И имя мне — легион. [Лк. 8:30]

«Если свет, который в тебе, — тьма, то какова же тьма?»

      Гарри со скукой сидел на уроке, подперев подбородок кулачком. Иногда он страшно завидовал другу, находящемуся на домашнем обучении, вот бы и ему самому видеть окружающих его выродков, как можно меньше. За Поттером уже пошел длинным шлейфом слушок, что мальчик затесался в плохую компанию, что он водится с изгоем-Реддлом, правда, родители пока что ничего на эти сплетни не предпринимали: Гарри умел играть роль невинного и дружелюбного ребенка, объяснял, как грустно видеть несчастного аутиста в одиночестве, разве праведные люди не подают руку помощи нуждающимся?..       Том ни разу не появлялся в доме Поттеров (официально, разумеется): друг его не пускал, и Лили с Джеймсом имели очень отдаленное представление о его характере и репутации. А на слухи школьников обращали мало внимания, ведь иногда дети бывают чрезвычайно злы.       С наступлением перемены Гарри меланхолично посмотрел в окно, размышляя о каштановых кудрях и вкусе мягких губ, почти пропустив с грохотом распахнувшуюся дверь и вошедшего внутрь класса Реддла. Его мрачная тень нависла над партой Поттера, Том не обратил никакого внимания на ошарашенные взгляды других детей и их настороженные шепотки: ученики прекрасно знали, что Реддлу здесь делать нечего, и это — чужак на их территории, правда, вступать в открытую конфронтацию с агрессивным мальчиком не спешили. Уже получали.       Том был крайне мстительным и злым по отношению к червякам. — Ты сказал мне дождаться окончания уроков, — спокойно произнес Гарри, отклоняясь назад на стуле и с легким налетом равнодушия разглядывая кукольное красивое личико друга. — Еще не время. — Пошли сейчас, — с напором потребовал Том, опустив на худенькое плечо мальчика бледную холодную кисть. — У нас не так много времени, чтобы убраться из Общины. Папаша вернулся раньше. Заметит пропажу. «Проблематично», — решил Поттер, со вздохом складывая вещи. Его не заботила репутация, но перед родителями необходимо держаться пай-мальчиком. Они уже заметили отсутствие сына на семейных молитвах, правда, до сих пор удавалось избежать расспросов и ссор великолепно отыгранными причинами.       Гарри вообще сейчас мало что волновало. Вывернутый наизнанку, сваренный заживо, в молоке, в земле и болоте, лишенный большей части эмоций, чувствующий лишь отголоски внешнего мира-Общины, но почти всегда — шепот и колыбельные Бездны.       Том остался последним его светлым лучиком чувств. — Эй, Поттер, для отребья уроки заканчиваются раньше? — подал голос Малфой, неприязненно фыркая, моментально привлекая к себе внимание Реддла. — Или мусор возвращается туда, где ему и место? На городскую свалку. — Не надо, — тихо произнес Гарри, легонько потянув друга за край куртки. Потрепанной, старой, местами порванной и прожженной, но явно не с мусорки. Честно говоря, Том в ней выглядел очень круто. По-взрослому. Второй мальчик стряхнул чужие пальцы, не обращая на это ни малейшего внимания. Его мазутные глаза были направлены прямиком на побледневшего от подобного пристального разглядывания Драко. — Чего уставился, фрик?! — Идем с нами, — Том широко улыбнулся, обнажая зубы. Реддл стащил отцовскую машину. Вот так запросто. Едва мог доставать ногами до педалей, не умея водить, не зная никаких правил, взял и спер.       Гарри сидел рядом с водительским сиденьем, безэмоционально глядя за боковое окно. Драко преспокойно сидел позади, молча, склонив голову, сложив на колени руки в знаке смирения и подчинения. Том спустя несколько минут уже уверенно направлял черный джип дальше по дороге. — Я думал, нам никто больше не нужен. — В моем сердце только ты, — легко и равнодушно парировал Том, не отрывая взгляда от накатанной лесной дороги. Поттер нахмурился. Он ненавидел шутить над подобными вещами: Реддл с легкостью мог высмеять их нежные отношения, поглумиться над поцелуями или зверски искусать на предложение ласковых объятий. А иногда мальчик становился ручным, шелковым, почти мурлыкал от близости, почти терся о тело Гарри, как нежный домашний котенок.       