Ab cinis in flamma (в режиме редактирования)

Ощутив сквозь дремотную пелену давящее чувство в ребрах, Ланселот с трудом сглотнул и неприятно поежился, сильнее вдавливая шею в ворот кожаной куртки. В глубокий спокойный сон внезапно поселилось тревожное чувство, порождая неясные беспорядочные видения, что отягощали и беспокоили разум. Поднявшись с твердой холодной земли, мужчина потер ноющие виски и, нашарив рукой кожаный бурдюк, сделал несколько освежающих глотков воды. Размяв затекшую спину и шею, Ланселот услышал тихий хруст суставов и ощутил облегчение в костях - стало немного лучше. Оставаясь сидя и оперевшись руками о колени, мужчина перевел глаза на лежащих напротив спутников. Приняв излюбленную позу, поджимая к груди колени, Белка крепко спал, укрытый кожаной курткой Эльмины, подложив под голову сумку и ладони. Ланселот усмехнулся - он даже мог слышать, как мальчонок тихо сопит. Но через миг улыбка спала с его лица, а брови напряженно насупились - рядом с мальчиком Эльмины не было. Оглядев беглым взором пещеру и не отыскав деву, он поднялся на ноги и вышел наружу. Глубокая ночь окутывала непроходимые лесные дебри, полный лунный диск был единственным спасительным светом в этом поглощающем мраке, что позволял разглядеть темные очертания древних лесных деревьев. Тихое спящее озеро рябило в ее холодных ясных лучах, рассеянно отображая в своих водах лик белой сияющей богини. Ланселот осмотрелся вокруг в надежде увидеть девушку сидящей у озерного берега, но никого не увидел. Беспокойная тревога осела в его груди, сдавливая нижние ребра - как бы с ней не приключилось ничего лихого. Вдохнув глубоко воздуха в легкие, мужчина притаился: аромат весенних пионов еще витал в воздухе, едва уловимый среди землистой влаги, и вел тонким незримым шлейфом в сторону лесных чащ. Без всяких раздумий Ланселот последовал за ним. Он должен быть уверен, что с Эльминой все в порядке. Ступая в непроглядной мгле, что едва рассеивалась проникающим сквозь пышные кроны лунным светом, Ланселот пристально впитывал тонкие цветочные ноты и чувствовал, как с каждым шагом весенний одурманивающий аромат сильнее окутывал его обоняние и пьянил разум, словно волшебные чары. Нутро его трепетало в дивном сладостном ощущении, стремясь всем естеством вперед и побуждая ноги не прекращать ходы. И мужчина шел не в силах противиться новому неизведанному чувству, словно завороженный, и знал совершенно точно, что придёт туда, куда желает его сердце. Ланселот слышал, как с каждым мгновением оно ускоряет свой ритм, отдаваясь гулкими вибрациями в ребрах, ощущал щекотное покалывание в кончиках пальцев и на загривке, что медленно растекалось дальше по венам и доходило мягким теплом до живота. На мгновение опустив взор под ноги, Ланселот потрясенно оторопел и остановил шаг. Холодная влажная земля, что даже в зимние дни укрыта мелкой сочной травой, теперь мерцала под его сапогами неземными искрами, что беспорядочно кружили друг около друга и постепенно заполняли лесные чащи, побеждая ночную тьму. Сияя теплым и холодным светом, они поднимались в воздух, издавая тихий треск. Пораженный прекрасным зрелищем, Ланселот завороженно разглядывал дивных блестящих существ, что быстро пролетали мимо него, шустро порхая маленькими крылышками, и напоминали ему полевых стрекоз. Мягкий порыв проникшего меж деревьев ветра принес пленительный аромат древесных пионов, плотнее окутывая обоняние Ланселота, и это побудило мужчину выйти из чарующего оцепенения и возобновить шаг. Пьянящий цветочный шлейф вывел мужчину к озерному берегу, окруженному со всех сторон плотными густыми кустарниками. Прибрежная водная гладь едва виднелась, затянутая широкими листьями диких кувшинок, что изредка покачивались под натиском мягких волн. Слух заполонил шумный треск ночных цикад, невесомо парящих в воздухе и мерцающих всеми искристыми пылающими цветами, имеющимися на земле. Взор его тотчас же обратился к одинокой женской фигуре, что сидела на влажной земле, укрытой широкими ветвями лесной папороти. Усевшись на колени, Эльмина тянулась к растущим вокруг нее цветкам, отрывала стебли и укладывала их на разостланную небольшую ткань. Мелкие цветения изумили Ланселота не меньше мерцающих во тьме цикад: соцветия необычайно сияли сиренью, переливаясь в руках девы малиновым заревом. Сердце Ланселота рассеяло поселившуюся тревогу, убедившись, что с девой все в порядке, и в тот же час взволнованно затрепетало: никогда прежде он видел такой неземной красы. Ощутив присутствие Ланселота, Эльмина мягко улыбнулась, прислушиваясь к гулкому шагу, доносящемуся по дребезжащей земле, и вдыхала полной грудью наполненный лесной влагой воздух. Когда обоняние стало совсем ясно ощущать знакомый запах дымящей хвои, дева чуть повернула голову и, встретившись с изумленным взором небесных глаз, и нежно улыбнулась, негласно подзывая присесть рядом. Усевшись напротив, Ланселот с неподдельным любопытством разглядывал дивные мерцающие цветки и чудных волшебных существ, садящихся на раскидистые вайи, но не осмеливался протянуть к ним руку. Наблюдая за его пытливыми глазами, Эльмина тихонько хихикнула: лишенный привычной серьезной суровости, мужчина походил на Персиваля, что всегда с горящим пытливым взором исследовал неведомый ему мир. Эльмина вглядывалась в мужские черты лица, что были на редкость открыты и спокойны, и это не могло не вызвать в ее душе радость и особый трепет: теперь окружающая его магия не вызывала в мужчине опасливую тревогу как прежде. Быть может, пробуждение сил его народа помогло воссоздать в памяти утраченные воспоминания о мире, где он родился и должен был вырасти, и теперь день за днем Ланселот вновь познавал чарующее волшебство, что живет вокруг него и в его сердце. — Я собираю нужные травы для мази, которая поможет скрыть твои родимые пятна,- ответила она на несказанный вопрос Ланселота, складывая маленькие цветки в пучок.- Некоторые из них цветут лишь в ночи, эти - одни из них. — Мне не доводилось видеть их прежде,- произнес мужчина, осторожно касаясь блестящих лепестков; лишь сейчас он заметил, что стебли их идут из ветвистых вайев, прорастая почти из корня растения. — Цветы папоротника не так просто лицезреть,- ответила дева, вертя в пальцах мелкий бутон.