Ago.

Едам был бесстыдным и забирал всё без остатка, когда дело касалось близости. Когда дело доходило до Асахи, на рёбрах которого было несколько маленьких шрамов, а на внутренней стороне тонкого предплечья — едва заметная татуировка. Едаму нравилось быть нежным с ним, но всё равно оказывалось трудно сдержать грубость и не сжать в пальцах его короткие, шелковистые волосы. Но, пока Едам мысленно извинялся за ужасное поведение и продолжал непозволительно сильно сжимать хрупкие запястья, Асахи вообще старался не думать о происходящем с ним. В конце концов, все обещания, данные ему, рано или поздно разрушались, но уйти было практически невозможно. В тот день, когда Едам поцеловал его прямо под камерами видеонаблюдения, всё было иначе. Асахи чуть было не заставил сделать это прямо в офисе, проигнорировал его панический страх оказаться застуканными. — Почему бы тебе не взглянуть на меня? — он стиснул пальцы на подбородке Едама, поднимая его голову. — Пожалуйста, только не здесь… — Едам избегал его напористости, но приказной тон всё равно заставляли понемногу таять. Если Асахи не прекратит, то они точно сделают это. — Скоро все вернутся. — Неужели? Асахи всего на секунду оставил расстёгивать пуговицы рубашки, ткань которой прятала слегка загорелое, крепкое тело. Дразнящим движением он провёл по коже Едама пальцем, смотря на него исподлобья — вызывающе, возбуждающе, даже мрачно. Этот момент показал, что лучше держать японца под контролем и не испытывать его и так недолговечное терпение. Едам сглотнул, аккуратно беря его за плечи и отодвигая от себя. Асахи выглядел крайне недовольным, но он быстро стал как будто равнодушным и отталкивающим. Ледяной принц поступал так специально. Ему было известно, как это холодность злила и заставляла хотеть прижать к стенке, вот только Едам, выдохнув, прошёл мимо. Он застегнул пуговицы, чуть приведя внешний вид в порядок, вымыл руки. — Я дорожу этой работой, уж прости, — тихо проговорил он, и Асахи повернулся к нему, несмело подойдя на шаг. — Ты можешь дурачиться, потому что ты знаешь, что за спиной стоят богатые и влиятельные родители. У меня же ничего нет, кроме небольшого наследства в пару миллионов вон. — Не говори так, эй… Укол совести оказался совсем слабым, но Асахи этого хватило. Он в растерянности провожал его взглядом, пока не остался в закутке их офиса один. Поправил галстук, выпил воды и, чуть успокоившись, тоже вернулся на рабочее место. Ему не хотелось признавать правоту Едама, но их сонбэ уж слишком много начали уделять им внимания после случившегося. Особенно зорко следили за Асахи, за тем, как он обращается с Едамом, и как пристально смотрит на него. Домой после ужина с начальницей они возвращались практически вместе. Едам контролировал, чтобы японец, напившийся особенно сильно в этот раз, не свалился без сил и добрался благополучно. Он бы шёл рядом, но в какой-то из моментов, когда они были в ресторане, Асахи уставился на Едама обиженно и вызывающе. Никто этого не увидел, но Едам знал мягкого и всегда тихого коллегу довольно хорошо. Даже чересчур хорошо. До малейшего изгиба тела и того, каким его голос может быть громким. — Стой, — Едам ускорил шаг и схватил его за руку, поворачивая к себе. Асахи не сопротивлялся. — Куда ты идёшь? — Явно не домой. Думаю, заметно… Хватит тащиться за мной, это бесит. — Прости за сегодня. Я не хотел обидеть тебя. — Никогда больше не говори о моих родителях, ясно? Вряд ли ты вообще имеешь понятие, что происходит. — Так расскажи мне, — выпалил Едам, выпуская его руку и выдыхая. Было холодно и безлюдно, рабочая неделя близилась к концу, редко мимо них проходил кто-то, стараясь игнорировать напряжение между ними. Асахи стоял неподвижно, отвернувшись, он хмурился и намеренно тянул с ответом. Грубости он сдержать не сумел. — Мы не настолько близки. — Дело только в