Lover Death

«У нас все пьют. Я когда в педагогический колледж поступил (учителем быть не хотел, просто от армии надо было отмазаться), ходил на занятия пьяный. Не, никто ничего не замечал. По моему состоянию непонятно это. Только запах мог выдать. Но есть же жвачки (усмехается). Да и педагогам было плевать. Всем плевать». Александр Владимирович Бычков — российский серийный убийца.

— Я ведь смотрел твое досье, и там было указано, что ты хорошо учился. Я бы даже сказал, очень хорошо, — с восхищением произносит Сокджин, рассматривая папку с личными данными Чимина, которую ему предоставили следователи. — Наверное, трудно учиться в иностранной школе. — На самом деле нет, — отнекивается Пак. — Американская школа, по сравнению с корейской, совершенно на другом уровне. Если в нашей стране взращивают трудоголиков среднего класса, то в Америке делают упор на развитие личных качеств. Не так важны знания, как умение красиво говорить, — Чимин делает значительный акцент, посмотрев на Сокджина. Тот чувствует некое давление в свою сторону, но стоически это игнорирует. — И тем не менее ты был круглым отличником, даже участвовал в олимпиадах. — Да, по естественным наукам. — Тебе нравится естествознание? — Да, — терпеливо отвечает Чимин. Вопросы о школе его порядком утомили. — Были ли у тебя проблемы в школе? Может, строгие преподаватели или буллинг от учеников? — Я был серой мышкой, в силу своего характера, конечно. Но в целом никаких проблем не было. Даже преподаватели входили в мое положение. — Хорошо, а… почему у тебя был такой упор на естествознании? — продолжает задаваться вопросом Сокджин, прочитывая строки об успеваемости Чимина. — У тебя были даже дополнительные занятия по физике, математике. — Не хотел ходить на другие предметы, поэтому загружал расписание чем-то другим. — Умно, — качает головой Сокджин, уверенный, что физика уж точно не в списке любимых предметов Чимина. — А что за предметы?       Пак на мгновение замирает, будто снова желает ускользнуть от ответа, но, в итоге, что-то внутри него меняется, и он все же отвечает: — Литература, — произносит он с неприятным чувством на сердце. — Никогда бы не подумал, — удивляется доктор, закрывая папку. — Почему же? — С твоим красноречием и умением рассказывать истории логичнее было бы любить литературу, — рассуждает Сокджин. — Вы очень стереотипны, доктор Ким, — Чимин хмурится. — Какой есть, — не спорит он. — Если я не ошибаюсь, то ты полностью исключил литературу из списка предметов. — Не ошибаетесь. Я брал в индивидуальный план много часов по химии или физико-математических предметам, чтобы не посещать литературу. — И все же, — тянет как-то неуверенно Сокджин, — почему ты так не любишь литературу? Должна быть какая-то причина. — Есть у меня одна история, связанная с ней. Она не из самых приятных, так как в ней участвовал не только я. — Тогда рассказывай, — Сокджин откидывается на спинку стула, расслабляясь в преддверии нового рассказа от Чимина. — Это произошло в седьмом классе, когда я только начал учиться в американской школе, — начинает говорить Чимин, раздумывая, что они уже слишком долго просидели в этой комнате, ходя вокруг да около.       Он непременно расскажет одну из самых страшных историй, которая произошла в его жизни. А Сокджин даже и не догадывается, что сейчас ему поведает Пак. — Мне было трудно освоиться без должного знания языка, однако я убежден в том, что с практикой приходит и умение, поэтому уже через пару месяцев я мог свободно разговаривать на английском и понимать чуть того, что говорилось на уроках. Мне много помогал Джексон, да и сами учителя были лояльны ко мне: в лишний раз не спрашивали на уроках, давали возможность пересдать, дедлайн продливали. Мне действительно везло, — Чимин усмехается, всего на мгновение, погружаясь в события прошлого. — Однако был один учитель, воспоминания о котором по сей день нагоняют на меня страх, — и смотрит на Сокджина, понимая, что тот настроен как никогда…       Этот учитель преподавал, непосредственно, литературу. Его звали Майкл Робертс — молодой учитель, кажется, около двадцати пяти (точно не знаю), только выпустился из университета и начал работать в моей школе по контракту. Он мог отработать два года и перевестись в более престижную школу, его диплом бы точно позволил работать в Спрингфилде. Но по какой-то причине он задержался в Хайденхилле, тихом городке в глубинке штата, и сейчас я расскажу почему.       Я хорошо запомнил уроки с ним, так как первые месяцы в школе дались мне особенно тяжело. Я не понимал того, что говорят преподаватели, с одноклассниками изрекался зачастую знаками и вечно путался в коридорах школы. В то время не было смартфонов с доступом в интернет, не было переводчиков. Спасал меня только разговорник по английскому, и то — помочь мне разобраться в математике он все же не мог. Помимо того, в детстве я смотрел американские фильмы и сериалы про подростков, поэтому очень переживал, что меня будут унижать или травить за расовую принадлежность. Но, к моему великому удивлению, все отнеслись ко мне с интересом, да и одноклассники были обычными детьми, не такими, как в фильмах. Пусть я и не все понимал, но в коллектив влился быстро.       Впервые с Мистером Робертсом я заговорил спустя два месяца, после начала обучения. На уроках в основном говорил он. Редко когда бывало, что бы он кого-то спрашивал из учеников, поэтому я привык особо не вслушиваться в его слова, так как едва ли мог разобрать весь смысл сказанного. То полугодие было посвящено изучению пьесе Уильяма Шекспира «Ромео и Джульетта». Так типично для американской школы. Сам я никакой симпатии к подобного рода произведениям не питал. Если говорить о книгах, то я в целом не очень и любил читать. Куда больше меня привлекали фильмы жанра ужасы или триллер, нежели чтение сопливых романов какого-то мертвеца. Несмотря на мою неприязнь к этой пьесе, в программе она стояла, и мне приходилось как-то с этим работать. Но могу отметить, что мистер Робертс очень красноречиво говорил. Совсем не как коренной американец. Речь его была чистой, наполненной сложными словами, из-за чего я совсем не понимал, что он говорит. Но слушать его было приятно как-никак. — People falling in love with each other, perform feats, do something incredible, lose their minds, love so much that they are ready to completely give themselves to another person, — он осмотрел весь класс на предмет нашего вовлечения в диалог и продолжил: — Shakespeare showed the highest feelings that a person is capable of. Even death will not hinder their feelings. Their love was not so much alive as immortal, — наши взгляды пересеклись. Я не сразу осознал, что смотрит он именно на меня. И когда это осознание пришло, я резко опустил голову, делая вид, что составляю пометки в тетради.       Успел записать только «immortal love», прежде чем с коридора послышался школьный звонок, и все на соседствующих партах начали собирать вещи. — All right, that's all for now, — хлопнул в ладоши высокий мужчина, возвращаясь к своему учительскому столу. — Don't forget to write an essay «What Romeo and Juliet teaches us» for the next lesson. In the meantime, see you soon, — попрощался он также с учениками, что-то отмечая в своем журнале.       Хорошо, что в свободное время от занятий он разговаривал не так замудренно, и я всецело мог понять, что же он такое сказал. Я неторопливо собирал рюкзак, так как должен был отдать работу учителю, и подошел я к его столу только тогда, когда все остальные ученики покинули класс. Нервно сжимая скрепленных воедино листьев, я робко остановился у учительского стола и не решался заговорить. Языковой барьер по-прежнему не отпускал меня. — Оh, Jimin, need some help? — любезно спросил у меня мистер Робертс, поправив свои строгие очки с прямоугольной оправой. — Yes, i am… Wrong understand… And make essay for today, — я осторожно положил листы к нему на стол. — Responsible? I appreciate that, — улыбнулся он мне легко, забирая мою работу в руки и принимаясь ее читать.       