Легенды о тиграх

Тихо гудело бездонное небо, шуршали, будто шепча, темные травы, где-то вдали смеялась городская река — ночь полнилась шорохом откровений... — Чего ты боишься? — Луны. Она будит в моем сознании то, что должно спать вечно. А чего боишься ты? Ацуши повернулся. В его глазах блеснуло отражение звезд и застыло его собственное, искаженное долгими годами в плену Тигра. — Тебя, — честно ответил он. — Он — это то, что все еще живо глубоко внутри тебя самого, — раздался негромкий голос. Зверь опустил взгляд, а Ацуши поднял голову и встретился с мерцанием темных глаз. Дазай явился тенью, послушная ночь проглотила звуки его шагов. — Я... Я не имел в виду ничего плохого, — смущенно пробормотал Накаджима. Зверь посмотрел на него странно — мягко, почти нежно, то ли печально, то ли пусто. — Я только хочу... «...Хочу, чтобы твоя тьма стала частью того света, который горит во мне, хочу уберечь тебя». Губы Дазая тронула мягкая улыбка. Тихо прошелестев подолом плаща, он уселся между ними на траву, и они доверчиво и преданно прильнули к нему, ища уюта и прячась от ночной прохлады. Дазай осторожно зарылся пальцами обеих рук в их светлые волосы, даря ласку, и задумчиво посмотрел на небо. Тишина вокруг медленно заполнялась густым дымом снов. — Красивые сегодня звезды, правда? — неожиданно произнес Дазай, разбудив задремавшего Ацуши, убаюканного его объятиями и сонным сопением Зверя. Накаджима приподнял потяжелевшую голову с теплого плеча. — Мне кажется, звезды всегда красивые, — ответил он, взглянув в вышину. Небо переливалось, искрясь бледными кометами и волнуя глубоко в сердце какие-то потусторонние струны. — Без них ночью было бы совсем темно, — улыбнулся Дазай и посмотрел на Ацуши. — Как хорошо, что не бывает ночей без звезд. «Даже во тьме всегда отыщется свет». — А если бы не было тени, то рано или поздно мы бы сгорели в солнечных лучах. — Осаму повернулся к Зверю. — Хорошо, что не бывает дней без тени. «Не существует такого света, в котором не скрывался бы мрак». — Знаете, как это называется? — улыбка Дазая хитро блеснула. Глядя на него, на игривый, загадочный, мудрый блеск в его глазах, Ацуши ощутил небывалое облегчение и всей душой улыбнулся в ответ. Осаму не был чародеем, и все же его слова таили необъяснимую, мощную магию. Рядом с ним, казалось, оживали самые сокровенные тайны, и мир, разоблаченный, беспомощно ярился и проклинал неслыханную дерзость. В ответ на гнев Накаджима смеялся, смеялся Зверь — ради Дазая они бросили бы вызов и целому миру. «Это называется "гармония"», — думал Ацуши, засыпая на плече Осаму и крепко сжимая в своей ладони горячую ладонь Зверя. Его макушки ласково коснулся легкий поцелуй. На серебристых прядях Зверя теплел такой же.