Холод Арктики

Дрим выходит из спальни вскоре после того, как Уилбур поцеловал его костяшки пальцев и держал его за руку, как будто это было что-то драгоценное. Он садится за стол, в комнате, похожей на ту, в которой он был раньше: мягкие тона и удушающий размер. Есть только два слегка шатких стула, крохотная мини-кухня в углу, раковина, небольшой камин со слабым пламенем и диван, придвинутый к другой двери. Из-под нее нет света, нет никаких признаков жизни снаружи, и это заставляет Дрим задуматься, есть ли вообще выход. Он знает, что за ним есть еще одна комната, потому что, сидя, он заметил вторую дверь, но он не может повернуться или повернуть шею, чтобы осмотреть ее, потому что его глаза нацелены на Уилбура. Мужчина сидит перед ним с тарелкой дымящегося супа в руке и молча прихлебывает. Дрим смотрит это и ловит несколько взглядов, когда Уилбур думает, что он не смотрит. Перед ним такая же чаша. Это густой суп с неизвестными травами и пропитанными жидкостью ломтиками хлеба. Это хорошо пахнет, хорошо выглядит, и все же Дрим не голоден. Он рассеянно вертит ложкой, кончики пальцев согреваются от исходящего от нее тепла. Он чувствует себя голым. Голым перед глазами Уилбура, его выражение лица прекрасно видно без маски. Одежда заставляет чувствовать себя маленьким, поглощенным тканью, и он закатывает один из рукавов в сотый раз. Уилбур встаёт, выпивает все что осталось на дне, и поворачивается спиной к Дриму, чтобы положить посуду в раковину. Слышно, как выжимают моющее средство на губку, а затем включают струю воды. Напряжение в воздухе густое. Никто не разговаривает несколько минут, пока Уилбур не выключит воду и а затем не поставит миску на одну из верхних полок. Он поворачивается, расслабленной спиной к стойке в позе, которую можно описать как беспечную, но Дрим может видеть всю фальшь этого. -тебе надо есть. Это сказано мягким тоном, слишком заботливым, чтобы быть искренним. Дрим внутренне съеживается, прежде чем позволить ложке упасть в миску, все еще наполненную до краев коричневой жидкостью, нарушая колебание испорченного хлеба. -Я не очень голоден-- Он говорит, взвешивая свои слова, прежде чем добавить.--Но выглядит хорошо. Спасибо. добавляет это после нескольких секунд напряженного молчания. -тебе не нужно благодарить меня. Тебе нужно есть. Я знаю, что у тебя в желудке ничего нет, и тебе нужно что-то в твоем организме, иначе станет хуже». Дрим улыбается. Маленькой, сжатой и не настоящей улыбкой- как всегда, фасад. Это акт, чтобы выразить благодарность сумасшедшему, внимательно изучающему его. Ему кажется, что он ходит по тонкому льду -Ешь. Это сказано тем же нежным тоном, но Сон может уловить скрытый намек на холод. Он сразу узнает приказ. Почти как робот, он хватает ложку и глотает суп, горячая смесь обжигает его пересохшее горло. На вкус как морковь, с легким привкусом картофеля и масла, и он вздрагивает при воспоминании о скудных обедах и сырых овощах. Он проглатывает желчь и выпивает еще одну ложку. Он едва слышит радостное бормотание, исходящее от Уилбура, просящее чтобы он откусил и кусок хлеба. -Видишь? Я знал, что ты голоден Дрим пожимает плечами и снова ест, не сводя глаз с мужчины, отходящего от стойки. Уилбур опирается на стол, молча глядя на Дрима, это заставляет его ерзать на стуле, проглатывает кусок хлеба побольше, прежде чем отвести взгляд, считая трещины на столе. Это нервирует, и Дрим может чувствовать, как Уилбур прожигает дыры в его сгорбленном теле. -Я думаю, нам нужно установить правила. Дрим поднимает голову вверх, и, возможно, Уилбур замечает испуганное выражение его лица, потому что он немедленно поднимает руки в знак капитуляции, на его губах появляется успокаивающая улыбка, глаза слишком много морщатся, чтобы быть искренним. -Эй, эй, успокойся. Это в твоих интересах. Уилбур опускает руки и садится, стул опасно скрипит, но Дрэ не обращает на это внимания, подперев голову рукой в ​​расслабленной позе, вероятно, намеренно. Дрим чувствует себя