- В моих краях существует поверье, что этот цветок распускается лишь единожды за год, в ночь на Ивана Купала. Нужно приложить тяжкие усилия, дабы отыскать его, ведь растет он в глубоких лесных дебрях, через какие очень сложно пробраться, а темные злые силы всячески берегут и охраняют его. Но если все же человеку удалось побороть все испытания и найти его, надобно быстро разрезать свою ладонь, сорвать цветок и прижать его к порезу, чтобы его магия проникла в кровь. И с того мгновения разуму открываются все тайны и сокровища этого мира, язык всяких животных становится понятен как людской, а рукам покорно станут подчиняться силы земли и воды. Также станет возможным принимать любой облик, даже незримый. — Не знал, что ты владеешь столькими умениями,- усмехнулся Ланселот, вызывая у девушки смешок. — Все это лишь людской вымысел,- отмахнулась Эльмина.- Папоротников цвет не обладает никакими такими свойствами, особенность его от остальных трав лишь в том, что цветет он лишь, когда ощущает волшебную силу. В местах, где властвует человек, ему никогда не прорасти. Людям по душе вымышлять всякие сказки. Подняв голову к небу, взор Эльмины тотчас же обратился к необычайно сияющему лазурному существу, что мягко порхало над их головами широкими мерцающими крылышками, развевающимися по ветру, словно вьющаяся ткань, и переливалось лазоревыми отблесками, словно пылало в синеющем пламени. Губы девушки сами растянулись в широкой улыбке, и она протянула к нему ладонь, желая коснуться блистающих небесных искр, что оставляло за собой милое создание, но те потухали в воздухе ранее, чем пальцы успевали дотянуться до них. Ланселот с нескрываемым в глазах восторгом наблюдал за существом, что очень напоминало ему бабочку, и невольно разглядывал светлые женские черты. Глубоко увлеченная дивным живым созданием, Эльмина широко улыбалась, звонко хихикая и обнажая порою белые зубы, отчего на одной щеке появлялась едва заметная ямочка, что всегда так изящно украшала милый девичий лик. Черные брови вздернуты ввысь, ясные глаза широко открыты, выражая веселье и подлинный восторг. Плечи подрагивают от смеха и чуть прижимаются к шее, когда очередной холодный порыв касается ее кожи, а на щеках едва заметно мерцали мягкой розовеющей дымкой символы ее народа. Магия леса питала ее живительное пламя и возрождала вокруг чарующее волшебство, что наполняло девичью душу счастьем и благостью, восполняя ей отобранные силы. Ее глубокая неразрывная связь со всем живым изумляла и завораживала, и Ланселот не мог поверить, что когда-нибудь ему удастся почувствовать то же и отыскать эту утерянную нить. Красивая. Губы его почти вымолвили вслух приятный комплимент, но… Нет, слишком простым казалось ему это слово, дабы поистине описать истинную красу сидящей перед ним девушки. Эльмина всегда была в его глазах неземным ангелом, что по несчастью оказался в жестоком суровом мире, где слишком часто светлым созданиям обрезают крылья. И хоть в жилах ее теплились могучие пламенные силы, для Ланселота она была столь нежным созданием, отчего хотелось каждое мгновение всячески оберегать ее от всяких бед и напастей. Прекрасная чужеземная леди и истинная фэйри. Он не заслуживал и толики ее, но не мог противиться непреодолимому желанию тянуться к ней всем своим естеством и наслаждаться ее теплом, что согревало его грешную истерзанную душу и наполняло праведным благом. Неземная. Ведь в этом мире не бывает таких, как она. — Удивительное создание,- вдруг молвила Эльмина, вызволив Ланселота из плена собственных чарующих дум, и лишь спустя пару мгновений мужчина понял, что девушка говорила о чудной бабочке, что успела уж упорхнуть от них. — Последние несколько месяцев я провел в этих лесах множество дней и ночей,- молвил он, кашлянув в кулак и прочистив хриплый голос,- но никогда прежде не видел таких дивных существ. — Как и я, в родных краях они не водились, а в Британии мне прежде не доводилось встречать этих созданий,- отозвалась дева, восторженным взором осматривая мерцающий озерный берег.- Все изумительное и волшебное, что мы видим около себя, питает жизнь только от магии. Чудеса исчезнут навеки с этих земель, как только их покинет последний фэйри,- вздохнула она.- Также как навсегда иссякло всякое волшебство в Поморье. Мужчина вновь оглядел беглым взглядом сияющее золотистыми и пламенными искрами озеро, над каким неустанно кружили ночные светлячки, сверкающую малиновым заревом густую землю, укрытую древней папоротью, маленькие блестящие цветки, рассыпанные небесной рукой по небольшому незримому от всякого глаза берегу, где, казалось, можно навеки спрятаться от остального мира. Ланселот ощущал себя восторженным дитем, что с распахнутыми глазами крутил головой во все стороны и боялся лишний раз моргнуть, дабы не упустить чего любопытного. Сердце трепетало от увиденной красы и приятного нахождения подле Эльмины, и через миг ощутило неприятный досадный укол; а ведь еще пару месяцами ранее он, преисполненный твердой уверенности, без толики сомнений предал эти земли огню. Всякое волшебство есть плод дьявола, что надобно выжигать, словно едкую хворь - Ланселот слышал об этой истине всю сведомую жизнь и покорно подчинялся ей. Не так давно он приказал сжечь дотла Немос, укрытие фэйри, какое он так долго выискивал в лесных дебрях. Благо Всевышнему, что он не сумел обнаружить его раньше, когда он был переполнен выжившими беглецами. — Все это было для меня колдовством,- мрачно произнес Ланселот, глядя на чарующих порхающих созданий, что где ни где появлялись над их головами и пили нектар из диких белых кувшинок,- происками нечистого, какие надобно истребить на корню так же глубоко, как и того демона, что сидел внутри. Я отказывался от сил, что были мне даны с рождения, отрекался от истинного народа. Немудрено, что я не мог видеть такие чудеса,- рассеянно провел он рукой по воздуху, ненарочно касаясь нескольких светлячков и сбивая их с пути. — В том положении и при таком воспитании ты не мог мыслить иначе,- молвила Эльмина.