А если выдавался хоть единственный шанс вызвать ревность или негативные чувства у друга, Том вцеплялся в эту возможность, как в последний вдох, но лишь с одной простой целью: привязать к себе еще больше, еще крепче. Столкнуть в речку и спасти от утопления? Кинуть в мальчика пригоршню горящих углей, оказавшихся мастерски выгравированной иллюзией? Напугать до безумия и обещать защищать до самой смерти в случае беды? Поклясться в вечной любви, а следом оттолкнуть от себя на целую неделю? — Он похож на одну из антикварных кукол из моего дома, — улыбнулся Реддл, стреляя глазами в нахмурившегося друга в провокации. — Чистенький, беленький, просто зайчик. — Ах. Гарри легонько чиркнул указательным пальцем вверх, и в ту же секунду машину круто занесло, повинуясь поттеровской вспышке ревности и магии, отчего Том судорожно вцепился в руль, неумело крутя его из стороны в сторону, пытаясь выровнять движение с громким визгом шин, давя на педали, путая их поочередно, пока джип не встал посреди дороги, как вкопанный.       Реддл приподнял голову и, отдышавшись, громко и весело рассмеялся, прикрыв тонкие веки. — Ты говорил, что хочешь увидеть смерть червячка? Он повернул голову в сторону Гарри, задыхаясь от счастливого волнения. — Помнишь тот высохший колодец на Старом Пепелище? Давай столкнем его туда. — Я записываю, — предупредил Гарри, кивнув неловко мнущейся Джинни. Та сидела перед подростком на высоком деревянном стуле, то и дело поправляя гладко расчесанные волосы. — Я хорошо выгляжу? Меня видно в кадре? Эээ… Так. Окей, поехали. Меня зовут Джиневра Молли Уизли, сейчас вторая половина Теплого Периода, мне шестнадцать лет, и я нахожусь в своей комнате, — ясно и четко произнесла девушка на камеру, глядя в объектив. — Скорее всего, я забуду все, что говорила о Томе Марволо Реддле, мое отношение к нему изменится из-за гипноза, греховных чар или принуждения. Настоящим хочу убедить себя поверить каждому слову Гарри Джеймса Поттера, моего парня, сейчас мы находимся в моей спальне, за окном двадцать восемь градусов жары, и я страшно хочу есть. — Не дуркуй, — проворчал Поттер, а Уизли показала ему язык, рисуясь в кадре. — Все очень серьезно. Просто верь мне. — Окей. Отлично. Будешь подвозить меня до школы и обратно всю оставшуюся неделю, и не забывай, завтра идешь вместе с моим классом на речку, — рассмеялась та. — Итак, Том Реддл. Психованный мальчишка-аутист, изгой Общины, у него нет друзей и он самый вероятный подозреваемый по делу об убийстве Реддлов-старших. Не имеет Веры, не молится, не посещает храм и таинства, несколько лет назад Гарри обвинили в воздействии на Реддла, запретили им видеться и общаться. Я не хочу дружить с Томом, мне не хочется его оправдывать и у меня нет сомнений в словах Гарри. — Молодец, — прошептал парень, обрывая запись и проверяя ее на качество. Идеально. — Теперь посмотрим, кто кого: Бездна или усилия прогресса Внешнего Мира. Джинни громко фыркнула, забавляясь волнениями своего парня. Пусть, она была весьма верующим и праведным человеком, но в потустороннее зло никогда не верила, ведь ни разу в своей жизни не встречала ни его, ни чудеса. Гарри не показывал ей. И толком ничего не рассказал, не желая впутывать невиновного в эти опасные развлечения. Грех — манит и завлекает, перед Силой устоять очень сложно. — Чем он занимается на уроках? — Да учится, новый отличник местный, — девушка пожала плечами, разглядывая свои ногти. — Мы не пересекаемся, кажется, твой Том понятия не имеет, что мы вообще общаемся. Оно и к лучшему. Гарри спрятал камеру в чехол. Позже размножит эту запись и хорошенько спрячет в разных местах.       Теперь, когда у них на руках имелись вещественные доказательства, применить к Уизли колдовство станет сложнее. Даже если она не поверит в видео, посчитает это шуткой или просто не обратит внимания, как Люпин, разорвавший личное дело Реддлов, найдутся другие люди, кто сможет помочь и поддержать.       