Nightmare

День ранения Осаму

Достоевский и представить себе не мог, насколько близко Портовая мафия на самом деле приблизилась к тому, чтобы схватить его. И когда он получил записку с прозрачным намеком о встрече в определенное время в определенном месте, по-настоящему осознал весь масштаб неприятностей. Впрочем, если подумать, неприятностями это не назовешь, ведь сам Федор давно предполагал, что в мафии работают не последние идиоты и рано или поздно выйдут на него. Но чтобы так быстро… Как бы там ни было, на встречу стоит сходить. Хотя бы для того, чтобы познакомиться с тем гением, что догадался обо всём. Если судить по почерку, а он был аккуратный и слегка угловатый, его обладатель решителен и рационален, что, в общем-то, сильно напоминает самого Достоевского. Это и стало ещё одной причиной к тому, чтобы не проигнорировать записку. Ровно в назначенное время Федор пришёл в переулок, указанный в записке, где его уже ждал Он. Юноша стоял, упёршись плечом в кирпичную стену и сложив руки на груди. Скучающее выражение лица и, как показалось Федору, полные вселенской усталости глаза создавали впечатление повидавшего немало трудностей в жизни человека. Так сразу и не скажешь, что писал именно он. В своём воображении отправитель рисовался чуточку иначе. Завидев Достоевского на подходе, парень сразу оживился. Выпрямился и улыбнулся так беспечно, что Федор на секунду засомневался в реальности происходящего. Стало ясно одно: перед ним человек умеющий искусно скрывать истинные эмоции. Это делает его ещё более похожим на него самого. Настолько, будто ты смотришь в зеркало и видишь несколько искаженное изображение себя в нём. Федор останавливается в двух метрах от парня, и тот лениво потягивается, напоминая только что проснувшегося кота. Для человека, который во всех подробностях знает чем занимается Достоевский, он выглядит весьма спокойным. Будь Федору не все равно, ему бы стало не по себе. — Признаться, я уже не надеялся, что ты придёшь, — говорит Дазай, отходя от стены и становясь прямо напротив Достоевского. — Значит, ты всё понял. — Твои намёки были вполне ясны, — кивает Федор, и его губы вздрагивают в мимолётной улыбке. — Ах, я не представился! — Осаму оживленно качает головой. — Осаму Дазай. Твоё имя я уже знаю, так что можешь не представляться, Федор. Или лучше звать тебя Демон? — в интонации проскальзывает нескрываемая издёвка, однако Достоевский лишь хмыкает, не придавая ей значения. — Называй как хочешь, — отмахивается он. — Зачем ты хотел встретиться? Неужели ты всерьёз решил, что сможешь справиться со мной в одиночку? Выражение лица Дазая остается неизменным, зато тон едва заметно холодеет. — Если бы я действительно этого желал, выбрал бы место поинтереснее этого закоулка. Зато ты, видимо, время зря не терял. Взгляд скользит по крыше за спиной Федора; как раз той, где, по договоренности, должен располагаться снайпер. На всякий случай. Если это блеф, то очень удачный. — Ты хотел знать, зачем я заказал убийство Накахары Чуи, — вспоминает Достоевский, уводя разговор в другое, не менее опасное русло. — Я не могу ответить тебе. Осаму фыркает, закатывая глаза. — Скорее, не хочешь этого делать. — Пожалуй, ты прав, — соглашается Федор. — Если это всё, позволь откланяться. Сегодня в планах захват мира. Дазай прищуривается, понимая, что таким образом ничего не добьется и меняет тактику. Главное — вести себя уверенно и тогда, возможно, повезёт. — Всё дело ведь не в самом Чуе, верно? — слова Осаму заставляют Достоевского обернуться. — Он всего-навсего промежуточное звено. — Дазай пытливо вглядывается в лицо Федора, в надежде найти хоть малейший намёк на эмоции, но не находит. Приходится продолжать. — Вот только, тебе не нужно, чтобы Чуя был убит. Иначе ты бы уже сделал это сам. Ранение Ацуши тоже твоих рук дело. И тот факт, что их общий друг Акутагава является частью криминального мира, непременно связан с тобой. — Дазай понимает, что ответ где-то здесь, совсем рядом. Кажется, потянись — и достанешь до него. Но какой-то детали, очень важной, по-видимому, не хватает, и потому пазл никак не сложить. Это приводит его внутреннего детектива в бешенство. На губах Достоевского расцветает издевательская усмешка. — Тебя бесит, что ты не можешь соединить все факты воедино, правда? Ужасное чувство. Дазай стискивает зубы и продолжает лихорадочно перебирать все известные сведения. По лицу Федора не понять, какие из фактов, названных Осаму, верны, — это очень усложняет задачу. Напряжение так велико, что в висках ощущается пульсация. — Знаешь, я дам тебе одну зацепку, — вдруг произносит Достоевский, вызывая удивление Дазая. Он широко распахивает глаза и нервно сглатывает. — Тот, за кем я охочусь, ужасный человек. Ты не знаешь самого важного и потому тебе кажется, что я главный злодей. Осаму заинтересованно склоняет голову. — Значит, у тебя какая-то высокая цель? — Моя цель — месть. Но объект её слишком популярен, чтобы совершить убийство напрямую. Это всё, что я могу рассказать. В будущем мы ещё встретимся, Дазай, будь уверен. С этими словами Достоевский удаляется. Грудь Осаму пронзает резкая боль, настолько резкая, что удержаться на ногах не получается, и он падает на колени, откашливаясь кровью и хватая ртом воздух.