Ловец. Пожиратель. Герой.

~

Отрицание

~

Представьте, что вам осталось жить не больше пяти минут.

О чем будут ваши мысли?

Возможно, о родных, которых нет с вами рядом.

Возможно, о важном деле, впопыхах забытом поутру.

Возможно, о глупой ссоре с любимым человеком.

Возможно, о любезном сердцу питомце, который останется один,

скучая и не понимая, куда вы пропали.

Возможно, о том, что по ту сторону смерти.

Каждому — свое.

Свое печальное прощание с жизнью, но…

Уверен, будет кое-что еще. То, отчего защемит сердце.

Утраченные возможности.

Планы, которым более не суждено воплотиться в жизнь.

Незавершенные дела сквозят сплошь и рядом.

Все человечество их имеет.

И я не исключение.

Мне не стать отцом.

Мне не дожить до преклонных лет.

Мне не воссоединиться с братом.

Мне не увидеть мир.

Я так много не успел…

Зато преуспел в другом.

Меня воспитывала суровая рука матери.

С ранних лет она втолковывала одну неприложную истину: «Чистота крови непоколебима — любая угроза подлежит устранению».

И я так старался быть хорошим сыном, что стал плохим человеком.

***

      Удушающий дым от самокруток Долохова сжигал легкие. Регулус скривился и спрятал нос в воротник мантии, пытаясь перебить дерущий слизистую аромат запахом мятного геля для душа, принятого этим вечером.       «Как он вообще курит такую дрянь?»       Казалось, тот использовал не табак, а измельченные листья болиголова: доберись до могилы в два раза быстрей, добавив капельку яда помощней. И судя по глухому кашлю Антонина — все было именно так. Откашлявшись, тот затушил сигарету о кирпичную стену — искры ненадолго осветили узкое ответвление улочки, прятавшее четверых магов в своей тени.       Лондон. Магловский.       Блэк не знал, почему они находились здесь среди ночи, в гнетущем молчании замерзая уже почти сорок минут. Печально зевнул, мечтая о мире Морфея; а ведь еще час назад он спал в своей мягкой, уютной и теплой кровати слизеринской спальни, пока дикая боль в руке не заставила подскочить на месте, обливаясь потом: Метку жгло огнем, россыпью отлетая в нервные окончания.       Его призвали.       Блэк собрался за пару минут, наспех накинув брюки и темно-синий пуловер. Еще не проснувшееся сознание путало мысли: «Первое задание. Первое дело. Почему ночью? Что его ждет?» Сердце стучало от предвкушения и частичек пугающей неизвестности. Схватив мантию, он, словно вор, тихо устремился прочь из покоев Слизерина, стараясь не разбудить чутко спящих старост. Однако, только нога Блэка ступила за границу гостиной, как настойчивая женская рука притянула его к себе. Он даже не успел воскликнуть, коря себя в голове за невезучесть попасться преподавателю сразу на выходе в коридор, но мимолетный испуг быстро сменился радостью: тонкий запах ежевики и хвои подсказал личность, — теперь он не один в своей вылазке.       «Гермиона».       — Ты бы еще до утра собирался, — это все, что она прошептала ему, практически зашипев под конец, и, не дав ничего ответить, кивком показала идти следом: Гермиона была напряжена, что-то давило на нее, сразив жизнерадостность наповал. Регулус был удивлен, видя Грейнджер в таком непривычном настрое: подавленность, тревога, нервозность и агрессивность одновременно — даже ни разу не посягнула на его мысли за весь путь, угрюмо ведя за собой.       «Что случилось?» — в надежде, что она ответит, подумал Блэк через пару лестничных пролетов, но в ответ была лишь тишина, и сыпучий холодок плохого предчувствия пробрался по спине к затылку. Больше он не стал пытаться достучаться до Гермионы, погрузившись в мысли о сути задания, ждущего их впереди.       Покинуть Хогвартс им не составило труда — каждый проныра знал: главное добраться незамеченным до ближайщего тайного хода, ведущего за пределы замка, а дальше — лишь граница территории; переступи ее, и волен идти, куда пожелаешь.       