Ab cinis in flamma (в режиме редактирования)

Яростное пламя объяло омывающие холодными водами земли бриттов за считанные месяцы минувшего лета. Слухи о разгоревшемся очистительном походе против фэйри, возглавляемом отцом Карденом, охватили все королевство скорее порывистого ветра, а пустые сплетни очень скоро приняли облик ужасающих зрелищ обугленных распятых крестов, каких с каждым днем становилось все больше, рассеиваясь по бриттской земле. Смрад обугленной плоти стоял во всех городах, небольших селениях, пустынных полях и лесах, а рябящий алый цвет почти выедал глаза, преследуя повсюду: в красных рясах Паладинов, в разрушительном спасительном пламени церкви, в невинно пролитой крови людской и фэйрийской. Казалось, само пекло поглотило эти края, не минув ни одного акра. Однако все же имелись те редкие околицы, каких еще не успели коснуться ни разбои саксонских викингов, ни святое воинство Рима, ни губительные лапы кровавых монахов. Аббатство Святого Бенета не знало всех тех бедственных дней, каких успело познать множество простых жителей Британии. Находясь в пяти милях от Норвича, они чудом избежали многих потерь, что понесли другие монастыри, имевшие несчастье находиться на пути очистительного похода Паладинов. Распростертые до морского берега пустынные поля лишали всякой уверенности, что здесь могли бы скрываться фэйри, поэтому эти края были на редкость тихими и нетронутыми безжалостным губительным огнем церковного шествия. Вдали от людской суеты, жизнь здешних монахов протекала обыденно и скромно, посвященная неустанному служению Всевышнему и простой работе. Дни их едва ли разнились меж собою, и незыблемость эта обещала быть таковой весь тот час, пока стоит на земле аббатство. Однако даже в таких отрешенных от мирской жизни краях случаются великие события. Визит Его Святейшества всколыхнуло весь монастырь, нарушив обыденные устои и неизменный покой всех его обитателей. Все были взволнованы как никогда, и хоть Папа пожелал прибыть без пышных торжеств и гласных церемоний, весть разошлась во всех близлежащих селениях. Многие возжелали хоть одним глазком взглянуть на римского понтифика. Воинство стражей Троицы надежно окружало его карету, сопровождая верховного главу до самих ворот аббатства. Ко всеобщему огорчению, причиной его приезда был не благостный паломнический визит. Преемник Святого Петра прибыл из самого Рима, дабы провести в последний путь души павших воинов. Обряд погребения был окончен ранним утром, и обыденная размеренная жизнь вновь возвратилась в стены аббатства. И хоть с присутствием Его Святейшества монастырь еще пребывал в непривычной для него оживленности и взволнованном трепете, эти будоражащие чувства не мешали служителям Божьим неустанно трудиться во благо Всевышнему и Святому Престолу. За воротами одинокого аббатства, где простирались бескрайние пустынные поля и виделись вдали бушующие морские воды, у одной из стен располагалось место вечного упокоения ушедших душ служителей Божьих. Обветренные порывистым влажным ветром, грубо вытесанные из прибрежного светлого камня могильные плиты успели покрыться где ни где мхом, скрывая высеченные на них имена. Свежий деревянный крест возвышался над низкими небольшими надгробиями, крепко воздвигнутый на сырой земле, отражая рассеянную тень даже в облачный день. Святой понтифик молчаливо стоял перед братской могилой, сложив сухие морщинистые ладони в молебном жесте. Тихие слова неустанной молитвы не успевали доходить даже до его ушей - холодный порывистый ветер тотчас же рассеивал их, свободно обдувая открытые равнины. Застывшие златые лики безмолвно стерегли покой своего предводителя, покорно оберегая его бесценную жизнь. Авель неотрывно вглядывался на свеже тронутую влажную