Майкл Робертс обладал очень приятной внешностью. Он был высоким и стройным, одевался со вкусом, примеряя на себя то строгие рубашки, то обычные пуловеры или свитера. Как погода распорядится. У него были черные волосы, которые он весьма искусно укладывал на одну сторону, и на лице была легкая небритость, из-за чего выглядел старше своих лет. — Have you read in English or Korean? — спросил он вдруг, откладывая мою работу, и посмотрел мне в глаза. — Korean, — сознался я виновато. — It makes sense to you, doesn't it? — Yes, — прокручивая слова в голове и их значение, с заминкой робко кивнул я головой. Мне не терпелось поскорее прекратить этот разговор, так как в классе больше никого не было. — It's very hard for you now. I'm understand, — сказал он с явным сочувствием. — How was school? Getting used to it? — Hard for… difficulty subjects, — произнес я, удивленный такой заинтересованностью со стороны учителя. Мало кого заботило, как я себя чувствую на новом месте. — Hm, what are the difficult? — вновь он спрашивал у меня. — Maybe… your? — с сомнением ответил я, не ожидая увидеть хорошую реакцию. Но мистера Робертса, кажется, только позабавил мой ответ. — Ha-ha-ha, yeah… — закивал он головой, вздохнув широко грудью. — Literature in another language — is not easy, i understand you. — You too? Erm… Study in another? — осмелился я поинтересоваться в ответ. — I studied French at university, I wanted to read the original Jules Verne. It turned out to be harder than I thought. — Oh, — выдавил я, не зная, что и ответить. Я ничего не понял.        Мистер Робертс снова взглянул на меня и, кажется, о чем-то задумался. Кто знал, что за мысли тогда посетили его голову. — You know, I've been leading a drama club at school for the second year. This year we want to stage Romeo and Juliet. Don't you want to try it? — предложил он мне вдруг, откладывая мою работу куда-то в стол. Его больше не интересовало мое эссе? И не будет дополнительных вопросов, как к другим ученикам? Я не придал тогда этому значения. — Theatre? — повторил я, не совсем понимая, что же от меня ждет учитель. — Yes, theatre. Well, we gonna play to Romeo and Juliet, — пытался он мне объяснить, подбирая более легкие слова для понимания. — Do you like theaters? — I think, i am… — я задумался, стараясь придумать, как более вежливо отказать ему. — It's not for me. — Why? — I… I don't know, how to speak, — заливаясь стыддивым румянцем, я опустил голову, — in English. — Say it the way you know, — предложил он мне, давая свободу действий. Выглядел он так, будто разговаривает со своим одногодкой: повернулся на стуле ко мне, одну руку поставил на стол, на которую уместил свою голову, и с любопытством смотрел на меня.       Может, он находил забавным то, с каким диким акцентом я разговаривал? Иначе я не мог объяснить его легкую улыбку после того, как я что-нибудь ему отвечу. — Erm, so… I can not do theatres, — произнес я криво. Не знал я перевода «не умею выступать», вот и ляпнул то, что крутилось в голове. — Do theatres? — учитель рассмеялся, снимая очки. Он их отложил на край стола, протирая уставшие глаза. — Oh, okay. Do you think, you can't playing in perform? — Yes, yes, — подтвердил я его слова, застенчиво закивав. — I'm not actor. — You're not alone, — развел Робертс руки в стороны. — Our team is not playing well. Think about it.       Он посмотрел на меня с неподдельной добротой, легко улыбаясь — I mean, the theater will help you learn the language faster.       Я не хотел участвовать в этом. Пьеса Шекспира вызывала у меня приступ тошноты, а от представления сцены и множества людей в зале — становилось еще хуже. Все будут смотреть на меня, слышать, глазеть. Да и подходит ли мой разрез глаз для героев пьесы старой Англии? Однако меня привлекала идея повысить свои знания в английском, и я не хотел упускать такую возможность. Тем более Майкл Робертс обладал невероятной харизмой, как будто и впрямь смог меня заставить принять участие в его спектакле.       Заманить меня.       С этого и начинается история моей нелюбви к литературе. И если вы думаете, что все дело в моей изначальной неприязни к произведениям Шекспира, то вы глубоко ошибаетесь. После уроков, несколько дней в неделю, я отправлялся в танцевальный класс. Небольшое помещение с зеркалами во всю стену, с атлетическим оборудованием и гимнастическими матами. Такие же ученики, как я, репетировали свои роли, играли в парах и тренировали свой артистизм под чутким наставничеством Майкла Робертса. Все выглядело довольно милым. В театральном кружке участвовали ученики из разных классов, но в основном весь общак состоял из девчонок со средних классов. Тот самый возраст, когда девочка перестает быть ребенком, но еще стремится, чтобы стать девушкой. Переходный возраст, иными словами. Я был с ними примерно одного возраста, но мне не давало смелости свободно с ними общаться. Кроме того, избегал я женской компании и по той причине, что парней в кружке было катастрофически мало. На одного парня приходилось примерно по три девочки. И все они были такого же возраста или младше.       Поначалу было интересно. Мы изучали актерское мастерство, репетировали друг с другом, чтобы взять хорошую роль в пьесе… — Хотите знать, какую я получил роль? — заметив легкую смену эмоций на лице Сокджина, обращается к нему Чимин. — Мне интересно, — кивает доктор. — Так вот, — Чимин выжидает паузу. — Никакую роль я не получил. — Не хватило артистизма? — Это и так было понятно, судя по моему низкому уровню социальных навыков, но причина состоялась в другом… — Чимин опускает глаза, будто не хочет продолжать об этом говорить. Но Сокджин ждет. Паку просто нужно покончить с этим как можно быстрее.       Ребенок не замечает причины некоторых необдуманных действий взрослых, чувствуют несправедливость, но до конца разобраться не могут. Особенно что касается предвзятого отношения. Не такого, когда младшему ребенку в семье отдают самые сладкие конфеты и самые дорогие подарки, а ты, как старший, позабавишься китайским пазлом. Это касается предвзятости в особенности человека. Мистер Робертс был избирательным мудаком, он не назначал в главные роли кого попало. Он выбирал только самых ярких, самых талантливых и… разумеется, красивых детей.       Роль Джульетты досталась девочке из старшего класса. Ее звали Аннет. Симпатичная белокурая девочка, примерная ученица и очень покладистая. Таких в школе любят. Всегда в чистой одежде, знает ответы на все вопросы, не хамит и выполняет все задания в срок. Одним словом, девочка-ангел.       Мне же не досталась ни одна роль потому, что, по соображениям Мистера Робертса, во мне не хватает экспрессивности. Я тогда знатно расстроился, но он успокоил меня тем, что я могу помогать с декорациями. Тогда может возникнуть вопрос: зачем вообще меня приглашать участвовать в пьесе, если во мне нет этой переоцененной экспрессивности? У меня есть ответ, но о нем пока рано говорить.       О моем внеклассном занятии прознал и Джексон. Не сразу. Мы тогда встретились на обеде, и он предложил провести время с ним и его друзьями. — Хэй, Чимин! Привет, — подсел ко мне Джексон, когда я в одиночестве сидел за пустым столом в школьной столовой. — Ты все лучше говоришь по-корейски, — похвалил я его, расплываясь в смущенной улыбке. Мне было радостно от того, что хотя бы на короткое время я не останусь наедине с озоновым облаком этой английской речи. — Я для тебя стараться, — ухмыляется Джексон. — Ты пообедать? — Ага, — я смотрел на Джексона, сильно надеясь на то, что он подольше останется со мной. — У меня друг кореец есть. Он с отпуска вернулся недавно. Познакомить?       