Свобода взаперти

Отличная звукоизоляция номера не мешала Шкуре распознать шаги хозяйки: зверюга начала делать нелегальный «шкряб-шкряб» об дверь ещё когда Лирико и её гость вышли из лифта на нужном этаже. Как обычно, плоская волчица не рассчитала время открытия, и, как только дверь отъехала в сторону, с довольным видом вывалилась под ноги владелице, радостно урча свою незамысловатую песенку. – Непослушный лавашик, – Лирико загребла питомицу на руки, – Опять скреблась, дурында? А у нас гости, помнишь доктора Гудсира? Док, держите лавашик и проходите. – Ладно… Ух, какая славная животинка, – совершенно не сопротивляясь, анатом позволил Шкуре взобраться на плечи, – Выходит, это и есть Ваша квартира? Такая… просторная. – Нежилая, говорите уж как есть, – усмехнулась девушка, тут же заметив, что собеседник нахмурился, – В чём дело? – Странно. Несмотря на то, что Вы отошли, я вижу Вас очень чётко… Будто я в очках. Вчера такого не было, как мне кажется. – А, это. Скорее всего, наниты подлатали Ваше зрение. – «Наниты»? – Объясню позже, мне туда, – Лирико подошла к цилиндрическому отсеку, без обиняков взявшись за края шорт, что заставило Гудсира моментально отвернуться к стене: – Мисс Лирико! Подумайте о Вашем добром имени! – А оно доброе? – судя по тону, девушка находила ситуацию весьма забавной. Ведьма, ни дать, ни взять. Плохо понимая, что делать в подобной ситуации, анатом сосредоточился на полке, возле которой ему выпала честь оказаться. Там стояла одна-единственная вещь: плоская рамка, внутри которой красовался крошечный розовый браслетик с непонятным цифровым кодом и надписью «ЛИРИКО». Прикинув размеры, доктор понял, что это, скорее всего, было надето на ручку младенца, который теперь вырос с экстравагантную чертовку, испытывавшую его на прочность. Хорошо хоть что-то в этом мире осталось неизменным: по крайней мере, всё ещё рождаются дети. Но где же фотографии родителей? Что с ними случилось? Или этот браслет – метка сиротского приюта? Прилично ли об этом спрашивать?.. Размышления на тему деликатности прервала Шкура, которая спрыгнула с его плеч, и, протопав к перпендикулярной стене, ткнулась в неё носом, будто что-то выпрашивая. Доктор заметил несколько уже подсохших отпечатков мордочки зверя: видимо, любимое место. – Мисс Лирико, прошу прощения за беспокойство, но Ваша зверушка что-то просит, а я не могу понять, что именно. – А что она делает? – донеслось из глубин цилиндра. Странно: омовение девушки не сопровождал плеск воды. – Тычется носом в стену, но я не вижу на полках ничего похожего на лакомство или игрушку. – Она хочет выглянуть в окно. – Здесь есть окно? – Да, она в него и тычется. Это как… шторы. Короче: справа от Вас неярко горит отметка в форме ромба. Отпустите на неё ладонь и держите. И доктор… – Да, мисс Лирико? – Постарайтесь не упасть в обморок. Опять в своей роли, ну разве же это поведение, достойное дамы? Впрочем, предупреждение было не шутливым: когда окно стало прозрачным (серые частички рассеялись, словно взвесь), у Гудсира отвисла челюсть. Солнечный свет заливал какое-то невероятное переплетение форм и линий. Дома и… дороги? В воздухе? И что-то летает, но это не птицы… – Ну что ж, док, – Лирико вылезла после наведения марафета, уже одетая в привычный кэтсьют, и насмешливо похлопала гостя по плечу, – Добро пожаловать в Нью-Калингу, Город Тысячи. Нью-Калинга, это доктор Гудсир. Док – Нью-Калинга. – Оч… очень приятно, – пересохшие от неожиданности губы анатома едва смогли сложиться в нужные для слов комбинации. – Вы как дышите? – Дышу, но я будто во сне. Это… поразительно. Это просто не может быть городом. А эти летающие аппараты..? – Пассажирские флайеры. – На борту люди? – Ага. – Люди, – он моргнул, – Летают как птицы. – Да, док. – И давно? – С 1903-го. – И