Nightmare

Сложно представить, что жизнь может настолько измениться за какие-то пару недель. Но Чуе и не нужно представлять. Всё это происходит с ним на самом деле. Он всеми силами держится, чтобы не начать жалеть себя, ведь, если сорвётся, — превратится в обычного нытика, вечно недовольного жизнью и скулящего о её несправедливости на всех углах, как полуубитый и выброшенный на мороз пёс. Нет, такого он точно не допустит. Ему тяжело, — действительно тяжело — ведь весь этот груз, вся информация о мафии, убийствах, все те события, произошедшие на днях, давят на него. А полная неразбериха с чувствами к Дазаю, больше напоминающая спутанный клубок ниток, только добавляет тяжести сложившейся ситуации. Но Чуя лишь набирает побольше воздуха в лёгкие и продолжает жить так, как жил многие годы до этого: ходить в школу, смеяться, разговаривать с друзьями. В одном он может быть уверен: если Осаму обещал разобраться, то он сделает это. Дазай не из тех, кто раздает такие обещания направо и налево, потому что он, как никто другой, понимает всю серьезность ситуации. Вывод о том, что Осаму лишь играет с чувствами Чуи, пришёл довольно внезапно и засел в подкорке мозга, как заедают в голове слова популярной песни. Может быть, Чуе действительно просто тяжело поверить, что кто-то влюбился в него, ведь за все семнадцать лет он ни разу не был на свиданиях и оттого чувствовал себя среди сверстников каким-то неправильным, испорченным. В этих мыслях он признался себе ещё в пятнадцать, и с того времени ни одна живая душа и представить себе не могла насколько дыра в душе парня огромна: так искусно он скрывал её. Но тот поцелуй в кафе… Тогда Чуя чувствовал, будто эта самая дыра начинает наполняться. Чем — он понять не мог. Сердце билось так часто-часто, а воздуха в лёгких не хватало. На секунду ему показалось, что он сейчас потеряет сознание, но в это же мгновение тело обдало теплой волной нежности и напряжение ушло. Признаться, изначально целью поцелуя была информация. Чуя и сам не ожидал, что способен на такое. Однако позже он и думать об этом забыл. Конечно, информация важна, а любопытство, всё время, пока Дазай был в отключке, разъедавшее его изнутри, стало практически невыносимо. Но он потерпит. Это несложно. Нужно лишь поверить. Чуя щелкает ручкой и откидывается на спинку стула, потирая глаза. Время ещё не позднее, и ложиться спать рано. Реферат для последнего зачёта готов, а это значит, что завтра после него он наконец будет свободен на оставшуюся часть лета. Это, естественно, не решало остальных проблем, но так будет жить намного легче. Чуе хотелось в это верить. Звонок мобильного действует как ведро ледяной воды, вылитое на голову после сна: Чуя вздрагивает и выныривает из омута мыслей, больше напоминающего топкое болото. Неизвестный номер на экране заставляет сердце колотиться. Немного дрожащими пальцами он принимает вызов. — Привет, Чуя, — голос на другом конце провода принадлежит Акутагаве. Чуя облегченно выдыхает. — Прости, что звоню поздно, можешь говорить? — Эта странная учтивость настораживает. — Могу. Что-то случилось? — Звоню не со своего номера. Это телефон моей мамы, не пугайся. — Опять это чувство. Это Ацуши так на него влияет? — Тут такое дело. Я не смогу завтра прийти к Ацуши, не мог бы ты меня заменить? Вы с Дазаем вроде давно не заглядывали. — Вполне себе обычная просьба, но из уст Акутагавы звучит как-то жутко. — Думаю, после зачёта я смогу, — соглашается Чуя, секунду поразмыслив. — А почему ты не придешь? — Да так, дела. Ну ладно, пока, — звонок обрывается прежде, чем Накахара успевает ответить. Чувство тревоги, которое только недавно притупилось, теперь снова острым лезвием режет грудь. Может быть, Чуя слишком глуп и потому не понимает всего, что творится вокруг? Или всё дело в каком-нибудь психическом заболевании, когда ты, избегая стресса, не можешь понять вещей, которые его могут вызвать?

