началом учебного года, когда мы отправились в Косой переулок, отец взял с собой странную вещицу в мягком кожаном переплёте без надписей. Помню, как во время короткой стычки с Уизли во «Флориш и Блоттс» он подсунул эту, как мне тогда показалось, книгу Джинни Уизли, но, будучи бестолковым ребёнком, я не придал этому никакого значения. Всего несколькими месяцами позднее девчонка едва не погибла. Чертовски не похоже на совпадение.       — Драко, — мама хватает меня за руку, привлекая моё внимание, когда я прохожу мимо неё. — Я считаю, что тебе не стоит в это ввязываться. Это слишком опасно.       — И, тем не менее, ты рассказала мне.       Она выдерживает короткую паузу, подбирая слова.       — Я сомневалась. Но я обещала тебе. Подумай: как ты можешь повлиять на всё это? Поттер знает, что делает, у него есть надёжная поддержка и защита. Уверена, они с друзьями всё продумали — как видишь, им удалось отыскать оружие. С ним Гермиона, они справятся…       — Вот именно, — жёстко обрываю её я. — С ним Гермиона. И, как ты сама сказала, это слишком опасно.       Нарцисса выдерживает мой взгляд и плотно сжимает губы, приподнимая голову.       — Хорошо, — сухо отрезает она. — Как ты собираешься отсюда выбраться? Думаешь, ты всё ещё обладаешь привилегией свободно аппарировать в любую точку за пределами поместья после того, как Тёмный Лорд узнал, что ты жив? Я предлагала тебе бежать, когда это было возможно. Ты выбрал остаться.       — Ты сейчас серьёзно? Если бы я не остался, тебя бы уже давно убили.       Мама выпускает мою руку и кладёт ладони себе на колени.       — Я лишь призываю тебя не принимать безрассудных решений. Я понимаю, каково, должно быть, состояние эйфории после разоблачения тайны, но нельзя просто взять и перечеркнуть всё, через что ты прошёл за последние месяцы.              Я прекрасно вижу, что происходит. Мама сейчас говорит не обо мне. Она говорит о себе — умоляет меня оставить всё, как есть, чтобы больше никогда не столкнуться с той болью, которую я ей причинил. Уверен, она бесконечно жалеет о том, что сдержала слово и показала мне перевод. Мне не нужна легилименция — сокрушение о допущенной ошибке читается в её исполненных страха глазах.       — Разумеется, я не стану, — мой тон смягчается, и Нарцисса прикрывает уставшие веки. — Это лишь мысли вслух. Ты права, просто так мне отсюда не выбраться. Должно быть другое решение.       Мама облегчённо кивает и потирает подушечками пальцев виски. Я легко касаюсь её плеча, отшагиваю в сторону и совершаю едва заметное движение волшебной палочкой, после которого дыхание Нарциссы обрывается.       Я оборачиваюсь и медленно наклоняюсь к её неподвижному телу, глядя прямо в широко распахнутые глаза.       — Что бы со мной ни случилось, — тихо проговариваю я, — если Гермиону схватят, поклянись, что спасёшь её. Сделай всё, чтобы она выжила.       Я подношу кончик палочки к виску Нарциссы, и что-то внутри меня болезненно сжимается.       — Сегодня ночью я предстану перед Тёмным Лордом. Прости, мама. Но это единственное решение. И спасибо, что помогла.       Ещё ни разу заклятие Забвения не давалось мне так тяжело. Я готовился к этому моменту каждый день — знал, что однажды он обязательно настанет. Я не жесток — знания, извлечённые из монографий обливиаторов, позволяют мне стереть лишь воспоминания о крестражах, прочие останутся неприкосновенны. Но ощущение нижайшей подлости не покидает меня до самой последней секунды действия заклинания, когда, наконец, мамины глаза закрываются, а я обессиленно отшатываюсь и тяжело выдыхаю.       Последнее, что я делаю перед тем, как покинуть библиотеку, — бросаю все мамины записи в камин и наблюдаю за тлеющими пергаментами, стремительно поглощаемыми языками пламени.

