О чем молчит Цижэнь?

Лань Цижэнь неспроста смог продержаться на посту главы клана все то время, которое его старший брат проводил в уединенной медитации, чтобы не видеться с женой. А подобное могло длиться целыми месяцами, медленно перетекая в года, поэтому, даже когда Цинхэн-цзюнь скончался, многие адепты попросту не заметили его смерти и трагичность всего действия не затронула их по-настоящему. Цижэнь знал, что если в один прекрасный момент случайно умрет, то с ним попрощаются, как полагается прощаться с великим учителем, а похороны безусловно будут роскошными и долгими, в отличии от скромной похоронной процессии собственного брата, и мужчина почти злился на людей за это. Разумеется, он понимал, что нынешние адепты клана совсем никак не связаны с семьей Лань кровным родством, и генеалогическое древо в этой долине разрастается скорее вширь, чем в высоту, собственно, они имеют полное право не испытывать тех нежных, теплых чувств, которые таились в душе с виду вечно недовольного старейшины за бывшего главу. Но внутреннее нереализованное дитя в совокупности с капризным преклонным возрастом беспощадно брали свое: Лань Цижэнь стал менее черствым, почти ранимым, и извечное упрямство неожиданно переросло в старческую мягкосердечность. Мужчина и сам с ужасом это осознавал, поэтому, пока подобное поведение не заметили окружающие, он решил поработать над собой в дали от цивилизации. Правда, новая гора забот опять легла на плечи с гордой осанкой, не разделяя время отдыха и работы. - Ходячие мертвецы не способны напрягать закостенелые мышцы, ты определенно нечто другое...- Цижэнь, с возмущенным до глубины души вздохом, брезгливо уложил еле различимое в синяках и царапинах тело на траву, оставив разодранные ноги отмываться от засохшей крови в воде. По всей видимости, незнакомец не являлся человеком: редко какой заклинатель способен выжить после подобных ранений, да еще и пробежать на своих двоих несколько десятков ли в безнадежных поисках человеческого существа в безлюдном лесу. Слишком подозрительно, можно сказать, подозрительнее некуда. В любом случае, Лань Цижэнь не собирался церемониться с этим мужчиной, но и бросать на произвол судьбы беднягу, кем бы он ни был, звучало абсолютно неприемлемо. Старейшина всеми силами пытался подавить приступы нежности, с которыми он и пришел расправляться в одиночестве, но закаленная сила воли пока не могла побороть ноющее сердце при виде раненных людей. «Призвание целителя», - мельком пронеслось в голове. В конечном итоге, мужчина накрыл своим верхним одеянием тело, не подающее признаков жизни, и в спешке пошел в глубь леса, чтобы как можно скорее собрать лекарственные травы. Довольно странно, но целебной зелени здесь было в достатке по всей округе, трава не росла разве что на высохшей раскаленной почве, где не произрастало ровным счетом ничего. Цижэнь заприметил подобную аномалию еще по пути к водопаду, рассудив, что вероятно поблизости есть энергетически мощное место для медитации. Именно ту пещеру старейшина планировал посетить после омовения, однако, с нынешним больным грузом он не сможет попасть в нее еще довольно длительное время. Лань Цижэнь нахмурился: он испытывал самый настоящий гнев на себя, за неумение отказывать в помощи, расставляя личные границы, и на пострадавшего, который зачем-то во всем лесу упал в объятия именно ему, а не тем обрезанным рукавам. Каким образом он научил Лань Ванцзи сохранять самообладание и хладнокровие в любой ситуации, если сейчас ощущает застои вредоносной ци во всем теле из-за подобных эмоций? «Учитель недостойный своих учеников». Ци Жун резко распахнул слипшиеся от долгого обморока глаза. Расфокусированный блуждающий взгляд застлало мутной пеленой. Мужчина с трудом поднял онемевшую руку над головой, морщась и закрывая длинными пальцами лучи яркого полуденного солнца, пробирающиеся по косой через густую крону деревьев. От внезапного яркого света после длительной темноты заболели глаза. От неожиданности, Ци Жун