Месть за забытый ДР

      Боруто даже не представлял, что этот шёпот, пробирающий самое сердце, звучащий словно в самой голове, так отразится на его эрекции. Казалось бы — он любит отца. Всем сердцем, всей душой, до дрожи в пальцах, да и тело его полностью принадлежит сильному голубоглазому мужчине, чья улыбка заставляет дрожать его колени. А время, отведённое на разлуку, он просто проведёт с пользой — станет сильным рядом с учителем, обучится и оттренирует все приёмы, и, возможно, сенсей всё же согласится научить его чидори без шарингана…       Это реальность? Или, как обычно, гендзюцу?       Но этот шёпот, тепло взрослого тяжёлого тела, которое Узумаки ощущает спиной, твёрдо стоящий член в его штанах — учитель хочет его. Учиха прижимает его животом к столу, крепко фиксирует голову, рукой закрывая глаза, и шепчет, шепчет:       «Боруто, ты не сможешь мне противиться. Я знаю всё, о чём ты думаешь. Вижу, как ты смотришь на меня, как блестят твои глаза, когда я вторгаюсь в твоё личное пространство. Так, как ты будешь сражаться с собой, если не можешь сейчас противостоять мне?» — парня трясёт. А ощущение трения об ягодицы заставляет тяжело выдохнуть. Ничего не видя, а лишь слыша, как учитель шепчет ему, лишь чувствуя, как он трётся о его задницу и владеет его телом — его, и правда, накрывает возбуждением.       Узумаки качает головой, пытается держаться за мысль, за образ отца, который улыбается и прижимает его к своей груди. Целует нежно, аккуратно в щёчку, а после резко и без перехода кидает на стол и прижимает его вот так же, всем телом, шепчет и хочет его. Но образ не спасает. Отец такого не сделает. Он для этого слишком мягкий и слишком сильно любит его.       «Я грубо, с силой возьму тебя прямо здесь и сейчас, Боруто. Ты же хочешь этого», — тяжело выдыхая, обжигающим ушко подростка дыханием издевается Саске.       Узумаки утробно рычит, он хочет, ох как хочет. Возбуждён до безумия, ощущение власти над собой — доселе неизвестное для него чувство. Чувство, когда кто-то владеет тобой, управляет, задаёт, заставляет тебя ощущать, верить и хотеть. С Наруто всё было обоюдно, а тут его ведут. Отец никогда не был настолько жёстким, а, как оказалось, этого слишком требует его тело. Оно изводится от этих касаний, от повелительного шёпота, командного уверенного голоса. Ему хочется повиноваться, хочется отдаться. Отпустить себя. Совершенно не хочется куда-либо убегать, хочется, чтобы Саске так же твёрдо управлял, подстёгивал, возбуждал, командовал, требовал. Это заставляет его ещё сильнее поддаваться шёпоту, стоит только представить, как статный и один из двух самых красивых для Боруто мужчин шепчет ему такое… Как Саске-сан берёт его силой, а сам он заходится криком, умоляя не трогать, как ему больно от резкого вхождения, а учитель душит его и смотрит своим холодным взглядом. Ох, этот взгляд… Он заставляет ёжиться, повиноваться…       Учиха его сломает. Он знает о нём всё.       Боруто ощущает, насколько ему стало жарко, мысли об отце на минуту испаряются из его головы, но тут же возвращаются. Нет. Нельзя, он не может предать папу! Он же ждёт его там, в далёкой Конохе, ещё полгода, и придёт время их встречи! О нет. Папочка…       «Хм, где бы мне трахнуть тебя? На этом столе? Прямо в этой позе? — подросток чувствует, как рука мужчины отпускает его глаза, но он их, вопреки своим же ожиданиям, продолжает держать закрытыми. — Или перевернуть тебя на спину? Или же заставить выгибаться подо мной на кровати? На полу? Или же ты хочешь стать для меня моей игрушкой, которая будет глотать мой член? До слёз и захлёбываясь слюнями? М?» — чем дольше Учиха говорил, тем сильнее он сжимал Боруто горло.       Дыхание спёрло, Узумаки боялся выдохнуть, слова окончательно прогнали из головы образ любимого папочки, сменив на картинку его самого, в том положении: на коленях, с изнывающим членом, связанными руками, плачущего, захлебывающегося в слюне, с членом учителя в глотке.       По спине пробежала дрожь. Подросток нервно сглотнул, как же ему захотелось, чтобы прямо сейчас учитель исполнил свою угрозу. Он чуть прогнулся, кусая губы и пряча лицо в сгиб локтя; он приподнял ягодицы, прижимаясь к желанному органу. Но мысль опять вернулась в голову. Ему захотелось разорвать себя. Папа! Он резко подогнул колени, уходя от повторного трения по своей заднице.       