- Тебя уверили в том, что ты проклят и отмечен темными силами, а ребенок слишком быстро доверяет словам тех, кто его растит. Твои силы были заточены так глубоко в твоей душе, что не имели возможности пробудить магию вокруг себя. А собственное волшебство невозможно нести миру, если ты отвергаешь или боишься его. — Я все еще боюсь своих сил и того, на что могу быть способен,- тихо ответил Ланселот, опустив глаза вниз и поджав губы. Лишь одно воспоминание о том, что он сотворил с церковным лагерем, какое разрушительное пожирающее пламя он вызвал прямо из своих ладоней, яростно выпуская из тела и беспощадно обрушивая на головы святых воителей, в груди пробуждалось странное чувство страха и необъяснимого благоговения. По спине пробегала знобящая дрожь, и это беспокоило мужчину, ведь он не знал, чем она вызвана - боязнью или восторгом. — Перемены требуют времени,- тепло молвила она, ласково накрывая прохладными ладонями его вечно теплые руки.- Путь собственного принятия долгий и трудный, но он необходим, дабы обрести истинного себя, с любовью и благостью признать того, кем являешься. Всю жизнь Ланселоту неустанно твердили о спасительном пути и неимоверных терзаниях, вечно сопровождаемых душу до самой смерти. И сердце его боязливо сжималось от необъяснимой горечи да так остро, что глаза застилала соленая пелена. Все оттого, что на эту тернистую мучительную тропу его толкали одного, оставляя в одиночку претерпевать душевные лишения. Однако сейчас было иначе. Поселившееся в его груди ласкающее тепло ясно давало Ланселоту ощутить: теперь он не один. Мужчина молчал, держа голову опущенной, и разглядывал белую кожу девичьих рук, что сияла в малиновых сверкающих отблесках. Осторожно повернув ладони, он коснулся пальцами ее запястий и заключил их в своих руках, нежно поглаживая костяшки. Для его огрубевших пальцев ее кожа была невесомо мягкой и тонкой, словно заморский алебастровый шелк; Ланселот никогда не держал в руках столь дорогой и изящной ткани, но ему казалось, именно такой она должна быть на ощупь. Эльмина безмолвно сидела напротив, не желая прерывать разговорами столь чарующий миг, и неотрывно наблюдала, как трепетно и робко касаются мужские ладони ее собственных, словно держали крохотную хрупкую птичку. Мягкое блаженное тепло незримо струилось сквозь его кожу, проникая в ее, согревало продрогшие кости, вливалось горячими струйками в кровь и растекалось дальше по предплечьям, доходя до самого сердца. Губы ее изогнулись в благостной улыбке, а веки чуть прикрылись, позволяя насладиться нежной трепетной связью, что с каждым днем становилась все крепче. — Я должен вернуть тебе кое-что,- нарушил приятное безмолвие Ланселот. Мужчина выпустил из плена ее руки, вызывая у девушки неприятную дрожь от влажного холода, и потянулся пальцами к вороту своей куртки, ища что-то около шеи. Через миг он вытянул из-под одежды нательный крестик - тот, что она отдала Ланселоту перед его уходом во вражеское логово. Лицо Эльмины озарилось в изумленном осознании, изогнувшись радостной улыбкой: он все еще носил его. — Я уж и забыла совсем о нем,- издала смешок девушка.- Бог знает, когда бы я вспомнила, если бы ты не отдал его сам. — Я не могу оставить его себе. Со дня твоего крещения эта вещь принадлежит лишь тебе,- стянув с шеи нить, Ланселот уже было потянулся к деве руками, намереваясь надеть крестик, но вдруг замер, смущенно оторопев.- Могу я?- робко произнес мужчина, смело вглядываясь ее сверкающие глаза. Ласково улыбнувшись, Эльмина согласно кивнула и перекинула распущенные волосы на сторону, позволяя мужчине подсесть ближе и чуть податься вперед, повесив священную вещицу на ее шею, где ей надобно быть. Коснувшись ладонью нательного крестика, Эльмина взглянула на него, на мгновение вспоминая отца Михаило - то был его дар в день вхождения ее во святую веру - и с улыбкой на губах вновь подняла взор на Ланселота. Уголки его губ едва заметно вздернулись вверх, когда его глаза впитывали мягкий приятный образ девушки, а сердце необратимо погружалось в сладостный согревающий плен. Несмело протянув руку, мужчина медленно откинул пальцами назад лежащие на ее плечах мягкие волосы, будто ненарочно касаясь кончиками ее шеи, и робко заправил выбившуюся волнистую прядку, едва ощутимо проходя по щеке и ненавязчиво оставляя ладонь за ухом. Она может легко отпрянуть от его руки, если того пожелает, но дева не делает этого, лишь одаривает его ласковыми улыбками и теплым взглядом, чуть склонив голову вбок, к его ладони. Ощутив внутреннее облегчение, Ланселот осмеливается коснуться ее румяной щеки большим пальцем, отчего сердце начинает биться в восторженном ритме от осознания того, что ему дозволено. Мужчина все еще не верил, что может касаться ее руки или щеки. Как бы ни изменились его убеждения и взгляды теперь, его руки были обагрены толстым слоем крови и носили столько греха, что не имели никакого права тянуться к ней и порочить ее кожу. Он знал, что не достоин ее, что не должен думать о ней слишком много, не должен все чаще и чаще опускать глаза на ее маленькие губы, не должен желать приблизиться к ним и вновь ощутить их мягкость. Не должен, но не мог противиться чувству, что глубоко заполнило его сердце и побуждало его тянуться к ней, словно к согревающему пламеню. Особенно, когда ясно видел, что она сама желает того же. — Могу я?- вновь произнес Ланселот, переходя на трепетный шепот, и на мгновение опустил взор на девичьи губы. Эльмина широко усмехнулась, вглядываясь большими сияющими глазами в небесную гладь его ясного взора, и в ответ сама нетерпеливо потянулась к нему, прикрывая веки. Мужчина ликующе улыбнулся и со всем восторженным трепетом прильнул к ней. Ощутив порыв теплого дыхания на губах, Эльмина закрыла глаза и через миг вкусила мягкое рвение его чуть сухих уст, что тотчас же обхватили ее нижнюю губу и медленно оттянули. Уголки ее губ на мгновение вздернулись вверх от сладостного чувственного прилива, вызванного столь трепетным мигом, и девушка осторожно коснулась кончиком языка его губ, обветренных на постоянном холоде; сладостная дрожь окутала резкой волной все тело Ланселота, проходя вдоль всего позвоночника и рассеиваясь по лопаткам. Внезапный острый порыв побудил мужчину смело накрыть свободной широкой ладонью девичий