У Джексона друг кореец? И он все это время молчал? Меня захлестнуло от счастья. Мне так не терпелось поговорить со своим земляком, услышать родную речь, что вскочил из-за стола. Но запрыгать я не смог, подумав, что я слишком глупо выгляжу со стороны, поэтому стушевался и ближе подошел к Джексону. — Познакомь нас. Пожалуйста, — умоляюще протянул я. — Okay, okay! Don't look at me like that, — Джексон ответил на автомате.       Из столовой мы вышли на школьный двор, где также обедали ученики. Среди шумной компашки из разного сорта американских подростков, что толпой устроилась за обеденным столом, я встретил знакомые мне азиатские черты лица: смуглое лицо, глаза с двойным веком и яркая почти белоснежная улыбка, которую можно встретить только у чистолюбивых и коренных корейцев. Джексон по очереди отсалютовал всем парням приветственные рукопожатия, выражаясь скорее не на американском сленге, а на языке темнокожих, и представил меня всем: — Hey, guys! It's Jimin, my new k-dude. He's a good fellow.       Парни радушно улыбались мне, здоровались и протягивали руки, чтобы провернуть такие же навороченные рукопожатия. Я же неловко стукался своей слабой культяпкой об их здоровые кулаки и застенчиво улыбался. — Hello… Hello… Nice! To meet you… — говорил я все также неловко и застенчиво. — J-Min! Speak english, bro? — спросил меня один смуглый парень, у которого на шее висели золотые цепи, хотя скорее сплошная бутафория. — Erm… A little, — сузил я два пальца, чтобы показать свой невеликий запас английских слов. Также я не стал исправлять то, как он произнес мое имя. Мне это было не по зубам, да и страшно к такому бугаю лезть. — He's a fast learner, — ответил за меня Джексон и указал на корейского парня, что все это время смотрел на меня с неподдельным интересом. — Чимин, это Чон Хосок. Мой корейский друг.       Тот самый Хосок спрыгнул со стола, на котором до этого сидел, и подошел ко мне с горящими глазами. — Охренеть, теперь нас трое! Замутим свою к-поп группу, — вместо слов приветствия сказал он и даже обнял меня. — Ты тут какими судьбами? Небось рад услышать родную речь? — Да, весьма, — ответил я стеснительно, чувствуя скованность в чужих объятиях. — А… почему трое? Есть еще? — Ага, — кивнул бодро Хосок. — OK, I'll leave you two alone, — под двусмысленные выкрики парней сказал Джексон и отошел к свои друзьям, взаправду оставив меня наедине с Хосоком. — Nice, bro, — щелкнул пальцами ему Хосок и вновь повернулся ко мне вновь. — Мне четырнадцать, я в девятом, как и Джексон. Мы одноклассники. А тебе? — Мне двенадцать, я в седьмом, — сказал я. — Так… А кто третий? — Блин, сорян! Есть ты, я и еще один мой друган. Ему, кстати, одиннадцать. — Ты можешь… меня с ним познакомить? — спросил я робко. — Конечно, чувак. Он прямо здесь, — Хосок указал на толпу стоящих ребят неподалеку от нас, откуда играла громкая музыка.       Ученики из средних и старших классов образовали круг, в центр которого были устремлены их взгляды. Только мы приблизились к нему, Хосок пробился вперед и потащил меня за собой, указывая на мальчишку в сторонке. Перед ним рьяно танцевала одна девчонка с афрокосичками, плавностью своих рук демонстрируя свое преимущество над ним. — Тот парень в красной толстовке — это Чон Чонгук, мой братан по нации, — рассказал Хосок, ласково посмотрев на меня. — Теперь и твой брат тоже.       Девчонка с афрокосичками отшагнула назад, оканчивая свое выступление. Тогда подошла очередь к Чонгуку. Покачивая головой в такт музыке, он прошел к центру импровизированного круга, притоптывал ногой и, в целом, двигал телом ритмично. Поначалу не было ничего сверхудивительного. Парень просто выкидывал в стороны ноги, махал руками, перегоняя волну по всему телу. И я, как и все, спокойно наблюдал за танцем, пока этот Чонгук не раскачался и не приземлился на пол, начиная выкручивать самые лихие приемы из нижнего брейка. Весь круг захлестнуло эмоциями, последовали бурные восклицания и хлопки ладошей, поддерживая ритм современно модной песни. В завершении своей вертушки Чонгук перевернулся на спину и одним ловким движением прыгнул на обе ноги, поднимаясь с земли. Тогда он схватил свою кепку. В те годы такие кепки с широким козырьком называли реперками. Чонгук подбрасывал ее в воздух, ловил и перекидывал между рук, будто демонстрирует фокусы. — Скажи, круто танцует, — радостно проговорил Хосок, не переставая улыбаться перфомансу своего друга. — Да… — я же завороженно смотрел на него и не мог поверить, что такое возможно. Это было настолько динамично, завораживающе и красиво, что при каждом движении этого парня у меня напрягались мышцы. Хотелось в ту же секунду пробиться через толпу и начать также круто танцевать. Вот только… танцевать я так не умел.       Чонгук завершил свой танец крышесносным сальто назад, в последний момент словив свою кепку самой головой, как только приземлился на землю. Все просто взорвались овациями, и пока все кричали в унисон «JK», победитель подошел к девчонке и протянул ладонь, в которую раздосадованная проигрышем девчонке положила несколько зеленых купюр, уходя восвояси с закатанными глазами. — Пойдем, я познакомлю вас, — настойчиво сказал Хосок, рукой потянув за собой. — Стой, я… — хотелось мне сказать, но из-за шума меня не услышали. — Джей-Кей, поздоровайся с нашим новым другом. Чимин! Он тоже кореец.       Я стоял так беспомощно и неуклюже перед этим крутым танцором, боясь даже взглянуть в глаза. Чонгук смотрел на меня, слегка удивленно, и молчал, как будто стрессовал больше моего. — Эм… Привет, — неловко поздоровался я, взглянув парню в глаза. — У тебя всегда такие большие губы? — сказал восхищенно Чонгук прямо в лоб. — Что? — я не ожидал такого вопроса при первой же встрече. — Губы. Твои. Они такие большие, — говорил Чонгук, бесстыдно рассматривая меня, чем сильнее вгонял меня в краску. — И глаза — такие же большие. — Чонгуки, ну чего ты смущаешь его? — цокнул Хосок, хлопая младшего по плечу. — Я же правду говорю. Ты очень красивый, — от его невинных слов у меня начали гореть щеки. — Особенно щечки.       Испуганно уставившись на него, я схватился за свою щеку, понимая, что сейчас они очень красные, и робко опустил глаза. — С-спасибо… — А-а-а? Такие краснющие! — воскликнул сильнее Чонгук, приближаясь к моему лицу. Такой близкий контакт с парнем, что так круто двигается, чуть не вызвал у меня аритмию сердца. — И правда, — заметил также Хосок. — Понравился наш Чонгуки, что ли?       Парни начали громко смеяться. Чонгук лупил настырного Хосока, что не мог унять свой смех, одновременно извиняясь передо мной за глупые слова хёна, и только мне одному не было смешно. Потому что мне и впрямь он понравился. — Ты… очень… — Чонгук заметил мои попытки заговорить с ним и прекратил дурачиться с Хосоком, уставившись на меня, — круто танцуешь, — выговорил я, прикусив нижнюю губу. Хотелось спрятаться под ближайшей лавкой, чтобы никто меня не достал оттуда. — Спасибо, танцы — единственное, что я умею хорошо, — усмехнулся Гук. — По твоему табелю заметно, — усмехнулся Хосок. — Ну хён! — А я пока не знаю, в чем хорош, — застенчиво произнес я. — У меня хороший учитель — улицы, — заулыбался Чонгук. — Правда, я многому научился в танцевальном клубе. Приходи как-нибудь после занятий. — Даже не знаю, получится ли у меня…       Чонгук взял меня за плечи, заставив посмотреть в свои глаза, наполненные счастьем и неподдельной искренностью. — У тебя все получится. Я тебе буду помогать. — Чонгук дело говори. Попробуй, — поддержал и Хосок.       Хотел бы я присутствовать, но после занятий у меня все время было забито подготовкой декораций в драматическом клубе. — Нет, я не смогу, потому что… — мне было тяжело отказывать Чонгуку, ведь это мой шанс подружиться с кем-то из своих, говорящих на родном языке. — У меня дела в драматическом… — С Робертсом который? — прервал меня резко Хосок. — Д-да, а… Что такое?       