Теория счастья

Сейчас, оглядываясь назад, Виктор думал, что в тот вечер вообще не стоило выходить из мастерской. В Пилтовер пришла зима, укутав улицы пушистым снегом. Виктор давно понял, что в холода лучше сидеть дома. Форменное пальто, которое он носил в академии, казалось, становилось тоньше с каждым днём, и нога от мороза начинала болеть сильнее. Виктор с радостью заперся бы в мастерской до весны, но едва по городу развесили гирлянды, в Джейса словно кто-то вселился. Виктор привык к его причудам за те месяцы, что прошли с начала их совместной работы в академии. С тем же энтузиазмом, который Джейс обычно проявлял к науке, он погружался в каждое новое увлечение и утягивал за собой Виктора. Со временем они сделались настоящими экспертами во всех мыслимых областях. Виктор не считал себя светским человеком, но был абсолютно уверен, что при необходимости сможет поддержать беседу о ноксианских летних винах, антимагической политике Демасии, кузнечном и камнерезном ремесле, экспериментальном скрипичном искусстве, а также о том, какие кексы мисс Кейтлин Кираманн чаще всего заказывает в лавке «Сладкое искушение» на Слейтфелл-роу. Виктору стоило бы сердиться на склонность Джейса зацикливаться вместо дела на каких-то посторонних вещах, но было что-то необъяснимо притягательное в том, как загорались его глаза, когда он находил очередное увлечение. Да, это мешало работе, но Виктор ничего не мог с собой поделать и даже вынужден был признать, что ждёт каждой новой затеи. В такие моменты внимание Джейса безраздельно принадлежало ему — и он, к своему стыду, был очень рад. Это было восхитительно! И опасно. Виктор слишком хорошо знал, как легко можно поддаться обаянию Джейса с его непринуждённой манерой улыбаться и говорить обо всём на свете. Он был очень красив — это мог подтвердить любой, у кого были глаза, — и умел заражать своим энтузиазмом. Такой сильный, заботливый, а ещё доверчивый и открытый. И умный. До чего же умный! Порой Виктору казалось, что Джейс освещает комнату одним своим присутствием. Это было мучительно, и Виктор как мог старался обуздать эмоции, но каждый раз при виде Джейса он чувствовал боль в груди. В те редкие минуты, когда ему хватало сил взглянуть правде в глаза, Виктор, сидя в тишине и спокойствии собственной комнаты, мог признаться себе, что всё началось ещё в ту ночь в лаборатории Хеймердингера. Полёт в пяти метрах над полом и восторг от того, что им удалось наконец стабилизировать кристалл, вскружили ему голову. Когда Джейс послал хрупкую маленькую шестерёнку через созданный ими механизм, Виктор впервые почувствовал, как тоска острым ножом пронзила грудь. Впоследствии он много раз пытался найти логичное объяснение. Решил отнести это в разряд отклонений или последствий нехватки кислорода из-за невесомости. Однако золотистая шестерёнка раз за разом оказывалась у него в нагрудном кармане. Виктор часто крутил ее в пальцах, чтобы успокоиться или собраться с мыслями, а любопытным пояснял, что это просто сувенир на память об успехе. Явная ложь, в которой он давно перестал себя убеждать, когда сердце сжималось от боли. Виктор знал о причине своих мучений, но, если бы он решился её назвать, всё стало бы только хуже. Некоторые обстоятельства нельзя изменить. Джейс не был пилтоверцем по рождению, но он вырос в этом городе и принадлежал к дому, пусть даже не особенно влиятельному. У него было определённое положение в обществе, хороший, хоть и не слишком надёжный, покровитель — и множество таких же богатых и влиятельных людей рады были сблизиться с ним, стоило захотеть. Джейс был прекрасным человеком, на которого обращали внимание другие прекрасные люди. Человеком, которого все мечтали заполучить. Виктор был достаточно умён, чтобы осознавать, что между ними всегда будет пропасть, несмотря на то, сколько раз их имена появляются рядом на научных работах. Свет и тень прекрасно соседствуют друг с другом, но лишь потому, что у каждого своё место. Однажды Джейс