Боруто, правда, очень хотелось не просто трахаться, как он делал со многими девушками и некоторыми парнями с того момента, как они покинули Коноху; ему хотелось чего-то иного, непривычного, чтобы кто-то взял его самого, но ни одному человеку он бы не доверил свой зад. Кроме… отца! Или, о нет, учителю он бы доверил свою жизнь, доверил бы всё что угодно, но лечь под него для Боруто было своего рода чем-то безумно желанным, но совершенно невозможным, не из этой вселенной, не из этого мира. Он не мог поверить в то, что учитель серьёзно может пожелать его, разве что только опять не очередная тренировка.       Но только что это за тренировка такая? Где учитель так ярко рисует все эти образы? Зачем? Чего он хочет добиться? Может быть, всё же…? Нет, это просто невозможно. Но как же желанно! Ведь Саске-сан всегда привлекал Узумаки, но, когда он понял, что добиться учителя — дело невозможное, просто махнул рукой и попытался переключиться, а потом и сам не заметил, как пересёк черту, влюбившись в своего отца.       Двое мужчин. Почему мужчины? Почему старше? Что это за кинк такой? Когда тебя так плавит именно оттого, что они старше тебя, опытнее? Другие. Словно… Пришельцы из другого мира или просто люди из другой эпохи? Как они относятся, словно ты маленький, окружают своей заботой, трепетом, а он всегда чувствует себя счастливым, но никогда в этом не признается, что ему так нравится, когда учитель подшучивает над ним, заботится в своей манере, греет душу и иногда тело, делясь теплом в особо холодные ночи, а мальчика трясёт, но не от холода, а от желания.       Но всё-таки Боруто не мог честно себе признаться, когда он отдал своё сердце им, ему казалось, что виноват во всём неприступный учитель. С его взглядом, которого одного, наверное, хватило бы, чтобы подросток кончил. А может, он всё-таки любит не отца…?       Нет! Он бы не посмел тогда сделать тот поступок, на который отважился из-за слов учителя.       «Ты — тряпка, Узумаки, сделай уже хоть что-то, чего сам желаешь», — как же было больно это слышать, он так разозлился на него тогда, а чего он хотел добиться тем, что сделал с отцом? Разгневать Саске? Заставить ревновать? Нет. Ничего подобного, он хотел лишь быть с папой! Хотел, чтобы его руки гладили, такие нежные, такие горячие! А его пухлые губы, которые так мило всегда растягиваются в глупой улыбке, которая раньше так бесила, целовали каждый миллиметр его кожи.       Но, а всё же, так ли это? Боруто тонул в своём омуте. Он не мог разобраться, не мог понять, где он свернул не туда. Иногда ему хотелось просто уйти от учителя в одиночное плавание. А вернуться к нему уже окрепшим, мудрым, сильным. Чтобы именно сенсей похвалил его. Но кто мог обучить его, кроме Саске-сана? Но ведь у Учиха был свой учитель, возможно, он поможет и Узумаки?       Боруто поёжился, вспомнив, как он встретился с тем мужчиной — родителем Мицуки. Но ведь он его друг, а отец друга априори не может быть плохим.       Возможно, когда он вернётся, и его отец, и учитель посмотрят на него по-другому! Он станет самым сильным и сможет защитить тех, кто для него дороже жизни — двух мужчин, которым он отдал себя и своё сердце. Но ему слабо верилось, что любит он их одинаково, постоянно сравнивая, думая, пытаясь понять и разобраться, он всё ближе подходил к мысли о своём самом желанном теле, недоступном ему — теле сенсея. Хотелось, чтобы он воспользовался своей силой и навязал Боруто свою игру, как он всегда и делал, и так же заставил быть с собой. Но что для этого нужно? Вывести его из себя? Или…       Вынашивал Боруто эти мысли уже года полтора точно, с того самого момента, как случайно подглядел, как учитель играючи, сдержано и с присущей ему отстранённостью водит рукой по члену, удовлетворяя себя. И эта картина настолько засела в голове Узумаки, что он просто был не способен не думать. Ему тогда показалось, что Саске прекрасно знает о нём и это он позволил ему наблюдать. О, как же он дёрнулся, когда с тонких губ в процессе сорвалось его имя… Сделал ли это учитель умышленно или так совпало — Боруто не знал.       Он лишь теперь никак не мог выбросить это из головы, он стал видеть навязчивые образы, как учитель заставляет его сосать. Или смотреть, покорно сидя рядом, с высунутым языком, ожидая, пока учитель кончит и даст слизать сперму с истекающего члена. Или как он извивается сам под Учиха, как тот жадно и остервенело трахает его.       