Путь домой

Глаза открывались тяжело, в теле ощущалась свинцовая боль. Он вновь находился в больнице, все в той же палате, будто и не уходил из нее. Ему казалось, что это какая-то новая тюрьма, стоило ему выйти из себя, его тут же перевозили и оставляли здесь на пару суток. Когда Майки был жив, никогда такого не случалось, сейчас же — на каждом шагу. Не будучи в силах разобраться с его жизнью, они всегда решали, что лучшим выходом будет отвезти его в больницу. Будто он был маленьким провинившимся ребенком, а родители, всегда занятые люди, делали вид, что понимают его, говорили с ним, дарили подарки и уходили, оставляя одного. А потом ставили в угол за что-то. Что он сделал не так? В носу чувствовался сухой воздух, отдававший в голову. Харучиё лежал на кровати, стараясь вдыхать глубже, но воздух будто не попадал в легкие. Он ощущал, как медленно накатывает паника, Санзу поднес руку к лицу, чувствуя на выдохе теплый воздух, но все еще казалось, что кислорода ужасно мало. Рука скользнула ниже к шее и сжала ее, ощущая, как бьется сонная артерия, Харучиё сжал руку чуть сильнее, сглатывать слюну стало тяжело, голова стала тяжелее. Пара секунд и он убрал руку, вдыхая свежий, но все такой же сухой, воздух. — Как спалось? В палату зашел доктор вместе с медсестрой, она шла за ним следом и несла в руках поднос с поздним ужином. — Хорошо, — отозвался Санзу, чувствуя, как сухой язык едва отдирается от неба. Он сел в кровати, положив подушку себе под поясницу, и потянулся за маленькой коробочкой с соком. Врач задал еще пару вопросов, но на этот раз Харучиё не отозвался, ему было сложно собрать в голове свои мысли, хотелось их полностью отпустить. — Надеюсь, вы хорошо поужинаете и ляжете спать. Если вдруг вас будет мучать бессонница, обратитесь к медсестре на посту, она выдаст снотворное, — он еще раз посмотрел на Санзу и, кивнув самому себе, вышел из палаты. Харучиё из-под опущенных век посмотрел на белую дверь и блаженно выдохнул, растягивая губы в ухмылке. Его глаза в такт внутреннему мотиву пробегались по стенам и предметам палаты, затем зацепились за приоткрытый шкаф у двери. Он встал с кровати и медленно по шажку передвигался к шкафу, продолжая танцевать, его захватывала свобода, Харучиё отдавался ей полностью. Пару лет назад он видел фильм по телевизору — «Великий Гэтсби», Санзу включил его тогда уже на середине и оставил его на фоне, но ему хорошо запомнилась музыка из того фильма. И сейчас его действиями руководила лишь музыка, включилось внутреннее второе дыхание, дающее ему время для перезарядки. Если до сегодняшнего момента Харучиё еще задумывался о будущем, что-то оставалось сдерживающим фактором, то сейчас что-то перемкнуло. В танце, качая головой, он достал свою одежду, потому что в какой-то момент в машине он отключился, его принесли и переодели в больничную легкую пижаму, похожую на белый саван: широкие штаны и широкая рубашка с рукавами до локтей. В его брюках в кармане лежал телефон, а больше ничего и не нужно было. Харучиё достал телефон и снял с него светло-фиолетовый чехол, под ним ничего не было, но Санзу расслабленно прошел к столу и положил на него телефон. Сначала он решил надеть костюм и лишь потом вернулся обратно к телефону, включая играющую в его голове песню — «Love is the Drug», он вновь взял в руки чехол, ловко открывая второе дно, где лежала его банковская карта и пакетик с кокаином на крайний случай. …Распаленный, свободный несколько дней, Я отправляюсь в центр, в район красных фонарей: Вечеринки, шампанское — что дальше?.. Его движения были похожи на медленный и ленивый твист. Ловко рассыпав на столе, рядом с подносом, наркотик, Санзу собрал его картой в белую дорожку и наклонился. На миг он остановился вместе с песней, будто вот эта белая линия сейчас разделит все на до и после. И не сразу услышал, как она переключилась на следующую, которая тоже была в фильме — «No Church in the Wild». «Сильные мира сего выбирают свою смерть самостоятельно, другим это не дано. Все решит случай,» — ему казалось, он еще никогда не ощущал себя так свободно. Свободно от морали, от других и от смерти. В момент, когда он затянулся, все стерлось. Харучиё поднял подбородок, ощущая, как