***

      Возможно, я окончательно сошёл с ума. У меня даже нет плана. Впервые в жизни я полагаюсь на волю случая, в то же время заведомо понимая, что вряд ли эта затея обернётся чем-то хорошим. Мама была права: знание о крестражах выбило почву у меня из-под ног, моё сознание пребывает в полнейшем хаосе. Надежда ослепила меня — даже в самых смелых фантазиях я не мог и вообразить себе, что победа над Волдемортом возможна. Я прослужил под его командованием почти год и видел, насколько стремительно развивается и ширится его армия, каков он сам, какова сила его магии. Даже если бы ряды Ордена пополнили лучшие бойцы, чья численность в разы превосходила бы Пожирателей, на их стороне нет столь могущественного волшебника — нет своего Тёмного Лорда, такого же беспощадного и сильного лидера, готового отдавать чудовищные приказы о массовом уничтожении.       Но если Волдеморта не станет… Готов ли кто-то занять его место? Его уверенность в собственной неуязвимости настолько велика, что он даже не размышляет о необходимости искать продолжателя своего дела. Он никому не доверяет, каждого подозревает в измене — уверен, после моего предательства Тёмный Лорд превратился в законченного параноика. Пожиратели смерти — всего лишь оружие. Погибнет их лидер — они тотчас подадутся в бегство. Орден Феникса же будет сопротивляться до последнего воина.       Вот почему вера Грейнджер непоколебима. Она знала об этом с самого начала, но, поскольку понимала, что поиски крестражей затянутся на месяцы, если не на годы, отважилась броситься в самое пекло войны, чтобы вытащить из него каждого, до кого сможет дотянуться.       Храбрая. Бесстрашная.       Такая хрупкая.       Мне чертовски её не хватает — особенно, сейчас. Я стараюсь об этом не думать, занимать себя чем угодно, лишь бы не чувствовать, как же сильно я по ней скучаю.       Так странно. Я почти не помню её. Ни то, как ощущаются её объятия, ни то, как она смеётся или задумчиво хмурится; её запах — самый восхитительный на свете — хранится в моей памяти нечёткими ассоциациями. Но тоска такая же, как и прежде.       Я люблю её. И моя любовь непреложна.       Временами я задумываюсь о том, взаимны ли ещё мои чувства. Гермионе было больно, весть о смерти родителей раздавила её, но после… Она не могла не усомниться в том, покорился я или ослушался. Она слишком умна, чтобы так легко поверить в моё малодушие. Существует ли хоть какая-то вероятность того, что её ненависть обернулась скорбью? И, если она узнает, что я выжил…       До сегодняшнего дня я думал, что этого никогда не случится. Но эйфория затуманила мой разум настолько, что теперь наша встреча кажется лишь вопросом времени. Я не жду её прощения, не надеюсь на милосердие, но молюсь, чтобы она позволила мне помочь.       Неизвестность страшит, и я сам удивляюсь, насколько изменились мои приоритеты в считанные секунды. Этой ночью моя жизнь может оборваться, но если я не попробую, то какой будет в ней смысл?       Я открываю глаза и делаю глубокий вдох. Прошло больше девяти часов с тех пор, как я перенёс маму в спальню, напоив зельем сна без сновидений, и уничтожил все шесть фолиантов, лежащих на её столе. Оставшиеся часы до собрания я посвятил окклюменции, искореняя воспоминания одно за другим. Заявляться в обеденный зал на глазах у всех участников собрания, на первый взгляд, кажется абсолютно безумной идеей, но оставаться с Лордом Волдемортом наедине в разы рискованнее. Поскольку у меня и так не много шансов на успех, я полагаю, что смогу смириться с чередой публичных унижений и насмешек — они могут оказаться мне на руку. Внимание Тёмного Лорда не будет сосредоточено на мне одном.       Я выдыхаю и медленно считаю до десяти. Через несколько минут решится моя судьба, но я почти не боюсь. Ничего страшнее того, что я уже пережил, мне не грозит. Кажется, будто я прожил сотни лет и преисполнился мудростью сотен поколений — осталось лишь едва ощутимое волнение. Меня больше не беспокоит мой статус, я не озабочен вопросом, удосужусь ли ещё когда-то всеобщего уважения. Я совершил слишком много ошибок, чтобы рассчитывать на подобное. Сейчас важно лишь одно: любой ценой добиться шанса оказаться за пределами мэнора.       