Почему-то Боруто казалось, что секс с учителем он запомнит надолго. Ведь он… Он будет таким, какого у него никогда не было. Никто не сможет взять его так, как сможет учитель, ведь только Саске-сан знает, как нужно взять. Потому что только ему было интересно это узнать.       Откуда? Да он сам и рассказал Учиха, когда на очередной тренировке очень ослаб и проморгал момент, когда сенсей использовал на нём своё гендзюцу. А потом, очень изощрённо пытая, выведал. Странно лишь то, что, узнав так давно о мыслях и желаниях подростка, он решил воспользоваться этим только сейчас… Ранее применял лишь в гендзюцу, всё остальное время делая вид, что ему всё равно, как на него стал смотреть Узумаки, о чём вздыхать и громко дрочить, перестав стесняться и скрываться.       Эта мысль не даёт покоя. Почему всё к этому пришло? Что же делать? Боруто разрывается, его истинная сущность хочет прямо сейчас отдаться в мозолистую руку, а его любовь, которая должна быть очень нежной и красивой — ведь первая любовь иной и быть не может, верно? — совсем такой не является. Она в корне неправильная. Да и как может быть таковой любовь сексуального характера к своему родителю? Когда он смотрит на отца — он хочет его. Хочет, чтобы эти сильные руки с выступающими венами держали его за бёдра крепко — оставляя синяки на несколько дней. Чтобы следы — доказательства их порочной связи, сходили как можно дольше, напоминая и доказывая ему, что это — не сон, а отец действительно принял чувства своего сына. Или он утонул в них? Возможно, это он — Боруто — уничтожал их обоих.       Он уже не ребёнок, ему почти двадцать. Через пять месяцев они ему исполнятся, и он отдаёт, должен отдавать, себе отчёт в своих действиях. Почему же тогда так тянет в обе стороны? Какую выбрать? Возможно, после учителя никакой отец ему уже будет не нужен? И тогда он больше не посмеет разрушать свою семью, уничтожать свою мать. Которую подросток боготворил после того, как она не оставила отца — узнав об их связи и лично её улицезрев. Хотя бы у его сестры было три года с любимыми родителями, а что у него?       Два с половиной года скитаний по стране с любимым учителем, вечные изматывающие до трясучки и спазмах в мышцах тренировки. Неуёмная похоть, которую он пытался снимать: сначала, как оптимист, верил, что справится сам, заставит себя перестроиться на механическое удовлетворение своего организма и всё. Он думал, что не нужен ему секс как таковой, без отца. Что не сможет. Не захочет. Но уже спустя три месяца он взвыл. А для чего, спрашивается терпеть, если после его папочка всё равно с ним не будет? Он же явно дал понять, что он не хочет этого, и ради этого же отправил своего сына подальше от себя. Когда Боруто думал об этом, его сковывала боль и обида, но он старался, правда, старался понять причины, которыми руководствовался родитель.       И тогда он и поддался на уговоры симпатичной девчонки. Учиха долго издевался над ним после. Из-за его громких слов и такого сокрушительного провала. А потом как по накатанной понесло. Одна, вторая, третья… А то и две девушки сразу. До трёх дело не дошло, Боруто перекинулся на симпатичных парней. А после предпочитал просто игнорировать эту часть своей жизни, особенно, когда о ней начинал говорить сенсей.       А потом и произошёл тот случай с мастурбацией учителя. Боруто моментально ко всем охладел, стал хмурым и молчаливым, что ему вообще несвойственно, да и ещё больше ударился в тренировки, гоняя себя до изнеможения. До такой степени, что просто падал там, где тренировался, а просыпался рядом в мешке с учителем.       Один раз так проснувшись, он тяжело выдохнул. Учитель явно спал, прижимая мальчишку к себе. Боруто ощущал дыхание сенсея на своих волосах. Немного двинувшись, он почувствовал, как рука скользнула по его бедру, падая на живот. Он тяжело вздохнул, понимая, что прижался к бёдрам Учиха. Подросток поёрзал, закусив губу и чуть выгнув спину, потёрся ягодицами о тёплые ноги Саске.       Член, и так налившийся при пробуждении, заныл от ощущений и накатившего желания. Боруто молился, чтобы учитель не проснулся. Расстегнув свои штаны, приспустил их. Опуская руку в боксёры, Узумаки взялся за свой орган, осторожно и медленно тёрся своей задницей о бёдра учителя, в такт движений на своём члене.       Думая о том, с кем он это делает и что с ним сделает его учитель после, мальчишка тихо ласкал себя, дыша через раз и открывая рот, чтобы не стонать. Его совесть потеряла дар речи и была распята. Когда он свободной рукой теребил свой сосок, закусывая губы.       