И имя мне — легион. [Лк. 8:30]

«Так как они сеяли ветер, то и пожнут бурю».

      Гарри неподвижно стоял, сложив перед собой ладони лодочкой и низко опустив голову в знак послушания и смирения. Глава читал мантры. Сейчас не полагалось выделяться или просить о помощи. Юноша держал лицо расслабленным и безмятежным, не позволяя клокочущим мыслям вырваться наружу и поглотить его.       Нательный крестик пропал. Исчез, растворился, словно его никогда не было, и Гарри понятия не имел, куда он мог затеряться. Не выследил точки, где парень помнил, ощупывал знак Веры на себе, и точку, где грудная клетка и душа становились беззащитными.       Не это страшно. И не то, что Глава, читающий им слово Доброго Боже, уже подчинен колдовству Тома. Не медленно ступающая дочерь Бога, чтобы возлежать на Алтаре, не тревожные шепотки о неуродившемся раннем урожае, какой в Общине собирают к корме Теплого Периода: все до единого яблоки, красные, ароматные и душистые, оказались полностью сгнившими изнутри, полными червей и насекомых. Та же участь постигла и другие плодоносящие деревья, урожаи кабачков, лука, свеклы и моркови, всевозможной зелени. Глава и Старейшины все еще убеждают перепуганную Общину, что все под контролем, мама впахивает на исследованиях аномалии (болезни, инфекции, яда, Лили все еще не знает), однако каждый неглупый ясно понимает: если их посевы продолжат погибать, в Холодный Период всех ожидает голодная смерть. Лесной дичи не хватит, чтобы прокормить Общину, не хватит лесных грибов и ягод, а денег Внешнего Мира никто отродясь не имел в достаточных количествах. Да и бесполезны они в этом месте.       Нет, все это можно исправить, пережить и обдумать решение проблемы. Ведь основной рацион жителей — это крупы, тонны картофеля и хлеб, привезенные «снаружи». Джеймс и его бригада обменивают еду на что-то, обменивают еду, вещи, бензин и газ, технику, электронику, запчасти и прочее. Без овощей и фруктов вполне прожить можно, потуже затянув пояса или урезав нормы деторождения.       В двух метрах от Гарри в той же смиренной, благочестивой позе стоял Реддл. Опустив голову, сложив руки лодочкой, а губы — в мирной полуулыбке. В храме. Под натиском молитв и крестов.       Самое страшное, что Поттер когда-либо видел, а ведь он общался с Бездной через умерших животных.       И если вчерашнее насилие через чтение чертовых стихов почти полностью убедило в начале возвращения памяти Тома (хотя бы формировании его прежнего поведенческого стиля), то этот поход в храм вновь сбавил градус надежды. Или страха?.. Гарри путался в себе, в своих желаниях и чувствах, раскрыты старые раны пальцами этой твари, они опять забиты лесной дремой — красивыми маленькими цветочками светло-вишневого цвета: кровь остановилась, но боль продолжает жечь.       Может, дело в том, что Глава тоже под чарами Реддла, поэтому его чтение мантр не имеет больше силы и веса, всякого смысла?       Гарри чуть приподнял голову, не удержавшись, рассматривая идущую к алтарю молодую девушку, хитроумно обмотанную в белую простынь, накрытую огромной полупрозрачной тканью белой вуали, чтобы спрятать лицо и счастливые слезы.