Они начали «встречаться», когда им исполнилось по шестнадцать лет. Не то чтобы Гарри очень любил свою девушку… И не то чтобы сам был крепко ею любим. Они даже не целуются, не обнимаются, но как друзья — довольно близки. Просто, так положено. В их Общине нет одиночек, у каждого должна появиться пара и в итоге семья. Если ребенка завести не получается, Глава поручает своим людям взять ребенка из Внешнего Мира. Дитя или фертильную девушку из другой Общины. Да, подобный специфичный обмен до сих пор существует — родом прямо из Древних Времен, когда еще существовала Первая Община на месте Старого Пепелища. Уизли была хорошей, веселой и достаточно умной, чтобы Гарри не было с ней скучно, родители одобряли, да и с семейством Уизли всегда были хорошие отношения: чего стоила дружба с Роном.       Поттер наказал Джиневре даже близко не подходить к Тому, не смотреть в его бесовские глаза, не разговаривать, не слушать его, не снимать нательного креста. Гарри чисто физически необходима моральная поддержка. Не после того, как встретил во дворе Рона, мирно и весело беседующего с Реддлом. Поттер и ахнуть не успел, как Том забрал разум друга, и вид имел такой невинный, такой непонимающий, словно все головы людей, с кем он столкнулся, не выворачивались наизнанку, и парень в совращении их виновен вовсе не был.       Джинни говорила, что нет ничего плохого в том, что в других просыпается дружелюбие, разве есть нечто ужасное в доброте и всепрощении? Есть, конечно, ведь Гарри понятия не имел, для каких целей Том превращался в социальную бабочку, не брезгуя общением даже с теми, кого в прошлом закидывал камнями и пытался убить.       Естественно, в первый же школьный день Реддл приобрел идиотски выглядящую свиту из восторженно смотрящих на него учеников, подобно пастве на пастыря. Том улыбался, Том смеялся и Том много общался со всеми, кто желал приблизиться. Малфой с его закадычными дружками, всегда отзывавшийся о Томе со страхом и пренебрежением, и тот — также следовал по пятам, краснея и лепеча всякий бессвязный бред.       Гарри не ревновал, вовсе нет.       Его просто несказанно злило поведение Реддла и окружавших его людей. Да как они смеют?.. Том — без пяти минут монстр, взращенный в подвале, у него на запястьях следы от тяжелых наручей, мальчика длительное время держали закованного в цепях. А теперь он цветет вереском и дикой полынью и улыбается, как раньше улыбался только своему другу, не пропускает уроки, вежлив, чертовски мил.       И люди просто жрут это фальшивое поведение, жрут и не давятся. Бог весть знает, что Том наворотил в их мозгах, но Гарри каждый раз чувствовал себя персонажем мрачной гротескной сказки, трагикомедии и кровавой сатиры: как если бы сама Бездна пришла в образе невинного ребенка в розовом платье и села завтракать кремовыми блинчиками.       Реддл — все равно что гнилое болото среди цветущих вересковых полей — неподходящий этой реальности пазл, деталь от совершенно другого конструктора. Дневной фонарь, пятое колесо повозки.       Гарри по возможности избегал бывшего друга. Благо, Том младше него на год, и учились парни в разных классах, компанию собирали разную, да и своих тайных схронов Поттер никому никогда не выдавал. Крыша, закуток под лестницей на цокольном этаже, каморка со спортивным инвентарем. На первую — Рон ходок, поэтому Гарри появлялся там очень редко, зато другими двумя пользовался постоянно, едва начинал замечать на себе интенсивное внимание Тома на переменах.       Однажды Реддл появился в школе в своей старой и потрепанной кожанке, наконец, ставшей подходящего размера. Поттера настолько это оглушило, травмировало, воспоминания подкатывали критически настойчиво, они не позволяли вытряхнуться из мыслей и сомнений, забирали рассудок, нервировали запертую глубоко внутри Мать, настолько эта чертова кожаная куртка вывела из равновесия, что Гарри просто молча смотрел, как Том подходит к нему все ближе и ближе, не предпринимая попыток скрыться.