***

С зачётом особых проблем не возникло и Чуя, как обещал, сразу после школы отправился к Ацуши в больницу. Недолго поразмыслив о том, стоит ли звать с собой Дазая, решил, что нет, не стоит. Тогда он и подумать не мог, что этот дуралей сам объявится. — Значит, Рю заходит каждый день? — Чуя сидит у окна, глядя на Ацуши, перелистывающего конспекты, принесённые самим Чуей. — Ага. Довольно необычно для него, — отзывается он. — А сам-то как? Тебя очень давно не было. — Да просто много всего навалилось, — рыжик тяжело вздыхает и закусывает губу. Накаджима собирается спросить что-то ещё, но его прерывает скрип входной двери. Две пары глаз устремляются в сторону источника звука. — Дазай-кун! — Ацуши откладывает тетради и встаёт с постели, но Дазай жестом приглашает его вернуться обратно. — Рад видеть тебя в добром здравии, Ацуши, — Осаму добродушно улыбается, игнорируя присутствие Чуи, и садится на край кровати. — Спасибо, мне действительно уже лучше, — обрадованный визитом Дазая Ацуши весело усмехается и предлагает съесть свежих фруктов, купленных сегодня утром родителями на рынке, на что Осаму отрицательно качает головой. — Мне нужно с тобой поговорить, — вдруг серьезно произносит он. Накаджима выпрямляется и молча кивает, изумлённый такой сменой настроя. — Мне выйти? — Довольно тихо спрашивает Чуя, прекрасно зная, что Дазай его услышит. — Нет, тебе бы тоже не помешало это услышать. — Накахара удивлённо моргает, ничего не ответив. — Для начала, Ацуши, ты должен знать. Чуя пропускал посещения по большей мере из-за меня. И эти изменения в нём тоже моя вина, — Чуя открывает было рот, чтобы возразить, но ловит на себе предупреждающий взгляд Осаму и осекается. — Всё дело в том, что у мафии заказали его смерть. Исполнителем должен был быть я, но кое-что изменилось… — Дазай поднимает руку и проводит ладонью по лицу. Вид у него уставший и болезненный. С их последней встречи он похудел и местами будто осунулся. Видимо, последние несколько дней для него выдались тяжёлыми. Хотя кому сейчас легко? Ацуши охает и оборачивается к Чуе, надеясь наверняка услышать опровержение, но его не следует и румяные доселе щеки заметно бледнеют. — Вот зачем вам нужен был тот человек… — погодя минуту, понимает он. — Вы нашли его? — Нашли, — честно признается Дазай. — Сейчас он уже никому не навредит. Слыша облегченный выдох, Чуя додает: — Он мёртв. Осаму бросает недовольный взгляд в его сторону, а Ацуши ошарашенно распахивает глаза. Рыжик немного сконфуженно пожимает плечами. Тишина затягивается. Каждый думает о чем-то своем. Чуя — о том, зачем Дазай сейчас всё это рассказывает Ацуши. Неужели хочет и его впутать? От этой мысли глаза парня недобро сверкают. — Так вот, — продолжает Осаму слегка севшим голосом. — Ацуши, твоё ранение также связано с этим. Оно, я думаю, было отвлекающим манёвром. — На этом месте даже Чуе становится интересно, к чему он ведёт, и парень заинтересованно наклоняется, упираясь локтями о собственные колени. — Чуя, — теперь брюнет поворачивается к нему. — На самом деле твоя жизнь никогда по-настоящему не висела на волоске. Вернее ни у кого не было явных причин убивать тебя. — Что за бред. Ты ведь сам сказал, что мне угрожает опасность, что моё имя в «чёрной папке» Портовой мафии, — мозаика в голове никак не складывается. — Всё так, твое имя действительно было написано в ней, пока Мори, по нашей договоренности, не убрал его. Однако всё это спектакль, который имеет определенную цель, а именно добраться до твоего отца. Чуя сначала раздраженно фыркает, сочтя сказанное за очередную не очень удачную шутку Дазая, но, когда выражение лица последнего продолжает оставаться серьезным, недоверчиво прищуривается. — Что это значит? Зачем кому-то мой отец? Осаму мрачнеет, пожимая плечами. — Чтобы отомстить. Подробностей я не знаю, но в остальном уверен. Чуя энергично мотает головой, отказываясь верить в услышанное. Дазай, наверное, сошел с ума и потому несёт всякий бред. Его отец — правая рука закона, мастер правосудия. Кому вообще в голову могло прийти мстить ему? — И кто же это? — вопрос выходит неоднозначным, но Дазай понимающе кивает. — Достоевский. Ярость горячими волнами накрывает Чую, и он вскакивает со стула, сжимая кулаки и скалясь. — Тогда нужно его убить! — Ты думаешь, что справишься? — брови Дазая удивленно поднимаются, а губы искривляются в издевательской усмешке. — Я попытаюсь, — уперто заявляет Чуя, намеренно игнорируя издёвку. До дрожи холодный смех Дазая рассыпается по комнате. — Послушай, дружок. Шанс у тебя лишь один. Федор может и не убил тебя ещё, но вполне может сделать это, если ты вздумаешь мешать. Эти слова поумерили пыл, и Чуя вновь опускается на стул. — Тогда что же нам делать? — Я думаю, — встревает Ацуши, который всё это время послушно молчал. — Что логичным будет для начала узнать причину этой самой мести. Хм.. Ну или хотя бы — не обижайся, Чуя! — проследить за отцом. — Ты прав, — соглашается Дазай. Чуе хочется возразить, что всё это клевета и его отец ни в чем не виноват, а значит мстить ему не за что; хочется сказать, что Дазай ошибается и дело вовсе не в отце. Хочется — но он молчит, потому что понимает где-то в глубине души: Осаму редко ошибается, и сегодняшний день не исключение.