По твоим стопам

Края бездны сомкнулись, дышать нечем. Стоишь на дне и понимаешь — слишком поздно. «Поющие в терновнике»

***

В новогоднюю ночь Арсений ощущает пристальный изучающий взгляд Серёжи на себе всем своим нутром и от этого взгляда, если честно, даже мурашки по коже бегут. Он старается не обращать на это никакого внимания: ведет увлекательные беседы с Позовым, поёт песни с девочками и широко улыбается Антону, но внутри чувствует жуткий, заражающийся страх. Его труханит от одной только мысли, что Серёжа обо всём догадывается. Нет, нет, нет, он не может об этом знать. Никто не может знать. Не может ведь, правда? Долбаный Новый год. Матвиенко отводит свой взгляд всего на секунду и то, лишь для того, чтобы выпить очередную стопку алкоголя, а затем, поднявшись на ноги, кивком приглашает друга на балкон. Попов нервно сглатывает слюну и тихо шепчет Антону, что он ненадолго отойдёт покурить и ещё зачем-то шепчет, что любит его. Первый, кстати, раз. Шастун от этого краснеет и улыбается как дурак, а Арсений от этой улыбки немного успокаивается и, схватив сигареты с подоконника, скрывается за балконной дверью. Холодный воздух сразу же врезается мужчине в нос и окутывает всё тело, от чего тот морщится и жалеет, что не накинул на плечи тёплый пуховик, но в то же время надеется, что разговор не будет долгим и сильно замёрзнуть он просто не успеет. Серёжа стоит, чуть пошатываясь, и пытается поджечь сигарету зажигалкой, но когда та не поддается несколько раз подряд он громко ругается и Арсений, заметив это, протягивает другу полный спичечный коробок. Матвиенко снова смотрит на него исподлобья, но спички всё-таки берёт. Первую минуту они молчат и лишь затягиваются сигаретным дымом. За окном слышатся звуки салютов, из квартиры доносятся какие-то споры и громкий смех, а на балконе тем временем стремительно повышается градус напряжения. — Шастун в тебе души не чает, а ты с ним как со скотиной последней обходишься. Упоминание Антона в первой же реплике этого непростого разговора заставляет Арсения вздрогнуть, но он лишь делает очередную затяжку и ровным тоном произносит: — Я не понимаю о чём ты, Серый. — Да всё ты прекрасно, блять, понимаешь! — Матвиенко неожиданно срывается чуть ли не на крик, и Попов от этого снова вздрагивает, шумно выдыхает и прикрывает веки. — Как давно ты сорвался? Этот вопрос ставит Арсения в тупик. Нет, конечно же он знал, что услышит его сегодня, чувствовал это своей задницей, но чтобы прям вот так сразу? — Я не сорвался. — Сука, не ври мне! — Серёжа откидывает сигаретный окурок в пепельницу так резко, что даже пепел в ней поднимается, — На твою ложь может повестись кто угодно, но только не я. Я же тебя как облупленного знаю, ты ведь не справился бы без помощи врачей, никак бы не справился. — мужчина резко поворачивается к Арсению лицом, в который раз проходит по нему беглым взглядом и буквально шипит от нервов и злости, — Я повторяю вопрос, как давно ты сорвался? Арсений молчит. Трясущимися руками делает последнюю затяжку и инстинктивно отходит назад с огромным желанием слиться со стеной, а то и вообще провалиться сквозь землю, или раствориться в воздухе как этот сигаретный дым. Как же глупо было надеяться и верить, что лучший друг, который был с тобой чуть ли не на каждом этапе наркотической зависимости, не узнает о том, что ты снова сорвался. Как же глупо. Осознание того, что Матвиенко и вправду уже всё знает, приходит к Арсению не сразу. Оно постепенно ложится на его плечи тяжелым грузом и от этой тяжести мужчине дико хочется скулить. Хочется отрицать, кричать и оправдываться, но деваться уже некуда. Единственный вариант — признаться, поэтому он делает глубокий вдох, потирает виски и севшим охриплым голосом отвечает лишь: — Почти сразу. Серёжа на удивление реагирует спокойно, медленно кивает головой и даже ухмыляется уголками губ, будто радуется, что подтвердил свою теорию и оказался прав, как всегда прав. Он достаёт новую сигарету из пачки и снова закуривает, закидывая мужчину при этом, следующими вопросами: — А Антоха? Он ведь не в курсе, да? Как долго ты ещё собираешься его обманывать? Арсений снова молчит. Дебильная у него привычка, знаете ли, молчать, но избавиться от неё ему, пока что, не под силу. Мужчина поворачивается к балконной двери и в прозрачном окошке ищет глазами Антона. Тот что-то активно рассказывает Димке и смеётся, хлопая его по плечу, а у Арсения сердце в этот момент щемит и разрывается от понимания того, как же сильно парень возненавидит его, когда узнает всю правду. И только сейчас Арсений понимает, как крупно облажался. Облажался так, что не отмоется от всего этого дерьма до конца своих дней. Облажался так, что теперь просто недостоин любви своего любимого человека. — Я не знаю, Серёж, я правда не знаю что мне делать. Матвиенко хмыкает, — Арс, ты должен ему признаться. Арсений активно кивает головой и от нахлынувшего бессилия прикрывает лицо руками, — Я понимаю, но не могу. Он ведь никогда меня не простит. — Если этого не сделаешь ты, то это сделаю я. И возможно прямо сейчас. — Нет! — Попов отчаянно вскрикивает это, хватает друга за руку и почти что в истерике тараторит: — Я умоляю тебя, Серёж, пожалуйста, не говори. Я сам должен, я расскажу, правда, просто не сейчас, у нас только всё началось, завертелось, ему это совсем ни к чему. — Вот именно, Арс, очнись! — Матвиенко одёргивает свою руку и смотрит другу прямо в глаза, — У вас только всё началось, а ты уже взял и всё испортил. Этот пацан не заслуживает такого обращения. Арсений снова кивает головой, тяжело дышит и опускает свой взгляд в пол. От понимания, что он собственноручно всё просирает, внутри бушует жуткая ненависть к самому себе и угрызения совести вперемешку со слабостью. Но всё, что он может ответить лучшему другу, это пустое и заезженное: «Я завяжу, обещаю.» Матвиенко на это лишь фыркает и отмахивается, потому что этих обещаний в его жизни было уж слишком много. Дальше разговор особо не клеится, поэтому Попов, вдоволь надышавшись холодным воздухом, оставляет друга в гордом одиночестве и на негнущихся ногах возвращается в комнату. Серёжа провожает его хмельным, но в то же время взволнованным взглядом, докуривает свою сигарету и тихо бормочет куда-то в пустоту: — Какой же ты идиот, Арс. Потеряешь его. И себя, вместе с ним, потеряешь. Долбаный Новый год.