— Эта куртка — старая, — резюмировал Гарри, разглядывая на себе это гигантское кожаное нечто, вновь надетое Реддлом для сохранения тепла. — Где взял? Том опять валялся на речном песке обнаженным, перекатывая в небольшой вырытой лунке набранные красивые камешки розоватых и красных оттенков, и ребенку, в отличие от Поттера, совершенно не было холодно, несмотря на подкрадывающийся Период Холодов. — Стянул с мертвеца, — пожал плечами Реддл, словно это ничего не значило. — Их косточкам больше не нужно греться, а ни у кого из местных я таких вещей не находил. Я исключительный. Пусть все знают. Та могила — могила приезжего. Думаю, пробрался незамеченным, а его и грохнули. Выродки-святоши. Гарри принюхался к кожанке, но она пахла телом Тома: землей, речными камушками, Бездной и чем-то хвойным, ведь совсем недавно мальчики лазили по сосновым деревьям. Поттер давно не относил себя к праведникам Общины, и оскорбление местных никак не повлияло на него.       Поттер навис над Реддлом и перевернул его на спину, разглядывая открывшуюся глазам нездорово-бледную кожу, испещренную шрамами из-под отцовского ножа, бледно-розовые ореолы сосков, слегка просвечивающиеся ребра, пока взгляд не остановился на мрачных черных глазах ребенка.       Гарри задохнулся воздухом, завороженно захватывая кукольное бледное личико в свои ладони, чтобы склониться и прижаться теплыми губами к прохладному рту. На несколько мгновений он растягивался в усмешке, позволяя целовать, затем Том обнажил зубы и что было силы вцепился ими в лицо Поттера.

      Гарри крупно дернулся, машинально ощупывая губы, щеки и подбородок, целые, чувствуя остаточную фантомную боль воспоминаний, пока в конце концов не осознал себя в реальности, во взрослом теле, почему-то в своем тайном месте под лестницей, но что еще более неприемлемо — в крепких объятиях такого же повзрослевшего Тома прямо на полу.       Поттер моментально напрягся, и его дыхание сбилось в задержке нарастающей паники. Словно Реддл в самом деле мог пробираться под черепную коробку, въедаться в нее пальцами, словно он четко знал, к чему приведет любой его последующий шаг, каждое принятое решение, парень будто понимал, в какую ловушку загоняет бывшего друга подобными вещами: остро брошенными фразами, чертовой кожаной курткой, что опять была накинута на плечи Гарри, жестами, прикосновениями. Знал, что бывший друг останется беззащитным и открытым под властью ранее загнанных в самую Бездну воспоминаний.       Одна рука — на поясе, другая прижимала голову Поттера к твердому плечу. Том молчал и не шевелился.       Гарри всего бил крупный озноб. Реддл пах… собой. — Ты меня избегаешь, — сообщил грустный, слабый и робкий голос над ухом, а рука подростка погладила по спине ошеломленно и подавленно молчавшего Поттера. Руки самого парня оказались прижатыми к грудной клетке, и он не знал, куда их девать, не знал, как вывернуться из объятий и — о, Добрый Боже — его бока сжимают бедра Тома? Что за чертовски напряженную позу они приняли? — Прости, я… Немного покопался в своей комнате, нашел дневники и старые вещи. Мне жаль, если тебе стало плохо из-за этой куртки, но… Куртка здесь совершенно не при чем. Вещи не имели смысловой ценности, если к ним не прикасались стремлениями люди. Если они не были частью воспоминаний, связанных с врагами или близкими или с самим собой. — Гарри, в одном из дневников я прочел кое-что… Мммм… Кое-что странное. Мы не были друзьями, Гарри. Ты ведь пытался это скрыть? Поттер медленно отнял голову от чужого плеча, опершись на твердую грудь Реддла левой рукой, чтобы недоуменно и озлобленно посмотреть в покрытое очаровательным румянцем лицо, делающим образ Тома — эталоном невинности.       Поттер скосил глаза вправо, когда на его щеку легли холодные пальцы. — Мы были любовниками. Гарри, мы друг друга любили. Можешь себе представить? Еще как мог.       