стан, притягивая девушку ближе и чувствуя губами ее мимолетную улыбку, вызванную его рьяными действиями. Положив ладони на его глубоко вздымающуюся грудь, Эльмина ощущала, как плотная чарующая дымка плавно дурманила ее мысли, но не противилась ей, а расслабленно наслаждалась приятными теплыми чувствами. Они глубоко согревали ее кожу и кости каждый раз все сильнее, когда их губы то на толику мгновения отрывались друг от друга, то соединялись вновь. Когда девушка мягко обхватывает его нижнюю губу и слегка втягивает, касаясь кончиком языка, Ланселот чувствует, как сладостная судорога вновь и вновь пронизывает все тело, отдаваясь покалываниями в кончиках пальцев и щекотной дрожью на загривке. Взволнованный столь острым порывом, мужчина осмелился ответить на чувственный жест, подавшись языком к ее губам, и на толику мгновения внезапно ощутил мягкое горячее тепло ее языка, быстро мазнув по нему самим кончиком. Сердце его трепетно вздрогнуло, отдаваясь во внутренностях особенно сладкой тягучестью и возрождая в памяти все более давние пылкие чувства, что когда-то Ланселот всеми силами пытался выбить из своих мыслей молитвами и семихвосткой. Сладкий пульсирующий спазм проник в каждую ее мышцу, вызванный мимолетным будоражащим действием мужчины, побуждая все ее внутренности пылко вздрогнуть и отозваться тягучим жаром внизу живота особенно остро. Эльмина едва сдержала в горле судорожный вздох, неосознанно сжимая бедра; девичьи щеки вспыхнули алым, дыхание стало прерывистым, а губы прильнули к мужчине сильнее, с большим рвением отвечая на его горячие касания и крепче обнимая его за плечи. Внезапный всплеск воды нарушил чарующее единение, побуждая пару испуганно вздрогнуть и опасливо обратить свои взоры в сторону озера. За миг растеряв весь пыл, Ланселот крепко прижал к себе девушку, что взволнованно обернулась назад, вглядываясь в темную даль, и настороженно притаился, пропуская воздух через ноздри; никакого чужого запаха поблизости он не слышал. Через несколько мгновений он ощутил, как напряженные мышцы Эльмины ослабли, а сама дева издала тихий смешок и чуть отпрянула, дабы взглянуть на него озорным взором: — Это всего лишь рыба,- успокоила его она.- До твоего появления она уже успела несколько раз напугать меня. Взглянув напоследок в непроглядный мрак вдали озерных вод и убедившись, что никакая опасность им не грозит, напряженный взор Ланселота смягчился и возвратился к ласковому девичьему лику, что, казалось, сияло каким-то особым незримым светом. И дело было теперь вовсе не в волшебных мерцающих огнях: глаза ее струились неземным мягким теплом, объяснения какому мужчина не мог найти, однако где-то в глубине души теплилась надежда, что именно он был тому причиной. Руки его все еще покоились на ее талии, согревая девушку сквозь толстые кожаные слои одежды, и Эльмина ласково накрыла ладошкой его щетинистую щеку, мягко поглаживая и щекоча пальцы. Мужчина прильнул к ее руке, опустив голову, и блаженно прикрыл глаза, наслаждаясь нежными прикосновениями, словно то было в последний раз. Девушка подалась вперед, вплотную приблизившись к нему, и коснулась его лба своим собственным, до отказа наполняя легкие дымящей хвоей. Она слышала под своей ладонью его трепещущее сердце даже через плотную ткань куртки, размеренное дыхание у своей щеки и блаженное тепло, что струилось из его крепких рук, отчего у нее восторженно захватывало дух - слишком давно ее пленили столь нежные чувства. Мысли лихорадочно сменяли друг друга, искренние признания едва срывались с губ, но в последний миг застревали в горле - еще рано произносить столь важные слова. Многое хотелось выразить вслух и в то же время не говорить ничего, дабы не нарушить трепетный миг меж ними. И оба молчали, наслаждаясь каждой минутой, проведенной наедине друг с другом, в окружении неземной чарующей магии, что царит лишь в ночи. Ощутив налитую тяжесть в спине, Ланселот выпрямился и, не желая разрывать нежных объятий, потянул девушку вперед, вытягивая ноги на земле и полностью опираясь на крепкое ветвистое дерево сзади. Эльмина потянулась к нему и устроилась боком перед ним, уложив бедра на одну его ногу. Дева с трепетом прильнула к нему, положив голову на его грудь, и ощутила, как надежные мужские руки обнимают ее стан, нежно прижимая к себе. На губах девушки заиграла счастливая улыбка, а руки невольно обхватили его предплечье. Восторженное запахом пропитанной насквозь хвоей куртки сердце продолжало трепетно биться о ребра, но ритм этот не приносил беспокойства. С каждым стуком жаркая кровь разливалась по ее венам, рассеивая по всему телу покой и совершенную радость. Устроившись поудобнее на земле и крепко обхватив тонкий девичий стан, Ланселот на мгновение поднял свои глаза на небо: треск ночных цикад поутих, как и чуть погас искристый свет волшебных созданий. Небесная гладь была чистой, лишенная мерцающих звезд, лишь лунный диск полно горел белесым лучистым светом. Душа пребывала в непривычной для Ланселота безмятежности - он и не помнил, когда чувствовал себя так хорошо в последний раз. Расслабленно закрыв глаза, он ощущал мягкое давление чужого теплого тела на ребра и живот, но оно не вызывало неудобства, напротив, приятное ощущение трепетной близости. Уткнувшись носом в ее макушку и уложив подбородок, Ланселот медленно наполнял легкие свежими благоуханиями весенних цветов, и сладкая горькая мысль промелькнула в его разуме, дабы найти лишний повод остаться в этом забытом краю еще хотя бы на пару дней.

