Lover Death

«Было бы здорово, если бы кто-то ответил мне, зачем я все это сделал. Что послужило для этого поводом; потому что у меня подходящего ответа нет».

Джеффри Дамер

      Осень дозревала последними лучами солнца, а школьный двор постепенно пустел к вечеру. Чимин возвращался с дополнительных занятий по биологии, как увидел Чонгука, сидящего на ступеньках у крыльца. В последнее время они совсем не виделись, и Чмин не понимал почему.       Он присел рядом с Чонгуком, смотря на его лицо, лишенное всяких эмоций. — Привет, — произнес Чимин.       Чонгук встрепенулся, словно не ожидал кого-то увидеть рядом с собой, и странно уставился на друга, долго и затуманено смотрел на его губы. Вскоре он мотнул головой, приводя свои мысли в порядок. — Да, привет, хён, — сказал он безрадостно. — Почему один? — Жду родителей.       Над ними повисло молчание. Чонгуку было крайне сложно общаться с Чимином после всего. Даже смотреть ему в глаза, видеть растягивающиеся при разговоре губы было ужасающей пыткой для него. Неприятные воспоминания возобновлялись вновь, и Чонгуку хотелось только плакать.       Потому что его хороший друг, Чимин, сделал нечто нехорошее, чего он не хотел. А сам Чонгук был бессилен, чтобы что-то предпринять. Ничего не сделал, чтобы помешать этому. — Мы уезжаем, — произнес Чонгук, сложив свои руки на коленях. — Что? Куда? — В Пусан, — ответил Чонгук, продолжая смотреть в одну точку — на свои руки. — Мама говорит, что бабушке стало плохо. И мы должны ей помочь. Но… бабушка не жаловалась на здоровье.       Чимин долго молчал, прежде чем что-либо сказать. Он не хотел терять своего, пожалуй, единственного друга. Пусть и последний месяц был безрадостным для обоих. — И когда… вернешься? — с надеждой проговорил Чимин. — Я не знаю, — Чонгук сдерживался, чтобы не разрыдаться. Он понимал, что родители это делают для того, чтобы он меньше общался с Чимином. Старались не говорить об этом, чтобы еще больше не навредить ему.       Однако Чонгук все понимал. В свои одиннадцать он узнал, что такое домогательство, извращение и оральный секс. Как и Чимин, которого под угрозой заставили сделать с Чонгуком то, что сделал. Их запугали, как маленьких детей, не знающих законов этой страны, что они будут сидеть в тюрьме за незаконное проникновение в дом учителя. Они были беспомощными детьми, которыми воспользовались в своих целях.       И кроме стыда перед своим другом Чонгук ничего больше не испытывал. Потому что Чимин унижался за него перед этим извращенцем. Перед тем, кто бесследно исчез. И из-за этого все они испытывают неудовлетворение в том, что правосудие не восторжествовало так, как хотелось бы. — Чимин-хён, я…       Услышав дрогнувший и по-детски звонкий голос Чонгука, Чимин взглянул на его лицо. Из глаз, таких нежных и несправедливо разбитых, потекли горькие слезы. Его взгляд был настолько кристальным чистым, и Чимин увидел в нем самого доброго человека на Земле. Чуткого. И такого слабого для этого мира. — Мы друзья, да? — Конечно, мы друзья, — утешил его Чимин и хотел его обнять, но в самый последний момент не стал этого делать, одернувшись. Коснуться его могло значить что-то странное. Быть может, даже неправильное. — Обещай, что будешь ждать меня. Я вернусь, и тогда! Тогда… — Чонгук поднялся со ступенек и посмотрел сверху на Чимина. — Мы будем вместе! Как раньше, — говорил он решительно, пусть и плакал почти навзрыд.       Чимин легко улыбнулся, понимая, каким нежным цветочком был этот Чонгуки. — Хорошо.

***

      От резкого пробуждения Чонгук схватился за сердце, которое будто остановилось во время глубокого сна. С этой ноющей болью в груди он садится на край кровати и включает лампу на прикроватной тумбе. Свет тут же озаряет темные углы его старой комнаты, и на душе становится немного спокойно. Чонгук вернулся в родительский дом пару дней назад, в надежде, что в спокойной семейной обстановке хотя бы сможет наладить сон. Однако кошмары не собирались его оставлять, с бессонницей на пару преследуя из ночи в ночь.       Чонгуку снится Чимин, а его комната, в которой они проводили немало времени, навевает воспоминания. Как говорится, чего он ожидал. И сейчас, вспоминая тот ужасный эпизод, застрявший в его голове навсегда, Чонгук не может сказать, что он продолжает идти на поводу гнетущих мыслей. Переезд из штатов обратно в Корею, усердная работа со специалистами, чуткие родители и друзья делали свое дело. Даже любовь к Чимину в каком-то смысле излечила его. И все равно чувствует себя заложником той ситуации.       А недавнее свидание с Чимином и вовсе угнетает его.       Чонгук понимает, что, продолжая сидеть на кровати и ворошить прошлое, вряд ли поможет ему уснуть, поэтому одевается и тихонечко выбирается на улицу. Машину отца не берет, так как это может вызвать шум, и просто идет вниз по улице до ближайшего круглосуточного. Местом прибытия становится автозаправка. Кассир за прилавком недоброжелательно на него косится, его можно понять, ведь неотесанный и в бессонном каматозе азиат с натянутым капюшоном, слоняющийся между рядами, у каждого вызовет подозрение. А Чонгук сам не знает, чего хочет, долго смотрит на стенд со снеками, потом на газировку, а после на холодильник с пивом…       Ему шестнадцать, кто продаст совсем еще юнцу алкоголь? Есть только один способ.       Прикупив пачку чипсов у недовольного и такого же сонного кассира, Чонгук выходит на улицу и старается разглядеть в радиусе этой захудалой заправки адекватного взрослого человека, кто смог бы ему купить алкоголь. Что глупо, ведь в четыре часа ночи ловить адекватного человека у забытого богом магазинчика такое себе занятие. Он скорее на дилера наткнется, чем на человека, чьи нравственные показатели позволяют разрешить немного выпить слоняющемуся в ночь подростку. Хотя Чонгук чувствует себя настолько вымученным, что готов пойти наперекор своим принципам и разок попробовать. Его преподаватель в актерском точно по головке за это не погладит, но Чонгук не просто так взял пару недель отдыха от колледжа, верно? После всех судов и допросов хочет заняться тем, чего обычно не делает. Пошататься ночью по улице, выпить пива или вообще — потрахаться с первым встречным, ему плевать. Последняя идея кажется не такой уж и плохой, учитывая, что за эти два года, как Чимин исчез, ничего серьезного у Чонгука не было. До конца верил, что Чимин попал в неприятности. Не хотел ему изменять.       А оказывается, что Чонгук — единственный здесь дурак, который ждал.       Оказывается, Чимин никогда его не любил.       Отгоняя неприятные мысли, Чонгук видит подъезжающую машину и в стороне ждет, пока она полностью остановится. Страшно, внутри все закипает от волнения, но все равно идет на эту авантюру. Выждав, когда владелец автомобиля покинет его салон, Чонгук подходит со спины и уверенно, громко так, тем самым перепугав взрослого мужчину, выдает на английском: — Здравствуйте, сэр! Я свои права дома оставил, не могли бы вы мне купить пива, банки две? Я вам заплачу.       Слегка растерянно к нему поворачивается мужчина с немым вопросом на лице, а завидев подростка, и вовсе преломляет брови в нескрываемом шоке. — Чон Чонгук? — родной язык заставляет Чонгука встрепенуться. И узнать в незнакомом мужчине лейтенанта полиции. — Мистер?.. Лейтенант? — Чонгук уже не вспомнит его имени, но никогда не забудет того, как этот человек буквально спас его от ложного обвинения и реального срока. Вероятно, им было суждено тогда познакомиться в полицейском участке, когда Чимин исчез, а в этом подозревали, разумеется, его бойфренда. — Ты что тут делаешь так поздно? — Ну я… — И давно ты клянчишь «пива банки две» у взрослых? — Мин говорит это без всякой агрессии, однако его чуть уставший и привычный угрюмый тон заставляет Чонгука сгорать от чувства вины. За то, что он даже не успел сделать. — Простите меня, лейтенант… Аджосси! Я и не думал нарушать закон! Совсем потерял рассудок после всех этих событий. Умоляю, не сообщайте моим родителям. Пожалуйста, — слезно умоляет Чонгук, чуть ли не разрыдавшись перед взрослым сотрудником полиции.       Которому, впрочем, нет дела до мелких шалостей этого подростка. — Делать мне нечего, как заводить дела на такую чепуху в нерабочее время, — вздохнув сердито, Юнги оправляет свою куртку. — Иди лучше домой, Чон Чонгук. Нам всем сейчас нужен хороший сон. — Спасибо вам, мистер… — Мин Юнги, — подсказывает подростку он и интуитивно ищет пачку сигарет по карманам. — Да, лейтенант Мин. Спасибо… До свидания, — уже грустно говорит Чонгук, кланяется и разворачивается, чтобы действительно пойти домой.       Но он не уходит. Хочет пойти, а ноги замертво не двигаются с места. Мин закуривает, смирно наблюдая за метаниями мальчишки, который в его глазах выглядит непременно как ребенок. — Эм… Простите, лейтенант Мин, можно у вас спросить один вопрос… пока я не ушел? — неуверенно тянет Чон, и Юнги молчаливо пожимает плечами, присасываясь к сигарете. — Вам что-то известно о Чимине?       Прежде чем ответить, Юнги мучительно долго поджигает сигарету и, когда наконец ее кончик освещается алым огоньком, глубоко затягивается. Ощущение никотина в легких заставляют его ноги слегка подкоситься. — Меня не допустили к делу, так как мы любовники с его отцом. Поэтому я обладаю информацией столько, сколько и ты, — преспокойно рассказывает Юнги, видя, как и без того безжизненные глаза Чонгука потухают. Только новость о его связи с Ким Тэхёном немного удивляет, но Чон все также апатичен. — Вот как… Понятно. В любом случае, спасибо вам. — За что? — спрашивает Мин, поставив Чонгука в неловкое положение.       Он поблагодарил просто так, совсем не за что. Но теперь вдруг смог отыскать причину. — За то, что оправдали меня, — произносит Чон с глубокой искренностью в глазах, больших и разочарованных. — Если бы не вы, я бы давно сидел за решеткой. — Это моя работа — спасать невинных и ловить повинных, — с горькой усмешкой говорит Юнги и вновь затягивается, выпуская серое облако дыма. — А вы ведь тоже считаете, что Чимин — невиновен? — Но это уже два вопроса, — от такого же недосыпа и усталости на работе Юнги едва следит за своим тоном, тем самым невольно ставя Чонгука в неловкое положение. — Извините, правда что-то я… потерял уважение к вам. Простите, мне пора, — Чонгук опускает глаза, печально, виновато.       Он снова уходит, но в этот раз Мин явно пытается его остановить. — Подожди! — говорит Юнги, и Чонгук оборачивается в его сторону. В последний раз затянувшись, глубоко набрав в легкие табачные пары, Мин подходит к подростку уже с настоятельной просьбой. — Давай поступим так: я забываю о том, что ты пытался сделать пять минут назад, а ты… Допустим, расскажешь что-нибудь мне о Чимине. В более нормальной обстановке. Поможем друг другу, что скажешь? — Мин ненавязчив, он тактично и без преукрас предлагает подростку поговорить. — Вас ведь отстранили от дела, — напоминает Чон. — Официально — да, моя работа на этом закончена. Но не перед Тэхёном, — у Юнги смягчается голос, когда он произносит имя своего любимого человека, и Чонгук это непременно чувствует. — Но вряд ли я знаю больше вашего. — У вас напряженные отношения, я знаю. Видел и слышал все сам, — напоминает Юнги о том заседании суда, где Чонгук вызвался участвовать в качестве свидетеля со стороны защиты. В общем, поэтому он не спит. — Если не ради него, то ради его отца. Ему куда хуже, чем нам с тобой. — Это ведь подкуп… — Так ты хочешь им помочь или нет? — Юнги звучит твердо, поставив Чонгука перед серьезным выбором.       Чонгук хочет. Даже несмотря на отвергнутость Чимином, все равно хочет ему помочь. С того дня, как вернулся в штаты из Пусана.