Парень отшатнулся от Реддла, но на этот раз удерживать в плену рук его бывший друг не стал. — Что ты несешь, — зашипел Гарри, подрагивая от злости. Иррациональной, ненормальной, ревнивой. Этот чужак, этот потерявший память комок дружелюбия ни пизды не знал о том, насколько близкими друг другу являлись Поттер и Реддл. Не любовь, но нечто еще более чудовищно сильное, крепкое, переплетенное с Матерью и чистым древним колдовством. Прямо сейчас Поттер хотел, чтобы этот чужак просто заткнулся и никогда не читал их секретов, их глубокой тайны. — Какая, блять, любовь, нам было по двенадцать-одиннадцать лет. «Любовники», да что ты в этом понимаешь? На лицо Тома набежала грозовая тень, секундная, быстрая, но этого хватило, чтобы Гарри сомкнул губы в тонкую линию, белея от вспышки адреналиновой паники в венах. Затем мимика бывшего друга вновь разгладилась, расслабилась. Просто показалось?..       Он тихо ответил: — Я точно тебя любил. Знаешь, я нашел детские любовные стихи. О тебе, о нас, которые я написал. Стихи. На десятки, десятки страниц.       Глаза Гарри расширились. — Я сейчас ударю тебя, — прошептал он, отползая на трясущихся конечностях дальше от все еще сидящего на полу Тома, а затем с трудом поднялся, выбираясь из-под мрачного подлестничного закутка полностью, бросая, перед тем, как попросту сбежать: — Забудь об этом! Даже не приближайся ко мне! Только со звонком, оказавшись в своем классе, Поттер едва слышно выругался сквозь зубы: он все еще был в кожанке Реддла.       Ситуация накалилась ровно настолько, что к концу учебного дня Поттера подхватили под руки новые дружки Тома, крепко и бескомпромиссно стянув их у того за спиной, и повели к выходу, абсолютно не обращая внимания на бешеные попытки вырваться, пускай, парень так и не закричал, чтобы у других учеников и мысли не возникло, что Поттера унижают, что он изгой — он мог полностью потерять репутацию и в самом деле стать мальчиком для битья, если прямо сейчас эту процессию кто-либо заметит.       Том ждал их на школьном дворе под увесистыми липами, перебирая в пальцах страницы какой-то книги. Его бледное лицо окрашено в безмятежное спокойствие и украшено изменчивыми тенями деревьев, и когда он поднял взгляд своих страшных глаз на пришедших, там отразилось радостное счастье, неуместное, жуткое, странное. Поттер смотрел на бывшего друга исподлобья, все еще крепко удерживаемый за руки. — Мне жаль, что пришлось применять подобные методы, Гарри, — с грустью прошептал Том, изящно подходя ближе и нависая над тяжело дышащим, почти озверевшим от происходящего парнем, чтобы мягко погладить его пылающее гневом лицо. — Мне так не хочется этих беготни и драк. Твои кулачки выглядят так, словно могут в самом деле причинить сильную боль. — Отпусти меня немедленно! — прорычал Гарри, задергавшись, пытаясь отстраниться от длинных пальцев, но сейчас Реддл и не подумал убирать руки прочь, с улыбкой качая головой в отрицании. — Да ты психопат! Эй, вы, очнитесь же, вас контролируют! Пустите меня сейчас же! — Нет, Гарри, среди нас только ты на предложение дружбы собираешься ответить насилием и злобой, — с печальным укором ответил второй мальчик, поправляя на бывшем друге ворот собственной куртки, и Поттер чуть не ослеп от бешенства на эти обвинения. — Мне бы очень хотелось, чтобы меня выслушали. Чтобы услышали. Я хочу, чтобы ты кое-что понял и увидел. Посмотри сюда. О, нет, ты посмотришь, а даже если и откажешься — все равно услышишь. Так даже проще. Поттер с нарастающим ужасом понял, что именно до сих пор держал в руках Том. Свой дневник. И, судя по обложке, на глаза ему эта зловещая книжонка еще ни разу не попадала. Стало быть… — Боже, нет, не смей, — прошептал Гарри, в отчаянном ужасе замотав головой, вновь и вновь пытаясь вырваться из удерживающего захвата, однако его руки заломили за спину еще сильнее, до тупой боли. — Не дай им это услышать! Том улыбнулся.       Он опустил мазутно-черные глаза вниз, на страницы. — «…я знаю, что не должен был, недопустимые эмоции червей, привязываться к единому, к человечишке, Гарри — все еще человечишка, не так ли, Мать? Но ты никогда не запрещала своим детям погружаться в удовольствие, и если Гарри дарит мне удовольствие, я могу взять его себе, в свое множество, и тогда все останется в полном порядке?» — Реддл мягко рассмеялся, а Поттер с отвращением, гневом и страхом увидел, как краснеют его щеки и увлажняются от странных эмоций глаза. — Знаешь, как я описывал твою внешность?.. «Деревянная куколка из розового дерева, мой маленький солдатик, которого