***

— Антон, я всё объясню. Охриплый голос Арсения с треском разрушает давящую тишину в ванной, но Антон по прежнему нихрена не слышит. Он трясущимися руками сжимает эту, такую мерзкую сейчас, аптечку и ненавидит себя за то, что нашёл её. На кой чёрт ему вообще сдались эти ебучие огурцы? Лежал бы себе сейчас спокойно, залипал в приставку, ждал пиццу и даже не догадывался бы, что родной человек врёт ему прямо в глаза и продолжает колоться. Кровь из пальца останавливается как-то сама собой, будто чувствует, что у Антона сейчас и без неё проблем хватает, а порез и вовсе перестаёт быть настолько болезненным, куда больнее теперь пульсирует разбитое сердце. Арсений немного несмело подходит к парню сзади, легонько хватает его за плечо и рассыпается в нелепых объяснениях. Говорит что-то о том, что он стал делать это гораздо реже, что уже давно хотел признаться, но просто тупо боялся, и в конце говорит тихое «прости», от которого мир Антона окончательно переворачивается с ног на голову, потому что в глубине души он ждал совсем не таких объяснений. Он ждал, что Арсений начнёт оправдываться, скажет, что это всё не его и что он вообще давно ничем подобным не занимается, а Антон бы с удовольствием развесил уши и поверил бы в эту чепуху, потому что наивный. Потому что доверчивый. Потому что дурак. — Не трогай меня, пожалуйста. — голос Антона до сих пор дрожит, но он всё-таки находит в себе силы выплюнуть эту фразу и поместить в неё всю свою обиду, которая с огромной силой рвалась наружу. Арсений мгновенно убирает руки с таких любимых худых плеч и даже делает небольшой шаг назад. Понимает, что Антону нужно время, чтобы принять всю эту ситуацию и принять самого Арсения. Если он, конечно, вообще захочет всё это принимать. — Ты не простишь меня, да? Антон отвечать не спешит. Тяжело дыша, он наконец отбрасывает куда подальше эту аптечку и подставляет руки под кран с холодной водой, специально делая напор воды максимальным. — Да скажи ты хоть что-нибудь! — Арсения этот игнор бесит, поэтому он, подорвавшись с места, резко выключает воду и разворачивает Антона к себе. — Скажи какая я сволочь, идиот, конченный наркоман, как я тебе теперь противен и как сильно ты меня ненавидишь. Ну скажи! Или хочешь ударь меня, давай! — Я не ненавижу тебя, Арс. — Что? Антон стряхивает с рук холодные капли и медленно садится на край ванной. Взгляд на Арсения он не поднимает — боится, поэтому тупо пялится в пол. — Говорю, что ты мне не противен, мне просто искренне тебя жаль. Мне жаль, что я не смог тебе помочь, хотя я правда пытался. И мне жаль, что я не настоял на твоём лечении, а как влюблённый идиот верил, что любовь способна вылечить даже наркомана. — он тяжело вздыхает, — Видимо, не способна. — Антош, я сейчас же выброшу всё это нахрен, слышишь? — мужчина садится рядом с Антоном и накрывает его ладони своими. — Я запишусь в эту чёртову больницу хоть сегодня, я правда завяжу, обещаю. В ответ Антон лишь отрицательно качает головой и молчит. Не верит. Ни единому его слову не верит. А Арсений радуется хотя бы тому, что парень всё-таки разрешил к себе дотронуться. Он нежно поглаживает его пальцы, переплетает их со своими и борется с огромным желанием дотронуться не только к рукам. Он хочет коснуться Антоновой щеки, вдохнуть его сладковатый запах, зарыться в его пшеничные волосы и прильнуть к его пухлым губам, но, конечно же, не делает этого. Понимает, что сейчас это пиздец как неуместно. Но и подсознательно чувствует, что возможности сделать это у него не будет больше