этом? Асахи покачал головой, зарываясь носом в высокий шарф. Едам теперь шёл рядом с ним в полном молчании, словно принимая его ответ и смирившись с тем, что их путь до абсолютного понимания и открытости будет долгим и тернистым. Это не пугало — пока Едам проявлял терпение и уважал любой выбор, сделанный его другом, Асахи пользовался этим и набирался смелости поведать хоть что-нибудь о своей жизни. Он схватил за рукав пальто и потянул к себе, когда они остановились перед в подъезде у своих квартир. Едам жил чуть дальше, но из-за Асахи не дошёл каких-то пары метров и слегка растерялся — они стояли у двери Асахи. — Я хочу извиниться, — Асахи не рискнул поднять глаз, но в его интонациях чувствовалась решимость и искренность. — Может, зайдёшь на пять минут? — Я не злюсь… — Я хочу провести с тобой время, — не выдержал Асахи, смотря на него и немедленно смущаясь. — Хотя бы немного. Едам рано или поздно нарвался бы на это. Он всё равно не смог бы скрываться от взаимности, и бегать не было смысла. Но Асахи заговорил так неожиданно открыто, что у Едама не оказалось никакого выбора, кроме как растеряться и стать ведомым. Не стоило задавать вопросов, они бы только отпугнули и настроили против себя. Поэтому Едам просто наслаждался тем, как Хамада Асахи позволяет проникнуть в свой маленький мирок, прикоснуться к каждой детали и ощутить, как сердце охватывает лёгкий трепет. Асахи помог ему снять пальто, и Едам прошёл в небольшую гостиную. Пространство утопало с тёплой полутьме, он ощутил лёгкий горьковато-пряный запах. Им был пропитан воздух вокруг Едама, на мгновение показалось, что он сойдёт с ума, но ему повезло быстро к этому привыкнуть. Спальня была оборудована под рабочую зону, у окна стоял мольберт и несколько крупных холстов, на полу неаккуратными стопками кое-где были разбросаны какие-то бумаги, на кресле, застеленном чёрным меховым покрывалом, лежала электрогитара. Её рёбра еле видно блестели. — Не обращай внимания, — Асахи смутился и закрыл дверь в кабинет. — Я люблю порядок, просто недавно приходил друг… — Извини за вопрос, — Едам присел на край кухонного стула. Асахи достал две чашки, засыпал в чайник несколько листьев зелёного чая. — Где ты спишь? — Тоже интересно? — хоть Асахи и повернулся к нему спиной, Едам услышал в его голосе смешок. — У меня нет кровати, потому что я с детства привык спать либо на диване, либо в кресле… Мама часто сетовала на это, но потом сдалась. Он чувствовал, как Едам обгладывал его внимательным взором. Залив чайник кипятком, он медленно повернулся и, не поднимая глаз, сел напротив. Едам любил наблюдать за тем, каким сосредоточенным он был, но и в такой домашней уютной обстановке он оказался неотразим. — Надеюсь, тебе не неловко, — Асахи прикусил губу и пододвинул к нему чашку. — Я нечасто приглашаю гостей, так что не уверен, как стоит поступить. — Не думай об этом. Всё в порядке. — И всё же… Едам дотронулся до его руки, посылая по позвоночнику японца разряд тока. Асахи выпрямился и несмело улыбнулся, невольно сжал его ладонь, гладя холодными пальцами запястье. — И всё же, ты здесь, — Едам смотрел на него необыкновенно ласково. — Мне больше ничего не нужно. — Твои слова… Они смущают. — Но это то, что я чувствую к тебе. Ты многое сделал для меня, и если я тоже могу чем-то помочь тебе, то не молчи. Сердце Асахи застучало отчаяннее и громче. Всё, о чём он думал, так это о том, что Едам проявлял к нему столько нежности и терпимости незаслуженно. Чем больше он показывать свою привязанность, тем больнее ему будет потом простить. — Тогда… — Асахи разлил чай по кружкам и отпил немного. Собраться с мыслями было сложно, но подобрать нужные слова — невозможно. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне кое о ком. Едам приподнял брови, явно ожидая продолжения. — Какие отношения у вас с Ким Доёном… — Не смей произносить его имя в моём присутствии, — твёрдо и тихо перебил его Едам, заставляя отступить. Асахи послушно замолчал, ожидая, что он разозлится сильнее, однако Едам повёл себя сдержанно. — Этот недоумок не раз угрожал мне и моей семье. Он ненормальный, и я бы многое мог вытерпеть, но Йеон стала последней каплей… Асахи прикусил язык. Он допил чай и бесшумно поставил чашку на стол, словно боясь привлекать к себе внимание. Было поздно. Едам уже заметил. — Откуда… Откуда ты знаешь, кто он? Асахи резко встал, отвернулся к раковине, включая воду. Её шум позволил на жалкое мгновение забыть о том, какую огромную ошибку совершил, скрыться от неизбежных последствий. Послышались быстрые шаги, Едам схватил его за локоть, поворачивая к себе и впиваясь в его глаза прожигающим, чуть ли не враждебным взглядом. Он вновь зажал в угол, отрезая все пути к спасению, выключил воду, оставляя их в напряжённой, глухой тишине. — Отвечай, — процедил Едам. — Немедленно. Я ничего тебе не рассказывал о нём. Откуда ты знаешь его? — Мой друг иногда проводит с ним время, — Асахи совсем поник. Он как будто бы и не был ни чём виноват, но всё равно вёл себя, как преступник. — Он наш общий знакомый, не более. — Зачем тогда молчал? — Потому что я понимал, что тебе будет непросто… Но я должен был спросить. Едам не переставал смотреть на него. Он замолчал, затем выдохнул и отступил, давая Асахи немного пространства. — Не уходи сегодня. Ты хотел отблагодарить меня, помнишь? Забыть о Йеон, потому что Асахи не готов был отдавать ей то, к чему он успел привыкнуть, и без чего ему трудно было бы существовать. Он ведь был честен в этот раз. Он всё рассказал, но об отношениях Ким Доёна с Харуто ему не обязательно рассказывать. Если только Доён, этот придурок, не захочет испортить всё. — Ты ведёшь, — спокойно и ровно произнёс Едам, присаживаясь на край стола. — Раз сегодня вечер сюрпризов для меня, то… Глаза Асахи потемнели, они окрасились непередаваемыми, нечитаемыми эмоциями, он сократил расстояние между ними, немедленно целуя его и пробираясь тонкими пальцами под ремень брюк. Едам резко выдохнул, теряясь от такой настойчивости, простонал и чуть сжал его волосы. Асахи никогда не создавал правил. Он был неуправляемым, непредсказуемым, и Едаму это нравилось настолько, что для него было жизненно необходимо делать так, чтобы он проявлял свою силу и власть по-новому. Он гладил его по волосам, когда Едам уснул, наслаждаясь тем, каким податливым и мягким он был в его объятиях. Было раннее утро, но он так и не мог заснуть, хотя требовательность друга подстёгивала вымотать его первее, грубо и глубоко вбиться в него, чтобы он наконец замолчал и понял, что не он ведущий. Как можно быть таким капризным? Японец осторожно и бесшумно поднялся с дивана, его точёное худое тело было едва различимыми контурами в тусклом красноватом свете. Он быстро принял душ, закутался в халат и прошёл в импровизированный кабинет, забрав с собой телефон. — Ах… Хён? Это ты?.. Асахи поджал губы. Харуто наверняка тоже расслаблялся, как мог. Возня всё продолжалась, Асахи чуть отдалил динамик от уха, смотря перед собой. Ему стоило бы подобрать правильные слова или вообще перезвонить, но, назло Доёну и его насмешливому тону, с которым он в этот момент обращался со своим любовником, захотелось устроить настоящий допрос. — Спроси у него, что сделал Бан Едам. Естественно, не сейчас, — проговорил Асахи. — И ещё… Я не хочу завтра видеть твою измученную физиономию, поэтому меня не будет в студии. — Д-да… Я понимаю, я… — Харуто вскрикнул. И Асахи немедленно сбросил звонок. Закатив глаза. Он ненавидел, когда приходилось слушать это. В дела Харуто он никогда не вмешивался, считая того достаточно разумным, чтобы уметь расставить границы и поставить условия. В реальности же оказалось, что Доёну плевать на всё. Для него не