— В самом деле? Вы все там просто стоите и смотрите, как молодую девчонку насмерть закалывают, как корову на мясо? — вскинул брови Реддл, когда Гарри неохотно рассказал о прошедшем таинстве. Сам Том войти в храм не мог — все тело жгло, кровь кипела, разум практически разрывался от криков Матери и собственных мук. — И вот ты называешь любовь к Бездне — странной, омерзительной и греховной? Значит, если просто человек с улицы убьет жителя Общины, это преступление, но если этот ваш Глава прикончит со всякими песнями и плясками девицу, то ах, это подарок боженьке? Вы там все тупые? — Том… — неуверенно произнес Гарри, опустив голову и нервно теребя пальчиками край белой рубашки. Вообще-то он сам об этом очень много думал. Мальчику невыносимо жаль тех несчастных девушек. А однажды он видел украдкой плачущую мать возле кромки леса. Она прижимала лицо к стволу старого ясеня, давя в себе всхлипы. — Кажется, им не больно и не страшно. — Наркота, — выплюнул Реддл. Он накрыл ладонью нательный крестик друга, тут же весь искривившись и отдергивая кисть, встряхивая ту в воздухе. Затем ткнул в личико Гарри покалеченную руку. — Вот! Видишь! Это ваша вера — боль, смерть и грех! Там — грех, тут — грех, сюда не смотри, туда не ходи, она обжигает, убивает и оставляет шрамы на собственных детях! А моя Мать любит, любит, нежит, ласкает, она поет колыбельные в щелях и трещинах! — Тише, они услышат тебя, — тут же зашикал на него Поттер, толкая глубже в лес разошедшегося разозленного ребенка. — А что такое?! Он же твой Добрый Боже! Любит деток, жалеет их! Пусти меня! Том извернулся, вскрикнул и с силой пнул Гарри в живот ботинком, отскакивая от всхлипнувшего мальчика в сторону. — Надеюсь, в том храме тебя тоже разорвут на части, «праведник»! — выплюнул в отвращении Реддл, скрываясь в лесу.

      Гарри молча смотрел, как девушка взбирается на каменный алтарь, украшенный нежно-фиолетовыми ягодами и многочисленными бутонами мака. Это сейчас, с высоты своего возраста, он понимал, — чтобы кровь не была так ярка и заметна.       Тихий вскрик метнулся по своду храма, как переливчатое пение утренней пташки, дочь Доброго Боже пару раз вздрогнула, и на пол осыпалось несколько круглых ягодок, покатившись к ногам молящихся. Глава стал читать мантру еще громче, восхваляя подношение и одобряя его.       Том испустил тихий смешок, поворачивая голову в сторону Поттера.       Гарри медленно приподнял носок ботинка и раздавил ягодку, откуда брызнул мутный красный сок.       Поттер распахнул глаза далеко за полночь, разбуженный странными звуками. Негромкими и звонкими постукиваниями, но, что еще страшнее, — ужасающим шепотом из-под подушки. Мальчик нервно покосился в сторону настенного креста, облизывая сухие потрескавшиеся губы. — Мама, это ты? — шепнул он почти беззвучно, а ответный шепот под головой полился такой нежной лаской, настолько внимательной к страху ребенка, Гарри буквально почувствовал, как его, все еще недвижно лежащего в своей постели, со спины обвили огромные длинные руки в успокаивающих объятиях, словно нечто лежало под кроватью, ожидая решения Поттера. — Почему Добрый Боже убивает людей? Почему же мой милый Гарри спрашивает?       Очередное позвякивание со стороны окна. Кто-то метко бросал в стекло камушки! Не может быть! Мой любимый Том — такой вспыльчивый ребенок, такой верный…       Гарри ощутил, как громадные ладони гладят все его тело целиком, все еще не выпуская из объятий, хотя мальчик очень сильно хотел броситься к окну и посмотреть, кто пришел, правда ли это Реддл?.. После той ссоры о жертвоприношении в храме они не виделись почти месяц. Том в очередной раз отталкивал от себя и избегал общения. Если ты хочешь отозваться на зов моего ребенка… Ты должен открыть и мне. — Но ты же Бездна, — прошептал Гарри, вздрагивая — ледяные пальцы странной «матери» словно пробирались под его кожу, поглаживая жир и мышцы, дотрагиваясь до тонких косточек. — Мне с-страшно. О, нет, мой любимый Гарри, я не причиняю вреда своим детям. Том жаждет тебя получить, он ожидает снаружи, твой Том, я обещала тебя ему… Ответить мне, и я сделаю вам самый прекрасный подарок.       