***

Ночные дозорные, охранявшие главные дубовые ворота крепостных стен, недовольно поежились от холода, не желая покидать полусонный дрем, вызванный кружкой горячего терпкого вина для пущего тепла, и плотнее укутались в плотные шерстяные одежды, не теряя при этом должной бдительности - рука все еще крепко сжимала рукоять висящего на поясе меча. Порывистый пронзительный ветер овеивал каменные защитные стены, что высоко устремились ввысь, разрезая ночной небесный свод тупыми обветренными зубцами. Чистый полный месяц ярко рассеивал холодный молочный свет, теряя ясные черты во влажной плотной дымке тумана. Темное небо было чистым, лишенное блестящей пыли далеких звездных светил, в каких так любили подолгу вглядываться как народ фэйри, так и простой люд. Все они свято верили в то, что каждый их ушедший родитель после смерти находит свой покой там, паря среди пушистых облаков, нежась в заливистых лучах теплого солнца и излучая мерцающий свет, став одной из тех искр, какими усеяно ночное небесное полотно. Однако сегодня их блеск не разглядеть. Голосливый шум, что доносился из окон небольшой крепости, совсем недавно поутих - народ, что привык сидеть долгими вечерами и пить бочонками хмельной эль, наконец разошелся по своим комнатам, потушив свечи, и наконец погрузился в сон. Покой наступившей тишины нарушал теперь лишь надоедливый переменный скрип деревянных половиц, непрерывно обдуваемых холодными порывами, и тихий свист проникающего в каждую мелкую щель ветра. Несколько диких голубей нашли для себя укромное место в проеме меж парапетом и каменной кладкой, как следует взъерошив перья на хохолке и вжав шею. Но внезапный громкий скрип прогнувшихся под чужим весом досок напугали птиц, и те вмиг выпорхнули из насевшихся мест. Тихий цокот одиноких тяжелых шагов раздавался по боевому проходу, что тянулся вдоль всей крепостной стены, соединяя несколько небольших башен, что являлись главными оборонительными узлами. Артур неспешно шел вперед, пытаясь издавать меньше шума, дабы не встревожить охрану и не привлечь лишний раз внимание к своей персоне. Нет, он не опасался попасться им на глаза - всякий пребывающий здесь фэйри за стенами крепости и их пределами знал его и был не прочь завести незатейливую дружескую беседу с человеком, к которому испытывали неподдельное уважение. Он и сам был не прочь поддержать разговор, однако эта ночь располагала его к одинокой безмолвной тиши. Хотелось просто побыть одному. Держа в руке кружку с недопитым элем, он остановился около ближайшей башни и, оперевшись плечом о каменную кладку, рассеянно вглядывался в узкий проем бойницы. Влажный холодный туман, освещенный светом лунного светила, плотно окутал широкие земли, что были густо покрытыми темным густым лесом, редеющим лишь вблизи морского берега. Крепость располагалась на равнине, недалеко от порта, где чуть больше месяца назад беглецы фэйри впервые ступили на чужую землю. Не всем было суждено лицезреть новые края: многие из тех, кто покинул Граммэйр, сложили головы в заливе Нищих во время схватки с войском Ледяного Короля. Подоспевшие на подмогу воины Красного Копья стали для фэйри что ни на есть настоящим спасением. Артур как никто другой знал: не очутись бы саксонская армия на тех берегах, в живых не осталось бы никого. И совет старейшин ясно осознавал, в каком неоплатном долгу оказался их народ перед женщиной-викингом и ее людьми, что отдали свою жизнь, спасая их души. Оттого, когда зашла речь о крепком союзе меж армией Красного Копья и фэйри, никто из них не отважился высказаться против. Фэйри всегда относились к людям с опаской, не раз сталкиваясь с их склонностью ко лжи и предательству; уж слишком падка была человеческая душа к золоту и слишком глуха к зову совести и чести. Однако разбойничья предводительница быстро заслужила их доверие и оказалась особо по нраву племени бивней. Лишенная всяких женских манер, она была истинным командующим и бравым воином, чей боевой дух и крепкая мужественная хватка вызывали восхищение и доверие. Ее речи всегда были дельными и краткими, без всяких хитроумных оборотов и скрытого смысла. Ее цель была ясна с первого дня - она жаждала смерти Камберу и всем его приспешникам, что обманом и силой захватили саксонский трон, а теперь требуют уже и английский. Ей нужны надежные союзники, а фэйри, как она уже успела оценить и услышать из уст Пим, были недурными воинами. Предложение было простое и ясное: она предоставит им земли, безопасные для мирного проживания фэйри под защитой могущественного правителя, а взамен их мужи примкнут к ее войску для войны с Ледяным Королем. Решение было принято быстро и безоговорочно. И вот, преодолев десятки миль сквозь океанские бескрайние просторы, они были здесь, на острове Богё, что принадлежал землям Датского Королевства, окруженный холодными водами Гандвика. Большую часть народа с теплым радушием приняли на время небольшие поселения саксонских викингов, рассеянных вблизи крепости неподалеку от морского берега. Как оказалось позднее, и они не столь давно разместились в здешних краях. Несколько лет назад они, ровно также как и фэйри, навсегда покинули родные германские земли, как только возгорелось восстание против короля Камбера. Узнав страшную правду об их правителе, множество племен викингов выступили против, однако приспешников Ледяного Короля было больше. Много мятежников погибло в страшных муках, приговоренные к казни, а те, кто успел сбежать под предводительством Красного Копья, были приняты здесь. Оказалось, меж людьми и фэйри может быть что-то общее. Первые несколько недель были самыми сложными для прибывших беглецов. Несмотря на влажные погодные условия, довольно схожие и привычные для былых жителей Альбиона, и освоение новых земель с трудом принималось фэйрийским народом. Все пришлось создавать заново, с основ, преодолевая телесные и душевные тяжбы. Морской холодный воздух в этих краях пробирал до костей, просачиваясь даже сквозь плотные кожаные одежды. Продрогшие мышцы ныли от изнуренной работы, непрерывно таская древесину, каменные глыбы, железо и глину для постройки жилых хижин, кузниц, мельниц и ферм. А сердце мучительно тосковало по былой жизни в родных краях и ушедших родных, что пролили кровь за их жизнь и спасение. И лишь ради них они неустанно сражались с собственным отчаянием и продолжали строить новую жизнь. Со временем часть фэйри - в основном, племя фавнов и остатки змеиного клана - позднее приняла решение оселиться в лесу, не представляя жизни вдали от первозданной природы. Ослепленные жаждой мести бивни подались в ряды воинов в армию Красного Копья, выстроив хижины у морского берега. Небесный народ медленно, но верно строил свою деревню, расположившись около крепостных стен. Сама фортеция, будучи когда-то резиденцией датского короля, была ныне в полноправном владении предводительницы викингов, где проживало небольшое число прислуги, а также ее верные ближайшие советники. И Артур был из числа последних, будучи представителем королевы фэйри, которой поклялся в верности своим мечом, разумом и душой… — Позволь мне остаться,- крепко сжимал он ее дрожащую от страха ладонь, всем нутром жаждая остаться с ней и не покидать ее до самого последнего вздоха. — Нет, Артур, ты должен быть с ними,- изо всех сил пыталась она до конца оставаться храброй воинствующей королевой фэйри, но дрогнувший голос с потрохами выдавал ее истинные чувства.