существовало законов или личных границ. Он был одержим Харуто, а мысль о том, что он изменял девушке, которую отбил у бывшего лучшего друга, настолько возбуждала его, что он терял голову. Ему нравилось это. Нравилось крутить интриги, нравилось, что Ли Йеон улыбалась невинно и мягко, когда провожала возлюбленного на работу или учёбу. За всё время он едва ли прикоснулся к ней по-настоящему. Её это не тревожило и даже радовало, потому что чаще Ким Доён приносил больше вреда, чем удовольствия. Скупых и мимолётных поцелуев в уголок губ по утрам ей хватало. И иногда, лишь иногда Йеон думала о том, что произошло в вечер их помолвки. О том, что взгляд Едама уже не согревал. Он был абсолютно пустым и стеклянным, будто девушка превратилась в призрака, в его тяжёлое прошлое. Почему это так задело? Разве не будет лучше для них обоих, если он найдёт счастье в ком-то другом? Ей было невдомёк, что он действительно нашёл счастье в чужом голосе, улыбке. Хоть Едам и не думал, что для Асахи это что-то особенное. В один момент ему почудилось, что японец воспринимал их взаимодействия, как должное, как вещь неизбежную, но с которой просто смириться и жить дальше, не замечая её существования. Едам открыл глаза. В пояснице тянуло, мышцы болели. В гостиной было прохладно и тихо. Асахи ушёл? Но куда?.. — Доброе утро, Бан Едам, — его голос прозвучал нежно. Едам слегка расслабился, приподнимаясь на локтях. — Да… Сколько времени? — Два часа дня. Мы проспали. Едам с лёгкой паникой схватил телефон, проверив время. Асахи был абсолютно спокоен. Кажется, он проснулся раньше и уже успел куда-то сходить. Отпив кофе и надкусив булочку, японец отвернулся и включил чайник. — Не переживай об этом. Я предупредил начальницу Чан, она сказала позаботиться о тебе. — Что ты такого наговорил, что она так отреагировала? — проворчал Едам, проходя абсолютно голым перед ним. Асахи не шевелился. Он просто очень внимательно смотрел на обнажённое худощавое тело своего коллеги и думал, что засосы на его плечах, груди и шее очень шли ему. Всё-таки избавившись от прилипчивых грязных мыслей, он опустил голову, заварил чай для Едама. Он бы хотел много сказать начальнице Чан о Едаме. Хотел бы поведать, что ночью он был таким громким и не сдержанным, настолько непослушным и нетерпеливым, что его голос стал хриплым и глухим, и его тело до сих пор мелко дрожало. Но эти навязчивые идеи позволили лишь немного возбудиться и ухмыльнуться. Асахи поставил чашку на стол и скрестил руки на груди, облокотился на кухонные тумбы. — Правду, — легко ответил Асахи. — Я сказал правду. Ты ведь не очень хорошо себя чувствуешь, верно? — Верно. Но… Тебе стоило уточнить, из-за кого я так себя чувствую. — Иди в душ и одевайся, если не хочешь, чтобы стало хуже. Едам послушно ушёл, хотя был огромный соблазн остаться и проверить. Наедине с собой Асахи помрачнел. Он узнал правду о Бан Едаме и Ким Доёне быстрее положенного. Пришлось смотреть на то, как Харуто потирал покрасневшие запястья и дёргался от каждого резкого звука, но он поделился важными деталями, раскрыл то, каким Доён был на самом деле… Харуто неосознанно рисковал, но отказать себе в этом не мог. За каждую частицу информации для любимого Хамады Асахи он платил, терпя изощрённое наказание и выполняя приказы. Ким Доён крайне бессовестно воспользовался им, но Асахи воспринимал это необыкновенно холодно и прагматично, ведь, в конце концов, Доёну придёт конец. Он аккуратно дотронулся до плеча Харуто на прощание, тот боязливо поднял глаза, но затем чуть обмяк. — Что будешь делать? — спросил Харуто, и Асахи, проводя пальцами по краю кружки с чаем, слегка задумался. — Сломаю его. Я знаю, что тебе нравится, когда тебя насилуют, но я хотел бы, чтобы это был не Ким Доён. Харуто был поражён и смущён. Всё в Асахи его пугало — друг никогда не вёл себя так властно и решительно…