***

      Сидя за своим столом, Чимин который час ломал голову над очередной задачей по химии. Хотелось ему произвести впечатление на учителя, чтобы тот отправил его на олимпиаду по естествознанию. Так скучная школьная жизнь ему не казалась скучной. Когда ему действительно было чем заняться.       Рядом с учебниками зазвонил телефон, и Чимин, сильно увлеченный нерешаемой задачей, проигнорировал первый звонок, оставив собеседника без внимания. «Позвонит и перестанет», подумал Чимин. Но звонок повторился, и вибрацию телефона, посылаемую по столу, стало невозможным игнорировать. Тогда Чимин раздраженно отбросил ручку и взглянул на дисплей телефона. Звонил Хосок. Они неплохо общались на танцах, которые Чимин посещал вместе с ним. Их стили очень отличались, к тому же Хосок часто душнил насчет ошибок. Но в целом Чимину была приятна компания с ним.       Единственный, кто общался с ним. — Привет? — поднял трубку Чимин. — Ты чего не отвечаешь? — без всяких приветствий задорным голосом проговорил Чон. — Уроки делал. Ты что-то хотел? — Чимин ждал ответа, в который раз проходился взглядом по своему решению, пытаясь найти свою ошибку. — Да, слушай, чел, ты не поверишь. Чонгук приехал! Он еще заявился так неожиданно, а я тут уже собрался на вечеринку к Джонни. И короче… — Хосок что-то увлеченно рассказывал, но Чимин уже его не слушал.       От упоминания Чонгука сердце неприятно сжалось. Воспоминания сами собой вспыхнули подобно спичке, разжигая все больше тревоги. Чонгук вернулся? Стало обидно от того, что Хосок знал об этом, а Чимин — нет. Видимо, ему сам Чонгук и рассказал. Тогда почему он не связался с Чимином, которого по идее считает своим другом?       Хотя глупо ему было надеяться. Потому что за все четыре года Чонгук ни разу не ответил на его письма. Впрочем, Чимин сильно не обижался. За это время он успел влюбиться во взрослого друга своего отца. И несмотря на все те травмы, что тогда остались между ним и Чонгуком, его сердце навсегда было занято другим человеком.       Однако спокойнее от этого ему не стало. — …Будет просто чума! — Чонгук… здесь? — прерывая поток слов Хосока, спросил невпопад Чимин. — Ага, мы тут всех созвали. А… Чонгук разве не говорил тебе? — друг по ту сторону разговора неловко замолчал. Видимо, ощутил нотки растерянности в голосе Чимина. — Нет, — выдохнул Пак. — Вот как, — Хосок вновь молчал. Хотел, может, как-то поддержать, но не знал нужных слов. — Хоби-хён, ты ведь знаешь, что я… не люблю вечеринки, — Чимин действительно не хотел идти, опираясь на предыдущий опыт.       Хосок точно знал, об инциденте на той вечеринке говорили все. Мысленно жалели Чимина, но ничего серьезного не предприняли. Майкла так к ответственности и не привели. — Знаю, но… Чонгук очень хотел, чтобы ты пришел.       Это сильно удивило Чимина. Он даже почувствовал слабый укол сердца. — Он тебе это сам сказал? — запинаясь, тихо спросил Пак. — Нет, он… ну типа номера твоего нет. А сам в запаре какой-то после перелета, — наотмашь произнес Хо, и Чимин быстро погрустнел. — Я просто спросил, кого он бы хотел еще позвать, и он первым назвал тебя.       Чимин ручкой вырисовывал каракули на полях, чувствуя одну только горечь на сердце. — Приходи, он будет очень рад тебя увидеть. — Я подумаю. — Отлично! Ждем тебя!       Не дождавшись ответа, Хосок быстро повесил трубку. Чимин также отложил телефон и посмотрел в окно. Дома было тихо, а на столе его ждали задачи по химии. Чонгук приехал… Он совсем о нем не думал до этого звонка. Лишь иногда, но уже как о прошлом. Теперь он снова здесь.       Хочет снова дружить, после… всего?       Чимин не понимал, почему Чонгук так его ждет, по словам Хосока. Но стал собираться.