Я заметил, как взгляды у парней переменились. Они посмотрели друг на друга, сомкнув губы. — Он ведь не знает о нем, — сказал Хосок, и Чонгук с какой-то грустью кивнул. — «Не знаю», о чем? — Послушай, Чимин, — Хосок подошел ко мне ближе, пригнувшись к самому лицу, будто хотел что-то прошептать на ухо, и чтобы никто не услышал. — Мистер Робертс, он… — Mr Roberts? Oh shit! — возник как из ниоткуда Джексон, перепугав меня своим громким голосом. — You know about him? — спросил у него Чонгук быстро и без запинки. Английский он знал куда лучше меня. — Sure, — ответил Джексон и перебросил руку на плечи Чонгука, смотря на меня с Хосоком. — Why did you talking about him? — Jimin in drama club, — сообщил Хосок с довольно невеселым лицом. От человека, который улыбается без остановки, непривычно ожидать подобных эмоций. Меня это сильно настораживало. — Я не… ничего понимаю, — я вопросительно уставился на всех. — Я скажу, — вызвался Хосок, наклонившись ко мне еще ближе. — Понимаешь, Чимин, Мистер Робертс он очень… Странный. И странно себя ведет со своими ребятами в клубе. — He's maniac and childfucker! — не выдержав, воскликнул громко Джексон, на что Хосок закатил глаза, попросив его быть тише. — What? I said only truth, — удивленный реакцией друга, парень раскинул руками в сторону, посмотрев также на Чонгука, который также был невесел. — Он педо… фил? — опасливо произнес я шепотом. — Мы этого не знаем, — Хо злобно уставился на Джексона. — Но просто… Будь осторожнее с ним, о’кей? — О’кей…       Я смотрел на парней, у которых будто все веселое настроение пропало в одночасье. Однако Джексон быстро перевел тему, и мы провели неплохое время вместе до конца обеденного перерыва. И пусть мне было также весело находиться в их компании, я все не мог унять мысли о том, что сказал Джексон. — То есть… — прервав рассказ, задает вопрос Сокджин. — Твои друзья сказали о том, что твой учитель педофил? — Так оно и есть, — соглашается Чимин. — И ты сразу поверил? — Нет, я не поверил. По первости это казалось надумкой, бурной подростковой фантазией. Однако их поведение, выражение лиц и тон общения говорили об обратном, — Чимин возвращает свой взгляд на доктора. — Это как сказать ребенку, что Санты Клауса не существует. И пусть ребенок будет отрицать это, говорить, что такое невозможно, ведь сам Санта приходил к нему в сочельник и оставил подарок под елкой, после раскрытия всей правды он теперь начнет присматриваться к мужику, переодетого в костюм Санты, заметит у него другой голос, который был не таким в прошлом году, увидит сползающую бороду, а руки и вовсе — теплые, а никак не холодные. Также случилось и со мной — с доброго учителя литературы сняли маску…       Всякий раз, когда я приходил в актовый зал и работал с другими над декорациями, чувствовал легкую нервозность. Любые движения, кинутая фраза или эмоция Робертса вызвали у меня подозрения. Главную актрису, Джульетту, он называл ласково «darling», что меня сильно напрягало. Во время репетиций мог подойти к ней и погладить по волосам, или вовсе — коснуться плеча, руки. Якобы для объяснения того, как правильно нужно отыграть свою реплику, но я в это больше не верил. Все было странным, особенно, когда одну из девочек сначала он негативно высказывался насчет ее игры, а потом просил остаться после занятий и лично отрепетировать с ним. И ведь эта девочка неплохо справлялась с ролью, просто Робертс находил в ней что-то нето. Или же наоборот, нашел…       Однажды после очередных репетиций я проходил мимо танцевального класса, где ранее проходил кастинг на роли спектакля. После Робертс перенес репетиции в актовый зал, так как там удобнее было готовить декорации, и все члены клуба оставались под его надзором. Но в тот день из танцевального класса доносилась слабая музыка, и была приоткрыта дверь, в проеме которой я обнаружил Чонгука. Тот с включенной на телефоне красивой песней танцевал перед зеркалами, следя за своими движениями в отражении. Мне хотелось тайком подсмотреть, и я слегка прислонился к двери, наблюдая за парнем. Чонгук в своих движениях не был дерзким и грубым, как в день нашего знакомства. Его танец был размеренным и медленным, будто он парил в воздухе. Руки, ноги, все его тело были настолько плавными, что в тот момент Чонгук для меня стал самым красивым, что я когда-либо видел. Мне и раньше доводилось видеть танцы в фильмах, но вживую — никогда. И это меня очаровывало, насколько живым был Чонгук в танце.       Однако Чонгук внезапно остановился, встал ровно и посмотрел в мою сторону. Я резко отскочил от двери, желая убежать быстрее, чем Чонгук меня обнаружит. И только я пустился в бега, голос Чонгука меня прервал. — Чимин? Ты?       Я повернулся к нему лицом, застав удивленного в дверях класса. — Ты подглядывал за мной? — спросил Чонгук. — Не-е-ет, — отведя взгляд сторону, протянул я неправдиво. — Тогда кто? — Чонгук с усмешкой оглянул коридор, и кроме меня не было ни единой живой души. — Получается, я — сдался весьма быстро.       Чонгук открыл дверь шире и махнул рукой. — Заходи, — пригласил он внутрь, и я последовал за ним, по привычке закрывая на задвижку. — А я не помешаю тебе? — Я пришел просто потренироваться. Через час будет занятие, можешь остаться со мной, — мило предложил Чонгук. — Если честно, мне домой надо… — ответил я, и Чонгук мгновенно погрустнел. — Завтра контрольная по биологии, а я ни черта не понимаю по-английски. — Знакомо. Первые полгода я тоже ничего не понимал, — он подошел к рюкзаку, оставленному у зеркал, присел возле него и взял бутылку с водой, сделав несколько глотков. — Хотя сейчас я хорошо понимаю английский, но сам учусь так себе, — засмеялся. — А ты… почему здесь? — В классе? — Нет, — усмехнувшись, я присел рядышком. — В Америке. — А, мой старший брат поступил в университет здесь, вот моя семья и перебралась сюда. За светлым будущим, — объяснил Чонгук. — Но… — Что? — я заметил негодование на лице парня. — Когда мы переехали, мне было шесть. Сейчас брат уже закончил университет, обустроился тут, но родители не хотят уезжать обратно. Типа они не хотят разлучаться со ним. Но мне бы хотелось вернуться в Корею. Здесь круто, но, — Чонгук вздохнул, посмотрев на меня. — Не как дома, — закончил я его мысль. — Да. Дома мы оставили на бабушку нашу собаку, Гурым… — он сделал длительную паузу. — Я очень скучаю по нему. А ведь он уже не так молод. Боюсь, что он уйдет раньше, чем я приеду к нему.       Несмотря на всю стеснительность, я взял Чонгука за руку и посмотрел с легкой улыбкой на него. — Вы увидитесь. — Откуда ты знаешь? — Просто чувствую и все.       Чонгук улыбнулся мне, посмотрев сначала на меня, а затем на мою руку. То, что он сделал после, я совсем не ожидал. Включив какую-то песню на телефон и спрятав его в карман штанов, Чонгук поднялся с пола и потащил меня за собой. — Давай научу тебя пару движениям! — Подожди, что? — Это несложно! — Чонгук взял обе мои руки против моей же воли, смотря прямо мне в глаза. — Я не умею… — Давай, я помогу, — Чонгук двигал мною, взявшись за руки, пытался добиться от меня «волны», но выглядело это как разваренные макаронины. — Я не могу, — высвободившись, от смущения я закрыл ладонями свое лицо, как в этот момент Чонгук подошел сзади и вновь схватил за руки, начиная делать дурацкие движения. — Все ты можешь. Смотри как двигаешься! One, two, three, four! И снова! — Я выгляжу глупо, — продолжал я смущаться, не желая смотреть на себя в зеркале. Самый кошмарный сон претворился в жизнь — я неуклюже танцую перед мастером по танцам, Чонгуком. — Это хорошо! Смотри, — Чонгук отошел от меня и начал несуразно двигать телом, словно он бесформенная жидкость, так еще и корчил глуповатое лицо. — Чонгук, перестань! — я расхохотался, не в силах смотреть на такого нелепого Чонгука. — Чтобы начать танцевать, не нужно быть крутым. Начни двигаться, и тело за тебя станцует, — рассказал мне Чонгук, плавно двигаясь то в одну сторону, то в другую. — Просто повторяй за мной.       