отдало в голову. Он заказал такси, взял с собой телефон и пакетик с недопитым соком, потому что во рту и в носу все еще чувствовалась сухость. Случайно промелькнул в его сознании странный сон с пустыней, но также ушел. Санзу уверенно шел по коридору, собираясь, если это будет нужно, оказать словесное или физическое сопротивление, но больница будто опустела. На посту он видел макушку медсестры, которая, не замечая его, что-то писала в медицинских картах. На улице темнело, и Санзу еще раз посмотрел на время — всего лишь десять вечера. Машина подъехала быстро и остановилась перед центральным входом. Харучиё сел сзади, откидываясь на сиденье. Оставалось только достать наушники из кармана и наблюдать за видом из окна сквозь полуоткрытые веки. В окнах отражались разноцветные огни, мелькали машины, проезжающие рядом. Все мысли были вытеснены песнями из фильма, которые шли одна за другой. Расфокусированный взгляд почти не улавливал мелькающие мимо рекламные баннеры, в чуть темном окне сливались две картинки — внешний мир и его отражение, совсем блеклое, едва заметное, если не присматриваться. В какой-то момент ему удалось соединить их воедино, только вместо себя он увидел совсем другое лицо. Светло-голубые огоньки вдруг вновь зажгли что-то внутри него. Он не сводил с них глаз. — Не смотри на меня так, — прошептал сухими губами Харучиё. Ледяные, застывшие глаза из-под белой непослушной челки продолжали смотреть на него, пока он не занес руку, чтобы ударить, но остановился. А взглянув вновь, понял, что видит только мелькающий Токио. Улицы сливались в единое разноцветное пятно, в котором нельзя было различить ни машины, ни людей. Такси въехало через разноцветные ворота в китайский район Иокогамы. Дальше начиналась пешеходная улица, и Санзу пришлось вылезти из машины. Уверенным шагом он шел к дому с яркими светильниками. Над пешеходной дорогой висели красные фонари, которые Харучиё не сразу заметил, а увидев их, остановился. В его сознании упрямо вырисовывались красные ворота тории, которые отмечали вход в священные места. Красные китайские фонарики освещали путь в другой мир, в который все глубже заходил Харучиё. Хостес тут же с приветливой улыбкой пригласила его войти, Санзу последовал за девушкой. — Мне нужен хозяин вашего заведения, — наклоняясь ближе к ней, сказал он. Девушка дежурной улыбкой обозначила, что поняла его просьбу и указала на ближайший столик, за который тут же сел Харучиё, плюхнувшись на кожаный диван. Когда девушка уходила, он сопроводил ее взглядом, к которому примешивалась едва осознаваемая им пошлость. Несмотря на китайскую обстановку в ало-золотых тонах, музыка внутри играла иностранная. В ресторане было темно, лишь круглые лампы освещали столики, каждая — свой. Санзу сидел за столом, нервно стуча по деревянной поверхности пальцами в такт песни, но не замечая этого. Он наблюдал за посетителями: кто был в обычной одежде, а кто — в костюмах, некоторые ждали свой заказ, кто-то с удовольствием поглощал лапшу, запивая пивом. Из тьмы вновь появилась та самая хостес и повела Харучиё за собой вовнутрь, им пришлось спуститься ниже, там находились закрытые кабинки-комнаты. В одной из них на диване за низким столиком сидел мужчина, раскуривая кисеру. Это был китаец лет сорока, его отрастающие черные волосы стояли черным жестким ежиком. Он был в белом костюме, а на шее виднелась красная морда дракона, остальная татуировка скрывалась под одеждой. Из трубки вился легкий, едва заметный дымок. На секунду Харучиё показалось, что он почувствовал дежавю, взглянув на белый костюм. — Давно тебя не было видно, Харучиё, — добродушно отозвался мужчина, приглашая кивком головы присесть рядом. — Может, на этот раз ты принес деньги? Санзу достал из кармана карточку. Хозяин кивнул и в знак мира подал тому трубку. Харучиё сделал пару глубоких затяжек. — Ну-ну, легче, ты не наслаждаешься, а лишь прогоняешь табак через легкие. Ты пришел только оплатить свой долг или же останешься? На что Харучиё ответил, что собирается остаться. Мужчина вновь добродушно улыбнулся, хлопнув его по плечу. — Всегда тебе рады. Тогда сначала оплата, затем тебе укажут комнату, — к ним зашел молодой официант