встретит другого такого же прекрасного светлячка и упорхнёт, а до тех пор Виктор собирался ловить каждое его слово, чтобы сберечь на время, когда останется один. Сколько бы границ он ни проводил, сколько бы запретов ни придумывал, Джейс всегда умудрялся заставить их нарушить. Раньше Виктор редко выходил на улицу, да и то затем лишь, чтобы в одиночку спуститься в нижний город за материалами, которых больше нигде не найти, или добраться до книжной лавки на Беллвейл-стрит ради нового научного журнала. Теперь они с Джейсом постоянно шатались по разнообразным кварталам Пилтовера в поисках новых экзотических развлечений, в которых его другу совершенно необходимо было поучаствовать. Иногда Джейс водил его к уличным торговцам возле музея, чтобы вместе пообедать в парке, а как-то раз потащил к невыносимо приторной целительнице с лунным медальоном на шее, которую, по его собственным словам, еле откопал, когда Виктор заболел. В тот раз Виктор разозлился: он терпеть не мог людей, которые слишком интересовались его здоровьем, но, к чести Джейса, оказалось, что эта женщина неплохо знала своё дело. По-видимому, её наставник раньше работал в нижнем городе и только недавно начал отпускать учеников на личную практику, которой она и занималась, с заботой и вниманием. Виктор уступил навязчивым уговорам и стал посещать её время от времени, хотя бы потому, что после первой же процедуры ему стало легче дышать. А ещё, пусть ему не хотелось это признавать, боль в ноге стала беспокоить его меньше, а цвет лица стал более здоровым. Как бы то ни было, с наступлением холодов Виктор вспомнил о старых привычках и засел в мастерской назло пушистым сугробам за окном, пока однажды вечером Джейс не задержался, потому что они увлеклись спором об интересном способе сделать более эффективным перемещение крупного транспорта. Когда они в очередной раз упёрлись в проблему с подбором нужной частоты для кристаллов, Джейс резко поднялся, сунул Виктору пальто и шарф — гигантское синее чудовище, подарок мисс Кейтлин Кирамман — и предложил пойти на улицу, подышать морозным воздухом, обещая в награду тёплый камин и свежий кофе для ясности ума. За одной вечерней прогулкой последовала другая, когда в конце недели у них возникли сложности с медными регуляторами. А затем, следующим же вечером, они пошли в город в третий раз, чтобы обсудить муфты разных производителей. К середине зимы прогулки в кофейню стали обычным делом. Вот так и получилось, что Виктор против воли стал завсегдатаем «Последней капли» — кофейни у Большого моста, которая не закрывалась допоздна, и которую на первый взгляд можно было принять за бар. Это было шумное и бойкое местечко, под стать хозяевам — семье из нижнего города. Джейсу в первый визит было слегка неуютно, зато Виктору кафе пришлось по душе намного больше прочих пилтоверских заведений. Владельца звали Вандер, он следил, чтобы всё работало как часы, и готовил потрясающий кофе с тем самым сортом молока, которое Виктор любил больше всего. Паудер, младшая дочь хозяина, любила мастерить разные штуки. Она обычно устраивалась за столиком поблизости от учёных, пока Джейс не позвал её подсесть и показать своё последнее изобретение. Вай, старшая, могла показаться грубоватой. Ночью, когда Вандер отправлял девочек спать, она перекидывала сестру через плечо и утаскивала прочь, в жилые комнаты. Собственно, Джейс узнал о «Последней капле» благодаря Вай. Мисс Кейтлин Кирамман бывала здесь каждый день и, судя по тому, как она краснела при упоминании заведения, интересовалась она совсем не напитками. Хотя кофейня Виктору очень понравилась, к царившей там атмосфере он привыкал довольно долго. На память он не жаловался, но всё же не сумел бы назвать точный момент, когда из случайных посетителей они превратились сперва в «тех двух умников из Академии», а затем в долгожданных гостей, которых с порога приветствовали, называя по именам, и сразу подавали привычный заказ. Поток дружелюбия со стороны Вандера и