Мне было дико стыдно перед ним, но я все же повторил за ним эти плавные переходы, будто мы как два голубы заигрываем друг с другом. — Отлично, а теперь вот так.       Я не переставал смеяться с глупого вида Чонгука. Тогда совсем забыл о стеснении и повторял его движения, пока вовсе не почувствовал раскрепощенность и не начал просто танцевать так, как мне вздумается. Мы просто веселились и смеялись вместе, как… малые дети. Мы и были детьми, просто в переходном возрасте.       Песня Чонгука пошла на убывание, и только он достал телефон, чтобы переключить трек, как ручка двери резко задергалась, а за ней послышался знакомый голос учителя литературы. — Ты дверь закрыл, что ли? — удивился Гук, направляясь к двери.       Вероятно, Робертс не вел уроков у Чонгука, поэтому он не узнал его по голосу. Но я тотчас его определил, и сильно испугался, что он сейчас войдет в класс и останется с нами двумя наедине. — Прячемся! — тихо прошипел я, подбежав к кладовке в самом конце класса, где обычно хранили спортивный инвентарь. Но Чонгук, пусть и последовал за мной, не разделял моего страха. — С чего это? — Это Мистер Робертс. Живее!       Из коридора доносились возмущенные чем-то слова Робертса, будто он разговаривал с кем-то, проворачивая ключ в заевшей замочной скважине. Она и раньше заедала. И Чонгук, наконец понял, что это был именно Он, после чего судорожно бросился за мной в кладовку. — Рюкзак! — приглушенно крикнул я ему, указывая на оставленные вещи возле зеркал.       И только Чонгук устремился к своим вещам, сгребая бутылку и рюкзак в охапку, дверь с грохотом раскрылась. Было поздно.       Я быстро успел запрятаться в кладовке, пытаясь угомонить бешеное сердцебиение. Стук сердца стоял в ушах, оглушая и так перепуганного меня. Мне оставалось только слушать происходящее за дверью и молиться всем богам, чтобы с Чонгуком ничего не произошло. Хотя… Чонгук мальчик, Робертсу вряд ли захочется с ним странно себя вести.       Как мне тогда казалось. — Hello? What are you doing here? — произнес удивленно учитель. — I am… — голос Чонгук дрожал, был неуверенным и напуганным. — Just training. — Are you alone? — с явным вопросом протянул Робертс. Зачем ему спрашивать об этом? Ему важно было понять, что в классе больше никого нет? И если так, что будет с Чонгуком? — No, just me.       Затяжное молчание, которое, казалось, длилось целую вечность. — I'm already leaving, — выкинул Чонгук и, судя по захлопыванию двери, выбежал из класса.       На мгновение все стихло. Мне даже показалось, что и учителя больше здесь не было. Но всего через пару секунд он весьма громкими шагами прошел к двери и закрыл ее — я оказался взаперти с Мистером Робертсом один на один. Настолько было тихо, что даже собственное дыхание казалось для меня весьма громким. Тогда в кромешной темноте я схватился за ручки двери изнутри кладовки, окруженный гимнастическими матами, обручами и прочей спортивной утварью, от соприкосновения к которым могли начать шуметь, и закрыл рот ладонью, плотно, вместе с носом.       Шаги учителя возобновились. Каблуки его туфель так звонко отскакивали от напольного покрытия, что отдавались прямиком в животе, вызывая рвотный спазм. От страха меня начало тошнить, от страха сердце колотилось в предсмертном танце. И чем тише я старался дышать, тем сильнее съедающий страх пожирал меня изнутри, заставляя задыхаться. Я отсчитывал секунды моей погибели, считал вместе с шагами Робертса, за которые он должен дойти до кладовой и обнаружить меня.       Я не знал, чего боюсь. Но с каждой секундой этот страх возрастал в настоящий ужас. — You were very good today, — сказал негромко учитель на удивление мягким голосом, словно намеренно подстилался под собеседника. Я был его собеседником? Как он заметил мое присутствие?       Прислонившись лбом к двери, я не мог унять дрожь по всему телу. Крепко держал дверную ручку и впивался пальцами в собственные щеки, чтобы не начать панически вздыхать в недостатке воздуха. Сама мысль того, что Робертс знал о моем присутствии вынуждала меня разбиваться изнутри, надламываться своей хрупкой и невинной душой.       Эта паника нарастала с каждой секундой, пока… — My lessons is been good for you, — произнес Робертс с прослеживающейся усмешкой, выдерживая слабую паузу. — Don't you think so, Annette?       Меня охватил жар. В классе был не только я. Пригнувшись к замочной скважине, я постарался разглядеть через маленькую щелочку то, что происходило за кладовой. Я смог увидеть только две пары ног, одна из которых явно принадлежали взрослому мужчине, коим являлся Мистер Робертс, а другая была поменьше, в белых колготочках и несильно длинной юбке, доходящей до колена. Это была Аннет, получившая главную роль джульетты в пьесе. — It probably is, — ответила скромно девочка.       Я не мог разобрать всего их диалога, но одно я понимал точно — все это очень странно. А предположения парней и мои сомнения подтвердились воочию. В тот момент, когда Робертс зашел за спину девочки, одновременно что-то рассказывая, я заметил, как странно Аннет скрестила ноги. Я не придал этому ровно никакого значения. Пока руки Робертса не сползи к ее ногам и не нырнули под юбку. Это то, что не ожидаешь увидеть в двенадцать лет. Не с такой же юной девочкой и твоим взрослым учителем. От пережитого шока я весь выгнулся, да так резко, что задел головой торчащие сверху коробки, из-за чего раздался грохот.       Я занервничал сильнее, ведь я не должен был стать свидетелем увиденного. А раз уж им стал — недолго дойти и до жертвы. — What the?..       Громкие шаги возобновились, они стремительно направлялись ко мне. Я прижался к ближайшей стенке, схватившись обеими руками за ручку двери. Внизу, у самого пола, оставалась маленькая полоска света, и прямо по центру виднелись два темных пятна — тени от туфель учителя. Он стоял за дверью и также тихо прислушивался. Я решил, что буду держать дверь до тех пор, пока Робертс силой не вышибет. И только я почувствовал слабое движение ручки с той стороны, как голос Аннет заставил нас двоих остановиться. — Maybe rats? — ее предположение заставило задуматься. — Maybe, — не стал отрицать Робертс и зашагал в противоположную сторону от меня, подзывая за собой. — Let's come to my office. — But you had to. — Come, — строго приказал учитель, вновь открывая класс.       Почти беззвучные девичьи шаги стихли, и вновь наступила тишина. Я долго не решался выйти, так как боялся, что Робертс по-прежнему стоит в классе и ждет моего выхода. И как же я был прав! Через целую вечность шаги возобновились, они были быстрыми и стремительными, словно сейчас снесут эту чертову дверь вместе со мной. Я сильнее прижался к ней, вцепившись в ручку, ожидал самого худшего, и вдруг — опора подо мной начала исчезать. Я тут же с рьяным криком вылетел из кладовой и грохнулся не на абы что, а на самого Чонгука. Подняв на него голову, я несколько раз похлопал глазами. — Чонгук? — Я решил подождать, пока он не уйдет, чтобы проверить, — с нечитаемым испугом проговорил Чонгук, — что ты в порядке. — Я… в порядке, — выдохнул я спокойно, поднимаясь с Чонгука. — А что тут делала с ним эта девочка? Ты видел? — по его глазам было очевидно, что он также ничего не понимал. Так же, как и я, перепугался не на шутку со страшных рассказов старших парней. И как будто надеялся, что все это действительно были всего лишь фантазии. — Мне кажется, он… ее трогал.       