со счетом, Харучиё полностью закрыл свой долг. — Прекрасно, очень приятно иметь с тобой дело. Ты сегодня вновь сидишь один? На мгновение Санзу задумался, принявшись обкусывать губы изнутри. — В этот раз скорее нет. — Вот как? — мужчина улыбнулся, обнажив зубы. — Сегодня многие свободны, предоставим любой товар: блондинки, брюнетки, высокие, полные, худые — любой вариант. Санзу запрокинул голову, вдыхая глубже пропитанный табаком воздух. — Только ли девушки есть? — Конечно же, нет, — усмехнулся мужчина. Принесли каталог. Харучиё долго перелистывал страницы, рассматривая в тусклом свете фотографии полуголых парней и девушек. С одной фотографии на него с каким-то внутренним задором смотрел парень с черными каре. — Как подать? — спросил мужчина, вытряхивая пепел из трубки. — Во что одеть, как ему вести себя — говори обо всем, мы постараемся все сделать в лучшем виде. Получив указания, он пообещал исполнить все прихоти Санзу. Официант проводил его в комнату, она отличалась от прошлых, куда он приходил. Она казалась меньше, но это за счет того, что за высокими ширмами стояла кровать, а также располагался туалет и душ. Попросив принести ему саке и сигареты, он откинулся на мягкую спинку дивана и запрокинул голову, ощущая, как наркотик заполняет сознание и затуманивает мысли. — Хотите сказать, что в палате нет его? — Коко лежал дома в кровати, когда зазвонил телефон. — Что по камерам наблюдения? — в трубке затихли. Инуи слушал разговор, нахмурив брови, ему было достаточно слышать Коко, чтобы понять, что происходит. — И как же так получилось, что пациент просто вышел из больницы? — и не дав времени на оправдания, продолжил: — Вы ходите по очень тонкому льду, — и сбросил трубку. — Все катится постепенно в огромную яму, — он пододвинулся ближе к Инуи. — Не думаю, что что-то изменится. Может, пора просто выйти из игры? — он приобнял его за плечи. — Я пишу онлайн, поэтому смогу работать из любой точки мира. На эти слова Коко добродушно усмехнулся, у них в банке лежала кругленькая сумма, с которой они вдвоем могли не работать и жить в довольстве долгое время, но он был рад такой поддержке от Инуи. — Думаешь, лучше сбежать с тонущего корабля? — Судя по тому, что я слышу от тебя, это и правда нужно сделать. Хаджиме набрал номер Рана, но он был недоступен, что бывало редко, тогда Коко пришлось набрать номер Риндо. Он ответил спустя пару гудков. Как оказалось, Ран улетел в Кобе, где жила их семья. Риндо нехотя рассказывал о причине, что-то связанное с внешними противостояниями между западным районом с главным центром в Нагано и кланом Хайтани, который находился южнее с центром в Кобе. Это было связано с делением территорий. На самом деле стычки никогда не прекращались, но сейчас надвигалась волна, они два года собирались это сделать и наконец сдвинулись. — А почему именно два года? — с интересом спросил Коконой. — Два года назад умер наш дед Ода, следом за этим наша мать возглавила клан и продолжила дело своего отца. — Я всегда думал, что этим руководит ваш отец, — его всегда интересовало, что происходит в семье Хайтани, но редко когда получалось спросить. — Нет, отец вообще с якудза никак не связан, он работал поваром в ресторане, маме просто нравилась его еда, ладно, это к делу не относится, — оборвал себя Риндо. — По какому поводу звонок? — Да звонил сказать, что Санзу ушел из больницы. — И куда? — Без понятия, потому и звонили. Можешь узнать? — А если все оставить как есть? Вы же не думаете, что он ушел топиться? — Лучше знать, что он делает. — Я гляну. Кстати, что сегодня произошло? Ран собирал сумку на самолет, а затем буквально сорвался с несколькими машинами к вам. Как я понимаю, Санзу просто довезли до больницы? Или что посерьезнее? — Мм, — поджав губы, протянул Коконой. — А я-то думаю, чего так тихо, оказывается, никто не знает еще. Так получилось, что Санзу, — он остановился и перевел взгляд на Инуи, — ну, он убил человека из китайской мафии. — Ты сейчас шутишь ведь? — после продолжительной паузы спросил Риндо. — И ты хочешь сказать, что Такеоми еще не знает об этой чудесной новости? — он говорил спокойно, но его интонации так и источала сарказм, который он пытался сдерживать. — Может, все