Но Поттер не знал, что делать. Он растерян, он так одинок в своих страхах, сомнениях, недоверии, он совершенно не знал, как быть. Добрый Боже убивает девушек и калечит детей… Гарри очень хорошо помнит таинство, как его крепко держали, как родители не слышали его мольб о помощи, эту выжигающую мучительную боль. И шрамы, шрамы на лице на всю оставшуюся жизнь. Спой мне в ответ, просто спой, любимый ребенок. Ты слышишь мой шепот? Продолжай отвечать на него, и я увижу дорогу к твоему сердцу… — Ольховый ветер в мрачных ивовых рощах, васильковые глазки навечно закроются, — дрожащим голосом запел Поттер, тяжело сглатывая от страха и волнения. В окно продолжали стучать маленькие камушки, руки Бездны крепко удерживали, прижимали к кровати. Гарри не умел складывать песни, как Том. Все, что мальчик желал — попасть к нему прямо сейчас. — Пока мама поет, денно и нощно. И… беды в соленые слезы смоются… Полумертвые дети плещутся в море… Дети праведников, утопленных в горе... И… Гарри широко распахнул глаза и выгнулся изломанной дугой, громко хрустя позвонками и суставами — в груди словно пробилась большая дыра, сквозь которую хлынул поток жидкой Силы, немыслимое давление, чужое присутствие затопило мальчика, будто в его теле появилась бездонная пропасть, на дне которой… — Мама, — выдохнул он, падая обратно. Пальцы заскребли по груди, кожу которой чем-то нестерпимо обжигало. Голову обуял дикий жар, в мыслях — посторонний шум, шепот, присутствие множества тварей, беснующихся, хохочущих. — Мама, мама, мама… Иди к нему… Том поможет… Спустись, обратись, используй мой подарок, любимый.       Поттер перекатился на бок и упал на пол, тяжело дыша. Свинцовые конечности. Тяжелая чугунная голова. Больно, больно, больно. Из Бездны внутри к нему ползли, тянулись тысячелетние безымянные твари, требовали впустить их, умоляли, приказывали, рычали, рычали. — Мама, — опять прохрипел ребенок, скребя ногтями по деревянному полу, обламывая их. Со стены с негромким металлическим звуком нечто упало вниз. — Том, пожалуйста… Гарри с неимоверным трудом дополз до окна, взобрался на подоконник и навалился щекой на ледяное стекло, даровавшее секундное облегчение. Снизу, тремя этажами ниже, маячила темная тень. — Убери, убери, — язык заплетался, тело жгло все сильнее, ребенок словно горел на жертвенном костре. — Убери. Стекло растворилось в воздухе.       Гарри успел вцепиться негнущимися пальцами в деревянную раму, задыхаясь. Большие ладони Матери нежно толкали в спину. Твари ползли из гигантской пропасти, и мальчик совершенно ничего не мог сделать. Растерянный, напуганный и покалеченный образовавшейся дырой. Сознание уплывало. Это слишком. Слишком тяжело. Нужно просто сдаться.       Том внизу направил на друга ладони, такой же перепуганный и взволнованный, и вскрикнул: — Лети ко мне! Поттер ощутил, как нечто подхватило его, обернув в плотный невидимый кокон, и понесло прямо по воздуху вниз, ко второму мальчику, а затем — его холодные руки, обернутые вокруг Гарри, частое дыхание возле челки, быстрое и громкое сердцебиение. — Ты не снял крест! — с шеи с секундным давлением нечто сорвали и сбросили в траву, Том тихо и болезненно проскулил, но растрачивать на свои травмы времени не стал: — Загони их обратно! Запрети им, ну же, просто пожелай это! Гарри, Гарри, пожалуйста, Гарри! Еще рано, ты не сможешь это выдержать! Мы не справимся, Мама, помоги нам! Бездна шепнула: Неси к лесу… Подальше от Общины… Неси его во тьму.       