я выточил сам, начало целой коллекции, изысканная порода дерева, где встретить похожее? По два малахитовых скарабея в каждой глазнице, еще ни разу я не встречал подобного цвета среди речных ярких камней, о, Мать, это говорит обо всем в моих увлечениях?..» — Реддл вновь оторвался от чтения, полыхая счастьем, волнительным возбуждением: — Вот видишь? Я говорил тебе, говорил, и это так, мы были любовниками. «Перестань-перестань-перестань-перестань…»       Гарри пытался не слушать его сладкий, гнилой голос, тряс низко опущенной головой, стискивал зубы, с силой жмурил веки, но этот чертов голос будто скребся с обратной стороны черепа, бил по сознанию каждым словом, и не было от него спасения.       Он пробуждал к реальности глубоко запрятанные воспоминания и чувства с момента трагедии. Чувства, эмоции и память, которые Гарри тщательно запирал за десятками замков, вместе с Матерью.       Чтобы быть нормальным.       То, что медленно утекало сквозь тонкие пальцы с каждым произнесенным словом Тома. — «…О, великая Бездна, Гарри согласился испить мою кровь, вкусить плоть, губы на теле, о, Мать, так сладко и хорошо, мой рот чувствовал твое присутствие под ребрами Гарри, под кожей Гарри, его плотью, бесценный подарок, мы возлежали на голых камнях, сцепленные, соединенные в молоко, мы…» — ХВАТИТ! Чтобы быть нормальным. — На моменте со стихами я совсем не смог удержаться! — радостно продолжал Том, не обращая на мольбу никакого внимания, слишком взбудораженный своими детскими записями, он перевернул несколько страниц. — Ты просто обязан это услышать, Гарри. Гарри? Представь же, я сравнивал твой шрам на лице с лозами клематиса, а волосы — с запахом молодого ясеня, такие рифмы… Это практически эротика. «Кожа — соленый сахар в моем рту, и мокрый пот…» — БОЛЬ! — зарычал Поттер грубым басом, и удерживающие его парни рассыпались по влажной от недавнего шторма земле, истошно закричав. Гарри тоже повалился следом на колени по инерции, но тут же вскочил и быстрой опрометью бросился наутек, даже не оглядываясь, не замечая долгий и тяжелый взгляд Тома на своей спине. — О, Бездна, Том, что ты там постоянно пишешь? — воскликнул Гарри, с силой вырывая зажатую в тонких пальчиках друга страницу — очень странно, обычно Том писал кровью и только в их дневниках. Они расположились на заднем сидении в очередной раз угнанного Реддлом автомобиля его отца, лежа на животах и покачивая в воздухе ногами. Все окна были опущены, впуская внутрь жару середины Теплого Периода, солнечные лучи пронизывали витавшие в воздухи крохотные пылинки, пахло душистыми ягодами для таинств, которые дети поочередно запихивали в свои рты. Кисло-сладкие, с привкусом запретного грехопадения.       Откуда-то с приборной панели доносилось с хрипящими перерывами радио: странная музыка с Внешнего Мира, едва-едва пойманная почти у самого края территории Общины.       Этим утром Гарри выпустил очень много колдовства Бездны, наконец, после долгих безысходных недель чувствуя себя самим собой, чувствуя эмоции. — Отдай, это личное, — строго запротестовал было Том, но быстро оборвал себя, дернувшись всем телом, осознавая. — А не ты ли мечтаешь о множестве? — Гарри, конечно же, это заметил и опять с любопытством вчитался в самые обыкновенные строки на английском. — «…Кожа — соленый сахар в моем рту, и мокрый пот, как отзвук глухой печали. Твоего согласия я жду, когда я заточу нас во гро…» — Поттер моргнул, очнувшись и перечитывая корявенький стишок заново. Еще раз медленно моргнул. — Том, ты больнушка?.. Ты что… Ты что, записываешь, как мы занимались любовью в стихах?! О, БЕЗДНА, я вижу под твоей ногой еще с десяток страниц! А ну, отдай! Выкинь их немедленно, дай мне это все разорвать на мелкие кусочки! — Отстань! Мое!! Не отдам! — закричал Реддл в ответ, кидаясь в отчаянную атаку, заваливая смеющегося Поттера на спину, отнимая немного помятый листок и утыкаясь носом в его влажный от жары лоб. — Мой кукольный солдатик. Я не хочу ничего из этого забыть, когда… — Том улыбнулся. — Но мы обязательно вспомним. — О чем ты?.. Гарри вопросительно выгнул брови, однако друг ничего не ответил, блаженно на нем растягиваясь сверху и прижимая прохладное личико к полыхающей тонкой шее.