Рука учителя на его животе дрогнула, но Узумаки этого не заметил, оргазм уже подступал. Полностью поглощённый ощущениями чужого дыхания на своём теле, собирающемся клубком в паху, своим провалом из реальности, он, сильно открыв рот, в немом крике, закатил глаза, не дыша. Чужая рука сильно надавила на живот, прижимая затрясшееся маленькое тело к своему.       Похоже, учитель всё же проснулся. Боруто, и так замерший, боялся пошевелиться, ожидая, как его накажут сейчас, что скажут и как недовольно поморщатся. Но, похоже, Саске был в хорошем расположении духа. Рука, что доселе прижимала мальчишку к себе, ослабла, опускаясь ниже, и, обхватив член поверх руки подростка, уверенными движениями и достаточно грубо продолжила стимуляцию.       Сознание Узумаки стало плыть, он так и не вдохнул, пока не услышал горячий шёпот «дыши», вздох был похож на стон. Хриплый и протяжный. А после Боруто ощутил себя в сладком плену учителя. Он боялся шелохнуться, но это было столь прекрасно для него, столь чувственно, что он, откинувшись на лежащего позади Саске, уложил голову ему на плечо и закинул на него ногу. В ответ на его действия учитель лишь хмыкнул, выдохнув в блондинистые пряди. Подросток не думал о том, как после будет смотреть в глаза, как после сенсей будет сам смотреть на него.       Он мог лишь чувствовать.       Руку Учиха на своём члене, сжимающую с усилием его головку в тот момент, когда он почти что кончил, а после вновь её скольжение по стволу. Учитель сам потёрся о его задницу, позволяя ощутить своё желание. Осознав это, Боруто очень громко выдохнул, так и представив себе, как Саске загнёт его под собой и будет жёстко трахать; вообразив себе это воочию, подросток не сдержался — с члена полилось семя.       А Учиха, отпустив, отвернулся спиной к нему, и в скором времени Боруто подумал, что он уснул. А встав несколькими часами позже, даже виду не подал, что что-то произошло. Узумаки же так и не смог сомкнуть глаз. Да и пошевелиться тоже не мог — дышать-то страшно было.        «Боруто, я не слышу!» — холодным тоном возмутился Саске. Отпустив хрипящему подростку саднящее горло.        «Я…» — еле вымолвил Узумаки и закашлялся.        «Ты?» — Саске полностью лёг своей грудью на его спину, перенося свой вес и окончательно вжимая его в стол.        «Ах! Са-аске-сан! Я… — он прикрыл глаза, сглатывая. — Отпустите…»       Учитель насмешливо прищурился. «Ты ведь сам очень хочешь, чтобы я не останавливался, продолжал», — Учиха провёл рукой, оглаживая бедро, заставив Узумаки сдавленно выдохнуть.       «Нет, я не… Отпустите меня, пожалуйста, сенсей», — это прозвучало настолько же неуверенно, насколько уверенно звучал голос Саске.       «Не хочешь? Серьёзно? А твоё тело говорит иначе», — учитель резко отстранился, легко улыбнувшись краешком губ, когда услышал, как разочарованно выдохнул Боруто, а его попа качнулась за ускользающей с ягодицы рукой.       Узумаки действительно очень хотел, собирая и коллекционируя двойственные ситуации, в которых Учиха словно играл с ним, заставлял возбудиться. Но это никогда не имело продолжения. Как например и в тот раз, когда он продрог и пытался согреться рядом с костром, но выходило так себе. А Саске скептически разглядывал его из-под пушистых ресниц, смотря долгим взглядом, которого Боруто не замечал, погрязший в своих мыслях об их с учителем возможном сексе, который сейчас был бы так кстати и наконец-то бы согрел замёрзшее тело.       Из транса его вывел тяжёлый вздох сенсея.       «Ну что за бестолочь? Ко мне иди, Боруто», — Саске откинул плащ, приглашая замёрзшего ученика забраться на свои колени. Парень несколько минут глупо моргал, осознавая — Саске зовёт его сесть к себе на колени; он вздрогнул, поняв, что молчание затянулось, а он сидит без движений уже прилично, просто не сводя взгляда с Учиха.       «Да не, Саске-сан, я… я не замёрз, спасибо», — пытался отказаться Узумаки, но его выдали его собственные посиневшие губы, и он поёжился.       «Я больше повторять не намерен, ко мне, Боруто», — недовольно сверкнув глазами, тихо и уверенно произнёс мужчина.       Парень кусает губу, пряча взгляд. И таки слушается, встаёт и нерешительно подходит к учителю, который, опустив руку на его плечо, заставляет опуститься на свои бёдра, прижимая рукой за поясницу.       