же стоит его предупредить, чтобы он не удивлялся, если к нему придут перерезать глотку, м? — Да понятно, что скажем. Я же не знал, что Ран уехал. — Теперь смысл искать Санзу более чем резонный. Отключаюсь. В комнату принесли саке и сладкую закуску — рисовые шарики с начинкой из фиников и слив. На подносе лежала еще железная тонкая упаковка с сигаретами, на которой был изображен дракон и тигр. Золотой дракон огибал верхний правый угол, тигр же разместился в нижнем левом углу, по середине латиницей указано название марки золотыми буквами. Коробка не была упакована в целлофан, но Санзу не предал этому значения и взял одну. Он взглядом проводил официанта, который включил музыку, погасил обычный верхний свет и зажег алую подсветку. Комната заполнилась тягучей тихой музыкой, Харучиё остался один. Он расслабленно откинулся на мягкую спинку дивана и затянулся, выпуская дым, который тяжело осел. Вторая затяжка легла в сознании Санзу поверх действующего кокаина, он чувствовал странную притупившуюся эйфорию. Мысли возникали, но продержавшись какое-то время в голове, тут же исчезали. Из-за красной подсветки тени казались чернее, пространство увеличивалось. В дверном проеме появилась еще одна тень и ступила в комнату. Шелковый халат, сшитый на китайский манер, не скрывал плечи, юноша небрежно поддерживал ткань у левого плеча правой рукой, шелк спереди едва доходил до колен, а за спиной струился на пол длинным шлейфом. Цвет одежды сливался с подсветкой, поэтому Харучиё мог разобрать только голые ноги в черных туфлях на небольшом каблуке и тонкие ключицы. Цвет наряда казался темным, но каким именно он был на самом деле не было ясно. Парень подошел ближе и сел на диван. От него исходил сладкий запах духов, проникающий вместе с дымом в сознание Санзу. Он почувствовал нарастающую боль в затылке, но, затянувшись еще раз, переключил все свое внимание на юношу. В застывшем сознании Санзу он казался божественно прекрасным. В развратно-открытых одеждах его легкие и целомудренные движения были обжигающими. Харучиё хлопнул рукой по своей ноге, пепел сигареты, которую он держал пальцами, упал на диван. Юноша жеманно потянулся к нему, раздвинул ноги и сел лицом к Санзу, позволяя себе провести пальцами по шраму у его губ. Дышать стало тяжело, поэтому затянуться в полной мере Харучиё не смог и, придерживая юношу за талию, наклонился к столу, чтобы потушить сигарету. Когда же он вернулся в свое положение, рука его все еще лежала на талии, ощущая шелковую ткань тонкого халата. Юноша положил руку ему на плечо, а второй то и дело гладил его щеку с легкой щетиной, он избегал взгляда Харучиё. Губы были в красной помаде, а узкие глаза подведены черным карандашом, придавая его блуждающему взгляду загадочную хитрость. Возбуждение накатывало волнами, не давая думать ни о чем больше. Рука, что лежала на талии, скользнула по мягкой коже ноги выше под одежду. На этот раз юноша все же взглянул в глаза Харучиё, но тут же опустил их. Эмоции, жесты — Санзу никак не мог понять: была ли здесь хоть доля правды или же все отточено и выучено заранее. Он скользнул выше, касаясь большим пальцем внутренней части бедра. На юноше был только халат, и это заставило Харучиё остановиться и перевести дыхание. Второй рукой он притянул его ближе к себе, юноша оперся коленями о кожу дивана и чуть приподнялся. Он взглянул на Харучиё сверху вниз, Санзу сжал сильнее руку на голой ляжке, и притянул его ближе, практически вжимая в себя. Левая рука скользнула выше и сжала мягкую попу. Сознание все еще полностью не подчинялось Харучиё, ему то и дело приходилось выныривать из него обратно в реальность. Из-за возбуждения, сигарет и кокаина он не сразу понял, что что-то отличается. Что-то другое блокировало его движения, замедляя их, но что именно это могло быть — Санзу не понимал. Он даже не сразу почувствовал, что его брюки расстегнули, затем юноша принялся за пуговицы на рубашке. Расстегивая их, он сам спустился ниже и встал между ног Харучиё на колени. Наслаждение разлилось под грудной клеткой и опустилось ниже. Он положил руку на черные волосы и откинул голову, прикрывая глаза, но стоило это сделать, как ему показалось, что он