Трансгрессировав, они попали в этот затхлый вчерашними помоями закуток, где их уже ожидали Беллатриса и Антонин: те в темных дорогих мантиях, припорошенных снегом, смотрелись посреди грязной атмосферы мусорных баков какой-то забегаловки как нечто дикое, инородное — по своей воле они бы точно сюда не явились. Кивнув друг другу, троица отвернулась к заснеженной улице. Объяснять суть вылазки Регулусу никто не собирался — меньше знаешь, крепче спишь, — поэтому он, поежившись от мороза, тихо пристроился позади и натянул ворот повыше, спрятав горло и уши.       «Стоило прихватить шарф».       Блэк осмотрел свою компанию на ночь, остановившись на Гермионе, настроение которой никак не отпускало, взяв легкие в плен опасения. Та встала практически у выхода с тупика. Ближайший фонарь сквозь снег тускло отбрасывал свет на сосредоточенное лицо, неотрывно наблюдавшее за улицей с жилыми домами, разбавленной парочкой кофейн и одиноким ателье: она, выискивая кого-то — а может, читая, — вглядывалась в каждого редкого прохожего, периодически морщась от сменяющихся с рекордной скоростью сигарет Долохова. Тот стоял чуть поодаль от Гермионы — буквально в паре шагов, — изредка бросая на нее косые взгляды: он был нечитаем, но сведенные брови подсказали о задумчивости.       Регулуса мало что связывало с Антонином: встречал того всего несколько раз за жизнь. Самое запоминающееся — на приеме в Лестрейндж-Мэноре и на собрании Пожирателей, где неделю назад и получил Метку.       Долохов отличался угрюмостью и стальным взглядом, в котором отчетливо читались ужасы, повидавшиеся за жизнь. Темные волосы, тронутые сединой — Регулус готов был поклясться, что седина не являлась итогом неминуемого старения каждого человека на земле, — обрамляли бледное лицо, где красовались два глубоких шрама, не поддавшихся полному заживлению: один рассекал бровь, второй — волевой подбородок.       Тот глухо закашлялся и, сбросив снег с плеч, обернулся на Беллатрису, производившую шума больше, чем все они трое вместе взятые. Закатил глаза: ему казалось, что он нянька стайки детишек.       Лестрейндж игралась с палочкой, нетерпеливо подергивая коленкой. В отличие от всех остальных, кузина не могла стоять на месте и каждые пару минут кружила из стороны в сторону — в ней будто засела порывистая пружина, которая вот-вот порвется, и черт из табакерки вылетит на всеобщее обозрение. Молодое оливковое лицо даже в тени отбрасывало волны вожделеющего зуда, снедаемого Лестрейндж целиком — она точно знала, зачем они здесь, и ей было уже невмоготу дожидаться часа икс.       — Белла, уймись, — лениво проговорил Антонин, вернув взор к улице. — А то протопчешь лесенку к дьяволу.       Тут же последовало пренебрежительное фырканье, но все же кузина остановила свое мельтешение по узкому пространству.       — Я не верю в ад, Тони, — недовольно буркнула она.              — С нашей-то работой, верно, стоило бы, — усмехнулся тот. Кривая улыбка украсила суровое лицо.       Лестрейндж закатила глаза.       — Может, в России волшебники и верят в эту чепуху с богом и райскими гущами после смерти, но тут маги разумнее.       — Дело не в силе разума, дорогуша.       — Ой ли. Вера — сдерживающий фактор, не более того. Глупо думать иначе, — Регулус согласно кивнул, хоть его мнения и не спрашивали.       Антонин хмыкнул.              — Может быть, и так… — постучав ногтем по золотистому портсигару, он достал очередной «болиголов». Размял между пальцев и прикурил. — Доказать, существует ли загробный мир, увы, нельзя. Сплошная полемика на многие века между априорным и апостериорным знаниями, — он сделал затяжку и продолжил: — Верю ли я — вряд ли, но допускаю существование… Во всяком случае, каждый получит то, что заслуживает, неважно где: здесь или там, — закончил со знанием дела Долохов, окинув взглядом затылок Гермионы.       — Философствуешь в перерывах между заданиями? Неужто такой, как ты, обеспокоился о правильности содеянного. Поздновато раскаиваться, Тони, и… — Белла задумчиво провела кончиком палочки по подбородку, проследив за взглядом Долохова. — Много хочешь, — колкость сочилась в голосе.       Антонин резко обернулся на нее.       — Ты ч…       — Тише, — прошипела Гермиона, оборвав его на полуслове, затем отошла от выхода с тупика. — Идут.       Долохов выбросил недокуренный бычок и, убрав портсигар в карман, молча обошел Грейнджер, выйдя под свет фонарей с улицы — за ним тут же последовала вмиг сосредоточившаяся Беллатриса, спрятав древко в длинном рукаве мантии. Через пару секунд звук их размеренных шагов по хрустящему снегу исчез.       Регулус посмотрел на Гермиону, оставшуюся с ним наедине в этом закутке: она закрыла глаза и начала тихий счет. Раз, два, три… Губы, обветренные морозом, подрагивали, лицо побледнело, руки, неприкрытые перчатками, задрожали: ей явно тяжело здесь находиться. Блэк шагнул ближе и мягко прикоснулся к ледяной коже девичьей руки — Гермиона вздрогнула и, распахнув глаза, бросила на него короткий взгляд.       — Пошли, — затем скрылась за поворотом.       Блэк нахмурился и, немного помедлив, вышел следом.       Тишина закутка сменилась воем ночного зимнего ветра, бросающего в лицо снежную пыль. Он прищурился, отчего идущая впереди фигура Грейнджер превратилась в небольшое темное пятно: смотреть вперед было затруднительно, он поднял руку, стараясь укрыть глаза от ветреной атаки, но не сильно помогло. Отбросил идею и, спрятав руку обратно в карман, пошел дальше, ориентируясь только на хруст снега, производимый ботинками Гермионы.       Шли они так не более пары минут, буквально до соседнего здания, и, когда девушка неожиданно остановилась, прислушиваясь к чему-то, Регулус воспользовался возможностью и постарался рассмотреть постройку.       Сквозь слепящий снег нечетко проглядывались покосившиеся от выслуги лет стены и полуобрушившиеся ступеньки лестницы, где снег был примят не одной парой ног, а на перилах выцвела старая желтая краска. Практически весь район был заставлен многоквартирными домами такого рода, но чем отличалось от других именно это — на первый взгляд неприметное здание, — Блэк не знал.       Быстро посмотрев по сторонам, Гермиона поднялась по ступенькам и вошла в парадные двери. Регулус шмыгнул следом.       Внутри здание выглядело еще хуже: голубая краска стен съедена плесенью, сплошные трещины и разломы, с которых при любом движении сыпался серый песок. Посередине хлипкий лестничный пролет, ведущий вверх — к квартирам, и вниз — в подвальное помещение. Грязный, обитый годами пол приклеивал подошву, вызывая желание выбросить обувь сразу по прибытии домой. Пахло. Нет. Воняло мочей и мокрой шерстью псины. Где-то сверху кричал младенец, не дающий спать родителям среди ночи. Регулус немного поежился, отвлекшись на обстановку.       «Зачем мы здесь…»       Обернулся на Грейнджер, которая была уже в конце лестничного пролета, ведущего в подвал — казалось, обстановка ее ни капли не смутила. Мгновение — и она скрылась в тени. Вздохнув, Блэк пошел вниз, аккуратно переступая брошенные кем-то вещи: чемодан, пару сумок и две мягкие игрушки — плюшевые куклы в вязаных розовых платьицах притягивали к себе взгляд. Зябь прошлась по спине, но он пошел дальше, отбросив наваждение.       В конце лестницы стояла массивная железная дверь — вероятно, Гермиона уже там. Коричневая краска давно облезла, ручка покрылась ржавчиной. Регулус натянул рукав на ладонь и нажал на ту, спровоцировав неприятный скрип петель. Только дверь поддалась силе толчка, являя взору пространство, как Блэк замер в дверях.       