- Обещай мне. Ее ясные небесные глаза смотрели на него столь пронзительно и открыто, проникая вглубь его разума и сердца, что он не мог не поклясться ей в ее, быть может, последней просьбе. Душа болезненно сжималась в жгучей агонии, сдавливая горло тугим комком и вызывая горькие слезы, но, глубоко вздохнув, он из последних сил держался, желая передать ей всю свою любовь, что пылала в его сердце. — Обещаю,- уверенно молвил он, обхватывая ее руки обеими ладонями и вглядываясь в ее мягкие черты, дабы удержать ее светлый нежный лик в своей памяти как можно дольше… Высушив до последний капли кружку, Артур глубоко вздохнул, с трудом наполнив легкие холодным воздухом, и прислонился виском к каменной кладке, продолжая пусто вглядываться в даль, вновь и вновь вспоминая прекрасные черты возлюбленной девушки. Сердечная рана, что только покрылась тонкой заживляющей коркой, вновь вскрылась, истекая кровью и разгоняя по венам ноющую боль. Он не верил, что она умерла. Не верил, когда до них дошли слухи от мерзких церковников, когда истек уже четвертый день, как они непрерывно обходили прибрежные земли в поисках ее, живой или мертвой, когда о гибели королевы стали твердить все вокруг, от викингов до совета старейшин. Он не мог поверить в их слова, не позволял им всем убедить себя во лжи, не допускал гиблой мысли прекратить свои поиски. Ведь сердце его молчало, не издало ни единого болезненного спазма, который бы сообщил о худшем. Он был уверен: его душа не смогла бы смолчать, если бы Нимуэ погибла. Быть может, Утер замкнул ее в темнице королевского замка, терзая ее изощренными пытками, дабы дознаться, где сейчас Меч Власти. Или же она попалась в руки церковников, и те нарочно сеяли лживые слухи, дабы дух фэйри пал, сокрушенный гибелью их спасительницы. Лишь одна мысль о том, что она может быть жива и каждое мгновение молит Тайных о спасении, вела Артура вперед, продолжая поиски денно и нощно. Он не мог оставить ее здесь, на съедение этим зверям. Но правда, о какой голосили все окружающие ее воины, сторонники и фэйри, была истинной и обрушилась на плечи мужчины, словно каменная неподъемная глыба, разбив одним сокрушительным ударом его надежды, сердце и силы. Моргана явилась на их корабле внезапно, за миг очутившись в его каюте поздней ночью, когда Артур рассматривал карты, отмечая места, какие они исследовали вдоль и поперек. Увидев ее, облаченную в темные одеяния с покрытой вуалью, он едва не умер от страха, подумав, что сама смерть явилась по его душу. И через мгновение потрясение сменилось недоумением, когда он увидел перед собой свою сестру. Она не рассказала о том, что произошло с ней, ответила лишь, что изменилась, но не жалеет об этом - теперь она стала той, кем должна была быть. Моргана честно поведала ему обо всем, что видела сама, и Артуру ничего не оставалось, кроме как смириться с ужасающей истиной и следующей ночью провести ее ушедшую душу в сумрак, как требуют того обычаи Небесного народа. Он оплакивал ее лишь в ту ночь, позволив всему горю, что скопилась едкой горечью в его груди, вылиться наружу потоком соленых слез, и крепко сжимал руку Гвиневры, что все это время пробыла подле него, не сказав ни единого слова, но нахождением своим став необходимой опорой в этот темный для него час. С той ночи по сей миг у него не было возможности предаваться личному горю: он не мог оставить народ фэйри на произвол жестокой судьбы и погрузиться в свою печаль, забыв обо всех вокруг. Он должен был сделать то, о чем попросила Нимуэ в их последнюю встречу, и защитить ее народ, ради которого она отдала свою жизнь. Ее жертва не должна была стать напрасной. Поспешно стерев сорвавшуюся с ресниц слезу, Артур беглым взором окинул погруженные в ночной мрак крыши небольших выстроенных хижин, виднеющихся с высоты оборонных стен, и глядел, как густые клубы дыма поднимаются из каменных труб. Фэйри еще не освоились до конца, не привыкли к этим краям, ощущая себя чужаками, и неустанно тяжко работали, камень за камнем выстраивая заново свое теперешнее и будущее. Но здесь было надежно, Красное Копье дала слово, что никто не посмеет сунуться в эти земли и посягнуть на их жизнь, и Артур верил ей. Все же ему удалось спасти их и привести к землям, где они смогли бы начать новую мирную жизнь. Глаза его поднялись ввысь, устремившись к сияющему лунному светилу, уголки его губ дрогнули вверх в мимолетной улыбке. Он спас людей Нимуэ. Он сдержал свое обещание. Порыв ночного ледяного ветра коснулся левой стороны его лица, обжигая кожу влажным пронзительным холодом, и мужчина поежился, натягивая на шею и подбородок кожаный воротник; даже несколько глубоких кружек хмельного эля не прогревали кровь, дабы не ощущать ветреного морского нрава датских земель. Заметив крайним глазом во мраке подозрительное движение около себя, Артур повернул голову и едва не обомлел, узрев перед собою темную фигуру в извивающихся одеяниях. Рука тотчас же схватила рукоять и вынула клинок из ножен на половину, прежде чем мужчина сумел сообразить кто перед ним. — Тебе незачем бояться меня, Артур,- сняв с лица вуаль, молвила Моргана, с легкой ухмылкой глядя на испуганного брата. — Сложно привыкнуть к твоему… обличию,- отозвался он, сложив меч обратно в ножны, и потянулся было к кружке, но во время осек себя, вспомнив, что эль закончился.- Ты выглядишь довольно устрашающе. — Такой и должна быть та, кем я теперь являюсь. — Тебя долго не было,- отметил Артур.- В последний раз мы виделись в ту ночь, когда мы проводили ее в сумрак. — Знаю,- Моргане не надобно было догадываться, о ком говорит мужчина.