проваливается в черную бездну. Пришлось вернуться. Под пальцами он ощущал мягкие прямые волосы и какие-то заколки, которые он не заметил сразу. Харучиё решил не закрывать глаза, он посмотрел вниз на ныряющую то вверх, то вниз черную голову, затем осмотрел красную комнату, свет начал надоедать, музыка лилась все также незримо и мягко, окутывая атмосферу подобно смоле. По правую сторону вдоль стены стояли массивные деревянные шкафы, в углу расположился высокий цветок, больше напоминающий тропическое растение с большими листьями, по левую сторону — кровать, закрытая от входной двери ширмой, следом шла дверь в ванную. Рука Харучиё все это время покоилась на голове юноши, изредка перебирая пряди, пока он осматривал комнату. В момент, когда Санзу решил снова взглянуть вниз, сбоку что-то мелькнуло. Очередная бесшумная черная тень, комната уже давно кишела ими, просто Харучиё не хотел этого замечать. На кровати лежал человек, он не двигался, застыл подобно тряпичной кукле. Свет превращал комнату в ад, а в аду, припоминал Санзу сквозь мутное сознание, пытают. Эмоции доходили с опозданием, поэтому маленький комок страха, поселившийся в груди, взорвался не сразу, прошло еще какое-то время. Человек на кровати медленно поднялся, Харучиё видел его сбоку, видел, как волосы закрыли его лицо, а с плеча сползло кимоно, длинные рукава раскинулись на кровати. Он перевел свой взгляд на юношу, который теперь гладил рукой его грудь, оставляя на торсе алые следы поцелуев, другой рукой тот продолжал двигать по члену, движения размеренные, дразнящие. — Как тебя зовут? — Харучиё пытался отвлечься, но в то же время старался держаться реальности, которая ускользала. — Как твое имя? — Чи Ян, — юноша назвал свое имя автоматически, не отрываясь от дела. — Из Гонконга значит… По голосу тебе и двадцати нет, — продолжал Харучиё, но взгляд его то и дело пытался достать до того, кто сидел на кровати, но тот человек сидел, не двигаясь. Мальчик оставил это замечание без ответа. Белый. Харучиё был уверен, что именно таким был цвет кимоно. Голова закружилась, и он прикрыл глаза, откидывая голову. Чи Ян ускорил темп, помогая себе рукой, поэтому Харучиё сконцентрировался полностью на ощущениях и на близкой разрядке. Непроизвольно положив руку на черные волосы, он надавливал на голову в такт движениям. Яркий оргазм захватил его дыхание, и в момент, когда он перестал дышать, к его горлу приставили холодную сталь. Это ощущение холода было на грани реальности, ему казалось, что у его горла тонкое лезвие катаны. На кровати уже никого нет, он стоял позади. — Майки, — тихо сухими губами прошептал Харучиё. Все еще пытаясь отдышаться, он открыл свою шею, откидываясь еще сильнее на спинку дивана, кожа на шее натянулась, не давая сглотнуть вязкую слюну. Лезвие застыло, а затем и вовсе исчезло. Майки отошел от дивана и прошел по комнате. — Еще сигарету? — сквозь дурман послышался голос Чи Яна. Он достал и поджег огонек, подавая сигарету в руки Харучиё. Он покорно взял ее, делая затяжку и выпуская облако дурманящего дыма. Еще в тот момент, когда он вдохнул наркотик в больнице, — бдительность исчезла. Сейчас его туманный взгляд едва ловил знакомые очертания, следуя за ними. Огонь сжигал бумагу, подбираясь ближе к пальцам, но Харучиё не почувствовал боли. Чи Ян что-то говорил, но он уже не слышал, тело и разум разделились. Пока его вели к кровати, взгляд его следовал за белесым облаком, которое прыгало по комнате. Он рухнул на кровать, вдыхая часто алый воздух. Юноши рядом уже не было, когда он отвел свой взгляд от потолка. По правую сторону от кровати стоял Майки, его белое каре было в пятнах, а в руках кисеру, дым от нее окутывал лицо Сано и его губы. По другую сторону стояла Сенджу, ее ледяные голубые глаза снова смотрели на него. Язык не шевелился, тело казалось деревянной куклой, оно не подчинялось разрозненным мыслям. Харучиё мог бы ужаснуться своему положению, но сейчас он смотрел на двух своих посетителей и ждал. Красная комната шла ходуном, предметы прыгали, лишь они вдвоем оставались недвижимы, на секунду Санзу показалось, что он видит вместо лица Майки драконью морду, которая оскалила клыки и втянула в себя дым. — Приступайте.