Чонгук долго и отрешенно смотрел на меня, не веря, что такое возможно. И пусть нас это сильно напугало, мы вдвоем молчали об этом. — Подожди секундочку, — прерывает его Сокджин, раскрыв широко глаза. — Ты стал свидетелем сексуального насилия над этой девочкой и… Ничего не сделал? — А чтобы я мог сделать? — со слов Чимина звучит как отчаяние. Значит, он не смог помочь той девочке. — Донести директору, родителям. Сам ведь знаешь, как тут серьезно с этим. — Представьте себя на моем месте — я даже не знал, что такое секс. В те годы не было таких навороченных смартфонов, интернет только на стационарных компьютерах. Я понимал, что детей не аисты приносят, но и чего-то большего я не знал, — объясняет Чимин предельно спокойно. — Чонгук был младше меня на год, и как бы я не старался ему объяснить увиденное, он не мог понять — зачем учителю трогать ноги девочки. И пусть мы всего не могли разобрать, не могли испытывать странное чувство неправильности этого. По крайней мере, я так себя ощущал.       Чимин долго смотрит на Сокджина, ожидая следующего вопроса. Но Джин и сам не знает, что добавить. На данном этапе он может дать четкое мнение насчет испорченного понимания Чимина о сексе, а также почему у него такое нездоровое отношение вызывают взрослые мужчины. — Ты… пытался что-нибудь сделать? — решается на вопрос доктор. — Да, пытался. — И что же ты сделал?       Юноша замолкает. Молчит долго и упорно, но все же сдается, начиная достаточно быстро говорить: — Первым делом я перестал приходить в драм-кружок. Ну знаете, чтобы меньше видеться с ним. Так я не заметил, что стал намеренно прогуливать и его уроки. В те дни, когда проходила литература, я отпрашивался у папы не идти в школу, претворялся больным, или вовсе — запирался в туалете, чтобы не идти на урок литературы. Что очень глупо, ведь Робертс сразу же заметил мою пропажу…       Так прошла неделя моих избеганий с Мистером Робертсом, однако он сумел меня подловить после занятий, когда я возвращался домой. В коридорах школы было много людей, и он позвал меня в свой кабинет поговорить. Посадил меня на первую парту, а сам присел за свой стол, находясь выше меня почти в два раза. Или мой страх так гиперболизировал мое незавидное положение. — Mr Park, I haven't seen you for a long time, — сказал он с навязчивой улыбкой на лице. — Sorry, I am… — я пытался подобрать правильные слова, но он прервал меня. — Better not, — отмахнулся он руками, расплываясь в странной для меня улыбке. — Are you upset that you didn't get a part in the play? — No! I didn't! I am… — Or are there other reasons? — Он не давал мне говорить. Наклонился ко мне так близко, что я буквально ничего не видел больше. Только его ухмыляющееся лицо и опасный блеск в глазах.       Я замолчал, уставившись на него. Мне оставалось только смирно сидеть и слушать то, что он мне скажет. — You have potential, mr Park. I see that. But how can I reveal it if you don't attend my classes? — Робертс поднялся со стола и стал расхаживать по кабинету, дойдя до двери и незаметно выглядывая в коридор через прозрачное стекло. — You probably don't understand what I'm saying. — I understand, — кивнул я, сглотнув шумно накопившуюся слюну, хотя понимал я его от силы. — Here, let me help you. Let's say, — Робертс пошел обратно ко мне и сел за свой стол, достав ручку и небольшой листок бумаги, — if I manage to improve your English. You'll talk better, and then… You can perform in the next play.       Он протянул мне листок бумаги, на которой был написан, судя по всему, адрес его проживания. Я вопросительно уставился сначала на лист, затем на улыбающегося учителя. Меньше всего мне хотелось приходить в гости к этому странному типу. — What do you say? — But… You don't know korean, — сказал я с опасением. Не мог ведь он научить меня английскому. Это же бред! — It doesn't matter. Above all, is that there will be no ratings. Classes will be calm and gradual, — добавил он с улыбкой в конце. — Will be… What? — не понял я. — Quiet.       Я вновь стал паниковать. Что значит «спокойный»? Или, может, он имел ввиду тихий? Быть запертым в одном пространстве с учителем Робертсом, в его же доме — слишком пугающе для меня. Одного я не могу понять, почему он заинтересовался именно мной? Я же мальчик, в этом не было никакой связи. Или он знал, что тогда я подглядывал за ним в тот день? — I need… to talk with my dad, — я собирался встать и выйти из класса, как Робертс резко поднялся из-за стола, заставив меня остановиться одним лишь движением. — No. Let's keep it a secret. A surprise, — проговорил он радостно и посмотрел на мня с прищуром, будто вывел на чистую воду. — You don't want your dad to find out that you skipped my classes, do you?       Робертс давил на меня, и я не смог отказать. Почему-то казалось, что, если я скажу «нет», будет только хуже. Не хотелось расстраивать папу, я не хотел подводить его. Поэтому он назначил встречу у него дома на следующий день после уроков. Мне было страшно идти одному, и я все рассказал Чонгуку, предложив пойти вместе со мной. — Ты вспятил? Хёны же сказали, что не надо к нему лезть, — призывал меня к здравому смыслу парень. — Поэтому и прошу тебя пойти со мной… — неуверенно я просил его о помощи. — Ты ведь тоже кореец, почему нет? — Потому что он видел меня в классе. Я боюсь его тоже, — Чонгук весь скукожился, пристраиваясь к стенке многолюдного школьного коридора.       Я подошел к нему ближе с опущенной головой и тяжело вздохнул. — Мне кажется, он заметил меня. — Когда? — спросил Гук. — Когда я прятался в кладовке. — Ты уверен? — Зачем ему тогда звать меня? — я заставил задуматься Чонгука. Он устремил свой взгляд вниз, держась за лямки своего рюкзака, и что-то прокручивал у себя в голове.       И к нему пришла идея. — Мы ведь точно не знаем, что он маньяк? — сказал Чонгук, осторожно подводя к основной мысли. — Так, — кивнул я. — Мы это и узнаем. Сами, — твердо, но не без тени страха заявил младший. — Ты придешь к нему домой и под предлогом выйти в туалет откроешь мне окно в ванную. И пока ты будешь его отвлекать, я проберусь в его подвал и все разыщу. — Нет! Это же… Это опасно. Вдруг он тебя… убьет? — проговорил я последнее слово тише. Разумеется, нас бы никто не убил, однако с нашими познаниями мира выглядело это так — странный учитель со страшными слухами о нем зовет к себе домой маленького мальчика. — Опасно идти к нему одному, а так у нас есть возможность тихо все узнать о нем.       «Quiet» пронеслось в моей голове. Мне было страшно соглашаться на план Чонгука, но у меня не было выбора. Если я не приду к Робертсу, он обязательно доложит на меня, что я специально не посещал его занятий. Робертс даже знал, что я жил с отцом, — было глупо не пойти у него на поводу. Так же глупо, как и идти домой к человеку, что неделю назад домогался до несовершеннолетней девочки, пусть она была старше меня, сути этого не меняет. Робертс приставал к своим ученицам, и это было очевидно даже для слепого меня, хоть я и не мог дать должного названия его поступкам.       Домой к Мистеру Робертсу мы пошли вместе, обсуждая план действий. Когда я окажусь внутри, мне нужно будет удостовериться в том, что Робертс будет находиться рядом со мной вовремя этого «занятия английского», прежде чем отпроситься в туалет. и только тогда я выйду в ванную, чтобы открыть окно Чонгуку. Сложность состояла в том, что мы не знали планировки дома учителя. То есть, ванная могла находиться прямо перед носом Робертса, откуда Чонгука можно было легко заметить. Гук сказал, чтобы я действовал по ситуации, и когда он закончит, он отправит мне смс, чтобы я быстро уходил. — Ты точно уверен, что это сработает? — спросил я у Чонгука, когда мы подошли к нужному дому и остановились за изгородью соседнего участка. — Я уверен в том, что тебя нельзя оставлять одного, — произнес Гук, приблизившись к лицу. — Если что — кричи. — Л-ладно.       