Посреди помещения, спиной ко входу, стояли Долохов и Лестрейндж; в ногах, на липком и влажном полу, валялся мужчина, прижимающий к животу окровавленную руку. Явно дорогое бежевое пальто испачкано и помято, светлые волосы взъерошены, на лице — несколько ссадин, ступня изогнута в неестественном положении — его будто столкнули с лестницы.       «Мерлин…»       Антонин резко повернулся — наверное, почувствовал, как ветерок подул в спину, и, оскалившись, прикрикнул:       — Закрой дверь, — отвернулся, присел на корточки и древком приподнял подбородок мужчины. — Никто еще не сбегал от Темного Лорда, Сэм.       Регулус, подчинившись, шагнул внутрь, тихо прикрыв дверь. Только он отпустил ручку, как почувствовал волну магии от выпущенных заклинаний с древка кузины. Проговорены шепотом, но Блэк знал эти руны. Запирающее. Заглушающее. Как часто она ими пользуется? Встал возле стены, стараясь ни к чему не прикасаться. Атмосфера здесь навевала воспоминания жутких страшилок, рассказанных когда-то на ночь братом.       Подвальное помещение освещала одинокая лампочка в потолке, медленно раскачивающаяся из стороны в сторону на тоненьком проводке, отчего тени людей плавали по серым стенам, увеличиваясь и уменьшаясь в размере. Вдоль стен пролегали трубы, требующие капитальной починки, а не быстрых заплат, коими служили обычные тряпки: сквозь маленькие бреши в металле сочилась вода, медленно капая с временных мер от затопления. Спертый запах плесени, разросшейся здесь из-за постоянной влажности, давил на ноздри. Замкнутое пространство, опираясь на условия, явно не предназначалось для такого количества людей. Вообще для людей.       — М-мы просто собрались навестить родителей… Я никогда… — глухо донесся с пола оправдывающийся голос Сэма. Он зажевывал слова, словно что-то во рту мешало ему говорить. Может, упав с лестницы, повредил челюсть.       Откуда-то слева послышались тихие всхлипы.       Регулус повернул голову на звук: он только сейчас заметил, что в углу полубоком стояла Гермиона, направив палочку на женщину, укрывающую в своих объятиях двоих детей. Маленькие девочки — не старше пяти лет — безостановочно содрогались и плакали, спрятав лица на груди матери, но та, в отличие от них, не поддавалась испугу. Женщина, выпрямившись во весь рост, крепко держала детей, лицо — высеченный камень, взгляд, направленный на Гермиону, отдавал презрением: «Они знакомы? Кто это?» Выглядели все трое намного опрятнее, вероятно, главы семейства: чистая одежда и нетронутые сложные прически темных волос.       Грейнджер держала во второй руке два переломленных древка.       — Родителей, значит, — задумчиво почесал подбородок Антонин, затем протянул руку куда-то вперед и призвал к себе маленькую сумочку красного цвета — прям под цвет пальто женщины у стены. Покопавшись в ней, достал паспорта и билеты на самолет. — Вашингтон. Рейс в три утра. С каких это пор твои родители живут в Америке, Сэм? — ухмыльнулся он, глядя на зарождающуюся панику в глазах. — Еще и магловским способом. Я разочарован.       Долохов встал и бросил документы на пол: вычерченная руна, быстрое заклинание, и бумагу поглотил огонь, тотчас превратив в пепел — больше они им не понадобятся.       — Два дня назад ты не явился на любезный разговор о положении дел в Аврорате, а день спустя вас уже не было дома, — Антонин подошел к женщине с детьми и погладил одну из девочек по голове, заставив мать содрогнуться, но не воспрепятствовать. — Я думал, что ты разумный человек, Сэм.       — Отойди от них, — прорычал тот и попытался встать, но быстрый пинок по плечу от Беллатрисы вернул его в прежнее положение.       — Он хочет знать, кто вам помог, — отчеканил Антонин, никак не отреагировав на слова. Развернулся обратно к распластавшемуся на полу Сэму, выжидая ответа.       — Я-я не понимаю, о чем ты го… — начал было лепетать тот, но его оборвали на полуслове.       — Неужели, — быстрый взгляд на Беллу.       — Круцио, — моментально слетело с уст Лестрейндж, и подвал утонул в неистовом крике.       Сэм забился в конвульсиях, спина изогнулась, а голова впечаталась в пол. Он безостановочно скребся ногтями о бетонное покрытие, еще немного — и пластинки вырвутся с корнем. Дети начали рыдать сильнее, до боли вжимаясь в мать: на ее лице проступил страх, сменив гордую маску. Регулус содрогнулся, видя впервые применение непростительного. Агония пленного вызывала ужас, но явно не у кузины, которая упивалась страданиями: глаза горели, а лицо украсила довольная ухмылка, казалось, что она только и ждала, чтобы тот начал сопротивляться раскаянию. Грейнджер отвернулась.       «Успокойся, — подумал Регулус, заталкивая поглубже жалось к мужчине. — На войне допустимы все методы допроса. Ты знал, что увидел бы это рано или поздно».       — Хватит, — Белла нехотя опустила палочку, дав Сэму отдышаться и прийти в себя. Антонин непринужденно продолжил свою речь: — Неприметная магловская квартирка на окраине в качестве перевалочного пункта, где на несколько кварталов нет ни одного волшебника. Быстро оформленные паспорта, — он перебросил палочку из руки в руку. — Чистокровные маги, чурающиеся грязи, не могли все это сделать за один день. Кто вам помог, Сэм?       Откашлявшись, тот неустойчиво оперся на дрожащие руки и поднял голову. С прокушенной губы потекла кровь.       — Я не знаю, кто они, — голос осип от крика.       — Неизвестным людям доверился? Вот уж во что я никогда не поверю, так это в то, что такая хитрая и честолюбивая крыса, как ты, самозабвенно продала шкуру призракам, — Долохов наклонил голову. — Гарантии, цена, выгода — вот твои три постулата.       — Люди меняются, Тони, — усмехнулся Сэм сквозь боль.       Грейнджер прерывисто выдохнула, прикрыв глаза — назревало что-то нехорошее. Регулус бросил на нее вопрошающий взгляд, видя только часть удрученного лица: он не понимал, почему она не скажет, просто не скажет мысли этого человека, она же видит все — как на ладони. Стоя в проулке, он подумал, что Долохов знает о ее мастерстве, поэтому позволил высматривать нужных людей, но сейчас он начал в этом сомневаться.       — Крысы? Да никогда.        Антонин развернулся к троице и быстрым рывком притянул к себе одну из девочек: ему не составило никакого труда вырвать ребенка из рук матери. Силы были неравны. Ухмылка Беллы превратилась в хищный оскал, и она водрузила изысканный черный сапог на спину Сэма, который предпринял попытку встать.       — Стой на месте, Мисси, — сурово пригрозил Долохов женщине и оттащил ребенка ближе к отцу.       Мисси все же подалась вперед, за что получила Жалящее в ногу от Гермионы, и отшатнулась назад к стене, чтобы устоять на месте.       — Прошу, Тони, только не дети! — она даже не обратила внимание на боль от заклинания. Слезы, проступившие на глазах, — явно результат разделения с одной из дочерей: родители забывают о себе, когда ребенку угрожает опасность. — Я-я расскажу все, что угодно, но только не трогай девочек…       Долохов, крепко держа одной рукой плачущего навзрыд ребенка в желтеньком пальтишке, обернулся на Мисси.       — Знала бы, рассказала бы все еще наверху, — отвернулся к притихшему Сэму, игнорируя горькие женские рыдания и тихие мольбы: Нет. Прошу. Нет.       — Щедрая плата, защита, свобода от цепей угнетающей власти, а взамен — лишь информация. По-моему, у нас был очень выгодный союз, — лицо Антонина стало жестким, и он приставил палочку к виску девочки. — Кто и что тебе пообещал за предательство Темного Лорда?        