Гарри распахнул глаза, тут же щурясь от ударивших солнечных лучей. Над ним мерно покачивались ивовые кроны, исчерчивая лицо замысловатыми узорами, и солнце словно искрилось среди ветвей и листвы. Так красиво и спокойно. Пахло полевыми цветами, нагретой землей и чем-то хвойным. Где-то неподалеку доносился шум речки, а порывы теплого ветра приносили легкий запах тины. Под пальцами мягкий мох.       Тело больше не испытывало боль, но наполнилось чем-то невыносимо огромным, прекрасным, сильным. Дыра больше не чувствовалась пустотой, внутри поселилась прекрасная добрая Мать.       Гарри медленно прижал ладонь к грудной клетке, оглаживая. Бездна откликалась ласковым, урчащим довольством. — Мой глупый трусишка, — прозвучал насмешливый голос над головой, и кроны деревьев затмило кукольное личико Реддла. Он ярко улыбался, на обычно бледных щеках пестрел красивый румянец. Том счастливо рассмеялся, обхватывая голову прикрывшего глаза Гарри ледяными ладонями, утыкаясь в него собственным. — Теперь ты с нами. — Почему ты здесь? Том вежливо улыбнулся в хмурое лицо бывшего друга, изображая искреннее недоумение. — Я молюсь вместе со всеми, — ответил он, поправляя мягкие кудри. Его черные глаза метнулись к выходящему из храма Люпину. — А что здесь делаешь ты? Поттер хотел накричать на Реддла, растрясти, выцарапать спрятанные в глубине воспоминания. Ударить за то, что так грубо и неправильно раскрыл их тайну, их отношения, позволил чужакам услышать кусочек искренности маленького Тома. За то, что, после всего сотворенного им, кожа не покрывалась волдырями, нахождение в храме Доброго Боже не причинило боли.       Том пугающе улыбнулся и приставил к своим губам указательный палец. — Сюда. Он дернул растерявшегося парня за руку, подводя ближе к ограде, увитой лозами душистого хмеля, со стороны внутреннего двора доносились мужские голоса. Реддл продолжал улыбаться и прижимать ко рту палец. Гарри прерывисто вздохнул и прислушался. — …не вознеслась. Идиот, мы не можем так часто забирать женщин, возникнет проблема рождаемости, люди начнут задавать вопросы… Сомневаться. Что, хочешь собирать суд? Хочешь, чтобы сюда явился… Он? — Я ничего не хочу. Все видели: девчонка не стала дочерью Боже, у нас на руках пустой труп. Главе придется выкручиваться, и на кого свалят всю вину? Как думаешь, на чьих руках окажется вся грязная работа? Поттер недоуменно нахмурился, переглядываясь с Томом, стараясь не обращать внимания на его ласковое выражение лица. — Просто делай свое дело. Глава справится. Он — нареченный. Пошли Джима за чужаками, под фатой один хрен лица не рассмотреть. Спишем на добровольца, зажжем травы, люди ничего не поймут. У меня подрастает дочь. Я не могу рисковать членами семьи и Общины. — Тик-так, тик-так, — прошептал Реддл, весело улыбаясь и щуря глаза от явного удовольствия. — Валить отсюда надо… Послышался звук удара. — Заткнись!.. Если кто-нибудь услышит!.. Гарри позволил увести себя подальше от ограждения, чувствуя сильную растерянность, недоверие, изумление. О чем беседовали те люди?.. Почему, как… — Ты знал, что Глава их всех насилует перед смертью? — с улыбкой спросил Реддл, продолжая щуриться. — Ой, прости, перед великим таинством посвящения в дочери Доброго Боже. Ты знал, что иногда твой папаша насильно привозит девушек из Внешнего Мира? Для ритуального убийства. Прости-прости, для таинства. А ты знал… — Но ты почему-то это знаешь! — зашипел Гарри, выдергивая ладонь из ледяных пальцев. — Я тебе не верю. Здесь какое-то явное недоразумение. И мой папа никогда не… Том заливисто рассмеялся, схватившись за живот. На его скулах появился нежный румянец, однако в черных глазах не отражалось ни грамма тепла и веселья. — О, Гарри-Гарри, как же тщательно тебе промывали мозги. Даже я, потерявший память, потерявший часть себя… Делаю правильные выводы и умею замечать. Ты ведь уже