Я поднимаюсь на ноги, игнорируя тупую боль от долгого сидения на полу, и снимаю с зеркала матирующие чары, встречаясь с собственным отражением. После продолжительного сеанса окклюменции это делать намного проще. Провожу кончиком палочки вдоль каждого шрама, наблюдая, как постепенно сглаживается рельеф моей кожи, и рубцы становятся едва заметными. Я должен произвести впечатление крепкого человека, преодолевшего все трудности, но оставаться кротким и смиренным. Пожертвовать холодной надменностью будет не так уж и просто, но Тёмный Лорд и не должен распознать во мне прежней силы — я изменился. Раньше я бы скорее отсёк себе руку, чем позволил Пожирателям смерти посчитать меня жалким, однако теперь моё эго не нуждается в ублажении. Я всё ещё слизеринец и действую в соответствии с моими возможностями. То, что всю жизнь воспринималось мной как проклятие, может стать моей привилегией.       Когда завершающее движение палочки скрывает последний рубец, я прячу её во внутренний карман пиджака — скорее как талисман, ведь я точно уверен, что не воспользуюсь ей. Моя походка оставляет желать лучшего, и хотя это именно то, что мне сейчас нужно, спускаясь по лестнице, я морально готовлюсь к коллективному высмеиванию моего состояния.       — Пошли к чёрту, — шепчу я в пустоту, и мои губы изгибаются в холодной улыбке. Я спокоен как никогда. Пусть наслаждаются шоу.       Достигнув коридора, я слышу доносящиеся из зала голоса. Похоже, сейчас происходит вечерняя трапеза. Заседание завершено.       Я останавливаюсь перед массивными дверьми, в которые входил сотни раз, но, кажется, будто сегодня окажусь за ними впервые.       Последний глубокий вдох.       Створки отворяются, и я вхожу внутрь.       Голоса мгновенно затихают, десятки взглядов устремляются на меня.       — Взгляните, кто почтил нас своим визитом. Какой поистине необыкновенный вечер.       От голоса Тёмного Лорда по телу пробегает дрожь, и я почти рад раздающимся отовсюду смешкам. Я представлял себе этот момент тысячу раз, но реальность не идёт ни в какое сравнение с бесплотной фантазией. Это в самом деле происходит…       И всё это не более чем выдумка твоего сознания. Несуществующая сцена с фальшивыми персонажами. Вдох… выдох…       Медленно шаг за шагом я приближаюсь к Тёмному Лорду, стараясь ступать твёрдо и уверенно, однако полностью скрыть хромоту я не способен, и Пожиратели смерти, разумеется, это замечают.       — Разучился ходить, а, Малфой? — с издёвкой комментирует кто-то из Пожирателей, перекрикивая хохот и улюлюканье, но мне нет до этого дела. Я упорно двигаюсь к цели, окклюменционный щит заглушает всё лишнее, превращая в фоновый шум.       — Каково это — спариваться с грязнокровкой? — возникает ещё один голос. — Может, ты ещё и имя её запомнил?       Я слышу слова, но абсолютно глух к сути. Ни стыда, ни гнева, ни страха.       Вдох… выдох…       Я опускаюсь на колени и склоняю голову.       — Мой Лорд, — тихо проговариваю я.       — Встань, Драко Малфой.       Я тяжело сглатываю и, кривясь от боли, повинуюсь. Мне стоит немалых усилий удерживать равновесие, чтобы не пошатнуться, и эта попытка вызывает у всех присутствующих очередную волну веселья. Когда-то я сидел за этим столом и точно так же насмехался над корчащимися на полу пленниками. Кажется, будто это было в прошлой жизни.       Тёмный Лорд направляет на меня палочку, и я чувствую, как развеиваются маскирующие чары, мгновенно обнажая шрамы, уродующие моё лицо. Раздаются присвистывания и надсадный кашель, звуки всеобщего увеселения всё меньше напоминают человеческие.       — Не стоит стыдиться последствий своего поражения, Драко, — смакуя каждое слово, произносит Тёмный Лорд. — Всем интересно увидеть, как выглядит истинное лицо предателя.       Я борюсь с искушением обвести взглядом зал, но продолжаю сосредоточенно смотреть в жёлтые глаза с вертикальными зрачками. Моё тело неподвижно, лишь пальцы слегка подрагивают от напряжения.       Вдох… выдох…       — Я знаю, что заслуживаю смерти, мой Лорд, — с покорным раболепием начинаю я. — И, если на то будет ваша воля, я со смирением приму её. Но, если я всё ещё могу оказаться чем-то полезен…       Мне не удаётся завершить фразу — шипящий смех Тёмного Лорда наполняет зал и пробирается под кожу, отчего я внутренне содрогаюсь — хотя, уверен, не я один. Готов поклясться, что ничего чудовищнее этого звука я ни разу в жизни не слышал.       — Вы слышали это, друзья? — восторженно восклицает он. — Истинный отпрыск своего отца. Словно призрак самого Люциуса, трепещущий передо мной в те славные времена, когда я лишил его дарованной ему власти. Как он унижался и лобызал мои ноги, лишь бы вымолить пощады для себя и своего никчёмного семейства.       Пожиратели неистово поддерживают остроумие своего господина, и под звук их несмолкаемого хохота Тёмный Лорд откидывается на спинку своего трона, скрещивая руки на груди.       — Давайте прибегнем к творческому подходу. Мне интересно ваше мнение, чем же может нам пригодиться немощный калека, оскорбивший доверие Лорда Волдеморта.       Вопрос явно нёс риторический характер, однако порядочно захмелевшие Пожиратели смерти воспринимают его буквально, вовлекаясь в игру:       — Я как раз недавно ненароком прикончил своего домового эльфа, пусть прислуживает в моём поместье, — изрекает Долохов.       — Ну и каков с этого прок Тёмному Лорду? — протестует Эйвери. — Надо мыслить шире, не будь таким эгоистом.       — Пусть таскает трупы после побоищ, — предлагает Гойл-старший.       — Чтобы щенок мог сбежать в любой момент? — рычит Сивый.       — Если отобрать у него палочку, далеко не убежит! Пусть таскает мертвецов на своём тощем горбу!       — Да вы взгляните на него, он едва держится на ногах.       Невиданное оживление то и дело прерывается взрывами смеха, абсурдные предложения поступают одно за другим, но Тёмный Лорд лишь наблюдает, глумливо осклабившись. Я продолжаю смотреть на него, сосредоточив все силы на окклюменции. Славно, что я произвёл столь однозначное впечатление на этих идиотов. Поразительно, как быстро забываются прежние заслуги, как легко потерять уважение старших волшебников, если тебе всего семнадцать, хотя многих из них я превосходил практически во всём. Никто из них не обладает той быстротой реакции и лишь некоторые могут похвастаться острым умом.       — А что, если отправить его на службу в Гринготтс? Будет трудиться в окружении полукровок и гоблинов, патрулируя целыми днями напролёт.       Я моргаю от неожиданности и перевожу взгляд на длинный стол, мгновенно отыскивая того, чьи слова заставили остальные голоса смолкнуть.       На лице Тео застыла азартная улыбка, но огонёк страха в глазах выдаёт его нервозность. Нотт-старший похлопывает сына по плечу, и я отмечаю, что лишь половина его лица кривится в усмешке, в то время как вторая остаётся парализованной вследствие пыток.       — Неплохо, — одобрительно отзывается кто-то из Пожирателей.       — Малец подал хорошую идею, — подхватывает Роули. — В банке сейчас напряжённая обстановка, к тому же, Руквуд позаботился о надёжной защите.       — Так и есть, — довольно ухмыляется Руквуд. — В Гринготтс действует всего один камин, активируется чётко по расписанию. Остальные входы и выходы для сотрудников заблокированы.       Я едва разбираю его слова, ментальный щит надтрескивается, слабость в ногах становится непреодолимой. Если попробую сдвинуться с места, скорее всего, рухну прямо у ног Тёмного Лорда. У меня больше нет сил убеждать себя в том, что всё происходящее — плод моей фантазии, но в этом и нет необходимости. Это действительно необычайно похоже на сон, причём, самый лучший на фоне всего того дерьма, которое обычно снится мне по ночам.       Я буквально принуждаю себя вновь повернуться к Тёмному Лорду, чей взгляд уже обращён на меня. Затянувшаяся тишина сдавливает пространство и отяжеляет атмосферу настолько, что я почти не могу дышать. Словно плотность воздуха увеличилась до состояния некой вязкой материи.       — Что скажешь, Драко? — с насмешкой произносит Тёмный Лорд.       У меня есть всего пара секунд на выбор правильной реакции, и это чертовски сложно, учитывая, что все мои силы сейчас направлены на сохранение равновесия.       — Полукровки и гоблины, — едва слышно повторяю я. — Я почту за честь служить вам, мой Лорд. Если так я смогу выразить вам своё раскаяние.       Сердце колотится с такой силой, будто вот-вот проломит грудную клетку. Смех и выкрики звучат настолько далеко, словно доносятся откуда-то из-за пределов территории Малфой-мэнора, спёртый холодный воздух, пропитанный запахом жареного мяса и вина, на мгновение кажутся последним, что я запомню перед тем, как потеряю сознание.       Тёмный Лорд надменно приподнимает голову, указывая взглядом вниз.       Я обессиленно повинуюсь и вновь падаю на колени, собрав остатки своего самообладания перед тем, как кончик волшебной палочки прикасается к моему виску.