***

      Как обещал, Юнги отвез Чонгука в придорожную закусочную, неподалеку от шоссе, в которых любили обедать самые клишированные полицейские. Сам Юнги не разделял явного восторга от этого заведения, в отличие от его коллег, но другого варианта не было. А парень скромничал, отказываясь от любой еды, но Юнги все равно заказал ему то же, что и себе.       Они молчали, и неловкость испытывал только Чонгук, в то время как Мин пытался разгрузить и без того забитую голову. Первым начал смущенный подросток, когда официантка с принятым заказом ушла на свое место за барной стойкой. — Сколько я вам должен? — тянет избито Чон, на что Юнги тут же отмахивается. — Не надо, я угощаю. — Спасибо, вы чересчур любезны ко мне, — благодарит он взрослого. — В первый и последний раз. Пусть, с Чимином я не был так близок, как ты, но заочно мы связаны. Говорю к тому, что это не значит, что теперь можно делать все что вздумается, — продолжает свои нравоучения Мин. — В следующий раз, когда снова захочешь сделать глупость, меня рядом не будет. — Понимаю. Извините еще раз, я правда бездумно поступил, — искренне сознает свою оплошность Чонгук, повесив брови домиком. Юнги не знает точный его возраст, но для парня у него чересчур смазливые и детские черты лица. С таким лицом точно алкоголь не продадут, даже прохожие взрослые дядьки, которым по случайности оказался Юнги. — Я верю, — отвечает Юнги и расслабляется на диванчике, смотря на чересчур вежливого подростка, скромно сидящего напротив него.       Он заметно мечется, прежде чем заговорить снова. — Можно нескромный вопрос? — подает тихо голос Чонгук. — Давай, раз уж начали. — А что вы делали так поздно ночью на заправке?       Юнги хитро ухмыляется. — Машину заправлял. — В четыре часа ночи? — Я же не спрашиваю у тебя, что ты делал в такое время на заправке и чем занимался. Так что, будь добр, и ты не спрашивай об этом, — довольно тактично и без агрессии просит Юнги. — Ладно… — грустно опустив глаза, произносит подросток. Такой вид у него, будто сейчас расплачется.       Теперь Мин чувствует себя паршиво. Ничего не может поделать со своим равнодушием к посторонним людям, а Чонгук для него был именно посторонним. Однако далеко не последним человеком. — Твои родители, хоть, не будут переживать за тебя? — Я оставил записку, все в порядке, — Чонгук врет. Ничего он не оставлял. — Окей, просто не знаю, сколько мы тут пробудем. Обычно они быстро готовят. Хотя мы тут почти одни, — Мин снова оглядывает закусочную, подмечая только нескольких мужчин, разбросанных по залу, видимо, работают дальнобоями, раз пережидают ночь здесь, после длительной и утомляющей поездки. — Думаю, тебе лучше все рассказать, если хочу узнать от тебя подробностей, — Юнги берет графин и наливает себе в стакан, жестом предложив того же Чонгуку, но тот в молчаливом жесте отказывается. — В общем, я, как главный следователь по серийным убийствам, в которых и обвиняется Чимин, совсем не верю, что это был он. — Так все-таки не верите, — скучающе, даже устало говорит Чонгук. — И да, и нет. — В каком смысле? — Его ДНК совпадает со следами почти на всех жертвах. Пусть и косвенная, но все же улика. А если и не на всех, то он идеально сопоставляет все факты с места преступлений, даже те, о которых не рассказывалось в СМИ. И его исчезновение два года назад отлично совпадает с началом основной серии. — Основной? Так… была еще другая? — Да, потому что до его исчезновения тоже были убийства. Слабо, но притянуть тоже можно, просто некоторые факты в алиби не совпадают. А так — они даже хотят висяк повесить на него. — Вы про учителя педофила?       Заметив перемены в лице Чонгука, Юнги кашляет в кулак и сутулится. — Извини, я ведь совсем забыл, что ты… — Все хорошо. Сейчас я нормально отношусь к этому, — говорит спокойно Чон, кивнув головой. Он хорошо держится для шестнадцати лет. Теперь его внешность кажется не по возрасту неоправданной. — Ладно, я продолжу, — Юнги стучит пальцами по столу, обдумывая свои умозаключения. — На самом деле, я бы хотел расспросить тебя на эту тему чуть подробнее. Если позволишь, конечно. — Если вы хотите знать, убил ли Чимин его, — не называя учителя по имени, перебивает его быстро Чонгук, — то это полная чушь. После всего он просто нас вытолкнул на улицу. И я был все это время рядом с Чимином. — Я не об этом, нет. Вообще мне кажется, что тот мудак просто сбежал. Его тело ведь так до сих пор не нашли, — Юнги достает телефон и начинает что-то искать в галерее. — Он ведь фотографировал, в основном, детей из вашей школы. И у меня есть основания полагать, что ты мог знать его жертв. Или видеть те снимки.       Юнги демонстрирует фото тех снимков, которые он нашел некоторое время назад в старом фургоне, и двигает телефон к Чонгуку, неспеша листая одну за другой. А тот с явно подавляемой тревогой неохотно смотрит на них. — Говори, если тебе станет тяжело. — Постойте, — Чонгук вертит головой, резко остановив Мина. — Как «это» может быть связано с Чимином? — Оно и не связано. Напрямую, — отвечает Юнги, но телефона не убирает. — Эти снимки я нашел у одной якобы «жертвы» Чимина, — с нескрываемым сарказмом произносит он и настойчиво подталкивает телефон к Чонгуку.       Подросток просматривает неприятные фотографии, достаточно обрезанные, вероятно, Юнги сделал. Потому что на большинстве из них лица детей выглядят довольно напряженно, что наводит на не самые утешающие выводы. Чонгук боится в один момент найти на этих фотографиях себя, потому пролистывает с осторожностью. — Ты кого-то узнаешь из своей школы? Может, еще кого-то видел? — Думаете, что эти девочки могли быть жертвами Робертса? — Чон поднимает на лейтенанта хмурый взгляд. — У вас разве нет материалов по нему? Могли бы сами сравнить и… — Так ты узнал кого-то или нет?       Чонгук поджимает губы, выпрямившись в спине и отдав телефон. — Нет, никого припомнить не могу. Простите, — он сталкивается со слегка разочарованным взглядом Мина и добавляет: — А как эти снимки могут быть связаны с Чимином? Я не совсем понимаю. — Я пытаюсь не снять с Чимина обвинение, а найти настоящего убийцу. Это было моей задачей последние пять лет, когда убийства педофилов объединили в серию. — Но как это поможет Чимину? — настаивает на своем Чонгук. — У вас ведь даже нет возможности что-либо изменить. Суд уже идет. Пара-тройка заседаний и его отправят на стул. Я почему-то не сомневаюсь в этом.       Чонгук отводит взгляд в сторону. — … Да и сам Чимин не сомневается… — Эй, посмотри на меня, Чон Чонгук, — Мин стучит по столу, привлекая внимание подростка. — Мне скоро пятьдесят. Думаешь, я хуйней страдал все это время в полиции? Наверное, да, раз уж я застрял в этой ебаной дыре. Но я не мог уехать отсюда. Потому что все эти сука шесть лет чертов маньяк будто издевается надо мной. И я бы рад пожать ему руку, что оказывает медвежью услугу — не просто ловит педофилов, так еще жестоко их убивает. Но какого хрена это делает возомнивший себя богом ублюдок, а не мать его правосудие?       Чонгук испуганно смотрит на Юнги, но не пытается его перебить. Впервые видит настолько сдержанного и одновременно злого человека. — Я готов был пристрелить на месте того выблядка, что так поступил с тобой и Чимином. Я имел дело с этими пидорасами, поверь, эти твари могут несколько лет держать бедных девочек в подвале, насиловать их прямо перед носом своей семьи, а потом еще писать апелляции президенту. Уверовать, блять, в бога, сидя за решеткой. Такому отребью лучше не рождаться. Но я не стану марать руки об этих мразей. А для кого-то это оказалось не проблемой. И этим кто-то явно был не Чимин.       Чонгук долгое время молчит, переваривая длительную и эмоциональную речь Юнги. Ему даже немного стыдно в том, что посмел усомниться в профессиональных качествах Мина. А он именно профессионал своего дела, просто ему попался достаточно изворотливый преступник. — Чимин правда не тот, кто может убить, вы правы, — подтверждает он. — По крайней мере не из-за этого. — А из-за чего-то другого может? — Юнги с широко раскрытыми глазами смотрит на Чонгука, который от неловкости кусает собственные губы. — Ты что-то знаешь, но боишься говорить, потому что можешь навредить ему еще больше?       Чонгук вновь не говорит, долго и упорно смотря в одну точку. Неожиданно для Юнги он берет чистый стакан и также наливает в него воды из графина. Пьет так, как крепкий алкоголь, собираясь с мыслями. Видно, как ему тяжело говорить — Когда я вернулся в Америку, мне было так интересно узнать, что с ним. Ну как… он пережил все. Как относится ко мне? Насколько изменился сам… — тихо и вкрадчиво произносит Чон. — Узнал? — Да, — грустно говорит Чонгук. — Чувствую, долгожданная встреча прошла не так, как хотелось, — вздыхает Мин, разглядывая отстраненного подростка. — Мы просто не поняли друг друга. А может, все понимали, но не хотели признавать это. — Что признавать?       Чонгука накрывает. Он с головой уходит в воспоминания, стыдясь их. И Юнги ощущает, что должен помочь ему открыться. — Что бы у вас не произошло, не мне судить. Тем более один уже сидит, а что с тебя взять? Так что, если это поможет тебе, арестовывать тебя не стану, — стучит он снова пальцами по столу, а затем придвигается чуть ближе, внимательно и тихо прошептав: — Я никому не скажу. Даю слово.       Убрав руки с лица, Чон принимает скорбящий вид, словно близкий ему человек умер. Не проходит и минуты, как по щекам скатываются слезы. — Все… произошло так быстро…       Вдруг, Чонгук осекается. Для того, чтобы ответить на вопрос, ему предстоит вспомнить весь тот вечер.