диким животным - ему кажется, что Уилбур пытается заставить его открыться, доверять ему, и ему кажется, что каждое движение рассчитано на достижение этой единственной цели. Он чувствует себя слишком уязвимым, он чувствует себя добычей, поэтому он не даёт своим напряженным мускулам расслабиться, он не позволяет эмоциям танцевать на его покрытом шрамами лице. Он просто смотрит на Уилбура, убеждая глазами продолжить. Забытая ложка плавает в супе. -Я не собираюсь держать тебя здесь вечно, знаешь ли. Ты просто болен и травмирован, и тебя нельзя оставлять одного, и, поскольку ты мой герой, я чувствую, что это похоже на мою обязанность- заботиться о тебе, понимаешь? Слова легко выходят из уст Уилла. Дрим не прерывает, просто слабо кивает, когда Уилбур выжидающе смотрит на него, ожидая подтверждения. - И выходить, тебе, на улицу пока опасно. На тебя начали охотиться. Кровь Дрима замерзает в его жилах, и он вцепляется в край стола так, что твердые сколы впиваются в пальцы. -К-кто? Улыбка Уилбура не дрогнет, и, возможно, именно поэтому Дрим чувствует нарастающий страх в животе. Может быть, это не нависшая снаружи угроза, а реальная угроза внутри, смотрящая на него. -Сэм, Сапнап ... и я думаю, что Квакити. Имя произносится с насмешкой, и Дрим не замечает, как его взгляд обостряется в чем-то похожим на отвращение или негодование. Он пытается сдержать дрожь, но все больше думает о трех охотниках, орудующих острым оружием, преследующие его, пока он не сдастся, пока они не прижмут его к себе, приставив меч к горлу. Он задается вопросом, будет ли его смерть быстрой. Он задается вопросом, продержатся ли они долго - сделают ли это болезненно медленным, причинят ли они боль, не настолько сильную, чтобы он потерял сознание или умер. Он задается вопросом, будут ли они говорить резкие слова, вонзая лезвия в его вены по горизонтали, чтобы он не потерял сознание во время пыток, которых он по праву заслуживает. Ему интересно, назовут ли его трусом, или печальным жалким человечком, или тираном, или чудовищем. Он задается вопросом, проявят ли они милосердие, перерезав ему горло, навсегда оставив его мертвым. Часть его сомневается, что в их душах осталось хоть какое-то человечество - ни одно человеческое существо не сломает другого, пока их сердце не будет разбито, и они не будут висеть на последнем клочке человечества, которым они обладают, как на спасательном круге. Уилбур замечает его дрожь, очевидно, потому что внезапно холодная рука сжимает его собственную, безвольно лежащую на столе, жестом, призванным утешить. И Дрим чувствует волну облегчения, когда он напоминает себе, что он не на морозе, что его не убивают старые друзья, ставшие врагами - пока нет. -Эй, эй, все в порядке, все в порядке. Сладкие, приторные слова укоренились в его мозгу, и он подсознательно наклоняется к прикосновению пальцев, массирующих тыльную сторону руки, поглаживающие мелкие шрамы, рассекающие его кожу. -Я буду защищать тебя, хорошо? Я никогда не позволю им добраться до тебя, никогда. Когда Дрим наконец смотрит в глаза Уилбуру, он не видит ничего, кроме искренности - и это поражает его, потому что с самого начала его пребывания в хижине голос Уилбура никогда не отличался такой грубой честностью. Затем Уилбур встает, отпускает руку и ищет в заднем кармане, вытаскивая лист бумаги и изношенную ручку. Он разглаживает смятую бумагу, открывает ручку. -Вот почему нам нужны правила. Я не могу защитить тебя, если ты их нарушишь, потому что они для твоей безопасности. Если нарушишь их, ну, - он усмехается, - мне будет грустно, но ты, вероятно, умрешь. . Сказано окончательно, это подразумевает многое и даже больше, но Дрим не останавливается на этом, даже если он чувствует холодный пот на лбу и бегущий по вискам. Он осторожно вытирает его. Он не отвечает; просто смотрит на завихрение ручки на неровной бумаге, пока Уилбур пишет «Правила» большими жирными буквами. -Первое довольно очевидно: не выходи на улицу. Дрим нахмурился, открыл рот, но