Быстро выдохнув, я медленно зашагал к дому Робертса, внутри терзался сомнениями, правильно ли я поступаю, но, когда порог дома оказался прямо перед моим носом, я понял, что назад пути нет. Взглянув в сторону, где до этого стоял Чонгук, я нервно сжал кулачки, которыми постучал по входной двери. Спустя пару секунд я заметил звонок на сверху и, мысленно дав себе пощечину, нажал на кнопку. и передо мной раскрылась дверь в страшную обитель зла, за которой стоял сам Повелитель смерти и ужаса моих детских кошмаров. — You're fast. — Yes… — проронил я робко, сглатывая слюну. — Come here, — он отодвинулся в сторону, пропуская меня внутрь.       Не успел я толком пройти и оглядеться, как Робертс помог мне снять рюкзак. — Thanks. — Go into the living room, I've already prepared the tests for you, — сказал он и вместе с моим рюкзаком ушел в ту самую гостиную.       Я пошел за ним. Гостиная была объединена с кухней, все было обставлено гармонично и со вкусом. Так и не скажешь, что в этом доме живет учитель, хотя в Америке учителя куда лучше зарабатывают. Или мне так казалось. И пока я все осматривал, пытался найти туалет, но я не увидел ни одной двери, за которой могла бы находиться ванная комната. — Are you hungry? — поинтересовался учитель. — N-no, — ответил я чуть приторможенно, так и застыв по центру большой комнаты. — Sit down here, — указал он мне на обеденный стол, где уже лежали листы с заданиями и ручка. — Do one test. And I see your level.       Все время меня не покидало чувство тревоги, мне было волнительно и неловко от всего происходящего. Робертс вел себя предельно спокойно, как будто у него и не было коварных планов на меня. Однако его слова в школе и поведение с той девочкой говорили об обратном. Мне стоило быть внимательным к каждому его движению, фразе, слову. Ведь он мог также резко вскочить и застать меня врасплох, и я не был уверен, что во мне хватит смелости сбежать от него. Да куда смелости, банальной силы противостоять ему, взрослому мужчине.       Я присел за стол, присматриваясь к заданиям в тесте — надо было выбирать правильные ответы, проверяющие знания грамматики. Хотя к чему здесь грамматика, если я в целом не знаю языка? Пока я вчитывался в предложения, мельком следил за Робертсом. Он что-то готовил. Мысленно я отсчитывал время, когда смогу уйти в туалет и претворить наш план в жизнь. Задания были легкими, как в начальных классах, еще в корейской школе. Я прорешал один лист, прежде чем обратиться к учителю. — Mr Roberts, I want… — What? — он повернулся ко мне, в руках вытирая кухонный нож полотенцем. Я вздрогнул, но старался не подавать признаков тревоги. — Need help? — I want to… toilet, — произнес я нерешительно. — Oh, here, — он указал справа от себя, на дверь возле кухни.       Я попался. Не став нервничать, я встал и пошел в туалет. Мне было нужно быстро придумать другой способ, как проникнуть Чонгуку в дом. Закрывшись в туалете, я стал прокручивать варианты. Здесь находился сам туалет и вероятно, подумал я, ванная комната должна быть еще одна на втором этаже. Но как тогда Чонгук проберется на второй этаж? Я не мог думать так долго, поэтому, опустив взгляд на туалетную бумагу, я взял целый рулон и выкинул в бачок унитаза. Действовал я инстинктивно, поэтому совсем не задумывался о том, что же я творю.       Тогда я вышел из туалета и вновь обратился к Робертсу: — Paper… is not. — Is it over yet? — удивился учитель, посмотрев на меня, а после вернулся к мытью посуды. — Go to the second floor.       Я последовал на выход из гостиной, стараясь не выказывать своей чрезвычайной нервозности. Но я чересчур сильно вздрогнул, когда Робертс вдогонку мне прокричал: — Can you handle it? — Yes… — ответил я, сам не понимания на что.       Поднявшись по лестнице на второй этаж, я нашел две двери. Одна была заперта, что вызвало некое негодование. Зачем запирать комнату в собственном доме? Знал, что я пойду наверх? Я был уверен, что он что-то там прячет. Я прошел к другой закрытой комнате, коей являлась спальня, и внутри которой находилась дверь, ведущая в ванную. В спальне находились кровать, комоды, рабочий стол — все, как у обычных людей. Но я понимал, что теперь я никак не смогу впустить Чонгука внутрь, и мне придется действовать самому. Я осмотрел стол на предмет того, не мог бы здесь находиться ключ от запертой комнаты. Ни в стакане с карандашами с ручками, ни в органайзере нигде не было. Пока я не начал открывать ящики внутри стола, и в самом последнем находились бумажные папки. Как портфолио, сложенные все вместе. Я прошелся пальцами по верхним цветным ярлыкам, прочитав на них разные женские имена. Прислушавшись, я понял, что Робертс находился еще внизу, судя по журчащей воде из крана, доносящейся с первого этажа. Увиденное в одной из папок повергло меня в шок. В них находились фотографии девочке, но не простые. Девочка на них была раздета, в белье, с разными предметами, словно на фотосессии. Мне не хотелось больше на это смотреть, но и оставить просто так я это не мог. Найдя папку под названием «Аннет», я вытащил первые попавшиеся фотографии и быстро спрятал их под одежду. У меня были весомые доказательства, а значит, можно было уходить. Задвинув шкафчик, я ринулся бегом из спальни, как на лестнице меня уже ждал он. Стоял с закатанными руками свитера, облокотившись о стену, и будто ждал, пока я выйду из его спальни. — Have you looked at everything? — На его тонких губах проскользнула самодовольная ухмылка, но не такая, как раньше. Плотоядная, хищная… Опасная.       Он был опасным. — Do you want to know what's here? — Робертс указал пальцем на закрытую комнату.       Я не ответил ни на первый вопрос, ни на второй. Говорить что-либо глупо. да я бы и не смог. По его глазам было видно это — он знал, что я рыскал в его комнате. — I didn't want to do that now. But you're ahead of the curve, — Робертс даже не старался говорить складно, чтобы я понял смысл сказанных им слов. Он достал ключ из кармана своих джинс и приставил к замочной скважине, открывая дверь.       Я боязливо зашагал к нему, держа дистанцию между нами. Я хотел сбежать, обойти его стороной и ринуться вниз по лестнице. Однако робертс так твердо стоял на ногах, что не было сомнений в том, что ни черта у меня не выйдет. — Come on, hurry up, — поторапливал он меня.       Остановившись напротив него, взглянув в его хищные глаза, я аккуратно выглянул из дверного проема загадочной комнаты. Она была похожа на маленькую фотостудию. Белый натянутый фон, фотокамера на штативе, большие профессиональные лампы и столы с мисками, наполненные жидкостью. В эту комнату не проникал солнечный, однако внутри горел чудовищно-красного цвета свет, а над потолком были растянуты веревки с фотографиями. В собственном доме он сделал настоящую фотолабораторию. И осознание того, что именно здесь он фотографировал своих учениц, ужасало еще больше, чем весь вид этой красной комнаты. — Inside, — приказал мне Робертс. Я повернулся к нему, проверяя, не серьезно ли он. Но тот смотрел требовательно.       Повинуясь стальному голосу, я оказался внутри комнаты, как все мое тело словно окоченело. Я себя чувствовал, как та девочка Аннет, которую трогали в танцевальном классе. Также запертый и зажатый в самый угол. И я не мог сделать ничего. — Did I mention that I have my own agency? — начал он говорить на неродном мне языке, своим заискивающим голосом проникая прямо в мое сознание, прямо под кожу. — I give the girls in the drama club the opportunity to try themselves as a model. I'm creating a portfolio for them. And then I send it to the audition.       