***

      Морщась от какофонии звуков музыки и пьяного галдежа, Чимин тенью крался между подростками. Испытывая на себе беглые взгляды, он сто раз пожалел о том, что вообще пришел. Но слова Хосока о том, что Чонгук хочет с ним увидеться, удивительным образом заставляли ноги Чимина идти дальше, утопая в бездонном океане из тел и липких взглядов. Он блуждал по огромному коттеджу, в попытке хоть как-то найти Чонгука, или хотя бы Хосока. Однако никого из знакомых и близко не видел. Такими темпами Чимин добрался до ближайшего туалета, надеясь, позвонить Чону из более-менее тихого места.       Он тяжело выдохнул, закрыв глаза и стараясь забыть все те перешептывания за его спиной, когда он только появлялся на виду. Звуки вечеринки все еще доносились за дверью, но дышать стало в разы легче. Тревога медленно отступала. Чимин достал телефон и заметил несколько пропущенных от Хосока и пару сообщений. Все-таки, его тоже искали.       «Ну где ты???»       «Мы тут игру хотим замутить. Тебя ждать?»       «Чимин?»       «???»       Пак тяжело вздохнул, начиная писать в ответ:

«Я уже здесь. Ты где находишься?»

      Не прошло и минуты, как он получил ответ:       «В гараже».       Чимин точно бы не подумал туда заходить, это ведь просто гараж. Но эти кутящие подростки нашли применение и для него. И в какую игру они там запланировали играть? По большей части Чимину все равно. Он поздоровается с Чонгуком, может, немного они поговорят, а потом он пойдет домой. Веселиться со всеми никакого желания не было.       Прежде чем убрать телефон, на него снова поступило сообщение, которое заставило Чимина заволноваться:       «Быстрее, а то все пропустишь ;)»       Могло звучать как издевка, но, зная Хосока, он бы не стал так жестко шутить. Потому Чимин положил мобильный в карман и покинул ванную, на проходе в которую его чуть не сбил довольно пьяный парень, из последних сил сдерживая просящуюся наружу водку. На довольно грубый толчок Чимин коротко закатил глаза, а затем терпеливо отправился в гараж.       Не с первой попытки ему удалось найти нужную дверь, встречая целующихся или нюхающих подростков в разных комнатках, но в конечном итоге цель была достигнута. Спускаясь по небольшой лестнице, внутри гаража Чимин обнаружил столпившихся вокруг стола людей. Здесь играла совершенно другая музыка, на манер тише, но все портили кричалки. Как толпа подвыпивших подростков скандировала чье-то имя, а после взрывалась волной ликования. Чимин так изрядно старался разглядеть за чужими спинами, на что же было уставлено все их внимание, как не заметил подлетевшего Хосока. — Move, bitch! — с радостными возгласами и перегаром встретил его Чон Хосок, веселый и пьяненький — два безумных сочетания для этого человека. — Ты… меня напугал, — скромно и зажато ответил Чимин, когда Хосок наконец отлип от него. — Сорян, я просто рад тебя видеть, — улыбнулся ему Хосок, на что Чимин с неловкой ухмылкой отвел взгляд. Впрочем, Хосок безобидный, но Чимин не считал, что он мог также обрадоваться его появлению уже по трезвянке.       Ему нигде не рады. — Эй, чо хмурый-то такой, а? — продолжал юлить Хосок, несмотря на скованный вид Чимина. — Шумновато немного… — А ты чего ожидал? — поймав растерянный взгляд младшего, Чон приободрил его незначительным хлопком по предплечью. — Да расслабься ты! Все в порядке!       Чимину веселее не становилось, и тогда Хосок очень близко, совсем на ушко прошептал ему: — Я тебя в обиду не дам, — и подмигнул.       Разумеется, Хосок имел ввиду, что он сможет позаботиться о нем так, как этого не сделал Джексон. Чимин не знал этого, но Хосок перестал общаться с Джексоном именно по этой причине. Мало того, что он оставил бедного Чимина одного на растерзание этим ублюдкам, так еще и не вступился потом за него. Побоялся, продолжив тусить с теми животными.       Теперь Чимин улыбнулся ему искренно. Смущался, но меньше выглядел напряженным.       Вдруг, все резко стали скандировать имя Чонгука, и Чимин интуитивно начал искать его, но из-за высоких спин не нашел. — Что происходит? — спросил он. — Да Чонгук всех спаивает. Ты только посмотри, — Хосок взял Чимина под свое крыло и настойчиво пропихнулся вместе с ним сквозь толпу.       Перед ними расступилось несколько человек, пропуская Хосока, и тогда Чимин смог увидеть стол для настольного тенниса. Американские подростки играли в пиво-понг — какая банальщина. Однако наполненные пивом красные стаканчики, летающий со звонким стуком шарик и очень оживленная толпа зрителей довольно колоритно смотрелись вживую. Особое внимание привлекал высокий парень, худой в мешковатой одежде, и с очень милой кроличьей улыбкой, как у Чонгука. Он так забавно пританцовывал, когда шариком попадал в чужой стаканчик, — ему всегда нравилось выигрывать.       Этот Чонгук — уверенный в себе, заводила компании, такой искренний, но по-прежнему чертовски милый. Особенно лицом он не изменился, все такой же ребенок. И Чимин испытал странное чувство, когда наблюдал за ним. Видеть Чонгука счастливым должно было порадовать и его, но…       Чимин не понимал своих чувств.       А когда оппонент наконец смог попасть в стакан Чонгука, тот с широким жестом поднял его над головой и быстрыми глотками осушил содержимое. Ребенок в теле взрослого парня, а уже пьет. — Сколько ему уже? — спросил ненароком Чимин. — Пятнадцать в сентябре, — заметив непонимающий взгляд, Хосок быстро ответил. — Мы ему разбавили, честно. — Но он тогда совсем не пьянеет. — Так в его стаканы попасть толком не могут. Сам посмотри — это уже третий, — указал он на противника Чонгука.       Пак вздохнул, продолжив смотреть за пивным соревнованием. Они играли еще пару минут, пока оппонент Чонгука и вовсе не свалился на пол, потянув за собой оставшиеся стаканчики с пенным. Все шумно заулюлюкали, а Чимин лишь брезгливо отпрыгнул от бедного паренька. Которого, впрочем, ему не было жалко. Даже Чонгук громко закричал, радуясь своей победе перед ребятами.       И в моменте их взгляды пересеклись. Эта восторженная улыбка так и застыла на его лице, стоило ему посмотреть Чимину прямо в глаза. Чимину, который совсем не был готов видеть его, не то что говорить.       Теперь Чимин понял, что за чувство он испытал: обида. Почему Чонгук не писал ему? Почему даже сейчас, когда рядом был Хосок, не мог попросить его номер телефона?       Почему даже спустя года все любили Чонгука, а его — нет? — Ха-ха, ты смотри, как он уебался! — продолжая ржать над парнем, потерявшим сознание, кричал Хосок.       Воспользовавшись моментом, Чимин проскользнул сквозь громко хохочущую с шуток Хосока толпу и вышел на свежий воздух. Во дворе совсем никого не было. Только он и еще две девочки, что на садовых скамейках курили. Одна плакала, а другая слушала. Чимин хотел побыстрее уйти отсюда.       