его дочерей ошеломил Виктора. Кроме Джейса и профессора Хеймердингера его имя знали всего несколько человек. Изредка ему мимоходом кивали люди, узнававшие в нём бывшего помощника декана или мрачную тень господина Талиса. С того самого дня, как Хеймердингер помог ему перебраться в Пилтовер, Виктор оставался для всех невидимкой, его замечали только когда он был зачем-то нужен. Виктор научился существовать в том тесном пространстве, которое было ему доступно, храня в себе черты двух городов и нигде не чувствуя себя дома. Зато в «Последней капле» его знали и всегда были рады видеть. Здесь он был своим. Вандер ерошил ему волосы своей огромной мускулистой лапищей и указывал на пару красных бархатных кресел у камина, которые всегда приберегал для них. Впрочем, судя по тому, с каким пылом прочие завсегдатаи прогоняли любого, кто посягал на это место, особой нужды охранять кресла у Вандера не было: все знали, для кого они предназначены. Вай звала его просто Вик, а как-то раз, подливая молока, в шутку стукнула по плечу, когда он попытался отказаться — синяк сошёл недели через три. Паудер даже забралась к нему на колени, когда хвасталась своим последним изобретением. Она устроилась на здоровой ноге и прислонилась к нему, чтобы проследить, что он внимательно изучит все детали. Джейс смеялся до колик, когда девочка уснула, не закончив пояснения, и пускала слюни Виктору на воротник, пока её сестра не соизволила унести Паудер в спальню. Виктор не сомневался, что выглядел тогда нелепо: растерянный и придавленный маленькой девочкой. Он никогда не умел ладить с детьми, даже когда сам был ребёнком, но, удивительное дело, девочки каждый вечер приходили с ним поболтать, как будто им в самом деле это нравилось. Виктор и сам не заметил, как понемногу к ним привязался. И вот он уже тянулся навстречу восторженным объятьям Паудер, перебрасывался шуточками с Вай через переполненный зал и протягивал руку Вандеру, который неизменно желал его поприветствовать. Всеблагие Сущности, Виктору было дело до того, как Паудер назовёт свои последние творения. Он с интересом слушал рассуждения Вандера о том, чем хороши и плохи нынешние попытки совета улучшить условия труда в городе за мостом. Больше того, он вовсю следил за успехами Вайолет в её попытках привлечь внимание некой мисс Кейтлин Кирамман. По крайней мере, он надеялся, что кивал и понимающе хмыкал в нужных местах, когда Вай рассказывала ему детали очередного плана. Он даже подсунул ей карточку «Сладкого искушения», которую раздобыл с огромным трудом. И всё это время Джейс был рядом, наблюдал за ним, когда думал, что Виктор не замечает. В его взгляде были радость, удивление и что-то ещё, что трудно было разгадать. Оставаясь один, Виктор снова и снова обдумывал сложившееся положение, но как ни бился, не мог понять, что делать дальше. Он рос в нижнем городе, привык держаться в Пилтовере как можно незаметнее, а зимой вообще предпочитал не высовывать носа из мастерской, и поэтому теперь был уверен, что ввязался в опасную авантюру. Внутренний голос твердил, что стоит остановиться, пока всё не пошло наперекосяк. Каждое утро он обещал себе никуда не ходить, но каждый вечер его партнёр протягивал пальто — и Виктор не мог противиться желанию снова попасть в уютное кафе и не мог заглушить боль в груди, которая просыпалась, когда Джейс укутывал его в синее вязаное чудовище. Так продолжалось довольно долго. В тот вечер они снова уютно расположились в приготовленных специально для них креслах у камина. Паудер продемонстрировала своё последнее величайшее изобретение: кошку, плюющуюся разноцветным огнём. Вай долила молока в его и так доверху полную кружку. Вандер с громким смехом завёл загадочный разговор, что им с Джейсом давно пора начать жить как полагается честным людям, и вогнал Джейса в краску. Виктор предпринял обречённую попытку объяснить, что профессор Хеймердингер давно их простил, да и вообще они тогда действовали во благо науки. И вот тогда Виктор