землю и тяжко вздыхал, пребывая в глубокой досаде - эти воины отдали свои жизни в сражении с великой дьявольской силой, восславляя свет Божий. Слуги нечистого не оставили даже их костей, нарочно не желая дать им достойного погребения. Напоминанием об их великой жертве стали лишь груды позолоченной стали, какие им удалось захоронить в общей могиле; маски, что были выкованы по слепку их истинных лиц, стали для них второй кожей и были священным щитом до последнего вздоха. Аббат Уиклоу, неустанно следовавший за Его Святейшеством, будучи его верным слугой и доверенным лицом, безмолвно стоял чуть позади, сложив перед собою руки, и задумчиво разглядывал крест чуть поменьше, что располагался подле братской могилы. В отличие от безымянного креста, на этом были глубоко вытесаны имя и год, что унес земную душу в мир иной. Уиклоу знал, как потрясло Его Святейшества весть о страшной гибели ангела возмездия, чьи руки совершили великое благо, очистив сад Господа от могущественной неуловимой ведьмы. Ее сила казалась всем ничем иным, как Божьей благодатью, посланной им для грядущей победы над дьяволом. Сам Уиклоу не восторгался юной новопришедшей сестрой и не считал ее дух и плоть неуязвимыми. Однако Папа, видно, имел иные мысли на этот счет и оттого очень огорчился, узнав, что Айрис оказалась на деле такой же смертной, как и всякий другой обычный человек. Осенив себя трижды крестным знамением и поцеловав святое распятие, обвитое вокруг правого запястья, Папа бросил последний взор на возвышающийся крест и направился назад, возвращаясь в стены монастыря. Движение вывело воинов и Уиклоу из собственных раздумий, и те покорно последовали за ним. — Каждый из этих воинов достоин вечной памяти за их самоотверженное служение Господу,- молвил Авель, что побудило Уиклоу подойти ближе, уравняв их ходу.- Дьявольская сила поглотила их плоть, но Всевышний, несомненно, принял их души в своей обители, поселив в райских садах. — Воин, какого я отправил в Нирвэйн для разведывания всех подробностей, возвратился ко мне минувшим вечером,- поведал аббат, сложив руки за спиной.- К сожалению, беда произошла глубокой ночью, и на удивление никто из жителей не видел того, что произошло. Однако мне доселе неясно, как из церковной звонницы никто не сумел заметить в темноте пожара. Неужели всех жителей одолел столь глубокий сон? — Здесь не обошлось без демонского колдовства. В своих темных деяниях дьявол может быть способен на многие козни,- уверенно отозвался Папа, опираясь на руку Уиклоу, когда тот покорно открыл ему воротные двери, оказываясь в галереях аббатского клостера.- Британия погрузилась во мрак,- тяжко вздохнул Авель, медленно шаркая ногами по каменной кладке и расхаживая под сводом широких обходных аркад, опирающихся на мощные каменные колонны.- Одни демоны ускользнули из-под нашего носа и отправились осквернять иные земли, другие же продолжают сеять зло и поглощать все живое в адском пламени. Даже в войне за британскую корону победа близится за язычницкими отступниками. — Последние два месяца викинги не совершали набегов на прибрежные мирные города, расположившись вблизи Шеффилда. Из разговоров советников Утера Пендрагона мне приходилось слышать, что Камбер намерен заключить перемирие с королем, и он раздумывает данное предложение. — Что же он сказал в ответ на наше намерение возвратить крепкое доверие, что веками царило меж короной и церковью? — Король еще не забыл о том неприятном случае, когда Красные Паладины внезапно напали на его лагерь,- досадно пожимал губами Уиклоу.