Только его остановил незнакомый, но очень теплый голос. — Хён! — проговорил он в спину.       Обернувшись, Чимин увидел Чонгука, слегка обескураженного и несколько потерянного. По крайней мере, взгляд у него был неоднозначным — счастливым и грустным одновременно. Чонгук подошел к нему, и чем ближе он становился, тем больше Чимин ощущал себя маленьким. Ничтожно маленьким. Неужели за 4 года он так и не вырос? — Привет. Хён, — проговорил Чонгук ласково. Он нервничал, было заметно по его часто сжимающимся кулакам. — Привет, Чонгук, — ответил Пак, все еще не веря, что перед ним стоял тот самый Чонгук, который учил его нелепым танцам. — Ты вырос. — Спасибо… Ты тоже, — со смущенной ухмылкой произнес он.       Они не знали, что сказать друг другу. Чимин не мастер говорить открыто, а Чонгук был просто глуп в силу возраста. Здоровый парень, на вид все восемнадцать, пусть лицо довольно смазливое, но стоило ему открыть рот — ребенок ребенком.       Однако Чимин не понимал этого. Не воспринимал Чонгука за все еще четырнадцатилетнего подростка, приписывая ему пару лет за счет роста и огрубевшего голоса. И за ту обиду, которую причинил Гук, бесследно исчезнув из его жизни на долгих и мучительных четыре года. — Ты как… вообще? — протянул неловко Чонгук. — Нормально, — Чимин удрученно перевел взгляд в сторону. Все происходило не так, как он представлял. Впрочем, Чонгук также ощущал, но ничего сделать не мог. Не умел еще. — А прикинь, я… занялся тхэквондо. — Классно, — сдержанно ответил Чимин. И совсем незаинтересованно.       Однако Чонгук это почувствовал. — Я что-то не то сказал? — искренне поинтересовался он.       Чимин стоически молчал. Хотел все высказать, все-все-все! Но личностная неполноценность мешала ему открыто высказать свое мнение. Свои чувства, на самом деле. Не мог он взять и накричать на Чонгука, все терпел и ничего не говорил. — Можешь сказать, что я такого сделал, что сейчас ты так не рад мне?       Видеть отстраненного по отношению к себе старшего заставляло сердце Чонгука неприятно сжиматься. А молчание и вовсе — разбивало его. Потому что для Чонгука Чимин хоть что-то, но значил. — Не молчи, пожалуйста…       А Чимин смотрел в его ласковые, до боли щенячьи глаза, а когда Чонгук сделал к нему шаг навстречу, и вовсе испытал жар во всем теле. К тому же его разговоры возобновили воспоминания. Пах он удивительно так же, как тогда. — Я писал тебе, — не выдержав пытки этих глубоких глаз, сказал он. — Хосок дал твою почту. Но ты не ответил ни на одно письмо, — напомнил ему Чимин, чувствуя, как не может ему простить этого.       С того момента, как он уехал в Пусан, прошло четыре года, и от него за все это время не было никаких вестей. Спустя годы Чимин несколько иначе смотрел на Чонгука. Они были детьми, но разве после произошедшего можно остаться просто друзьями?       Тогда Чонгук поднял голову к небу, сексуально открывая вид на свою шею, и в раздумиях промычал. Скорее вымученно. — Вероятно, это все мама, — сказал он раздосадованно. — Она почти со всеми обрубила мне связь. Ну не хотела, чтобы… Напоминали обо всем. Может, и правильно. По крайней мере, мне сейчас намного легче. — Понятно… — Чимину стало грустно еще больше. Потому что ему легче не становилось. — Прости, я правда не знал, — виновато произнес Чонгук. — Если бы я знал, что ты писал мне, да я бы… Да я бы сделал все, чтобы ответить тебе! — ревностно сказал он, шагнув вперед к Чимину, который этот жест воспринял совсем по-другому.       Рассердившись, он сделал шаг назад. Это выглядело резко, что Чонгук в непонимании застыл. — Тебе тяжело из-за прошлого, да? — Чонгук смог поймать неожиданный взгляд Чимина.       Инцидент с учителем не забыт, Чимин помнил те ощущения. Странные, но не отталкивающие. Возможно, неправильные, но это ведь был Чонгук. Пусть Чимин чувствовал напряжение не меньше, чем Чонгук, все же относиться к нему, как к обычному другу, он не мог. Не после того, как узнал, каков он на вкус.       И когда Чонгук подошел ближе, Чимин почувствовал его запах, только теперь он стал ярче, разбиваемый нотками мужского одеколона, но таким же притягательным. Как тогда… — Я понимаю. Я долго пытался принять себя. Таким, кем я стал, — произнес Чонгук с большой уверенностью, но Чимин практически его не слышал, занятый плотскими мыслями.       Его голос был таким низким, и Чимин почувствовал волну мурашек по всему телу. Мысленно твердил, что ему всего четырнадцать, к тому же их связывает такая неприятная история. Он был до ужаса влюблен в друга своего отца, на минуточку!       Однако как же Чонгук и своим запахом, и пронизывающим добрым взглядом манил. Мысль заняться сексом с ним заводила Чимина. Гормоны не сдавали, а влюбленность в другого как-то… незаметно отошла на второй план. — Но ты не должен себя чувствовать плохо, — его рука тихонько дотронулась до плеча Чимина, и тот опустил взгляд на его прикосновение. — Мы не должны.       Движимый мимолетными чувствами Чимин приподнялся на носочках и поцеловал Чонгука. Но он не успел толком ничего ощутить, как Чонгук резко отстранился. В глазах его, до того добрых, плескалось негодование соизмеримое с раздражением. — Ты… Что делаешь? — дрожащим, тихим голосом спросил Чон, прикрыв рукой свои губы. — Я просто… — Чимин и не знал, что ответить. Он неправильно все понял, а теперь чувствует стыд за содеянное.       Что теперь ему делать? — Я ведь не это имел ввиду, — Чонгук был растерян, глаза его разбегались в разные стороны. Складывалось ощущение, что сейчас у него случится истерика. — Черт, хён, ты правда подумал, что я говорил о нас, как… Как о паре? — Нет, это просто… — отрицал Пак. — Что?       Чимин быстро раскрывал рот и беззвучно закрывал, стараясь найти хоть одно объяснение, почему он так сделал. И ведь он не понимал, что причина крылась в его глубоко душевных травмах, что не смог, в отличие от Чонгука, примириться с собой и с тем случаем. Странные ощущения от всех воспоминаний. Абсолютное равнодушие в школе. Безответные и сводящие с ума чувства к Намджуну.       Что ему делать?       Вдруг их окликнул Хосок, беззаботной походкой подплывающий все ближе. А пьяная ухмылка до ушей расплывалась все шире. — Хей, детишки! — он остановился между ними и смотрел такой ехидной ухмылкой, что Чонгук и вовсе испуганно прятал глаза. Боялся, что он мог все увидеть. — Ты пьян, — высказался Чон смущенно. — А вы — нет, и это проблема, — посмеялся Хосок, но, заметив, что младшие не особо разделяют его настроения, оглядел каждого по очереди. — У вас что-то случилось? — У нас все нормально, — сказав это, Чонгук посмотрел на Чимина. Без всякой злости или обиды, но Чимин больше не смог вынести всего этого стыда. — Мне нужно отойти, — воспользовавшись моментом, Чимин забежал в гараж, скрываясь от всех. — Че это с ним? — беззаботно спросил Хосок.       Но Чонгук не ответил.