Уилбур прервал его, прежде чем он смог заговорить. -По крайней мере, пока, ты один. Если охотники найдут тебя, ты мертв. Плечи Дрима опустились на это заявление, пытаясь не показать своего разочарования - в нем тоже есть беспокойство, но этого следовало ожидать, потому что он ожидал, что первое правило будет именно этим. Печально, что он вышел из тюрьмы, но все еще в ловушке. Откуда ему знать, что он вне этой коробки,если, по крайней мере, на мгновение, и не видел, как светит солнце. Он отключается во время остальных правил, сосредотачиваясь на своем недоеденном супе, слегка барабаня пальцами по уже остывшей миске. Уилбур говорит за двоих, его веселый тон эхом разносится в тихой комнате. Как будто он разговаривает сам с собой, время от времени уговаривая Дрима бормотать о согласии, который не поднимает головы и не отводит глаз от супа. Он реагирует рывком только тогда, когда чувствует руку на плече и выдох у уха. Он не понимает, что Уилбур, придвинулся, пока он не слушал и не смотрел. Он не двигается- окаменел - давным-давно он бы отреагировал, откинул бы руку назад и, наверное, сломал бы нос. Давным-давно когда он был бы здоров, невредим, покрыт незеритовой броней. Он не претерпел бы месяцев пыток, голодной смерти и нанесенных ему в лицо ударов, когда его не прижимали к ботинку или полу. Но он уже не тот человек, которым был вначале - он хилый и слабый, он научился оставаться на своем месте, терпеть, боясь наказания, и поэтому он ждет, пока Уилбур заговорит. -Я действительно хочу, чтобы ты уважал правила, Дрим. Сможешь сделать это для меня? Можешь пообещать? Вопросы суровые, не оставляют места для аргументов, для ответа, кроме согласия. В голосе Уилбура есть нотка нетерпения, и Дрим обнаруживает, что кивает жестко, почти слишком быстро. Он практически чувствовал, как улыбка тянется по губам Уилбура, а руки, лежавшие на его плечах, задерживаются еще немного, прежде чем опуститься. -Доешь суп. А потом он уходит, и Дрим слышит скрип двери и как тихо она закрывается за ним. Через несколько напряженных секунд он слышит то, что, как он думает, является душем и выдыхает, не подозревая, что задерживал дыхание. Он смотрит на свои дрожащие руки и мысленно приказывает им перестать дрожать. Это не работает, поэтому он сжимает их в кулак, ногти впиваются в кожу, оставляя красные полумесяцы. Он доедает суп. - Дрим знает, что ему нужно убираться оттуда. Он лежит в постели, в темноте, под толстым одеялом, и те же мягкие простыни, что и раньше, успокаивают его ноющие мускулы. В комнате нет ни звука, кроме тихого храпа, который он слышит позади себя. Уилбур лежит рядом с ним, прижавшись грудью к его спине, положив руку на талию Дрима в объятиях, которые можно было бы рассматривать как интимные, если бы они не были откровенно собственническими. Глаза Дрима широко открыты, они не смотрят, казалось бы, ни на что. Он неподвижен, как доска, не позволяет себе расслабиться в захвате Уилбура, дыхание обрушивается на его шею, заставляя его дрожать. Он не может правильно читать Уилбура: он всегда смотрит на него с обожанием, покровительством и проблеском фальшивой искренности. Это сбивает с толку, это слишком для Дрима, его головная боль усиливается, а удары в черепе не помогают. И даже сквозь холодный пот он понимает, что он не в безопасности. Ему нужно бежать, и как можно быстрее. Возрожденный Уилбур сумасшедший, это точно, и Дрим знает, что он мог планировать что угодно. Он надеется, что это не связано с взрывом дома с ним внутри. Он знает, что Уилбур говорит неправду, когда говорит, что собирается его отпустить; во всяком случае, очевидно, что он хочет оставить его там. Правила ограничивают, контролируют, и даже если Дрим не обращал на них особого внимания, больше сосредоточившись на сыром хлебе в супе, он знает, что ему не разрешено делать много чего. Ему даже не разрешается задавать вопросы об их местонахождении - это не написано прямо на бумаге, брошенной на обеденный стол, но Дрим чувствует, что