Нежную кожу девочки сдавил конец древка, она пискнула от боли.       «Неужели он готов убить ребенка…»       Решительный взгляд Антонина, впрочем, быстро развеял наивное предположение, что все это — лишь мера запугивания. Нет. Точно не она.       — Нет! — истошно прокричала Мисси и упала на колени, одной рукой держась за дочь, а второй — тянясь к Долохову, но пальцы даже не дотянулись бы до мантии. — Мерлин… Сэм, скажи им все!       «Послушай жену, Сэм», — тревожно подумал Регулус, сверля взглядом идиота, который еще и раздумывал в такой ситуации, что ему важней. Он молчал, и это выводило. Глаза украдкой нашли Гермиону, которая отказывалась смотреть на все это, уткнувшись взглядом за плечо женщины. Стиснутое до побеления костяшек древко давало понять, что ей тоже здесь не по себе. Регулус готов был уже прокричать свой вопрос: «Почему? Почему ты молчишь?!» — как Сэм сдался.       — Это был Блэк! Сириус. Сириус Блэк! — хрипло выпалил тот. — Он помог… Он хотел знать имена известных мне Пожирателей и что я вам докладывал, иначе Министерство узнало бы о моей работе с вами! Прошу, не трогай Сьюзи. Это все!       Белла убрала ногу со спины Сэма, ухмылка исчезла, сменяясь искрящей злостью. Регулус отшатнулся — имя брата окончательно выбило из колеи: он ничего не слышал о нем уже столько времени… Дыхание сбилось. Лицо утратило вышколенную маску и отражало все противоречивые эмоции, полученные за вечер.              — Блэк, значит, — казалось, Долохов — единственный здесь не испытывал никаких чувств. Он опустил палочку и толкнул девочку в сторону Регулуса — тот рассеянно подхватил ее, чуть не завалившись на стену позади. — Значит, Блэк и убьет.       — Что?.. — осипло выдохнул он, с ужасом осмотрев Сьюзи в своих руках. Звенящий крик ужаса, произведенный родителями девочки, оглушил, затягивая в воронку отрицания. Беллатриса быстро наложила на семью Силенцио, вновь пришпорив ногой Сэма к земле, но возникшая тишина надавила еще больше. — Я… Нет, — неосознанно прошептал Регулус.       — Что ты сказал? — громогласно рявкнул Долохов, голос звонко прошелся по трубам, сдавливая перепонки. — Мне послышалось, или ты сказал «нет»? — он постепенно выходил из себя: работать с дилетантами — такая морока.       Регулус моментально отвлекся от тревожной мысли и посмотрел в искрящиеся раздражением глаза Антонина: злость исходила от него волнами. Блэк машинально потянулся к палочке в кармане, ощущая угрозу своей жизни. Рука подрагивала, обнажая древко: ему не хотелось верить, что за отказ он получит Круциатус, но рисковать не стоило. Блэк мотнул головой в отрицательном жесте, отшагнув назад, на автомате потянул с собой девочку.       «Я не буду убивать. Только не ребенка».       С ног до головы осмотрев гневным взглядом застывшего в нерешительности парня, Долохов стал вдруг серьезным и, проигнорировав палочку, вскинутую в его сторону, подошел ближе — кончик древка вдавился в грудь, укрытую мантией. Взгляд его отдавал холодом, ярость исчезла.       — Еще не понял? Тебе теперь до конца жизни отвечать за прегрешения брата. Сириус подвел эту семью под петлю, — указал на Сьюзи. — А ты выбьешь табуретку, — Антонин легким движением руки опустил древко Регулуса — он не сопротивлялся. — Обязательно не забудь поблагодарить брата при встрече за кровь на своих руках.       — Я… — Блэк не знал, что на это ответить и медленно перевел взгляд на съежившуюся в руке Сьюзи — она даже не вырывалась, запуганная окончательно. Можно было почувствовать, как бешено билось маленькое сердечко, содрогая весь организм. Горячие и тихие слезы проедали ткань мантии Регулуса.       «Она еще совсем дитя, которое никому не причинило вреда. Она ни в чем не виновата».       