Узумаки не знал, куда деть свои руки. Закрыв глаза и молясь, чтобы учитель не почувствовал, как Боруто после эротических мыслей, ощутив себя в такой близости да и позе с тёплым телом человека, который достаточное время назад поселился у него в голове с постоянными извращёнными фантазиями, сильно возбудился, отчего сейчас ему было крайне стыдно. Щёки его покраснели, ладони вспотели, дыхание почти сбилось, а член… к нему стала приливать кровь; в голове, сменяя друг друга, стали вырисовываться навязчивые образы. Закусив губу чуть сильнее, надавливая зубом, подросток уткнулся лицом в грудь Саске, зажимая руки своим телом, прижимаясь плотнее к тёплому учителю под давлением его собственнического движения руки на своей пояснице.       Зажатый ребёнок не увидел, как ехидно блестят чёрные глаза во мраке. Но ощутил, как чужая рука скользит ниже, оглаживая копчик, едва коснувшись ягодицы, заставив его втянуть воздух слишком громко, а он попытался как можно сильнее впиться зубами в губу, прокусывая её до крови, дабы не простонать, а отвлечься на боль и не смотреть на мелькающие фантазии. Огладив ягодицу еле ощутимым движением, словно Узумаки это показалось, сжав пальцы на ней, рука тут же возвращается на поясницу.       Боруто очень тяжело дышал, возбуждённый, пытался совладать с собой, сидел как на иголках. Но, в отличие от холодного и острого сплава, бёдра учителя были тёплыми и удобными, а от коленей, стоящих на земле, не так сильно отдавался холод — это позволило достаточно быстро согреться и разомлеть. И только когда Саске удостоверился, что дыхание подростка выровнялось, и, выждав ещё время, когда от него послышалось тихое сопение на груди мужчины, понял, что мальчишка наконец-то уснул, согревшись; он склонил голову и уткнулся носом в мягкие светлые волосы, задумчиво разглядывая потрескивающие искры в костре, прижимая свою ставшую для него сначала проблемой, а потом отрадой, родную душу к себе.       За пройденное время Учиха и сам не заметил, как слишком сильно привязался к мальчику. Хотя какой он мальчик? Ему уже почти двадцать. Но всё равно для Саске Боруто навсегда останется маленьким, его мальчиком. Мальчиком, которого он должен оберегать и защищать. Да, должен был, но из-за глупой привязанности уже и не понимал, где «его мальчик», а где — данное Наруто слово: «я сделаю всё, что смогу, чтобы помочь Боруто». Да, возможно он и хотел бы попытаться заставить Узумаки-младшего сменить свою неадекватную привязанность к своему отцу на привязанность к себе. Но чем эти две привязанности отличаются?       Что даёт ему право считать, что он может хотя бы пытаться это сделать? Кто он такой, чтобы влезать в чужие межличностные отношения? А он-то как раз и кто, он — Саске Учиха, тот, кому безразлично чужое мнение. И, если он захочет, чтобы сын друга стал его, ему будет неважно, кто и что будет судачить по этому поводу.       Учиха никак не привязан должностью и работой к Конохе. Если он захочет — просто заберёт Боруто с собой, и они поселятся где угодно, если дела встанут так, что ему придётся уйти из деревни. В-третьих, он свободен от людских отношений; да, он женат, да, есть Сакура, но, если он захочет, просто скажет ей как есть и уйдёт с ним. Он не обязан перед кем-то оправдываться или зависеть от кого-то. Разве что перед Наруто…       А сам Наруто — обязан. Он глава деревни, у него любимые жена и дочь, у него обязательства перед деревней и страной, перед всеми каге, близкими, друзьями, и ему потребно сохранять свой статус. Да и не стоит забывать, что стать хокаге — его мечта детства, которую он воплотил. И как будто этого мало, он является отцом этому глупому ребёнку.       Как такое случилось? В какой момент его мальчишка влюбился в своего отца? Как он это проморгал? Что послужило толчком? Возможно, он мог хоть как-то это пресечь, если бы не боялся признаться себе в своих чувствах, испытываемых эмоциях. А Наруто не побоялся, признал их. Но и что из этого вышло? Они почти разрушили свою семью. Боруто вон сколько страдает, даже во сне зовёт отца.       Саске не мог простить себя. Ведь верил, отчего-то знал, что он мог всё это предотвратить. Если бы не испугался, а повёл себя так, как о нём думают другие, — решительно, смело и без страха перед будущим, своевольно и только ему понятным образом, то, скорее всего, и друга бы спас, и его сына от страданий. Уверенность в этом не покидала его. Она жрала заживо, заставляла ненавидеть собственную слабость, просто разрывая и уничтожая изнутри, словно ранее он мало себя корил за ошибки.       