простил своих родителей? — Что? О чем ты? Лицо Тома потемнело при взгляде на приближавшихся к ним жителей Общины. — Не здесь. Гарри поджал губы, а когда Реддл потянул его за руку в сторону, просто не смог заставить себя вырваться и сбежать, как это делал обычно. Подросток долго шел, утягивая за собой бывшего друга, пока они не достигли леса. Вот тут-то Поттер и уперся ногами в землю, тормозя Тома. Он повернул голову к парню и оценивающе оглядел с носков до макушки. — Скажи, ты задавался вопросом, почему жителей Общины не выпускают наружу? Почему мы живем, окруженные дикими лесами, почему территорию Общины охраняют люди с оружием? Поттер мотнул головой, приоткрывая рот. Таких вопросов он просто не ожидал. А Том продолжил с большей настойчивостью, хватая парня за руки: — Или почему приехавших сюда чужаков жестоко убивают? Если это не женщины, способные рожать или становиться дочерями — чтобы быть изнасилованными. Не спрашивал родителей, почему они просто стояли и смотрели, как тебя режут, бьют и мучают? Я потерял память, но не мозги. И… вполне естественно, что я начал искать, спрашивать, смотреть и слушать. Очень внимательно, — холодные пальцы стекли к запястьям, а затем обхватили ладони Поттера, немного приподнимая их вверх. — Что ты вообще помнишь об экзорцизме? — Я… — голос пропал. Гарри дрогнул от прилива фантомной боли к спине. Том продолжал навязчиво пялиться в его лицо и крепко удерживать руки. — Пусти меня. — Нет, не в этот раз, — легко и непринужденно отказал Реддл, в предупреждении сжимая пальцы крепче. — Я заставлю это пережить. Твое сознание все еще путается, память двоится: воспоминания настоящие, о пережитом, и навязанные Дамблдором. Ведь тебе знакомо это имя? Поттер дернул руки на себя, однако Том действительно его не выпустил. При упоминании имени того человека голову ослепила вспышка острой боли и ужаса. — То, как он продолжал резать и бить, когда… — Вы мне солгали, — вырвалось у Гарри. Глаза бегали с лица Реддла до их рук, на висках выступили капельки пота, сердце ускоряло ритм. — Что Она защитит меня, что меня не посмеют тронуть. Мать осталась глуха к моим крикам и мольбам, она подвела в самую трудную минуту, в самый черный час. Я не хочу больше иметь с вами ничего общего. Я заслужил те страдания, заслужил, заслужил!.. Поттер прервался, утянутый в крепкие объятия. Том долго вздохнул, прижимая лицо к растрепанной макушке, и погладил напряженную спину, оглаживая подушечками пальцев прощупывающиеся сквозь тонкую рубашку рубцы. Гарри прятался от мира, от Тома и себя в теплом свитере его груди, позволяя себе мгновения бессознательной слабости, иррационального чувства безопасности и комфорта. Словно ничего никогда и не было. — Но, Гарри, — раздалось сверху, и парня заставили оторваться от тела Реддла его холодные ладони, обхватившие бледное измученное эмоциями лицо. Гарри заглянул в мазутно-черные очи, поглотившие по две маленькие Бездны, почти теряя себя в них. — Вообще-то мы пришли за тобой. — Чт… Рот Поттера накрыли жадные губы, и Поттер полностью себя утратил. Он вцепился в шелковые волосы, сжимая их, притягивая голову Тома ближе, срывая с него тихий стон, отвечая на быстрые, нетерпеливые поцелуи, позволяя толкать себя к дереву, позволяя вбить себя в твердый ствол, не чувствуя больше никакой боли. Только мягкие влажные губы, позабытый вкус частого дыхания Реддла с привкусом сигарет (Что?.. Он уже начал курить?..), пение Бездны в каждом ударе сердца.       Том оторвался от покрасневшего рта, разглядывая настоящий хаос в эмоциях Поттера, и вновь напал, взращивая уже ответный стон со стороны Гарри.       Реддл впился во влажную шею, вжался в тело парня своим так крепко, что становилось трудно дышать, Поттер прижимал голову Тома к себе, пытаясь собрать разлетевшийся на осколки рассудок, желая лишь продолжить, чувствовать больше, гуще, сильнее, однако Реддл внезапно отстранился и сделал ровно три шага назад, такой же растрепанный, раскрасневшийся и хаотичный в своих желаниях.       