никогда. Сам виноват. Сам всё испортил. — И что теперь будет с нами? — Я не знаю, Арс. — Антон отвечает как-то слишком резко и холодно, наконец одёргивает свои руки и, поднявшись на ноги, направляется к выходу из ванной. В дверях он ещё немного мнётся, а затем, взглянув на мужчину, тихо бормочет: — Прости, мне нужно время. Арсений, закусив губу, только лишь кивает головой и медленно сползает на пол. Спустя несколько минут, которые казались мужчине вечностью, он слышит отчётливый хлопок входной двери, и от этого звука его сердце окончательно разбивается. Антон действительно ушёл. Мужчине безумно хочется его догнать, остановить, вернуть, но тело будто прилипает к холодной плитке в ванной и сил хватает только на шёпот такого родного сердцу имени: — Антош.. — Арсений задыхается когда его произносит. Задыхается то ли от слёз, то ли от болезненного понимания всего произошедшего. Он всё испортил.

***

Следующие две недели прошли для Антона будто в тумане. Дни тянулись бесконечно долго, одинаково и хреново. В тот злополучный день Антон не особо помнил как оказался у порога Позова бухой в стельку, как кричал и доказывал, что Арсений подонок и как чуть не задыхался при этом в собственных слезах. Но благо, друг у него понимающий. Приютил, накормил, лишних вопросов не задавал и даже бухал каждый вечер за компанию. Прямо золото, а не друг. Но в один из таких вечеров, глядя на поникшего друга, Дима всё же не удержался от расспросов. — И всё-таки я не понимаю, что у вас произошло. Может, если поделишься, станет легче? Антон фыркнул и вновь наполнил свой стакан виски. — Поз, отвянь. Я правда не хочу ни с кем этим делится, мы сами разберёмся. — Ага, разберутся они. Ты вон, две недели уже не просыхаешь и он, небось, тоже. Это так вы разбираетесь? — Позов хлопнул друга по плечу и, поднявшись из-за стола, поспешил убрать недопитую бутылку виски в шкаф. — И вообще харе бухать, так проблему не решишь. — Оставь! — Антон агрессивно выдернул бутылку из рук друга, — Ты ничего не знаешь, ясно?! — Антох, да чё это с тобой такое? — Дима ошарашено взглянул в наполненные слезами глаза Антона и снова сел рядом, прижимая парня к себе. — Ну да, я правда не знаю, что у вас там произошло, но это ведь не конец света, всё образумится, я уверен. Антон прикрыл лицо руками, кивнул и уткнулся в подставленное другом плечо, — Прости, Поз, у меня нервы ни к чёрту сейчас. — Забей, я всё понимаю. Вы общались с ним после этого? — Да, он пишет постоянно, но я редко отвечаю. — Антон шмыгнул носом, — Переписки это совсем не то, нам лучше встретиться. — Вот, ну наконец-то, хоть одна разумная мысль за долгое время. Да, Шаст, вам обязательно нужно встретиться и чем быстрее, тем лучше. — Позов хмыкнул и всё-таки потянулся к бутылке, чтобы спрятать её куда подальше. — А перед встречей тебе желательно хотя бы проспаться, так что, на сегодня, пожалуй, хватит. — Но там ведь совсем чуть-чуть осталось, может допьём? — Я сам допью, дуй спать. Антон скривился, но спорить с Димкой не стал и нехотя поплёлся в комнату. Парень, не раздеваясь, завалился на удобную кровать друга и широко зевнул, как раз в то время, когда телефон засветился от очередного сообщения. Тут и гадать не надо было — писал Арсений. Шастун хоть и частенько игнорировал его сообщения, но каждый раз подпрыгивал чуть ли не до потолка от неописуемой радости. Потому что, чёрт, не смотря на жуткую обиду внутри, он этих сообщений ждал и хотел. Как же сильно он их хотел. Арс 23:46 Почти оформил все документы, день-два и ложусь в больницу.