Учиха раздосадовано выдохнул, ослабевшей было рукой сильнее прижав мальчишку к себе. Несмотря на то, что в дороге они были несколько дней, от ребёнка всё равно пахло чем-то сладким, ванильным. Приятный аромат в купе с природным запахом Узумаки манил его. Он, не удержавшись, зарылся лицом глубже, легонько касаясь виска под золотистыми прядями. Боруто выдохнул и промычал не очень чёткое «Саске…», учитель напрягся, подумав было, что подросток проснулся. Но и через минутку, и через две ничего не изменилось, дыхание такое же ровное, а сопение такое же тихое.       Откинувшись на толстый ствол большого раскидистого дерева, под которым Учиха сидел, он прикрыл глаза, собираясь таки поспать. Безнаказанно прижимая маленькое чудо к себе. Хоть так он сможет побыть рядом, испытывая совершенно забытое чувство тёплого тела, близкого и дорогого сердцу человека рядом. Как когда-то с Итачи… Хотя и разные восприятия близости, он горько и совершенно нерадостно растянул в односторонней улыбке уголок губ, но ощущение очень схоже, в груди что-то теплится, такое забытое и когда-то очень родное, желанное. И в эту ночь он сам не заметил, насколько быстро и спокойно уснул.       «Так что, не хочешь, значит?» — издёвка в голосе задевала Боруто не хуже ножа, входящего в масло. На его глазах хотели было собраться слёзы, но он не позволил себе этого. Попытался было слезть со стола, на котором лежал животом. Но тут же вернувшийся на его спину вес не позволил ему это сделать — Узумаки чуть не закричал от нахлынувшей эмоции неземного счастья. Возможно, в этот раз учитель не просто издевается, а может, всё-таки…?       «Боруто, ну что ты за проблемный ребёнок? Возможно, мне стоит тебя наказать, чтобы впредь не спорил со мной?»       Воздух враз исчез из лёгких, дышать стало нечем; подросток моментально потерял контроль над собой. В голове так и стучало: «Да! Саске-сан, пожалуйста! Накажите меня! Возьмите меня!», но произнёс он совсем иное.       «Саске-сан, что же вы сразу про наказания-то? Я же ничего такого не… А-а-ах», — начал было Боруто, но сразу же заткнулся, ощутив, как рука с силой сминает его ягодицу, заставляя увидеть звёздочки перед глазами, вскинуть голову и простонать особенно сильно, когда та же рука с размахом ударила по месту, которое ласкала ранее. А потом ещё раз и ещё. До тех пор, пока Узумаки не закричал, не сдерживаясь. От переизбытка эмоций ягодицу жгло, а тело трясло, на ногах стоялось с трудом, если бы не стол — давно бы упал. С глаз текли слёзы, а Боруто, потеряв себя, хотел молить, чтобы это не заканчивалось в тот момент, когда острая боль от шлепка пропадала, но, отдаваясь по возбуждению, дальнейшая протяжная и тупая только распаляли его и так безумно возбуждённое тело.       Саске довольно улыбнулся, вновь отстраняясь, хватая под живот Узумаки, утащил и кинул несопротивляющееся ватное тело на мягкую кровать.       «Ты так быстро сдаёшься?» — облокотившись ягодицами на стол, изрёк Учиха.       Боруто стало всё равно, он уже не слышал надменного, издевающегося тона, ему лишь хотелось продолжения, и это читалось в глазах. Когда он собрался с силами и всё-таки сел на свои пятки, с жадностью и очень требовательно смотря на учителя. Что-то поменялось во взгляде Саске, глаза расширились, поймав этот пристальный и полный желания взгляд, у Узумаки разве что слюна не капала. Красные щёки, мутный, но жадный взгляд — ему явно очень жарко в его одежде.       Несколько минут молчания разорвались хриплым вопросом.       «Боруто, ты уверен?»       Узумаки взорвался.       «Саске-сан. Вы серьёзно или прикалываетесь? Вы столько меня мучили, соблазняли, играли со мной, а сейчас спрашиваете, уверен ли я? Да, чёрт возьми, я уверен! Сейчас же подойдите ко мне и возьмите!» — голос почти сорвался от осознания, кому он это говорит.       Учиха молча подошёл к краю кровати да поманил парня к себе. Боруто тут же оказался рядом, сидя на попе, он еле доставал учителю до талии. А когда Саске притянул его к себе, сгорбившись, прижался носом и щекой к бедру, близ паха. Учитель ободряюще поглаживал по волосам. А руки Узумаки тряслись, ему не верилось, казалось, что всё это — очередной безумный сон. Один из тех, которые снились парню почти каждую ночь.       