Гарри отчаянно цеплялся ослабевшими ладонями за ствол дерева, пытаясь не свалиться вниз, разделяя горе потери с чьими-то рыданиями за запертой дверью. — Полицейский участок, кабинет Ремуса Люпина, — прохрипел Реддл, глядя на приоткрытые губы Поттера широко распахнутыми глазами, в которых отражалось нечто страшное, но продолжая отступать. — Взгляни на запись. А ночью я приду за тобой. Мы отправимся на Старое Пепелище. И закончим начатое. Поттер плотно прикрыл веки, медленно скатываясь на землю, ненавидя звук быстро удаляющихся шагов, ненавидя себя, ненавидя свое глупое влюбленное сердце.       Гарри не понял, как и почему он так легко и быстро сумел попасть в обычно запертый под ключ полицейский участок. Парень просто протянул ладонь и дернул дверь за ручку. А та и распахнулась с тихим поскрипыванием. Гарри не понял, для чего вообще прислушался к словам бывшего друга, пошел у него на поводу, совершает очередное преступление по указке чудовища. Но, вот он здесь. Один, в темноте, потому что Том попросил, уж не знакомая ли ситуация?..       Однако на этот раз все оказалось по-другому.       Из коридора вынырнула длинная массивная тень, отчего Поттер едва не поседел от ужаса, но в свет тусклого старенького фонарика попало бледное лицо Реддла. Тот уже ждал Гарри внутри здания. Немного постояв, подросток молча развернулся и побрел дальше, вынуждая бывшего друга следовать позади. — «Дело о первом священном экзорцизме. Гарри Джеймс Поттер», — пробормотал Том, выуживая толстую и тяжелую брезентовую папку из длинного ящика в шкафу. — На самом деле я приходил сюда найти что-нибудь о себе, любые подсказки. Конечно... — розовые губы изломились острой насмешкой. — Конечно, я не мог пройти мимо твоего имени. — Я не уверен, что хочу смотреть. Гарри нервно выглянул из окна, однако улицы Общины оказались полностью пустыми. Люди давным-давно спали.       Том ничего не ответил, он запустил старенький телевизор и видеомагнитофон, а Поттер предусмотрительно опустил желтоватые от времени жалюзи. Комната вспыхнула холодным дерганным светом и наполнилась высоким шипением. — Повтори все, что рассказал своим родителям, — прозвучал мужской голос за кадром. Поттер подошел ближе к загоревшемуся экрану и был утянут на пол руками бывшего друга. На плечо лег его подбородок. Они оба уставились на запись.       В центре пустой комнаты стоял железный стул, на котором восседал крепко привязанный мальчик. Он смотрел на кого-то за кадром исподлобья-злобно, жестоко, кожа обнаженной груди пузырилась от висевшего на ней раскаленного креста. В сторону камеры ребенок не смотрел. — Вы все равно не слышите меня, черви, — прорычал он в негодовании. — Мне больно. Мой друг в беде. А вы… Вы просто… Ребенок в кого-то метко плюнул, и раздалось скомканное ругательство. — Один из моих любимых моментов, — шепнул Том на ухо взрослому Гарри. — Почти единственный. — Мы отправили группу людей на Старое Пепелище, в храме никого не оказалось. Нас не интересуют эти глупые выдумки. А только твой страшный грех. — Боль! Боль! БОЛЬ! Ничего не произошло.       Маленький Гарри чуть не взвыл от бессилия — крестик на шее жег все страшнее, а Сила не откликалась в этой странной комнате. Мать молчала. Поттер вообще не мог ее почувствовать. Одиноко, страшно, обидно. И Том… Где-то там, под каменной плитой, собирается провернуть жуткий ритуал единения с множеством. То, от чего Поттер трусливо сбежал. То, что он возненавидел всей душой. Мальчику просто хотелось остаться с Томом и Матерью навсегда, чтобы ничего не менялось, оставалось прежним. — Где Он? Уже в пути? — Да-да, Дамблдор прибудет через полчаса максимум. И мы начнем.