***

      Как только официантка приносит их порции, Чонгук замолкает. Есть он не торопится, пряча стыдливый взгляд за сильно отросшими волосами. Юнги же макает картошку в кетчуп, пробуя ее на вкус. В отличие от подростка, он дико голодный. — Он тебя поцеловал, а ты этого не хотел, — произносит Юнги, обдумывая рассказ младшего. — Или я не так тебя понял? — Нет, не то, что я не хотел, просто… Это было неожиданно. Вроде мы обсуждали такую тяжелую вещь, а он взял и поцеловал меня. Разве это не странно? — Странно то, что ты вообще обсуждал с ним эту тему, — чересчур резко высказывает свое мнение Юнги, но потом быстро одумывается. — Извини. Так… Что произошло дальше? — Чимин ушел, — говорит Чонгук как-то неуверенно, будто уклоняется от ответа. — Домой, надеюсь? — Юнги между делом продолжает есть, но все еще не спускает с Чонгука взгляд. Издержки профессии. — Нет. Он сильно напился, — снова опускает глаза. Не хочет говорить. — А ты? — Я не пил. — Но история на этом не заканчивается, так?       Чонгук молча мотает головой, унылым взглядом уставившись в свою тарелку. Юнги же берет из корзинки со столовыми приборами вилку с ножом и двигает к подростку. — Ты можешь уйти прямо сейчас. Я заплачу за тебя, ты мне ничего не должен. Но если ты думаешь, что это как-то может помочь Чимину или мне в моем расследовании, то начинай уже рассказывать, — вкрадчиво и без какой-либо угрозы поясняет Мин. — Напомню, что сейчас — я обычный гражданский. И все, что ты мне скажешь, останется за этим столом.       Некоторое время Чонгук находится в состоянии внутренней борьбы. Он может уйти, Юнги его не держит, но чувство вины, проснувшаяся совесть не отпускают его. А слезы душат, совсем не жалея красивого лица. — После поцелуя мне показалось, что Чимин что-то испытывает ко мне. Я был рад назвать это любовью. Но сейчас… сейчас я уже так не думаю, — закончив говорить, Чонгук поднимает глаза на Юнги, из которых начинают литься слезы. Снова.

