Холод Арктики

Кулинарные навыки Уилбура улучшаются. Они ужинают, и Уилбур бормочет что-то о главном материке — Дрим обычно не слушает, когда он говорит об этом, потому что это вызывает у него боль в груди, которую он не понимает. На улице темно. Ветер тише, чем в другие вечера, и Дриму на этот раз немного менее холодно. С тех пор, как он вышел на улицу в первый раз, он думает, что медленно медленно привыкает. Возможно это из-за яркого и теплого солнца в свежем холодном арктическом воздухе, бьющего в лицо и ослепляющего. Он также думает, что это из-за нежной хватки Уилбура за руку каждый раз, когда он сопровождает его на улицу. Теперь он выходит два раза в неделю. Это неправильно. Иногда это два дня подряд — Дриму это не нравится, потому что тогда ему приходится ждать целую неделю, пока он снова сможет выйти на улицу. Иногда кажется что проходит больше чем неделя, прежде чем он снова может выйти на улицу. Но кажется, что это два раза в неделю, к сожалению ему тяжело следить за датой, да и за течением времени в общем. Нет ни календаря, ни часов ни в одной комнате, ни клочка бумаги с надеждой нацарапанным указанием. Дрим знает, что Уилбур делает это нарочно. Он дезориентирован, понятия не имеет, как долго здесь находится, полностью зависит от Уилбура во всем — в еде, в прогулках раз в две недели, во сне. Хотя он не думает, что это так уж важно. Уилбур выпускает его на улицу, он достаточно любезен, чтобы делать это два раза в неделю, так что Дрим ему благодарен. Он учится дорожить этими моментами — мягким хрустом снега под ботинками, приятным ароматам сосен, пронизывающим арктическим бризом. Теплая тяжесть руки Уилбура в его собственной, зуд от шерстяного свитера на руках. Они впиваются в его сердцевину, как пиявки, и отказываются отпускать. — …Кстати, именно поэтому они думают, что ты мертв. Голова Дрим резко поднимается. Уилбур смотрит на него, его плечи расслаблены, а взгляд теплый, как будто он только что не вылил на Дрима ведро ледяной воды. — … Что? –Они остановили исследовательскую группу некоторое время назад. Раньше я не был уверен, но Таббо сказал мне вчера что теперь они уверены. Уилбур терпеливо объясняет, и в его взгляде лишь мелькает раздражение. Это заставляет Дрима подсознательно сжиматься.– Честно говоря, я подозревал это, но не был уверен. Вот почему я не сказал тебе раньше — добавляет он, но Дрим больше не слушает. Что-то кипит в его жилах, и он чувствует, как болезненно сжимается его сердце. Ему требуются долгие секунды, чтобы понять, что он зол. Чувство не чуждое, но все равно удивляет его — он не знает, почему он так себя чувствует, не знает, почему его брови хмурятся, а ногти впиваются в ладони, сжимаясь в кулаки. Сердце колотится в груди, кровь стучит в жилах. Его ухо раздражённо дергается. Он отводит пронзительный взгляд Уилбура и многозначительно смотрит на свой суп, бесцельно вертя ложку. Он помнит ночные страхи, фигуры, стоящие в конце кровати. Он помнит смех снаружи дома, под половицами. Он помнит, как холодный ужас сгустился в его животе, когда ветер вырвал одну из досок закрывающих окно— которую Уилбур, в любом случае, быстро заменил. Он помнит страх, страх, который никогда не прекращался, никогда не уходил. Он помнит предвкушение, тяжело сидящее на легких. Он помнит все это и думает об Уилбуре. Уилбуре, который, вероятно, мог бы положить конец его эмоциональному смятению раньше. Уилбуре, который, вероятно, знал это давно, все же позволил его страху гноиться, как инфицированная рана на теле. Он чувствует себя преданным, раздраженным и сердитым. Он думает, что это несправедливо, настолько несправедливо, что ему пришлось пройти через все это, и что Уилбур даже глазом не моргнул, даже не попытался ему помочь, успокоить. Он знает, что мыслит иррационально — расчетливая часть его мозга подсказывает ему, что это, вероятно, потому, что Уилбур хотел, чтобы он был таким податливым и боялся выйти наружу, оставался боязливым и цепким. Он знает, что за всем этим стоит причина, но это только подливает масла в огонь, воспламеняющий его нервы. Ему обидно. Он прикусывает нижнюю губу. Стул гремит по полу, когда он встает, сжимая в руках наполовину полную тарелку супа. Он чувствует на себе вопросительный взгляд Уилбура и игнорирует его, направляясь прямо к раковине и выливая еще теплую похлебку. Чаша громко стучит в раковине. Дрим делает резкий вдох, кровь стучит в ушах. Все замирает, тишина окутывает две неподвижные фигуры. Дрим смотрит на столовое серебро, отказываясь повернуться и встретиться с обвиняющим взглядом Уилбура. Он не знает, что на него нашло, не знает, почему он позволил гневу овладеть им после стольких месяцев, сдерживания и удерживания его внутри себя. Руки дрожат, когда он держится за раковину. Он подпрыгивает, когда теплая рука касается его плеча, нежно, слишком нежно. — Эй, ты в порядке? Дрим чувствует беспокойство, источаемое каждым осторожным словом, но не оборачивается. На его языке скапливается зеленая обида, готовая вырваться колкими словами и острым языком. Он сильнее прикусывает губу. — Я просто… я просто хочу, чтобы ты мне сказал, вот и все. Говорит Дрим чуть громче шепота. Он медленно поворачивается и скрещивает руки, все еще отводя взгляд от Уилбура. Он хочет нырнуть и убежать, но не делает этого — вместо этого он стоит, спотыкаясь на ногах, но не двигаясь