мы… То есть, Вы или я… Можем… – Полетать? Да, запросто. – Господь всемогущий! – Хотите полетать, док? – Хочу ли? Я в диком ужасе, но очень, очень этого хочу! – он повернулся к девушке с широкой улыбкой на лице, и та впервые заметила интересную вещь: при свете солнца отчётливо было видно, что глаза доктора были карими только возле зрачка, на периферии переходя скорее в голубовато-зелёный оттенок. Как занятно, и, по правде сказать, довольно красиво. – Что ж, док, – она отвела взгляд, кивнув в сторону города, – Так уж и быть, полетаем. Только, если честно, у меня были планы на день. Ничего особенного, парочка ритуалов, сможете пойти со мной. Вас это устроит? – Если не помешаю, то буду рад составить Вам компанию. А… куда Вы собираетесь? – В парикмахерскую. Волосы надо привести в порядок. Да и Вы, – особо не смущаясь, она подцепила кончиками пальцев отросшую за время экспедиции бороду врача, – Вроде хотели подровнять эти непроходимые кущи… Опять краснеете, серьёзно? – Вы позволяете себе много чего такого, что в моё время было бы расценено как непозволительная вольность. – О, док, – она коварно улыбнулась, – Ваши красные щёки лучший комплимент для меня. Скажите, неужели у Вас не было желания обернуться, пока я мылась? Гудсир мигом понял очевидную вещь: спать ему сегодня не придётся, если он вспомнит об этом вопросе, когда ляжет в кровать. – Экхм… Вообще-то я глядел на полку. – Да неужели? – Да. Увидел Ваш детский браслетик. Такие теперь надевают при рождении? – А, это. Да, – Лирико коснулась полки, – Артефакт из детства. – Я так и не понял ничего о том, кто Вы, раз, как Вы утверждаете, у Вас нет семьи и фамилии. – Ох, ладно, как же это… – девушка помассировала виски, собираясь с мыслями, – Насколько я помню, Вы стояли у истоков клеточной теории. – Да, мисс, я был соавтором статьи на эту тему. – Без обиняков: Вы были правы. Наши тела состоят из клеток, и каждый живой организм развивается из одной-единственной клетки. – Вы, верно, шутите. – Ни сколько. После процесса, названия которого я не буду озвучивать, дабы Вы не получили инфаркт или вроде того, две особые клетки сливаются в одну, образующую впоследствии зародыш, – девушка свела указательные пальцы, – В этой единственной клетке содержится… м, рецепт того, каким в итоге будет живой организм, в том числе его внешность, характер, даже склонность к болезням. – Великий Боже… – Просто наука, док. А теперь не одолжите ли мне свой дневник? Не волнуйтесь, я верну. Гудсир отдал ей требуемое с видом ребёнка, который только и ждёт, что ему покажут какой-то замысловатый фокус. – Представьте себе, док, что Ваш дневник – это рецепт живого организма. Страницы можно дополнять, исправлять, а то и вовсе выдёргивать, если они замараны, а также менять их на другие сорта бумаги, если есть такая необходимость, – она пролистнула страницы, но очень не вовремя опустила взгляд, – Ого, это я? – Это просто набросок, ради науки! – попытался отбить дневник Гудсир, но Лирико ловко увернулась: – А ещё тут есть нарисованные девушки, док? – Нет! – А если найду?.. Хм, какие-то морские твари… – Мисс Лирико! – Ага! Нашла! – она с улыбкой указала на страницу, – Ваша подружка? Натуралист помрачнел так стремительно, что Лирико всерьёз испугалась за его состояние: – Эм… мистер Гудсир? – Это леди Безмолвие. Она… прожила некоторое время на наших кораблях, и я изучал её язык. – Лад-но, – с расстановкой проговорила девушка, возвращая дневник владельцу, точно осознав, что задела собеседника за живое. Неловкую обстановку разрядила Шкура, вскарабкавшись Лирико на плечи. Увидев острую мордашку, доктор снова улыбнулся: – А каков рецепт этой непоседы? – Не всё так быстро, а то у Вас мозг вскипит, – с облегчением усмехнулась владелица номера, – Идёмте лучше в парикмахерскую.