Nightmare

Хотя Ацуши и понимал, что в таком состоянии он вряд ли чем-то сможет помочь Чуе и Дазаю в исполнении их плана, но усидеть теперь в больнице оказалось сложнее, чем он ожидал. Благо, Акутагава, как и обещал, пришёл на следующий день. — Знаешь, тигр, — Рюноске явно что-то тревожит, но Ацуши не решается спросить, что именно. — Вчера произошло кое-что очень плохое. Сердце колотится о ребра, норовя выпрыгнуть из груди. — Что? Акутагава бледнеет, нервно теребя край покрывала. Глаза его бегают, слышится сбивчивое дыхание. — Умерла моя сестра. Из-за ме… — голос обрывается, а в глазах застывают слёзы. Что-то подсказывает Ацуши: он бы зарыдал в голос, но не может. — Из-за меня! Ацуши ошеломлённо открывает рот и распахивает глаза. Он хочет сказать, что уверен в том, что это неправда и он ни в чем не виноват, хотя на самом деле понятия не имеет, что там произошло. Но когда видит слёзы Рю, горький комок сдавливает горло. Поддавшись эмоциям, пододвигается ближе и прижимает голову Акутагавы к груди. Всё тело будто пронизано острыми иглами и пошевелиться больно. Нет, дело вовсе не в ране, просто Ацуши слишком хорошо представляет, что чувствует сейчас Рюноске. Этот жест должен вызывать смущение, так казалось Ацуши, однако ни он, ни сам Акутагава ни словом об этом не обмолвились. Сейчас действительно не до этого. Накаджима проводит ладонью по волосам парня и ощущает как сотрясается его тело в беззвучных рыданиях. Сложно представить, как долго и сколько всего он скрывал от глаз посторонних в своей душе. Футболка на плече намокла от слёз. Почему-то Ацуши всё сейчас кажется каким-то неправильным, будто вывернутым наизнанку, но он не придает этому значения. Лишь сильнее прижимает Рюноске к себе, точно надеясь стать с ним одним целым и разделить всю ту боль, что сейчас в сердце последнего. Он молчит, не зная, что сказать, не представляя, как помочь; просто рассчитывает на то, что крепких объятий и душевного разговора будет достаточно. У него вряд ли получится что-то исправить, в таких ситуациях люди обычно скорбят, но ему кажется, что Акутагава в скорби не нуждается. Она, как бы им всем не хотелось, не сможет вернуть её. Пустота внутри колючим сорняком разрастается, высасывая всю радость и энергию. Теперь Ацуши тяжело даже вздохнуть. — Мне так жаль, — только и может выдавить он, смаргивая слезинку. Чувствует, как напрягаются плечи Рюноске, и тихо выдыхает. — Я должен тебе кое в чём признаться, тигр, — так же тихо произносит Рю и отстраняется. С полминуты он колеблется, а Накаджима терпеливо выжидает. — Я.. ты мне нравишься, Ацуши. — Голос его нежен, словно лепестки цветущей вишни. Ацуши не может поверить в услышанное. Эта сцена не раз виделась ему во сне и была она совершенно другой: не в больнице, не со слезами на глазах. Конечно, бывало по-разному, но так — никогда. Он медлит слишком долго, Акутагава наверняка уже пожалел о том, что сказал, и, поняв это, Ацуши спохватывается, стремительно краснея. — И ты мне… тоже, Рю, — выпаливает он, запинаясь на каждом слове. Пытаясь унять дрожь в руках, он прячет их под колени, всеми возможными способами избегая взгляда на Рюноске. — Правда? — парень, похоже, не ожидал, что услышит подобный ответ. Ацуши кивает, чувствуя, как, помимо щёк, краснеют уши. В глубине души он завидовал Чуе, ведь у того появился кто-то, кто готов умереть за него, и винил себя за это. Но как же он был слеп, раз не замечал такой же «подарок судьбы» у себя под носом! Акутагава буквально всегда был рядом. Как же он глуп, как наивен! Злость на самого себя превращается в слёзы и те начинают течь по щекам, а он сам даже не пытается их остановить. Теперь Рюноске смотрит на него растерянно, не понимая, что он сделал не так. — Ты чего? — тихо спрашивает он, поднеся ладонь к лицу Накаджимы и теперь мягко стирая со щёк соль. — Прости, если я что-то не так сказал… — Нет, всё хорошо, просто я такой дурак, — Ацуши всхлипывает и улыбается. — Ты столько для меня сделал, а я и подумать не мог, что мы можем стать парой. Думал, это безнадежные мечты, а потом… Закончить он не успевает. Не понимает даже, в какой момент рука Акутагавы оказалась на его затылке и он прижался губами к его губам. Биение сердца ощущается где-то внизу живота, Ацуши жмурится, как маленький ребёнок, и чувствует, как разливается по всему телу приятное тепло. Это его первый поцелуй, и ему очень не хочется, чтобы он стал последним. Акутагава разрывает поцелуй, когда дышать становится невозможно, и улыбается. От этой улыбки по позвоночнику бегут мурашки, а внизу живота стягивает тугим узлом. — Ты не дурак, — сглатывая слюну, запоздало отвечает он. — И это ещё не всё, в чем я хотел признаться. — Что-то подсказывает Ацуши, что второе признание будет не таким приятным, как первое. Хотя бы потому, что Рю серьезнеет и на его лбу появляются морщинки. — Я не хотел тебе говорить. И сейчас не хочу, но понимаю, что я должен это сделать, иначе просто не выдержу. Дело в том, что я работал на наркоторговца до недавнего времени. У этого была причина: он похитил мою сестру и утверждал, что, если не буду выполнять его приказы, он убьёт её. Правда, поначалу я общался лишь с его посредником. А потом, когда ты попал в больницу, я облажался, за что моя сестра и поплатилась жизнью. Тогда я и увидел своего настоящего босса. — Взгляд его туманит новая волна скорби, и Ацуши с трудом сдерживается, чтобы не обнять его снова: пусть договорит. — И это был отец Чуи. Слова — точно раскат грома. И, хотя Акутагава произносил их довольно тихо, они ещё долго звенели в ушах, мешая нормально мыслить. Осознание пришло вслед за оцепенением. Если всё, что говорит Рюноске, — правда, а Ацуши в этом не сомневался, то получается, что сестру убил отец Чуи. Более того, именно из-за него Ацуши попал в больницу и из-за него Чуя под прицелом у Портовой мафии. Всё это, конечно, звучит невероятно просто, однако решить проблему будет куда сложнее, ведь Достоевский уж точно не решит сжалиться над предметом своей мести, только потому, что он отец Чуи. Кажется, Акутагава только что продвинул расследование Дазая, даже не подозревая об этом.