- Он остается недоверчив к нашим словам и хоть дал свое согласие на поиски Плачущего Монаха, был решительно против позволения разрешить церковной страже проводить строгий досмотр всех, кто намеревается покинуть бриттские земли морским путем. — Что ж, стало быть, он еще не успел осознать, что отвернулся от Господа в тот миг, когда предоставил фэйри свои корабли и позволил им сбежать. — Он также добавил, что церковь… обязана быть благодарной, что он не отсек всем воинам головы за предательство,- осторожно молвил Уиклоу, однако неслыханная дерзость все же пробудила в сердце понтифика праведный гнев. — Богоотступник!- яростно пожимая челюстью, воскликнул Авель, остановившись у крутой деревянной лестницы, что вела на второй ярус.- Это ему следует молить Господа о прощении и радоваться, что Он еще не обрушил гнев Божий на его грешную душу,- процедил он сквозь зубы, вцепившись в руку Уиклоу и с трудом поднимая ноги на каждую высокую ступень.- Истинный правитель должен быть верен не только своему народу, но и Всевышнему. Многие столетия корона и вера была двумя незыблемыми столпами, на которых держался мир и благо простого люда, и связь эта должна быть нерушима. Король, что поклоняется дьяволу, приведет свое королевство к необратимой гибели. — Милость Всевышнего не покинет нас, Ваше Святейшество,- спокойно молвил Уиклоу, помогая тому подняться.- Господь несомненно приведет нас к крепкому союзу с английской короной. Наконец добравшись на второй ярус восточного крыла аббатства, где располагался дормиторий, и обождав несколько мгновений, дабы усмирить сбившееся дыхание, они возобновили шаг, направившись вдоль длинной аркады к одиночной спальной комнате, подготовленной именно для главы Святого Престола. — Огненная Ведьма оказалась более опасной, нежели мы думали сперва,- с нескрываемой досадой молвил Уиклоу.- Даже силы Ведьмы Волчьей Крови не были такими губительными. — Дьявольское отродье!- гневно сплюнул Авель, трясясь всем телом от ярости. — В случившемся есть и моя доля вины,- отозвался аббат.- Я должен был насторожиться еще в тот день, когда ищейки обнаружили сожженные тела павших Паладинов в лесной чаще. Слишком опасно было отправлять сестру Айрис на сражение со столь сильным демоном. — Я верил в Божье провидение,- тяжко вздохнул Папа,- и был уверен, что Господь благословил наши деяния, послав нам ангела возмездия в обличии хрупкой юной девочки, дабы она вершила святое правосудие и обрушила гнев Божий на падшие души фэйри. Но надо признать, я глубоко ошибался. Видно, предназначение сестры Айрис была задумана Всевышним лишь для сокрушения Ведьмы Волчьей Крови и ее проклятого оружия. Однако, может, Господь привел ее к нам и для того, дабы ее руками даровать нам возможность узнать, как одолеть даже самых опасных демонов и обратить их оружие против них же самих. Уиклоу, как никто другой, знал об искусном умении Его Святейшества глубоко и мудро подбирать нужные речи, дабы негласно суметь донести до собеседника необходимый истинный смысл, и за многие годы проживания под его покровительством сумел ладно обучиться у него искусству красноречия. И аббат ясно понимал, о чем именно намеревается сказать ему понтифик. Звякнув ключами и с трудом повернув их в замке, Авель отворил дверь своей комнаты, проходя внутрь, и Уиклоу учтиво последовал за ним, плотно затворив за собой. — Насколько я смог понять из твоего последнего письма,- присел Папа за небольшой письменный стол около простой койки с мягкой периной,- перед своей гибелью сестра Айрис успела преподнести церкви ценный дар, что может помочь в борьбе с фэйри. — Гонец прибыл в лагерь за неделю до вашего прибытия,- кивнул Уиклоу, наливая из графина воду и передавая наполненный кубок Святому Отцу.- Все эти дни я ношу его с собой, не стал лишний раз подвергать риску столь ценную вещь. Откинув полы своей темной рясы, Уиклоу потянулся к небольшому глиняному сосуду, что был плотно прикреплен к его поясу, и отстегнул его, осторожно поставив на письменный стол. Авель с восторгом уставился на него, взволнованно приподнимаясь со своего места и приблизившись к закупоренному сосуду. — Это верное решение,- молвил он.