Спросите Минхо

— Чего ты от меня хочешь? — сердито спрашивает Джисон, когда Минхо заходит за ним на Хванову кухню. Он кривит губы в какой-то загнанной улыбке, от которой сердце Джисона смягчается. Впрочем, ненадолго. Его тут же переклинивает, и он, готовый упрекать Минхо во всех смертных грехах, говорит: — Что с тобой не так? — Что со мной не так? — вскидывается Минхо. — Уточняй, будь добр, что тебе во мне не нравится! — Ты ведешь себя, как придурок! Сначала клеишь меня, потом кидаешь. — Я не… — Меня это достало. Думаешь, мною можно манипулировать с помощью эротичного шепотка? Думаешь, я от твоего мурлыкания таю и лишаюсь способности думать? Ладно, это так. Когда Минхо рядом, его мозг почти не функционирует — он лишь рисует чертовски привлекательные картины, которые Ли описывает, и это заставляет сердце колотиться в хаотичном ритме, а щеки пылать. Но он не скажет об этом ему, точно не скажет, потому что надоел непонятный статус их отношений, при котором он даже не уверен в искренности Минхо. Может, он просто так подшучивает над ним? Может, удовлетворяет какие-то свои извращенные потребности? У Джисона от мыслей об этом все тело наливается гневом и горьким огорчением. Минхо тем временем смотрит на него еще более загнанно. Джисон отворачивается к холодильнику, чтобы не видеть этого взгляда. В холодильнике почти пусто, так что найти соус для картошки фри не составляет труда. Но он еще какое-то время переставляет его скудное содержимое, чтобы занять время в надежде, что Минхо все поймет и оставит его в покое. Только когда холодильник начинает пищать, его приходится закрыть. — Ты… — говорит Минхо, и Джисон снова устремляет на него взгляд. Может, он наконец-то все объяснит, может, наконец-то Джисон все станет понимать? — Ты так и не взял соус. Джисон посылает его матом, снова распахивая холодильник. Минхо посылает в его сторону еще один несчастный взгляд и уходит прочь. Джисон бесится. Он открывает окно и просто кричит в ночь, потому что все так крупно задолбало. И учеба, и родственники, которые его учебой не довольны, и не желающий никак получаться текст его новой песни. И Минхо — в первую очередь. Когда он возвращается в комнату Хенджина, Минхо там уже нет. Ему говорят, что он ушел под предлогом болящей головы, и, окей, Джисон чувствует некоторое облегчение от его отсутствия. *** — Вам не кажется, что атмосфера у нас в компании стала не такой ламповой, как раньше? — говорит Сынмин, когда отчего-то становится совсем невыносимо тут находиться. — Разве? — подает голос Хенджин, обнимающий со спины Феликса. Эти двое, а еще Чан с Чанбином выглядят такими расслабленными и счастливыми… Сынмин понимает, что от этого ему и невыносимо находиться здесь. Невыносимо смотреть на Чонина, который только и может, что виновато опускать глаза. Интересно, Хенджин знает о поцелуе Феликса с Чонином? Возникает коварная мыслишка рассказать ему, но он же не настолько злодейский злодей, чтобы сделать это и сломать счастье друзей. Или… Он встает и, коснувшись плеча Хенджина, говорит: — Можно тебя на минутку? Хенджин встает тоже, мимоходом чмокает Феликса в щеку, и они уходят на кухню. Сынмин думает, что это плохая идея, очень плохая, и зачем он вызвал его на разговор? Хенджин стоит в ожидании, прислонившись бедром к подоконнику, слегка встревоженный. Сынмин думает: а почему эта идея так ужасна, если он хочет помочь Хенджину? Он должен знать правду, в конце-то концов. Чувствуя себя истинным праведником, Сынмин спрашивает: — Вы уже целовались с Феликсом? Хенджин выглядит ошарашенным. Однако за несколько секунд он приходит в себя и отвечает с улыбкой: — У нас еще не было первого поцелуя. Нет, он все-таки не готов взять на себя ответственность за сломавшиеся отношения этих двоих. Значит, надо продолжать говорить, пока не придумает адекватный предлог для этой беседы по душам. — Почему? — спрашивает он. — А куда спешить? Первый поцелуй должен быть особенным. Какой же он мило-наивный! Сынмин не может допустить, чтобы ему пудрили мозги. — Но ты же в курсе, что у Феликса уже был первый поцелуй? Хенджин хмурится, и Сынмин уже чувствует себя виноватым. — Конечно, — отвечает Хван тем не менее. — У него было множество поцелуев, мы как-то болтали о… ну, имеющемся опыте. Но я не понимаю, почему тебя это интересует. — Не хочу, чтобы ты был обманутым. Поэтому хочу, чтоб ты знал, что Феликс не так давно целовался с Чонином. Хенджин смотрит на него недоверчиво, и Сынмина прямо выкручивает всего от вины. Но опять вопреки его ожиданию: — Да, Феликс мне рассказывал. Но это в любом случае было до начала наших отношений. Хотя ситуация стремная, мне жаль, что так получилось с тобой. — При чем тут я? — Это был ничего не значащий поцелуй ради опыта, а ты, судя по напрягу между тобой и Чонином, воспринял все серьезно. У Сынмина нет сил говорить о себе и Чонине, ему нужно время, чтобы полученная информация уложилась в голове. Поэтому он спрашивает лишь: — Так тебя не смущает, что у Феликса это будет не первый поцелуй? — Со мной первый, и он будет особенным, — уверенно заявляет Хенджин. Когда они возвращаются в комнату, Джисон собирает свои вещи в рюкзак. Говорит: — Это точно, атмосфера стала совсем не такая. — И уходит. А хозяин квартиры хмурится, провожая его взглядом. Феликс, Чанбин и Чан выглядят теперь напряженными, а Чонин почти не проявляет признаков жизни, потягивая пиво. — Что тут произошло? — спрашивает Хенджин. — Джисон побурчал немного, мол, во-от, разбились все на парочки, — отвечает Чан. — Он выглядел так, будто очень страдает, — добавляет Феликс. — Мы так были увлечены своими любовными делами, что дружба отошла на второй план, — говорит Хенджин. — Я поговорю с Джисоном, — одновременно произносят Чанбин и Чан.