Шаст

23:48 Поздравляю, желаю скорейшего выздоровления.

Арс 23:48 Спасибо. Больше мужчина ничего не писал, поэтому Антон, откинув телефон на край кровати и натянув на лицо искреннюю, хоть и хмельную улыбку, поспешил поскорее зарыться в тёплое одеяло. Новость о лечении неимоверно порадовала парня, потому что он до последнего не верил в то, что Арсений на это решится. И сейчас, перед сном, в пьяном подсознании Антона стали возникать их счастливые с Арсением картинки из будущего. Вот Антон навещает Арсения в больнице, они смеются, а потом долго целуются, потому что парень, конечно же, всё ему простил. А вот Арсений уже вылечился и они вместе, крепко взявшись за руки, отправляются на вокзал, чтобы уехать куда-нибудь далеко и надолго и забыть всё это как кошмарный сон. Под эти успокаивающие мысли парень и засыпает. Приличная доза алкоголя берёт своё и он, сладко посапывая, уже не слышит уведомлений про новые входящие сообщения. Последние сообщения. Арс 00:22 Антош, может вернёшься? Арс 00:48 У меня снова бессонница. 00:49 Мне без тебя засыпать так холодно. 00:49 И просыпаться тоже. Арс 01:33 Снова не отвечаешь, значит не вернёшься. Прости, всё время забываю, что ты просил немного времени. Арс 02:11 В этот раз ломка слишком болезненная, это наверное потому, что тебя рядом нет. 02:12 Из-за этого я так боюсь сорваться. Арс 03:43 Мне так хреново.. Арс 05:20 Антош, я так сильно люблю тебя. 05:20 Прости.. Антон просыпается в полдень. Пить хочется неимоверно, голова трещит и разрывается, а ещё под ухом, как на зло, что-то предательски гудит и вибрирует. Антон ворочается, стонет и проклинает весь этот мир пока не обнаруживает наконец причину своих страданий. Телефон. Парень на ощупь находит свой смартфон под одеялом и принимает вызов даже не глядя на него. В трубке слышится какое-то кряхтение и молчание, что заставляет Антона непроизвольно напрячься. — Алло, говорите. — Антох, это Матвиенко. — голос собеседника такой тихий и ломкий, что Антон в жизни бы не узнал в нём Серёжу. Шастун подскакивает с кровати и садится, поджав ноги к себе. Матвиенко никогда раньше ему не звонил. Никогда. Спросонья парень хоть и не соображает почти ничего, но какое-то непонятное волнение уже окутывает всё тело. Что-то не так. — Серый? Что случилось? — Арс, — мужчина делает небольшую паузу и затем шумно выдыхает, — он, в общем, у него передоз. — Что? — у Антона воздух в лёгких кончается, а руки, будто не свои, начинают трястись, как сумасшедшие. — Говори куда ехать, я скоро буду. — Не нужно никуда ехать, Антон. Его сердце не выдержало. Слова эхом проносятся в ещё хмельной голове парня. Сердце пропускает удар. Потом ещё несколько. А потом и вовсе, кажется, перестаёт биться. Противный ком подкатывает к горлу вызывая ужасную тошноту, а сознание отказывается принимать неизбежное. Нет, это невозможно. Его Арсений не мог. Не мог сорваться. Не мог оставить. Не мог. Не мог. Не мог. Дрожащие пальцы не удерживают телефон и он глухим звуком падает куда-то на кровать. И Антон тоже будто падает. Сжимает одеяло до побелевших костяшек и кричит куда-то в пустоту. Обвиняет себя. Ненавидит себя. Антон не был рядом когда был так нужен. Антон не помог. Антон не спас.