- Я должна была убедиться, что армия церкви не бросится за фэйри в погоню. Нужно быть осведомленными в том, что происходит в Британии. — И что удалось узнать? — После поражения в заливе Нищих Камбер прекратил всякое наступление и захват городов, Красные Паладины исчезли после смерти Кардена и вступили в войско Папы Римского. Их называют стражами Троицы. Утер презирает церковь после того, как Паладины напали на королевский лагерь, и хоть он не объявлял им войну, он не простил им такой выходки и приказал убраться из земель вблизи Камелота. Новое церковное войско затихло и не совершает никаких действий. Сложно пока предугадать, что они замышляют. Но за кораблями они не последовали - в этом можно быть спокойными. — Хорошо,- кивнул Артур, найдя облегчение в речах сестры.- Значит, мы можем спать спокойно, зная, что церковь не придет сюда по наши головы. Мы. Моргана едва заметно усмехнулась, услышав речи брата. Что-то все же успело измениться с последней их встречи. Артур уже не ощущал себя чужаком среди фэйри, как и народ не относился к людскому мужчине с опаской и недоверием. Он завоевал их расположение своей преданностью, отважно сражаясь за них в заливе Нищих. — Как они?- кивнула она головой, взглянув через бойницу на первые, недавно выстроенные хижины фэйри. — Несколько домов уже пригодны для жилья, завтра некоторые семьи сумеют перебраться туда. Хорошо, что нам удалось увезти из Граммэйра так много. Инструменты и мебель нужны сейчас как никогда, но того, что есть, все равно недостаточно. Люди Красного Копья и бывшие саксонские викинги, что живут в соседнем селении, взялись помочь в строительстве и рубке древесины - кто-то из деревни даже отдал свои одеяла и звериные шкуры. Мы в неоплатном долгу перед ними за все, что они делают для нас. Фэйри пока трудно привыкают к новым краям, слишком мало времени прошло, как мы прибыли сюда. Лишь одно радует, что можно спокойно выдохнуть и не опасаться каждый миг за свою жизнь. Моргана неотрывно вглядывалась в серьезный хмурый лик родного брата; от человека, кто всю свою жизнь был никем, кроме как дешевым наемником да бессовестным вором, каждый день едва унося ноги от разъяренных заемщиков и строя глазки уличным девицам, не осталось и следа. Перед ней был другой Артур, лишенный былого ветреного нрава и бесчестной изворотливости. Даже голос стал иным - низким, твердым, пытающимся всеми силами скрыть глубокую печаль, что осела в ребрах и сдавливала грудную клетку, но не лишенным стойкой силы духа. Истинный воин. — Знаешь, я ведь всегда считала тебя неисправимым подлецом, которому не хватит ни смелости, ни чести совершить серьезный поступок, стоящий моего уважения. Поэтому я не одобряла привязанности Нимуэ к тебе. Боялась, что она ждет от тебя слишком многого и в конце концов разочаруется, когда ты не оправдаешь ее надежд. — А ты, оказывается, была высокого мнения обо мне, сестрица,- не скрывая иронии в голосе, ответил Артур, усмехнувшись.- Однако, возможно, так оно и было, я и сам осознавал, что не совсем гожусь ей в благородные рыцари и не заслуживаю ее доверия. Хотя бы оттого что я украл ее меч. — Но она доверяла тебе,- отозвалась девушка.- И поэтому вверила в твои руки судьбу ее народа и была уверена, что ты сумеешь защитить их и довести до конца то, что ей было не суждено. И ты сдержал обещание. Оторвавшись от взора дымящих хижин, Артур взглянул на сестру, и Моргана увидела, как искры отчаянной надежды сверкнули в его темных глазах, вызванные ее речами. Она знала, что именно этот вопрос неустанно тревожил его все эти дни, и медленно кивнула, добавляя уверенности своим словам. Черты его лица смягчились, отпустив напряжение в скулах, а взгляд чуть посветлел, вновь созерцающий ночную мглу за стенами крепости. Он и вправду тревожился этими мыслями с того самого дня, когда он, оставив за спиной Граммэйр, повел народ фэйри к заливу Нищих, где их ждали спасительные корабли. И сердце его мучительно разрывалось меж долгом перед данной клятвой и нестерпимым желанием остаться в городе рядом с Нимуэ, дабы быть со своей любовью до самого конца. Может, останься бы он с ней, она была бы сейчас жива - мысль эта доселе терзала его разум, словно непрерывно точащий червь. — Я не должен был оставлять ее одну,- молвил Артур, мучительно сведя брови и пожимая губами. — Должен был,- уверенно ответила Моргана.- Ее судьба была предрешена, уже ничего нельзя было сделать, а фэйри нуждались в тебе в тот миг. Им необходим бравый лидер, предводитель, который будет вести их за собой в бой, дабы справедливо воздать всем врагам сполна за пролитую кровь, а к тебе они испытывают уважение и признание. — Возможно, но я не их лидер,- помотал головой Артур.- Как бы ни было, я - человек, они не последуют за мной как за своим предводителем, особенно совет старейшин. — Они последуют, если будут видеть в тебе могущество, стойкость духа, жажду справедливости для фэйри. Именно такого человека они готовы признать своим королем. — Лишь Нимуэ была их королевой и по праву останется ею навсегда,- уверенно молвил он.- Никто не способен заменить ее, а я и подавно. Тяжело вздохнув, Моргана сложила за спиною руки, пряча их в темных тканях своего одеяния, и перевела свой взор ввысь, разглядывая виднеющиеся серые пятна на ясном лунном диске, что портили его безупречный вид. — Я всегда считала ее особенной,- негромко сказала она после краткого молчания.- Обычная девушка из простой деревушки, что была изгоем среди своих из-за прирожденной особой магии, стала королевой и спасительницей всего фэйрийского народа. Дочь самого могущественного волшебника Мерлина, она имела в своих руках могучую силу, способную сокрушить всякого врага, кто бы ни стал на ее пути. Я уверена, ее магия могла уничтожить целые армии, если бы она того пожелала. Но какие бы силы ни были в руках, одного лишь волшебства недостаточно, чтобы стать королевой. Дух должен быть крепок, подобно силе магии, полон твердости и неумолимости в каждом шаге; страху и сомнениям нет места в сердце правителя. — И она была такой,- уверенно молвил Артур. — Она была отважной и сильной,- согласно кивнула Моргана.