Уилбур либо не ответит, либо солжет ему. Они где-то где холодно - он заметил, как ветер свистит через дыры в досках которыми заколочены окна, на дереве заметна плесень. Ветер все еще воет, громче, чем раньше, даже если его приглушают толстые стены. "Наверное, потому, что сейчас ночь" - думает он. Он надеется, что они не в тундре, потому что это значительно снижает его шансы на побег. Он слишком слаб, чтобы ходить по снегу, на нем только тонкая одежда, и есть шанс, что он будет бежать босиком. Он не хочет замерзнуть насмерть. Он, по крайней мере, должен знать, где они находятся - он знает, что должен быть выход, и, вероятно, это дверь, которую он увидел во время еды. Другая, которая была позади него, ведет в ванную комнату, если звук бегущей воды и вид Уилбура, выходящего, завернутого в полотенце, имеют какое-либо значение. Вот почему он выпрыгивает из хватки Уилбура, рука на его талии с глухим стуком падает на матрас. Он садится, осторожно ставя ноги на скрипящие половицы. Очень холодно, и ему сразу не хватает тепла одеяла и тела за ним. Он встает, прикладывает как можно меньше веса к ногам и начинает идти к двери, морщась, когда он наступает на доску слишком сильно, оглушительный треск эхом разносится по спальне. Он замирает на полпути к двери, его сердце сжимается в грудной клетке, ожидая знака, что Уилбур услышал его. Когда он слышит только слабый храп, он снова идёт, желая, чтобы его сердцебиение замедлилось, прежде чем он сделает еще одну ошибку. Он берет дверную ручку рукой и начинает ее поворачивать, дверь приоткрывается, и ему приходится толкать еще немного, чтобы выйти… -Куда ты? Дрим полностью неподвижен. Он медленно поворачивается и обнаруживает, что глаза Уилбура сияют в темноте - он может разглядеть его черты лица, нахмуренные брови и то, как он полусидит. Его речь не шатается, не невнятная, не выдает признаков сна или только что проснувшегося человека, и Уилбур, вероятно, встал с тех пор, как наступил на скрипящую доску или с тех пор, как стянул его руку со своей талии. Наверно он притворялся спящим, глядя на него полуприкрытыми глазами. В любом случае, он встал, уставился на него, сканируя его тело. и Дрим корчится, тщательно осматриваясь. -В ванную. Ложь выходит естественным образом, прежде чем он успевает об этом подумать. Это правдоподобно, и Дрим слышит шорохи со стороны Уилбура прежде, чем он видит его, прежде чем он чувствует, как рука находит место на его пояснице. Уилбур близко, слишком близко, тело практически душит Дрим, и он наклоняется к его уху в пугающе знакомой позе. -Тогда пошли, да? Прежде чем он сможет отреагировать, сказать, что он знает, где находится ванная, сказать, что он слышал, как Уилбур принимает душ, он стоит перед комнатой, рука все еще лежит на его теле, когда Уилбур открывает дверь. Свет оживает, открывая тесную ванную комнату, как и весь дом. Плитка неровная, грязная от грязи, плесени и пролитого мыла. В душе нет занавески, только две керамические стены - нет ковра, что объясняет блестящие на свету капли воды. У Дрима нет выбора, кроме как стоять перед туалетом. Сиденье сломано, висит только на одном болте, туалетной бумаги нет. Он засовывает один палец под пояс своих боксеров, стягивая их вниз. Он украдкой взглянул на Уилбура и увидел, что тот не обернулся - что он смотрит на него прищуренными глазами. Уилбур не двигается со своего места, опираясь на дверной косяк, чтобы поддержать свой вес, скрестив руки на груди, даже когда Дрим поправляет его нижнее белье и моет руки в раковине. Затем рука обхватывает его запястье, и вытаскивает наружу, не дав вытереть руки, смоченные грязной водой с остатками мыла. Один вздох и он снова под одеялом, прижатый к теплой груди, с рукой на животе почти агрессивно прижимающей к себе. -Засыпай. Низкий грохот голоса Уилбура, смешанный с сонливостью, не помогает ему расслабиться, даже когда он чувствует, как давление на живот ослабевает, даже когда храп снова заполняет тишину. Он не может заснуть.