с места. Это его удивляет — он так давно не заступался за себя, в последний раз это был спор с Уилбуром, когда тот пытался надеть на него ошейник. Он был слишком нервным, слишком напуганным, чтобы снова испытать свою удачу — все еще опасаясь вспыльчивости Уилбура, все еще помня, что он застрял с ненормальным и помешанным на нем человеком — Извини. Дрим поднимает взгляд и, наконец, в изумлении встречается с ним взглядом. Единственное, что он находит в нем, — чистую честность, плавающую в расплавленной меди Уилбур поднимает обе руки вверх в знак капитуляции, когда видит, как сузились глаза Дрима. — Эй, эй, я серьезно, ты знаешь. Я знаю, что должен был сказать тебе раньше, и мне очень жаль, что я этого не сделал. Я должен был сказать тебе, когда начал подозревать это. Дрим чувствует, что Уилбур еще не закончил, чувствует, как в воздухе висят невысказанные слова— Но я просто хотел убедиться, что это достоверно, прежде чем сказать тебе. Я не хотел давать тебе ложную надежду. И это имеет смысл. Дрим чувствует, как облако глупого гнева медленно рассеивается, раскаленный докрасна туман ярости рассеивается. Он пожимает плечами, многозначительно смотрит в пол. Жар согревает его щеки, и он уверен, что они становятся розовыми. Он чувствует себя глупо и стыдно, внезапно смущенный своей маленькой вспышкой. Он чувствует себя ребёнком, закатывающим истерики при малейшем неудобстве. Терпеливый взгляд Уилбура тяжел, и он чувствует, как это давит на него. Стыд обжигает его кожу. Он чувствует себя еще более глупо, но уже слишком поздно извиняться, даже если слова обожгут кончик его языка. У него в голове мелькает запоздалая мысль, и он хмурит брови, внезапно погружаясь в мысли — почему Он извинялся? Он не помнит, чтобы он извинялся до сих пор, даже когда пытался сбежать, и Уилбуру пришлось нести его обратно, ледяного и синего. Может быть, слова Уилбура, немного унизительные, немного снисходительные, заставляют его спешить с извинениями — может быть, это его взгляд, немного раздраженный, немного нетерпеливый, вызывает у него желание свернуться калачиком и просить прощения с бездумное попрошайничество. Может быть, это тяга к похвале, к принятию от единственного человека, который был постоянным в его жизни с тех пор, как он сбежал — даже с тех пор. Он вздрагивает при этой мысли, подавляя горькие воспоминания о предательстве. — Дрим? Он понимает, что Уилбур пытался привлечь его внимание; его уши дёргаются. — .М? — Как насчет того, чтобы забыть об этом, ладно? — Дрим ненавидит себя за это, но на самом деле вздрагивает, когда Уилбур сжимает руки Дрима обеими руками. Уилбур, кажется, не замечает этого, словно ища глазами Дрим. Внезапная близость делает комнату еще более душной. Дрим чувствует себя неловко, смотрит куда угодно, только не на Уилбура, расправившего плечи. Уилбур прижимает его к металлической решетке раковины, и она сильно давит ему на поясницу, заставляя его вздрагивать. Жар кипит под его кожей, и ему кажется, что в этот момент у него начинается лихорадка из-за того, как сильно горят его щеки. — Я люблю тебя. Ты знаешь что я правда люблю тебя, так? Дрим сглатывает, и он вздрагивает, когда чувствует, как рука Уилбура почти болезненно сжимает его руку, пальцы сжимают его запястье. Когда он, наконец, встречается взглядом с Уилбуром, он вспоминает, почему ему следует бояться; помнит, почему спорить с похитителем — плохая идея, не говоря уже о том, чтобы выбросить еду, которая была так любезно приготовлена ​​для него. — Знаешь же это? Ногти вонзаются в мягкую кожу, и вдруг Дрим не может дышать — вдруг он снова в той камере, вдруг его сковывают металлические наручники, оставляя уязвимым и слабым. Внезапно появляется топор, и ножницы, и холодный взгляд слепого глаза. Он кивает, мотая головой так быстро, что заметно как Уилбур смущённо отводит взгляд. Руки отпускают, и Уилбур отступает, выходя из его личного пространства. Дрим вздыхает, выпуская воздух, о котором он даже не подозревал. — Отлично! Я рад. — говорит Уилбур теплым и медовым голосом. –Извини, что давил на тебя, я и сам не понял. Глаза Дрима быстро поднимаются вверх, но только для того, чтобы встретить чистую честность во взгляде Уилбура. Он пожимает плечами. От глубокой униженности его кожу покалывает, а кончики ушей подёргиваются. Он не знает, почему чувствует себя таким смущенным, почему глаза Уилбура заставляют его сжиматься. Он не знает, почему чувствует себя таким маленьким, почему противоречивые эмоции заставляют его желудок скручиваться. Уилбур что то напевает, когда моет посуду, — тихая, успокаивающая мелодия. Дрим больше не поднимает глаз, многозначительно глядя в пол. На кончике его языка вертится вопрос, жгучий и опасный, обжигающий и злобный. Он не осмеливается спросить. — Они в постели, когда он спрашивает. Он свернулся под одеялами, вес руки Уилбура вокруг его талии прижимает его к матрасу. Он знает, что Уилбур еще не спит. Воздух вокруг них душит, даже если порывы ветра проникают сквозь треснутые доски, загораживающие окно. Сердце Дрима колотится в груди, от душной атмосферы у него перехватывает горло. Он хотел бы увидеть ночное небо. Он скучает по звездам, скучает по темно-синим оттенкам своей бледной кожи. Он скучает по ознобу холодной ночи, по теплому ветерку летнего вечера. Он скучает. Он облизывает губы. — Когда ты отпустишь меня?