- Если в нем действительно хранится то, о чем ты описывал в своем письме, уж слишком важную ценность оно имеет. Закрой плотно все ставни, не будем лишний раз раскрывать все наши тайны. Покорно выполнив просьбу Его Святейшества, Уиклоу возвратился к столу и по его согласному короткому кивку смело снял плотную пробку, откупорив глиняный сосуд. Из горлышка тотчас же вырвались наружу извивающиеся языки пылающего смарагдового пламени, освещая затемненную комнату искристым дрожащим светом. Испуганно вздрогнув, аббат сделал несколько шагов назад, с ужасом наблюдая за адским огнем и трижды осеняя себя крестным знамением. Обеспокоенно взметнув взор на Святого Отца, Уиклоу с изумлением обнаружил, что лицо понтифика ни на миг не исказилось чувством боязни или ужаса, даже напротив торжественно усмехнулось, довольно разглядывая вырывающиеся огненные языки. Страшная мысль на мгновение промелькнула в разуме аббата - вдруг это дьявольское пламя может околдовывать людской ум - и поспешил предупредить понтифика. — Не исключено, что именно это адское пламя могло сжечь дотла весь лагерь,- боязливо произнес Уиклоу.- Его пребывание подле вас может быть слишком опасно для вашего здравия. — Не стоит беспокоиться,- молвил Авель, обратно закупорив сосуд и взглянув на аббата.- Сейчас этот огонь не таит в себе большой опасности. Значит, сестре Айрис удалось обнаружить его в вещах беглецов?- задался вопросом он, открывая вновь оконные ставни. — Она писала, что ищейки взяли след и обнаружили в заброшенном сарае их лошадей. Позже, когда она обыскала седельные сумки, то обнаружила этот сосуд в вещах Плачущего Монаха. — Хм,- задумчиво протянул Папа, присаживаясь на койку и устало упираясь руками о колени,- значит, ему все же удалось вспомнить о своем наследии и обучиться управлять им, раз сумел закупорить в чаше собственное пламя. — Могу я узнать, почему вы полагаете, что этот огонь изверг именно Плачущий Монах?- прищурил глаза Уиклоу, внимательно слушая понтифика. — Он из Пепельных фэйри, а они умели повелевать таким пламенем,- указал пальцем на сосуд Авель.- Не думал я, что ему удастся вспомнить свое гиблое прошлое. Прав был я, когда сказал тогда Кардену, что не удастся ему вырастить из гнилого семени хороших плодов, и все же решил довериться его словам. Видно, переоценил я его воспитательные умения, как впрочем и все иные его способности. — Значит,- пораженно глядел аббат на Святого Отца,- вы знали? С самого начала вам было известно о том, кем он был? — Карден служил Господу верой и правдой и знал, что, скрыв от меня такую страшную тайну, Всевышний никогда не простил бы ему такого страшного греха. Сокрытие демонов карается неумолимо, и никакие молитвы не смогут возвысить душу после такого низкого падения. — Но разве не грех принимать демона в святых стенах и позволять касаться священных распятий?- мягко спрашивал аббат, не скрывая искреннего недоумения.- Как порочный язычник может верно познать мудрость Святого Писания? — Пять столетий назад, когда бриттский народ отрекся от поклонения ложным идолам, Пепельный народ был единственным из фэйрийского рода, кто по доброй воле пожелал принять истинную веру. Григорий I не мог отказать им в таинстве крещения и принял их как сынов Божиих вместе с простым людом. Пепельный народ был свято верен католической церкви и всячески изъявлял желание быть полезными во благо Господу. Они были невероятно искусными кузнецами, и их нелюдское умение извергать из своих рук пламя - то самое, что пылает в этом сосуде - как нельзя лучше годилось в этом