неосознанно откинул голову назад, ударяясь о булыжники, сформировавшие чашу водопада. Зашипев от острой боли, калека, не гнушаясь отборными грязными словами, выругался: - Проклятый дьявольский пес и его песья подстилка Се- ! - мужчина удивленно запнулся на полуслове. «Стоп. Кто еще такой этот проклятый дьявольский пес? И почему он не помнит, как звали его подстилку? Для кого предназначалось настолько грубое обзывательство?», - Ци Жун ошарашенно почесал затылок, обнаруживая, что тот обильно кровоточит после недавней травмы. - Твою мать, что день сегодня паршивый! - звенящий воздух окрасился смачным криком неподалеку, послышался звук удара об землю, как будто человек встал в коленопреклонённую позу. - Матушка, прошу, прости своего отвратительного сына, я недостоин им быть! - и еще пару ударов, но уже лбом. Ци Жун замер. Он хотел выругаться сейчас точно так же, но кто-то опередил его. Пора сваливать. Бледный, как полотно, Ци Жун осторожно поднял замерзшие ноги из воды и подогнул их под себя. Из последних сил мужчина перевернулся на наполовину распоротый живот, закусив губу, и, вложив все старания, пополз на руках под ближайший кустарник, чтобы его не заметили. Только вот, он был не слишком продуманным: за его телом остался огромный кровавый след, агрессивно кричащий о том, куда спрятался его обладатель. После прихода, Лань Цижэню не долго пришлось искать пострадавшего. - Как погляжу, умом ты не шибко блещешь, - с сарказмом усмехнулся заклинатель, несильно тыкая носком белоснежной обуви телу в опухший бок. - А ты, кажется, не похож на благородного заклинателя, раз выражаешься столь неподобающим образом, - ойкая и кряхтя, Ци Жун сжался в маленький комок, выглядело это крайне жалко. Лань Цижэнь вздрогнул, словно его ошпарили кипятком. Слова Ци Жуна точно задели за болевую точку; нелюдь не успел даже перекинуться с ним парой фраз, а уже прочитал, как раскрытую книгу. Просто отвратительно. - Слышь, козлиная бородка, чем ты хотел меня напоить, а? Наркотики, яд, а может, афродизиак? - осмелел еле живой мужчина, подслеповато щурясь, в попытках разглядеть лицо заклинателя. - Ах ты..! - Цижэнь хотел было продолжить препирательства, но вовремя вспомнил, что вообще-то лично изобрел тренировочное заклятие молчания. Мужчина незаметно щелкнул пальцами. - Так-то лучше, - под возмущенное мычание Ци Жуна улыбнулся старейшина. - А теперь, пора лечиться, - Цижэнь наглядно продемонстрировал целую охапку разнотравья, терпеливо объясняя больному, для чего используется каждый из сортов, чтобы показать свое благосклонное отношение к нему и нежелание причинять вред. Ци Жун еще немного побрыкался перед тем, как начал внимательно слушать о чем рассказывал заклинатель в белых одеждах. Травы оказались вовсе не гадостной отравой. Мужчина залпом выпил кислый на вкус лекарственный напиток, приготовленный второпях Лань Цижэнем и разомлел, ведь сироп содержал настой алкоголя семилетней выдержки. В планах старейшины не предусматривалось намеренное спаивание незнакомца, он подлил алкоголь, дабы облегчить боль, которую можно заметить на лице бедолаги невооружённым глазом. Доза спирта не превышала дозволенной нормы: люди не смогли бы опьянеть даже если выпили весь флакон разом, а вот нечеловеческие существа сразу поддаются действию алкоголя, в качестве снотворного. День незаметно подошёл к концу, пока Лань Цижэнь колдовал над ранами и ушибами больного. Уставший старейшина подумал, что было бы неплохо перекусить и оставил на короткое время спящего на соломенной подстилке Ци Жуна, нарвав съедобных ягод и сладких кореньев. Немного погодя, заклинатель подошёл к мирно дремлещему спутнику и осторожно раздвинул пальцами плотно сомкнутые челюсти. Догадка оправдала себя. «У него отнюдь не маленькие клычки, наверняка он из вида хищников. Тогда мой образ питания не подойдёт для его выздоровления, потребуется мясо», - настороженно пробормотал уже сонный Цижэнь. Время-то позднее, десять часов вечера, а он не спит уже час! «Неслыханная