Он сковывал меня всепоглощающим страхом, его голос был таким плавным и тихим, словно говорил, что ему можно доверять. Но это не так. Мое чувство тревоги меня не подводило. — I wanted to talk to you calmly. To tell everything, to explain, — он взял со стола пустую папку и показал ее мне. — I think you're a very capable boy. More so, I haven't had Asians yet. Your face. Eyes. Lips…       Робертс дотянулся до моего лица, и стоило ему прикоснуться ко мне, как я тут же увернулся, опасливо воззрившись на него. Ему это не понравилось. — Shh… it's okay.       Мне хватило еще одной его попытки дотронуться до меня, чтобы понять, что все совсем Не о’кей. Я со всей силы отпихнул его от себя и побежал прямиком вниз, на первый этаж, к самой двери. Я резко нажал на ручку, но дверь не поддавалась — она была заперта. Робертс медленно следовал за мной, его шаги отчетливо отдавались по ступенькам лестницы. Я бросился на кухню, начиная искать выход. — Помоги! На помощь, Чонгук! — кричал я, кружа по гостиной. — No one will hear you, silly Korean boy.       Робертс стоял прямо на входе в гостиную, загородив собой все пути к отступлению. Я посмотрел на окно. Он проследил за моим взглядом. Мы подумали об одном и том же. Выждав момент, я ринулся к окну, как за мной погнался учитель. — No way!       Только я коснулся окна, как сзади на меня навалился учитель. Я старался пинаться, брыкаться изо всех сил, но он был сильнее меня. Мне довелось только раскрыть окно, и только я намеревался выпрыгнуть, как Робертс взял меня за обе ноги и потащил на себя. Он бросил меня на пол, вцепился в руки, пытаясь скрутить между собой, пока я рьяно пытался выбраться. У него испортилась прическа, лицо окрасилось красным, и был он похож на настоящего демона, жестоко орущего на меня. Я уже не разбирал всех его слов. Выл от слез и приносимой им боли, с которой он старался меня усмирить.       Последней каплей стала жесткая оплеуха по моему лицу. Никогда еще мне не было так больно и страшно. В этот момент я совсем ослабился и просто рыдал, придавленный к жесткому полу телом взрослого мужчины. Он прильнул к моему уху и прошептал притворно и как-то по-сумасшедшему мое имя, затем облизнув мою щеку. От его горячего, влажного языка стало настолько противно, что я заплакал еще громче, надрывая горло до боли в голове.       Я был беспомощен. Я был маленьким и наивным мальчиком, что не заслуживал такого обращения к себе. И я не мог противостоять напору больного человека, что хотел получить желаемое.       Я пытался, но все было тщетно.       Я был слишком слаб… — Пшел от него нахуй, motherfucker! — прозвучало из окна, и в голову Робертса прилетел камень. Он тут же отпустил меня, схватившись за голову, пошатнулся в сторону.       Подняв взгляд, я увидел напуганного до чертиков Чонгука на окне, что тянул мне настойчиво руку. — Бежим!       Пока Робертс плевался ругательствами и прочими оскорблениями, я ногой отпихнул его, зарядив прямо по голове, на четвереньках, как настоящее животное, бросился к окну, и Чонгук вытащил меня из этого адского дома. Приземление было жестким, но лучше остаться с переломанными костями, чем закопанным на заднем дворе этого чудовища. Чонгук также помог мне подняться, и мы вместе рванули прочь отсюда. — У тебя кровь, — кричал мне впопыхах Чонгук. — Черт, — дотронувшись до щеки, мне стало больно трогать это место. Сильно он мне зарядил. — Надо звонить в полицию! — Чонгук от шока бежал все быстрее, говорил громко и чересчур эмоционально. — Надо всем рассказать! Пусть гниет в тюрьме, гондонище!       Но с каждым пробегающим домом на меня накатывала истерика. Я задыхался, плакал, смеялся с грубых высказываний младшего, который, между прочим, не позволял себе ругаться. Держу пари, что тогда он впервые кого-то обматерил. Через пару кварталов я совсем выдохся, остановился и начал истерически смеяться, сгибаясь пополам. — Он у нас еще получит! — Чонгук, не заметив меня рядом, обернулся назад и удивленно уставился на меня. — Чимин-хён?       Я сел на грязную пешеходную дорожку, закрыв лицо руками, дрожал всем телом и не был в состоянии сдержать смеха. — Ты чего смеешься? Весело было смотреть, как я его огрел, а? — начав смеяться вместе со мной, Чонгук с радостной и довольной улыбкой смотрел на меня сверху. — Я… Ха-ха, не смею-ю-сь, — схватившись за истерически раскрытый рот, я сильно зажмурился. Мне не хотелось, чтобы Чонгук видел меня таким.       Вместо ненужных слов Чонгук подошел ко мне, присел на землю, рядом со мной, и обнял, накрывая своими руками, будто закрывал от всего мира. Я захлебывался, трясся изнутри, будто сейчас взорвусь, и кусал собственные руки, чтобы не закричать от того ужаса, что меня охватил. Мне казалось, что сейчас он догонит нас и убьет. Казалось, что сейчас схватит меня и потащит обратно, в ту жуткую, красную комнату.       Сокджин с искренним сожалением смотрит на Чимина, что резко обрывает свой рассказ. Он сжимает руки в кулаки, приставляя их к губам, и долго молчит. Смотрит в пустоту, будто проживает все по новой. Пусть это часть его работы, но Сокджин уже жалеет о том, что принудил парня к рассказу такой жуткой истории из жизни. Терпеливо ждет, когда Пак будет в состоянии продолжить. — Когда я успокоился, — говорит Чимин, прочистив горло, — я позвонил папе. Узнать, где он. Тогда он был в автомастерской Намджуна — что-то нужно было проверить с машиной. Город маленький, Чонгук меня проводил. И я все подробно рассказал папе, после чего мы, вместе с родителями Чонгука, отправились в полицию и написали заявление. Фотографии те я тоже отдал, но это было и необязательно. — Почему? — Мин Юнги, знакомый отца, все-таки серьезная шишка в полиции. Он сразу же отправил наряд к дому Робертса, еще один в школу, — парень рассказывает уже без лишних эмоций, спокойно и конструктивно. — В его вещах было найдено множество фотографий и видео детской порнографии. Заговаривал девочек из драм-кружка, что сделает из них великих актрис, а на деле просто домогался их. Мудак явно был озабоченный. — В итоге его посадили? — спрашивает Ким. — Как бы не так, — едко усмехается Чимин, криво натянув уголок рта.       Сокджин давно перестал составлять пометки в свой блокнот, слушает внимательно Чимина и погружается в его рассказ с головой. Ему еще никогда не было так интересно узнать подробности чьей-то жизни. Чимин — явное исключение, пусть и разговор проходит в стенах учреждения лишения свободы. — Ему удалось оправдаться? — предполагает доктор. — Еще интереснее, — опровергает его догадку Пак. — Все улики и доказательства были против него, да и случай этот был на слуху, что девочки по школе стали признаваться о его домогательствах. Вот только исчез он. — В смысле, сбежал? — Никто не знает. Его документы, кредитные карточки остались дома, а самого владельца — нет. На побег не похоже. Можно ли связать его исчезновение с расправой родителя одной из жертв? Тело так и не было найдено.       О таком преступлении Сокджин точно ранее не слышал. Он не из их района, он бы никак не узнал об этом. В личном деле Чимина была запись о том, что он в раннем возрасте стал жертвой насилия, однако Сокджин даже представить не мог, что он жертва Такой истории. — Дом его пытались продать, но он так и стоит никому не нужный. Драматический клуб распустили, так и не дождавшись выхода пьесы «Ромео и Джульетта». Ну а я… — Чимин останавливается на полуслове, подняв глаза на доктора. — Со следующего семестра исключил литературу из списка предметов. И каждое упоминание Шекспира теперь вызывает у меня только ненависть и скуку. — Почему же скуку? — Вы читали его? Это же полный бред.       Пак встает со стула, и дверь за ним тут же раскрывается, и как по старом сценарию к нему подходят тюремные охранники, начиная переодевать его в наручники обратно за спину. — Убивать себя из-за того, что мертв любимый человек… Разве не глупо? — на лице Чимина играет наигранная улыбка, и он покидает стены комнаты, ставшей для Сокджина уже не такими отталкивающими.