- Но связь с Тайными часто пугала ее, как и силы, которыми она владела. С Мечом Власти в руке она была несокрушима. Меч вел ее вперед, знал, как привести к безоговорочной победе, и возвеличил ее перед лицом всех союзников и врагов, пробудив в них любовь, благоговение и страх. С ним она стала той, перед кем был готов склонить колено не только фэйри, но и народ Британии. Будь ее воля, Нимуэ заполучила бы и королевский престол, став первой королевой бриттов из народа фэйри. — Но она не жаждала короны. Она хотела лишь спасти фэйри и дать им шанс на мирную тихую жизнь в безопасном краю. Она готова была пожертвовать собой и сделала это - осталась в Граммэйре и согласилась на вечный плен взамен на корабли для своего народа. Она отдала за них жизнь, и фэйри никогда не забудут об этом. Вот почему они избрали ее своей королевой. Артур перевел взгляд, угрюмо вглядываясь в даль ночного мрака, и на несколько мгновений меж двумя воцарилось отрешенное безмолвие, прерываемое лишь свистящим дуновением порывистого ветра. Сложив руки за спиной, Моргана нерушимо стояла около брата, задумчиво устремив глаза ввысь, ко мраку небесного свода, освещенный лишь полным месяцем. — Церковь возомнила себя вершителями чужих судеб и уверена, что имеет право решать, кто достоин жизни,- нарушила тишину Моргана, и Артур ощутил, как все его внутренности крупно вздрогнули, покрывшись ледяной коркой. Голос ее внезапно снизился, лишенный привычных мужчине девичьих нот. Речи преисполнены мертвенным леденящим холодом, что пронизывал тело до самых костей сильнее всякого ветра. Поежившись от необъяснимых боязливых чувств в груди, Артур настороженно повернул голову и на мгновение не узнал в стоящей подле него девушке родной сестры. Слишком отстраненной и неизменно бесстрастной выглядела Моргана, выпрямив плечи, касаясь отчужденным взором крыш дымящихся хижин. Словно то была не она. — Они без зазрения совести грабили их деревни и сжигали заживо всех, кто попадался им на пути,- бесстрастно говорила она.- Фэйри для них не более, чем скот, ведомый на убой. Церковь не смирится со своим поражением, они пойдут дальше и будут искать их до тех пор, пока не вырежут всех их до последнего. Нимуэ могла пойти иным путем. Она могла бороться, отстаивать собственные права за жизнь свою и ее народа, прислушавшись к силе Меча и позволив ему вести ее. — Ты не знаешь, какую опасность он несет в себе. Этот меч хранит в себе больше тьмы, чем возможно себе вообразить. Он искажает разум и очерняет всякое чистое сердце. Я видел, как его сила меняет Нимуэ, как он пробуждал в ней яростную жестокость и склонял к безжалостной мести, нашептывал ей на ухо. Она сама говорила об этом, и я всегда чувствовал в нем нечто темное. Я презираю этот Меч. Не попадись он в ее руки, быть может, с ней не случилось столько несчастий, сколько ей пришлось пережить. Быть может, она была бы жива. — Значит,- медленно говорила Моргана,- будь он сейчас в твоих руках, ты не воспользовался бы его силой, дабы попытаться возвратить фэйри домой, в родные края? — Я скорее бы выбросил его в море и постарался, чтобы ни одна душа на земле не сумела более отыскать его. Миру будет лучше, если он исчезнет навсегда, канув в лету вместе со своей истинной хозяйкой,- не раздумывая, ответил Артур.- Боюсь, что теперь уже ничто не сможет вернуть фэйри назад. В Британии им нет больше места. Как и мне. Тяжело вздохнув, мужчина поежился от порыва холодного ветра, ворвавшегося сквозь узкую бойницу, и, поправив воротник куртки, оттолкнулся от стены и прошел мимо Морганы, направляясь к лестнице и возвращаясь в крепость; надобно хорошенько выспаться перед ранним пробуждением. — Что ж, стало быть, хорошо, что никто не знает, куда подевался Меч Власти,- отозвалась девушка, заставив Артура обернуться. — Надеюсь, Нимуэ позаботилась о том, чтобы более никто не обнаружил его расположение,- бросил напоследок он, прежде чем покинуть боевой ход и возвратиться в крепость. Проведя его долгим взором и на несколько мгновений уставившись в темные, едва различимые очертания опущенного кованого входа в крепость, Моргана возвратила свой взор обратно к сияющей луне, что рассеяно излучала свой холодный свет на погруженные во мрак далекие лесные чащи и едва виднеющиеся неспокойные морские воды. Задумчиво глядя в пустоту перед собою, она стояла неподвижно, словно темный призрак в развевающихся одеяниях. Собственно, отныне такой она и являлась - неизменной слугой и вестницей самой Смерти. Вдова. Вытянув из-под черных тканей руки, что теперь были схожи на паучьи острые когти, Моргана хладнокровно взглянула на сверкающую в белом свете ледяную сталь могущественного клинка. Она неотрывно глядела, как необыкновенно мерцает изящно выкованная рукоять, и отчетливо слышала, как порывисто бурлит мощь, заключенная в его недрах, ощущая в ладонях гудящие вибрации. За обладание ним любой без сомнений не погнушается ничем, готовый идти на любые жертвы. Перед его силой склоняются даже короли и грезят о том, дабы коснуться его рукояти, ощутить всю власть и несокрушимость, что сокрыта в нем. Этому Мечу не место в морских пучинах или в глубоких недрах. Gwaed am waed… Сynddaredd yn cymryd dial… Кровь за кровь… Ярость вершит возмездие… Селия была права: отдавать меч Артуру было слишком поспешным решением. Он определенно изменился: теперь он совершенно не тот беспечный наемник, какого она знала все эти годы. Любовь к Нимуэ изменила его, пробудив в его душе чувство чести и долга, преобразила в истинного мужчину и воина, на чьих плечах лежит важное обязательство перед погибшей возлюбленной. И он делает все, дабы сдержать данную клятву. Но слова его были предельно ясны: он не способен возвратить фэйри домой. Народ был ему благодарен, но Моргана не верила, что они смирятся со своим положением, смирятся с тем, как нахально у них отобрали то, что по праву принадлежит им. Они жаждут возмездия и обрушили бы на своих врагов все земные и небесные силы, если бы могли. Если бы в руках их лидера был Меч Власти. Но Артур не готов быть для фэйри таким лидером. В нем не было той силы, что сумела бы справиться с могущественностью Меча. Что ж, значит, такова воля Тайных: недаром Нимуэ доверила клинок именно ей. Видно, лишь она способна совладать с его могуществом и привести фэйри к победе. И она научится подчинять себе эту силу.