вдруг понял, что не хочет, чтобы эта зима кончалась. Тем вечером они собирались обсудить ранний вариант запроса на стройматериалы для создания первых хексврат в наступающем году. Джейс пошёл добыть им по чашечке кофе, а Виктор крутил в голове эту новую тревожную мысль. Он никогда не держался за прошлое и не умел жить настоящим. Чтобы оставить позади все тяготы минувшего, ему пришлось немало потрудиться, а текущий момент Виктор всегда оценивал только с точки зрения вклада в будущее. Время скоротечно, неуловимо, минуты сменяли друг друга, просачиваясь сквозь пальцы, как песок. Пытаться удержать хоть одну было по меньшей мере глупо, уж он-то знал. Он почти год провёл, пытаясь убедить себя, что однажды позабудет о шестерёнке, которую постоянно крутил в пальцах. — Вик, всё нормально? Виктор настолько погрузился в размышления, что, когда Джейс заговорил с ним, заботливо коснувшись плеча, он едва не подпрыгнул. — Да, прости, я задумался, — Виктор хмуро покачал головой. — Что, совсем запрос неудачный? — Джейс кивнул на бумаги, которые рассыпались по полу, когда Виктор дёрнулся. — Нет, не в том дело. Сейчас, — Виктор привстал, чтобы собрать бумаги. — Брось, давай я, — Джейс остановил его и проворно опустился на колено перед креслом. — Вай сейчас принесёт кофе. Мне кажется, тебе не помешает. Виктор усмехнулся и постарался не обращать внимание на боль, снова сдавившую грудь. — Я гораздо лучше себя чувствую по ночам, чем ты. Переживу. — Вик, даже самым мощным мозгам иногда нужно давать отдых, — заметил Джейс, сверкнув невозможной улыбкой. — В том числе твоим. Виктор с досадой почувствовал, что улыбается в ответ. — Ты мне постоянно это напоминаешь. Если была хоть одна черта в Викторе, которая Джейсу не нравилась, так это его упорное нежелание отдыхать. Любые попытки на это повлиять провалились. До знакомства с Виктором Джейс просыпался очень рано и первое время часто жаловался, что у него сбивается режим, но в итоге смирился и сдвинул рабочие часы на поздний вечер. Он прищёлкнул языком: — Может, однажды ты прислушаешься. Попробуй для разнообразия уходить спать раньше, чем отключишься от усталости прямо за столом. Одному твоему партнёру было бы приятно, если бы ты хотя бы подумал насчёт… Джейс не договорил. Он как раз сложил все бумаги в стопку, когда заметил что-то на ковре и поднял, зажав между большим и указательным пальцами. Виктор увидел, как в теплом свете камина блеснула золотом маленькая шестерёнка. Его шестерёнка! — Ой, это… — начал он слабым голосом и протянул руку. Виктор едва коснулся вещицы, когда рядом раздался грохот разбитой посуды. Они с Джейсом разом обернулись и увидели груду осколков и лужу кофе, а рядом — Паудер, которая смотрела на них во все глаза, сияя от восторга. Вообще-то, она была чрезвычайно ловкой, и за всё время, что вихрем носилась по кофейне, ни разу не обронила даже ложки. Разговоры смолкли, все вокруг уставились на них. Виктор с Джейсом не успели даже рта раскрыть, а девочка бросилась обнимать их так крепко, словно хотела задушить. — Паудер, что такое? — пробормотал Виктор, когда она вдруг поцеловала его в щёку. — Поздравляю! — взвизгнула девочка и повернулась, чтобы поцеловать Джейса в лоб. Она отскочила так же быстро, как налетела на них, забралась на ближайший стол и сунула руку в мешочек на поясе. С детской непосредственностью она взмахнула руками, рассыпая горсть конфетти, и громко объявила: — Слушайте все! Мои друзья только что обручились! Давайте все их поздравим! Джейс отреагировал первым. С криком «Паудер, подожди!» он потянулся к девочке, но не успел — его слова потонули в шуме разнообразных поздравлений и аплодисментов. Бросив быстрый взгляд на Виктора, он вскочил и поспешил к столу, с которого ему на голову посыпалась новая порция конфетти. Хотя в кофейне всегда было тепло, Виктору показалось, что его окатили ледяной водой, и он глубже вжался в бархатное сиденье кресла. Слишком уж явным был ужас, отразившийся на лице Джейса.