И всё же пуговица на штанах наконец-то поддалась, ширинка расстегнулась. Он, чуть отстранившись, приподняв голову, заглянул Саске в глаза. Словно до сих пор ожидая, что тот либо растворится и этот сон обернётся кошмаром, либо жестоко ударит младшего за вольности. Но ничего из страхов Узумаки не произошло, учитель, потрепав по светлым волосам, ободряюще улыбнулся.       «Ты же говорил, что уверен», — в голосе Саске не было надменности или издёвки. Он просто констатировал факт озвученных ранее слов. Боруто неуверенно кивнул. И всё же потянулся руками, вслед спущенным штанам спустил трусы. Очень осторожно и аккуратно провёл краешками подушечек по изнывающему члену. Восторг захватил его сознание. Трепет, с которым Узумаки гладил желанный орган, грел душу Учиха и заставлял больно сжаться от понимания, как он налажал, отпустив своего ребёнка к его отцу.       Лишь бы не чувствовать эту саднящую боль в груди, он схватил младшего за волосы, направляя ртом к своему члену. Боруто не сопротивлялся, ему показалось, что, когда Учиха шлёпал его, учитель не только довёл своего ученика до перевозбуждения, но и себя до края, отчего сейчас любая ласка была мукой.       Когда Узумаки оказался насаженным на член, удерживая его в себе, он пересел на колени, положив ладони на бёдра, сжимая их своими пальцами. Саске трахал его в рот, а по-другому это и не назвать, это не было лаской, тихой и размеренной, это было именно жёстким оральным сексом. И в моменты, когда учитель заставлял глотать очень уж глубоко, Боруто впивался ногтями в стеклянную кожу на белоснежных бёдрах, не сдерживаясь, и со всей имеющейся у него силы, сжимал их в руках, давясь и испытывая дикие приступы возбуждения на грани с оргазмом. В моменты, когда его горло сжималось от ударов члена по гортани, Учиха откидывал голову, глухо стонав.       Сильная рука, привыкшая держать в себе что-то сильнее и крепче блондинистых волос, оторвала мальчишку. Откинув от себя, Учиха облизал губы.       «Раздевайся».       Боруто вновь залип почти на целую минуту в холодные насмешливые глаза. А потом, словно отогревшись — отмер, потянув с себя футболку, штаны и замешкавшись, но под утвердительный кивок стянул и трусы. Поднявшись на колени, приблизился к лицу Учиха. С диким желанием впиться в столь желанные тонкие губы, ощутить их власть на себе, но, вспомнив, что он только что делал своим ртом, и решив, что учителю будет не очень приятно, опустил взгляд да попытался отстраниться.       Хмыкнув, Саске прижал мальца к себе, окинул взглядом влажное лицо, губы, которые приоткрылись, а розовый язычок пробежал по губам, увлажняя. Боруто с замиранием сердца наблюдал, как, будто в замедленной съёмке, желанные губы приближались к нему, а когда они коснулись приоткрытого рта, он забыл, как дышать; позволяя целовать себя, жадно и властно. Парень таял в страстном поцелуе. Чужие губы сминали, кусали, а проскользнувший внутрь язык, соприкоснувшийся с его, опалил не хуже кипятка, заставив раствориться в этих умелых касаниях, он ощущал подвижный и гибкий кончик, не глубже, конечно, члена, но тоже достаточно, чтобы вызывать в Узумаки электрический ток, проходящий по всему телу.       Рука Учиха властно мяла крепкую ягодицу, которая отдавалась сильной болью после воспитательных мер. Но просить прекратить никакого желания не было. Хотелось больше, сильнее, раствориться в этих эмоциях. Только бы не думать, не сравнивать — этим он займётся потом, а сейчас хотелось насладиться тем, что сенсей готов дать ему.       «Ну, так что? На стол ляжешь или на колени встанешь?» — не отстраняясь, тянув время, уточнил Саске.       Боруто тяжело выдохнул, укусив сенсея за мягкую губу, прокусив её. Глаза Учиха расширились, он с силой отстранился, вытаскивая ноги из спущенной одежды, и залез на кровать, прижавшись к стене над изголовьем, звать ученика не пришлось — он сам тут же залез на бёдра, укладываясь на грудь и плечи, прогибаясь, чтобы скользнувшей по спине руке было удобнее. Учитель, не церемонясь, растягивал податливые мышцы, жутко кайфуя со стонов, срывающихся с припухших губ, лица, постоянно меняющего яркие и красноречиво говорящие эмоции. Открытый рот, расширявшиеся глаза, а в какой-то момент и появившаяся капелька слюны в уголке губы. Да, долгое воздержание делали Узумаки слишком чувствительным.       Боруто и не понял, когда пальцы пропали, находясь в прострации до тех пор, пока не ощутил в себе резкого толчка. Сдавленно выдохнув, он зажмурился, но несколько раз сам толкнулся, чтобы не мучить ни себя, ни учителя долгими щадящими выжиданиями и аккуратными толчками. Он уже не мог сдерживаться, ему уже очень хотелось, чтобы сенсей скорее набирал темп и входил в него как можно глубже и быстрее. Обхватив учителя за спиной ногами, он извивался и сам с силой опускался.       