Блэк посмотрел на Долохова и отпустил ребенка из своих рук, девочка осела на пол.       — Я не стану убивать ребенка, она не должна отвечать за ошибки отца. Ты добился ответа, так наказывай его, — указал на Сэма, — а не семью, — в комнате на мгновение повисла тишина, опасная и не обещающая ничего хорошего. Глаза Долохова вспыхнули огнем: приказывать ему смел лишь Темный Лорд.       — Ты… — он взял Регулуса за грудки, впечатав в стену. — Я заслужил свое место годами кропотливого труда, а не родившись с белизной в крови, щенок. Не смей мне говорить, что я должен делать. Не тебе решать, кого убивать, а кого — нет, — яд пропитал слова.       Антонин брезгливо вгляделся в лицо глупого парня, надавливая костяшками на грудину; он пожалел, что сразу не принялся вытряхивать из мальчишки спесь — подумал, тот сам все поймет, но нет.       — Возьми себя в руки и сделай то, что должно! Иначе выполнишь приказ под Империусом, но тогда я не смогу обещать, что не воспользуюсь тобой как собачонкой, исполняющей все мои команды до конца своих жалких дней, — он едко усмехнулся, улыбка резала ножом. — Право, мне было бы так работать куда проще. Давай, скажи мне еще раз «нет», — рассмотрев испуг в глазах напротив, Долохов удовлетворенно выпустил того из своей хватки.       Регулус пошатнулся, но устоял, пребывая в шоке от высказанных слов. Под требовательными взорами Беллатрисы и Антонина он понятия не имел, что ему теперь делать. Сердце стучало по позвоночнику, отсчитывая чей-то похоронный марш, мысли путались.       Вдох. Я не могу убить.       Выдох. Зачем убивать ребенка…       Вдох. Зачем Сэм рисковал семьей?       Выдох. Почему Сириус так поступил?       Вдох. Орден тоже вот так убивает людей?       Выдох. Это приказ Темного Лорда?       Блэк сглотнул сухую слюну и нашел потерянными глазами Гермиону, надеясь в родном взгляде увидеть верный ответ, но она будто специально стояла спиной, все так же держа Мисси под прицелом древка. Напряженные плечи слегка подрагивали: он знал, что она сейчас в его голове. Молчание говорило громче любых слов, однако выбор только за ним.        Дрожащей рукой Регулус поднял палочку и наставил на Сьюзи. Мысли тут же покинули его, оставив лишь пустоту. Он остался один на один со своим роковым решением.       — Авада Кедавра, — горечь от этих двух слов разъела рецепторы. Блэк прерывисто выдохнул, ощущая, как сдавило легкие: внутри что-то надломилось.       Мертвое тело ребенка приковало к себе глаза убийцы — он стал чудовищем.       Долохов кивнул.       — Впредь. Я говорю убивать, ты убиваешь. Я говорю содрать с кого-то шкуру, ты выполняешь. Я скажу умереть, и ты умрешь. Добро пожаловать в ряды Пожирателей смерти, — развернулся и посмотрел на Лестрейндж, оставив Регулуса наедине с дерущими мыслями. — Белла.       Ни один мускул не дрогнул на лице кузины. Палочка взлетела вверх.       — Авада Кедавра, — мгновение, и Мисси, убитая горем, свалилась на пол рядом со своей второй дочерью.       Ребенок под действием заклинания бесшумно закричал и, упав на колени, обнял погибшую мать. Ужас переполнил Сэма и его дочь, лишившихся в одночасье двух дорогих сердцу людей. Они безмолвно скорбели, не веря в случившееся.       Пройдя до оставшейся в живых девочки, Антонин наклонился и оторвал ее от трупа Мисси, подтолкнул в руки безутешного отца.       — Запомни, Сэм. У тебя остались лишь одна дочь и один шанс. Темный Лорд не прощает дважды.

***

Я никогда не верил в мир мертвых. Не верил в Ад. Не верил в Рай. Не верил в Вальгаллу и Хельхейм. Не верил в Иалу.

Ни в один из загробных миров, придуманных Людьми, но…

Там, стоя в затхлом, грязном подвале,

где застывшие навеки глаза ребенка пожирали душу,

я вдруг осознал, что мы уже в нем.

В Аду, созданном Людьми.