***

      Пробиваясь через все те же полные к нему равнодушия тела, Чимин хотел поскорее спрятаться. Прежде всего от самого себя. Однако идти домой ему не хотелось — слушать нравоучения отца еще хуже, ведь он без спроса сбежал на эту вечеринку. Чертову вечеринку из лицемерных и эгоцентричных подростков, безмозглых и аморальных, до трясучки бесячих и таких… Таких, на которых Чимин никогда не будет похож.       Почему все его так ненавидят?       Наполненные разным алкоголем стаканчики выглядели совсем безобидно в глазах потерянного и униженного всем миром Чимина. Он начал пить. Один стакан за другим, проглатывая всю ту боль, что наполняла его сердце. Отец его боится. В школе его избегают. А Намджун никогда в жизни не посмотрит на такого, как он.       Даже Чонгук ненавидит его.       Все сильнее накручивая себя, Чимин выпил достаточно, чтобы все эти проблемы казались не такими уж проблемами. В какой-то момент ему даже стало смешно. Весело. Казалось, будто он невидимка в этом большом, полном мразотных людей доме. Сколько раз они делали вид, что будто не замечают его? Сколько раз называли его странным? И на пьяную голову Чимину приглянулась эта роль невидимки, отпустив все свои переживания, тяготы и неразборчивые чувства.       Он просто танцевал. Как и пророчила Леди Гага, чей альбом резко заиграл, танцевал как в последний раз. Он перебрал. И когда толпа вокруг оживилась, в глазах их лица и в его памяти навсегда остались смазанными. Просто танцевал, а в голове крутилось это лживое обещание:       "Все будет хорошо".       Пусть это состояние продлится до утра, сейчас ему было хорошо.       Чимин самый настоящий психопат. Его энергетика, растворяясь в громком ритме танца, заражала всех присутствующих. Электризованный до предела пронзал ту самую равнодушную к нему толпу. Он словно взлетал на столе в гостиной, выкручивая головой на целый оборот вокруг земли, вращая своими бедрами в разные стороны, настолько в тот момент он перестал чувствовать свое тело. Он был на высоте, отрываясь от земли с каждой рюмкой.       Сказал бы Чимин, что происходило тогда… Он ничего не помнил. Не после того, как девчонка, явно не из их школы, разливала по груди бакарди, которое он слизывал всем на потеху.       В ту ночь он без конца сыпал пошлостями, и в один момент его заигрывания дошли до точки невозврата.       И пока Чимин развлекался, Чонгук все то время старался хоть немного понять, почему он так себя повел с ним. И кроме объяснения, что Чимин был влюблен в него, Чонгук не находил других причин. Сидел в телефоне, отдаленно слушал пьяные речи Хосока в его компании, а сам продолжал прокручивать их поцелуй. Первый его поцелуй, который с каждым неутешительным выводом все меньше походил на ошибку. И продолжал справляться со своими неприятными воспоминаниями о детской травме, вызванными этим неожиданным, но все-таки приятным поцелуем.       В один момент он услышал, как все звонче становится имя Чимина, криками подростков распространяющее по всему дому. Даже пьяному Хосоку стало интересно, что происходит. И когда Чонгук увидел вовсю танцующего на столе Чимина вместе с незнакомыми девушками, просто обомлел. Никогда бы в жизни не мог подумать, что этот тихоня вообще способен на такое. Но дать должное, танцевал он неплохо. И очень даже развратно, вызывая в Чонгуке бурю разных эмоций. От неприятия до ревности. Его друг пьян, оголяет на потеху толпе свое тело, а им только весело. Снимают на камеры… — Ебать того рот, — высказался Хосок так смачно, будто в миг протрезвел. — Его… Его надо остановить, — обеспокоенно сказал Чонгук и посмотрел на Хосока, ожидая в нем поддержки. Но тому тоже не помешала бы помощь, и тогда Чонгук пошел один.       Пробираясь через своеобразный танцпол уничтоженной к херам гостинной, Чонгук подобрался к столу, на котором плясал Чимин. Он не обратил никакого внимания, забывшись в алкогольном танце. Чонгук аккуратно касался его обтягивающих джинс, стараясь докричаться. — Хён! Хён, слезай! — А? — Чимин все же заметил что-то мешающее на ноге и посмотрел вниз. Чонгук не вызывал в нем никаких эмоций. — Говорю, слезай! Ты пьяный! — Эй, красавчик, — воскликнула девчонка, сидящая на столе возле Чимина. — Лучше заткнись и полезай к нам.       Чонгук сверкнул недоброжелательным взглядом на пьяную девицу, и та быстро отлипла, показательно фыркнув.       Чимин же присел на корточки и потянулся к нему, пытаясь разглядеть его лицо. От него сильно разило спиртом, что Чон едва сдерживался от желания увернуться. Но терпел, боясь его спугнуть. — А, это ты, — смазано сказал Пак, выглядя при этом как-то разочарованно, надеясь встретить кого-то другого. — Хён, слезай, пожалуйста. Я помогу тебе… — он протянул к старшему руки, хотел помочь ему спуститься вниз. — Не надо делать вид, будто ты! Словно ты!.. — Чимини, ты куда? — спросила еще одна девушка, которая также танцевала на столе.       А Чимин уже слезал, тыча пальцем в Чонгука. — Что ты тут самый паинька, Чон Чонгук! — отмахнувшись от помощи Чонгука, Чимин кое-как слезал со стола, желая уйти.       Его шатало, ноги уже изрядно заплетались, а голова кивала как любимая игрушечная собачка у американских автолюбителей. Если бы не Чонгук рядом, Чимин бы упал и обязательно что-нибудь себе сломал. Однако эту помощь он воспринял остро, оказавшись уже на земле, грубо выпутался от рук Чонгука. — Не надо. Меня. Трогать, — встал Чимин напротив него с протестом, грозно тыча пальцем. — Или потом снова побежишь жаловаться мамочке, что я тебя порчу, а?       Чонгуку было неприятно все это слышать. Но он считал, что перед ним был не Чимин. Боль, обида, алкоголь — все что угодно, только не его друг, которого он скрепя сердце оставил здесь совсем одного. Что тогда и что сейчас совершал ту же ошибку. Теперь он не поступит с ним также. — Хён, прошу тебя. Пойдем домой. Я все забуду, — умолял его Чонгук, положив руку на сердце. — Честно, я забуду все, что было. Только, пожалуйста, доверься мне сейчас. Дай шанс помочь тебе. — Чонгук! Все окей?! — откуда-то из толпы кричал Хосок, видимо, насторожившийся долгим отсутствием Чонгука. Нет, без Чимина он не уйдет.       Чимин изменился в лице. Резко подобрел, и глаза у него заиграли новым блеском. Словно заново ожили. Он приманил рукой Чонгука, чтобы тот подошел к нему ближе. И когда Чимин наклонился к Чонгуку, своими руками тот коснулся плечей, словно хотел забраться на него, прижался своей грудью к его и очень пошло прошептал: — Ты можешь все забыть? Правда? — с его горячих губ, обжигающих ухо Чонгука, сошла усмешка. — А как тогда мне забыть то, как ты кончал мне в рот?       Чонгук резко отошел от него, с испугом и отвращением уставившись. Ни стыда, ни сожаления, ни чего-либо еще не было в Чимине. А нездоровая улыбка настораживала даже больше, чем самый страшный сон. — Как мне забыть вкус твоего члена? — почти истерично говорил Чимин, толкая Чонгука в грудь и продолжая добивать его словами. — Как мне забыть твое лицо? Твой запах? Твои слезы и мольбы!       Чонгук не сопротивлялся, позволяя плачущему Чимину колошматить себя на глазах у всех. Все это время он говорил на корейском, и вряд ли кто-то из присутствующих мог бы понять, о чем он говорил. Но Чонгуку все равно казалось, что все прекрасно все поняли. — Мы не должны себя плохо чувствовать, да? Тогда почему ты смотришь на меня так же, как и на него! — Чимин сильнее ударил Чонгука, что тот, не совладав с равновесием, столкнул позади себя музыкальные колонки.       И музыка резко стихла. Все повернулись в их сторону, загудев недовольно и разочарованно. Кто-то похлопал Чимина по спине, видимо, он отлично влился в их компашку за последние полчаса как минимум. А после его стошнило. Это вызвало очередной шквал эмоций. Они изрядно привлекали внимание.       Однако Чонгук не из тех, кто смог бы оставить человека в таком состоянии, пусть этот человек наговорил с дюжину неприятных вещей. Взяв со стола уже пустую тару из-под снеков, Чонгук впихнул ее в руки Чимину и за плечи вывел из гостиной. Они уединились в ближайшей ванной, Чонгук разрешил войти только Хосоку из всех девушек, которым за время его танцев так приглянулся Пак. И пока Хосок искал способы решения, что делать с Чимином, Чонгук был рядом с ним. Его рвало над унитазом, весь красный и до слез замученный. Но Чонгук не отходил. Попавшейся под руку тряпкой протирал ему лицо, вовремя нажимал на кнопку слива унитаза и нежно гладил Чимина по спине. В перерывах между позывами Чимин тихонько склонялся над ободком унитаза, наплевав на антисанитарию, и дрожал. Он казался таким маленьким, таким беспомощным в глазах Чонгука, что ему стало стыдно за свое осуждение к хёну.       Чимин тоже страдал, переживал как мог их общую травму, а Чонгук думал только о себе. Его мать была права — им нельзя было снова начинать общаться. Однако… Чонгук чувствовал тоже самое. Необъяснимая близость была между ними, и кто знает, не случись тех событий, быть может, они смогли бы влюбиться друг в друга без всей этой драмы. Как здоровые люди. Как все нормальные люди.       Чонгук также не мог забыть Чимина, просто надеялся, что они смогут остаться друзьями. А когда его рука скользила по спине старшего, худой и форменной, и вовсе он испытывал разносторонние чувства. Печаль и влюбленность одновременно. — Чонгук, впусти! Это Хосок, — послышалось из-за двери.       Он взглянул на затихшего Чимина, который совсем перестал двигаться, и прошелся пальцами по его осветленным волосам. — Подожди, я сейчас, — сказал он зачем-то, а после открыл дверь Хосоку. Рядом стоял Джонни — виновник вечеринки и хозяин дома. — Слушай, мы тут переговорили. И Джонни может нам предоставить комнату на ночь. Вам двоим, — Хосок пальцем указал на Чонгука с Чимином. — Да, но с небольшим условием, — добавил тот самый Джонни. — И каким? — спросил Чонгук, предчувствуя подвох. Неужели он всерьез собрался брать с них деньги? — Это комната моих родителей. Я всегда ее запираю, когда устраиваю шабаш, — произнес он с небольшой иронией. — И поэтому, если ты не хочешь потом оказаться погребенным на заднем дворе этого блядского дома, ты должен дать слово, что будешь приглядывать за ним, — Хосок намекнул на совсем расклеившегося Чимина.       Чонгук долго не раздумывал. — Без проблем. — Отлично, тогда помоги перенести его, — созвал на помощь Хосок Чонгука и Джонни, проходя внутрь ванны. — Мой дом не блядский! — высказался американец. — Да? Но шабаши твои и впрямь блядские.       Они все вместе перенесли Чимина на верхний этаж. Чонгук поднял его к себе на спину, Хосок сзади контролировал, чтобы это сонное тело не свалилось, а Джонни расталкивал всех и прокладывал путь вперед. Он также оставил ключ, чтобы их никто не беспокоил, вместе с угрозами, что всех вздернет, если они испортят спальню его родителей, и ушел, а за ним и Хосок.       Так Чонгук остался наедине с Чимином, отключившимся еще в ванной. Он хотел только снять верхнюю одежду, пропахнувшую потом и рвотой ,чтобы не испачкать чужую постель. Рубашку снимать было тяжело, Чимин не хотел переворачиваться на бок, чтобы высунуть свои руки из рукавов. Мычал что-то невнятное, нежился в своих глубоких снах. И когда руки Чонгука опустились к его ширинке, мурашки прошлись по всему телу. Потому что это могло выглядеть иначе.       Сглотнув, Чонгук расстегнул пуговицу, за ней и молнию, и начал стягивать джинсы с его бедер. Они были обтягивающими, плохо поддавались. И как бы Чонгук старался этого избегать, пальцы касались нежной кожи старшего. Его стройные ноги постепенно оголялись, и когда Чонгук решил снять футболку тоже, пальцами прошелся по животу. Чимин громко вздохнул, раскрыв рот, и свел ноги вместе. Приглядевшись сквозь полумрак, Чонгук заметил возбуждение под его нижним бельем.       До боли сомкнув глаза, Чонгук еще раз взял футболку за нижние края и потянул наверх, и в то же время вслед его движениям вздымалась грудь Чимина. И когда Гук был прямо над ним, Чимин словно проснулся.

***

      Размазывая картошку с кетчупом по тарелке, Юнги не выражает никаких эмоций. Хмурится все сильнее, но держит лицо. — И потом вы переспали, — говорит он сухо.       Медленно пережевывая уже остывшую еду, Чонгук выглядит слишком бледно. — Да, — кивает он. — Но он был пьян вдребезги, — Юнги останавливается, задержав взгляд на мальчишке.       Чонгук с пустотой в глазах кивает. Молча.