Но отсутствие прямого контроля у Учиха не устраивало их обоих. Опуститься в очередной раз Боруто помешала рука, которая удержала его.       «На колени, встань на край кровати», — облизав губы, проговорил Учиха.       Взгляд Узумаки стал более осознанным. Он слез и, опёршись локтями на простынь, отклячил задницу, прогибаясь. Учиха засмотрелся, поймав взгляд голубых глаз. Боруто, не соображая, обхватил рукой щиколотку мужчины, потянул на себя, но Саске не поддался, дёрнув ногой, скинул руку. Встал с кровати, обошёл, опустив руку на поясницу мелкому, заставив ещё сильнее подогнуться, а сам с глухим выдохом резко вошёл.       Боруто довольно взвизгнул от столь желанной наполненности, которая казалась уже привычной, и, только когда он её потерял — понял, насколько ему нравится.       «Са-аске-са-ан», — простонал парень.       «Боруто, о чём ты думаешь? Я трахаю тебя, просто Саске».       Подаваясь навстречу члену, Узумаки, не в силах больше держать свой корпус, плюхнулся лицом и грудью на кровать, подтягивая колени ближе друг к другу. Облизав пересохшие губы, тяжело выдохнул.       «Нет, Саске-сан. Трахайте, трахайте глубже, но я всегда буду держать между нами эту стену. Я слишком сильно вас уважаю. И даже то, что вы так давно делаете со мной, не в силах заставить меня передумать. Скажите спасибо, что «папочкой» вас не называю. В самом извращённом смысле этого слова».       «Чёртов мальчишка», — ехидно улыбнулся Саске, с размаху ударив по и так налившейся кроваво-красной ягодице, а громкий взвизг Узумаки и его вскинувшееся тело вновь обмякло, как только самый острый пик от удара прошёл, что стало для учителя едва ли не спусковым механизмом.       «Ещё… пожалуйста», — еле слышно прошептал парень. Учиха не услышал, но интуитивно понял, о чём его просят. Боруто закричал что есть мочи, обильно кончая. Саске погладил его по спине, перехватив за бедро, аккуратно, но быстро вколачиваясь в него; напрягшись всем телом, протолкнувшись в последний раз, истекаясь парню на ягодицу.       «Идите ко мне, — перевернувшись, отползя поглубже на кровать, Узумаки плюхнулся на спину, раскинув руки. — Я не дам вам удрать от меня, как вы это любите».       «Да, я как-то и не собирался. Одеяло только вытащи из-под себя».       Тепло улыбнувшись, Боруто, приподняв таз, вытащил одеяло, положив его рядом. Учиха же стянул с себя жилет и, расстегнув рубашку, скинул их, раздумывая, будет ли мешаться плащ, всё же снял и его. И, поймав на себе изучающий взгляд, замер, позволяя оглядеть себя. Выждав с пару минут, озябнув всё-таки, плюхнулся в раскиданные руки, которые сразу же прижали тёплое тело к себе. А он натянул на них одеяло. Парень был уверен, что, когда он проснётся, всё равно будет один. Ведь это Саске-сан. По-другому просто быть не может.

***

      И какого же было удивление, когда, проснувшись, Боруто по-прежнему ощущал тяжесть тела учителя на себе, а его горячее дыхание на своей груди. Сенсей мерно и размеренно дышал. А Узумаки погряз в сладких воспоминаниях об их ночном сексе. Но теперь пришло время думать. И мальчишка откровенно не понимал, что он чувствует.       С Саске он всегда чувствовал себя защищённым, и, даже когда учитель был недоволен им, тепло не покидало, ведь, несмотря на ворчание, всегда ощущалась его скрытая от других забота о нём, отчего на сердце было тепло и уютно. Несмотря на напускную строгость, холодность и пронизывающий, пристальный взгляд, Боруто хотелось быть рядом с ним. Вопрос лишь — в качестве кого?       Парень втянул в себя его запах, который наполнял лёгкие, заставляя чувствовать себя счастливым.       Что больше всего его обеспокоило — это то, что он не испытывал чувство вины перед отцом. И, вспомнив тёплую улыбку родителя, больше не хотел его поцеловать. Ему хотелось лишь подставить голову под горячую большую ладонь, ощутить её скользящей по своим светлым волосам.       Ладно. Возможно, это лишь первое ощущение после секса. А пройдёт время, и он истинно поймёт, кто же для него отец, а кем является любимый учитель. У него ещё достаточно времени, чтобы разобраться в себе.       Тепло улыбнувшись своим мыслям, Боруто наклонил голову и оставил лёгкий поцелуй на чёрных волосах.