ремесле. Сталь, что была выкована в их пламени, с тех пор становилась прочной и нерушимой. Уже ничто не могло расплавить такое оружие - ни земной огонь, ни даже их собственный. Во времена Крестового Похода Пепельные выковали такие мечи для многих священных рыцарских орденов и, чего лукавить, их оружие было превосходно в сражении с неверными. Теперь Уиклоу понимал, отчего Карден так воодушевленно хвалился стальными кандалами, что когда-то преподнес ему в дар Его Святейшество, выражая свою благосклонность в очистительном походе против фэйри. Все же как жестока порой бывает ирония рока - народ фэйри пал от оружия, какое они сами же даровали когда-то церковным воинам. — И чем больше хвалебных слов они слышали о своем мастерстве, тем сильней росла в их сердцах гордыня. Все чаще они безо всякой скромности кичились своими умениями, стали сеять грязные слухи, якобы воины, что сражались во славу Господа, не одолели бы божьих отступников без их оружия. Они стали уверять всех, что их пламя божественное - истинное, как многие фэйри доселе его называют, что именно они были первыми созданиями, каких создал Господь на этой земле, а Адама и Евы не существовало вовсе!- возмущенно воскликнул Авель, раздраженно вскинув руки, и глубоко вздохнул, дабы унять в груди нарастающий гнев.- Чувство собственного величия полностью поглотило их праведность и любовь к Господу, и гнев Божий обрушился на весь их народ, сокрушив всех их до единого. — Как же тогда Плачущему Монаху удалось избежать справедливой расплаты?- внимал каждому слову Папы Уиклоу. — Карден написал мне письмо и поведал, что его Паладины нашли Пепельного мальчика в лесной глуши спустя несколько дней после гибели его народа. Он говорил, что в тот день лил непрекращающийся ливень, а когда узрел метки этого найденыша, что так были схожи на слезы Божьей скорби, посчитал это знаком Всевышнего и помиловал его, соглав своим послушникам, что он - не фэйри. Он просил меня позволить оставить мальчика при себе и взять над ним свое попечение, дабы вырастить его как истинного сына Божьего и очистить его душу от скверны, с которой он родился, получив от своего падшего племени. И его доводы сумели убедить меня дать свое согласие, но я взял с него слово, что ни одна душа не узнает о его истинной крови. В собственных мыслях Уиклоу усмехнулся, зная наверняка, о каких именно доводах писал Карден, дабы убедить Его Святейшество дать свое позволение. Всякий был осведомлен о дивном умении Плачущего Монаха по одному лишь запаху выслеживать фэйри среди простого люда. И аббат без всяких сомнений мог утверждать, что только лишь благодаря этим полезным способностям отродье падших фэйри сумело выжить. Да и ко всему прочему, несложно было понять истинные намерения покойного пастыря, как и его внушительные успехи в делах такого важного для церкви похода. Тяжело не преуспеть в истреблении этих существ с такой-то хорошо обученной, прирученной ищейкой. — Плачущего Монаха надобно доставить ко мне живым,- твердо молвил Авель.- Коль он вспомнил обо всех умениях своего народа и тайнах их искусного мастерства в создании безупречного оружия, это пламя и его способности могут принести большую помощь в благих делах церкви. — Как тогда поступить с ведьмой и мальчишкой-фэйри, каких он вызволил? Кажется, он не собирается расставаться с ними. — Тогда стоит доставить живыми всех троих. Если эти двое сумели обратить против веры самого безжалостного церковного воина, они же могут пригодиться нам, дабы наладить с ним дельную полезную беседу. Наказ Его Святейшества был предельно ясен, оставалось лишь воплотить его в жизнь и сделать то, чего не удалось совершить Айрис и трем дюжинам святого воинства. И у аббата уже имелись некоторые мысли на этот счет.