***

      Чимин зашевелился. Смотрел сквозь пелену полуоткрытых глаз, дышал тяжело, часто. И ерзал в ногах. — Сделай… так…       Чонгук также затаил дыхание, не понимая, что происходит с Чимином. Что, важный момент, происходило с ним самим? — Дотронься, хотя бы раз, — прошептал сладко и в беспамятстве Чимин, выгибаясь в спине, прося такое очевидное.       Он был слаще меда. Растекаясь под ним словно патока, излучал тепло и нежность, которой было столько, сколько не было ни в одном другом человеке. Даже Чонгук не был настолько изящным, как он. И Чимин, чье тело буквально кричало об этом, нуждался в еще большей теплоте. В большей нежности.       На свой страх и риск Чонгук притронулся ладонью к нему, положив руку прямо на солнечное сплетение. Реакция последовала незамедлительно. Чимин, выгнувшись навстречу горячей ладони, с придыханием весь затаился. Его ноги шумно проскользили по кровати, плотнее прижимаясь друг к другу, чтобы увеличить давление в паху. — Я так ждал тебя, — очень медленно, но не менее сладко прошептал Чимин. — Пожалуйста… будь со мной.       Чонгук до дрожи был скован его очарованием. Ни прошлое, ни будущее не смогли повлиять на его выбор. Сейчас. Перед ним лежал такой ласковый и любвеобильный Чимин, который жаждал его прямо сейчас.       Опустившись ниже, Чонгук коснулся губами его горячей груди, а услышав, как тягучие стоны вырывались прямиком из его души, и сам потерял контроль над своим дыханием. Ощущение живого и горячего тела сводили с ума взбунтовавшие гормоны. Он целовал не спеша, с чувством вкладывался в каждый поцелуй этого идеального тела. И Чимин, чьи стоны становились чаще и более напористыми, вдохновлял на нечто большее, совсем дикое, но очень приятное.       Быстро избавившись от оставшейся одежды, Чонгук устроился сверху, вжимаясь своим возбужденным членом в возбуждение Чимина, и беспорядочно целовал его шею, источавшую очень тонкий, приятный аромат. Чимин застонал громче, и Чонгук решил прервать его вскрики поцелуем. От него по-прежнему пахло, но это уже было не важно.       Теперь совсем ничего.       А Чимин облепил его со всех сторон, руками и ногами обнимая с такой маниакальной нежностью, хотя тело его плыло и едва ли слушалось. Предчувствуя, как все загорается внизу, Чонгук настойчиво перевернул несопротивляющееся тело на живот. Оглядел его тонкую, с линией на позвоночнике спину, провел по ней рукой точно так же, как сделал это до недавних пор в ванной. Он опустил его нижнее белье, словно из-под него вынырнули такие большие и сочные ягодицы. Мягкие… Их было так мягко мять в руках. Чонгук словно находился под гипнозом, когда лицом терся о его зад, разводил половинки в стороны и тонкой струей воздуха дул на дырочку, сжимающуюся от подобной ласки. Он заставлял Чимина выстанывать все больше нецелесообразных фраз, смысл которых Чонгук не был в силах разобрать. А во время растяжки и вовсе — двигался взад-вперед, плавился словно медовое суфле от стимуляции простаты.       Все происходило настолько ненавязчиво, что ни Чонгук, ни уж тем более Чимин, не испытывали во всем происходящем чувство неправильности. Особенно Чимин.       Когда Чонгук вошел, Чимин громко воскликнул. Перепугавшись, он накрыл его рот ладонью, что становилась такой влажной и теплой с каждым движением. И Чимин был таким же: горячим, теплым, очень мягким и податливым. Его стоны становились громче, еще более страстными. А его слова тихие, звучащие полушепотом, вызывали в Чонгуке трепетное чувство. — Я бы так хотел, чтобы мы были одного возраста… — Мне нужен только ты… — Хён!

***

      Так и не дождавшись ответа, Мин начинает стучать пальцем по столу. Если Чонгук и помог, так только в доказательстве того, что Чимин глубоко травмированный человек, который пропитался ненавистью к насильникам. На своем горьком опыте. — Утром, когда он проснулся, — Чонгук едва может говорить, у него губы трясутся. И сам он дрожит так, как при белой горячке. — Спросил, почему он здесь. А я… задал вопрос: не помнит ли он эту ночь?       Прежде чем продолжить, Чонгук довольно громко всхлипывает. Морщит и без того заплаканное лицо, давится слезами и не может успокоиться. — Но он ответил, что помнит… А я видел по его глазам, что нет, — Чон прячется за ладонями, давит в них тихий скулеж, а ногтями впивается в кожу на лбу. — Эй-эй, парень. Возьми себя в руки, ты не… — Юнги тянется к нему, видя, как мальчишку накрывает с головой. — Я изнасиловал его. Воспользовался его беспомощностью. Я поступил с ним точно так же, как и этот урод.       Чонгук резко распахивает свое лицо, красное и измученное. — Но я не насильник. Я не монстр! Он ведь сам меня просил быть с ним рядом, он даже не сопротивлялся.       Он плачет сильнее, что посетители ненароком оборачиваются в его сторону. — Я ведь… Я же не причина тому, что Чимин стал… убийцей? — он переводит взгляд на свои неистово дрожащие руки. — Это еще не доказано, слышишь? И ты ни в чем не виноват, — Мин берет за руку Чонгука, пытаясь привести того в чувства. — Со всеми случается дерьмо, ясно? Знаешь, сколько я косячил? Да мы будем тут сидеть до утра следующего дня, если начну пересказывать. Это не конец жизни.       Чонгук всхлипывает и поднимает зареванное лицо на лейтенанта, который желает только добра. И положительно кивает, вмиг успокоившись, и кладет тяжелую руку Мина на стол. — Мне нужно в уборную, — поддерживая зрительный контакт, говорит Чонгук. Медленно встает и шагает к нужной двери в конце зала.       Дождавшись, пока он закроет за собой дверь, Юнги утомленно протирает лицо ладонями, до боли сомкнув глаза. Он не осуждает Чонгука, но и хвалить его не за что. Теперь ему и правда начинает казаться, что Чимин просто идеальная кандидатура на роль серийника. Однако ему становится грустно: ни Тэхён, ни тем более он совсем не знали Чимина. По крайней мере того, через что он прошел. — Я могу забрать? — спрашивает официантка, вырывая Юнги из мыслей. — Да, пожалуйста, — кивает он и ненароком наблюдает за тем, как женщина забирает его тарелку со столовыми приборами, а после и Чонгука, на тарелке которого только вилка.       Ему не показалось. — Постойте, — Мин чересчур резко хватает женщину за руку, из-за чего она настораживается. — Простите, а вы не забирали отсюда второго ножа? — Нет, только ваш. — Черт, — ругается на диалекте Юнги и подрывается с места. — Что-то не так? — интересуется женщина, обеспокоенно взглянув на подскочившего Юнги.       Он дергает дверь туалета за ручку — закрыто. Тогда Юнги начинает звать Чонгука и стучать по двери. — Эй? Чонгук, ответь! Это не смешно, пацан, выходи! — услышав в ответ лишь тишину, Мин с разбега прикладывается к двери плечом, пытаясь ее поскорее выбить. — Мистер, что вы тут творите?! — к нему поспевает официантка, возмущенная поведением Юнги. — Неси ключ от уборной быстро! И звоните в 911! — все сильнее толкая дверь, в голос кричит Юнги. — Простите, но… — Скорее!       Ошарашенная такими неподдельными эмоциями, женщина быстро удаляется за прилавок, схватившись за местный телефон. И пока она вбивает нужные три цифры, Юнги остервенело пробивает дверь плечом, травмированным еще с молодости. С ярым выкриком он врывается в уборную, чуть не споткнувшись о Чонгука со столовым ножом в руках. — Господи, нет! — Юнги бросается на колени перед мальчишкой, подхватывает его голову, прижав два пальца к артерии.       Слабый пульс еще чувствуется. Чонгук вяло вертит головой, слизывая с губ слезы. — Я здесь, я рядом. Все будет хорошо!       Взгляд тянется к вспоротой руке, кровоточащий порез на которой Юнги с силой прикрывает, вместе с этим пытается дотянуться до туалетной бумаги, чтобы хотя бы на время остановить кровь. Кровь, которая пропитывала собою все вокруг. Сжимая чужое предплечье, Юнги достает свой мобильник и набирает телефон своего участка, но влажные от крови пальцы так и соскальзывают с кнопок. — Я не монстр…