непунктуальность». Покопавшись в мешочке цянькунь, старейшина с удивлением обнаружил сеть и удочку, взявшиеся буквально из воздуха. «Ай, пройдоха Лань Хуань! Предполагал, что старик нарушит свои же правила за пределами Гу Су и возьмётся за поедание животных? Вот это неуважение!», - посмеиваясь про себя и одновременно благодаря предусмотрительного племянника, Цижэнь забрался на выступающий вглубь озера камень, расставив сеть, как он это делал в первые годы при поимке речных мертвецов. Спустя одну палочку благовоний, в сеть всё-таки попалось четыре здоровых рыбины. Никогда ещё в жизни Лань Цижэнь не радовался поимке животных, чтобы после освежевать их и приготовить суп больному. А незнакомец часто ворочался из стороны в сторону, мучаясь от внезапной горячки. Он то и дело бормотал бессвязные предложения, наподобие : «Слишком ярко! хватит, остановитесь, больно, умоляю не надо...Отец! Ненавижу-у-у!». Вопли сопровождались болезненными всхлипами и судорогами ног. Чтобы не слышать подобные душераздирающие крики, старейшина чуть приподнял первого за голову и, придерживая миску, насильно вливал по порции супа тому в рот, не прерываясь. Ночь обещала быть мучительно долгой и бессонной. Лань Цижэнь, сидя у костра вдруг стал вспоминать своего отца. Ничего кроме разочарования и недоверия к мужчинам он не принес в мир маленького сына и его брата, как это не печально признавать. Маленький Лань Цижэнь радостно бежал к личным покоя отца, сжимая в руке быстродействующую целебную настойку, рецепт которой придумал сам, чтобы похвастаться родителю и почувствовать его гордость за себя. Ребенок вспорхнул по деревянной лестнице, мелко стуча в переднюю балку, и раздвинул бумажную дверь. Он думал, что застанет отца за трудоёмкой работой или игрой на пипе, но вместо этого, его лицо исказилось неподдельным детским ужасом. Мальчик, заикаясь, закричал и молниеносно захлопнул дверь. Ноги подкосились, дышать стало тяжело. Бутылочка с настойкой выскользнула из трясущихся ладошек, разбиваясь на тысячи стеклянных осколков. За дверным проёмом показалась голова недовольного отца. Он грубо пнул мальчика в живот, цикая от раздражения. - Не смей ничего говорить взрослым, а особенно своей матери, ты меня понял?! - Лань Гучжэн выхватил висевший на стене меч и направил сыну в горло. - Под страхом смерти ты не осмелишься, я в этом уверен, ты слишком бесполезен. Лань Цижэнь недостоин быть моим сыном, проваливай! Мальчик затрясся, как листочек и, попятившись назад, курывкнулся через голову по ступенькам. Лицо отца преобразилось сразу же, как из-за двери выглянула изящная женская рука, с красными длинными ногтями и начала проводить по его груди. Мужчина довольно рыкнул, облизав чужие пальцы, потом навалился на женщину, буквально выдавливая из неё стон. Гучжэн бесцеремонно сорвал свою ленту непорочности и запихал ее ногой подальше в угол. В тот момент, в глазах Лань Цижэня потухло чувство защищённости и пришло осознание того, насколько формальна и неценна оказалась супружеская и семейная связь зачарованной лентой, которой он так гордился и смущался, если кто-то теребил её пушистые кончики. Все это стало полным бредом после увиденного. Лань Цижэнь испытал такое неподдельное отвращение к мужчинам, что готов был убить каждого на своем пути или даже самого себя. В воспоминаниях отразилось, как небесно белая непорочная лента отца обливается кровью, а может и расплавленной помадой той женщины, становясь развратной безделушкой. Теперь, Лань Цижэнь ненавидел красный цвет, в каком бы виде он ни был. «И почему мой дорогой умный племянник положил на кон свою жизнь ради мужчины в черно-красных одеяниях? Его возмутительное бесстыдство нормально демонстрировать только в публичных домах, туда ему и дорога!», - грустно вздохнув, старейшина уложил голову на кусочек циновки. «Бедный Лань Чжань, бедное дитя...», - пробормотал в полусне Лань Цижэнь, совершенно позабыв о том, что его любимому племяннику уже давно больше трёх десятков лет.