***

— Персиваль, не отходи от нас ни на шаг,- который раз строго приговаривала Эльмина, хватая мальчонка за руку, когда тот, засмотревшись на продовольственные прилавки, набитые рыбой, овощами и фруктами, уже было направился в их сторону.- И запомни: ни в коем случае не красть чужой товар. Ты услышал меня? — Да-да, услышал,- раздраженно отозвался Перси, вынужденный выслушивать воспитательные речи девы и следовать за взрослыми.- Зануды,- недовольно пробурчал он под нос, разглядывая пестрые поношенные вывески.- Вот и беспокойся после этого за наши деньги. Как будто эти раззявы за своими прилавками заметят пропажу одного яблока среди этих гор. — Воровство преследуется законом в больших городах,- отозвался на его бурчание Ланселот.- Поэтому не следует лишний раз нарушать указанные правила, если не хочешь лишиться руки или пальцев. Персиваль вскинул вверх голову и недоверчиво прищурил веки, глядя на серьезного мужчину, пытаясь распознать, насколько правдивы его слова. Ведь раньше он никогда не слышал о том, чтобы за один несчастный фрукт рубили конечности. Во всяком случае, в Дьюдэне такие меры наказания не применялись. Худшее, что могло случиться с Персивалем, если вдруг его ловили на попытке что-либо "одолжить" - получить вечером хорошую трепку от отца за свое поведение, когда тот возвращался домой после плотницкой работы, какой он промышлял в их селении и, надо сказать, был искусен в своем деле. Был лишь один недостаток в этом занятии - уж слишком мало времени у него оставалось на ладное воспитание сына, особенно в последние годы после кончины его супруги. — Ланселот говорит правду,- отметила Эльмина, увидев, как подозрительно он глядит.- Однажды мне приходилось видеть такое - не самое забавное зрелище. Речи взрослых были довольно серьезны и сумели убедить юного фэйри, что в людских городах лучше воздержаться от своих ловких умений. Внимание его вновь возвратилось к восхищенному разглядыванию шумных небольших улиц портового города, что в полдень был набит народом битком. Бретлинтон казался Персивалю непрерывно гудящим пчелиным ульем, где неустанно кипит городская жизнь, невзирая ни на какие внешние происшествия. Люд трудился здесь с первыми лучами солнца, собирая сетями свежий улов, и до глубокой ночи, пытаясь продать за прилавком как можно больше рыбешек, ведь такой товар не славился долгой сохранностью. Казалось, горожан не тревожило то, что происходит за их стенами - они проживали в собственном, выстроенном лишь для них, маленьком королевстве. Персиваль не мог скрывать возбужденного восторга, неустанно болтая с того мгновения, как только они прошли через главные городские ворота. Ведь сегодня, спустя столько дней пребывания в глухих лесных чащах, они вновь наконец очутились среди людей, и это несказанно радовало мальчика. — Зато забавно наблюдать, как Ланселот стал тщательно следить за девичьей модой,- прыснул от смеха юный фэйри, хохотнув так громко, что проходящие мимо жители с улыбкой взглянули милого мальчика. — Персиваль, прекрати,- не скрывал Ланселот своего раздражения, уже который час вынужденный терпеть глупые мальчишеские насмешки, и изо всех сил пытался непринужденно выдержать людские взоры.- Мы не должны привлекать к себе лишнего внимания. — Прости, но уж слишком ты стал походить на девчонок из моей деревни,- едва сдерживал порыв смеха Перси.- Они постоянно мазались этими штучками. Эльмина, отчего ж ты не довершила дело до конца? Ему остро необходимо зарумянить щеки и накрасить губы. Раздраженно закатив глаза, Ланселот устало выдохнул и уже было потянулся руками к лицу, привычно протерев веки, как вовремя одернул себя - касаться лица нельзя было до тех пор, пока они не окажутся в безлюдном месте. Мазь эта слишком легко размазывалась по лицу и открывала скрытые под ней родимые метки, но если не касаться кожи пальцами, она ладно делает свое дело. Мужчина мельком окинул взором окруженную их толпу; кажется, никому вовсе не было до них дела, дабы пристально разглядывать его лицо - в этом и заключалась вся прелесть больших городов. — Персиваль, не стоит так громко шутить на этот счет,- пыталась успокоить мальчонка Эльмина, едва сдерживая усмешку, вызванную ребяческими колкими остротами.- Ланселот прав: если мы неприметны для людского взора, это не значит, что можно не опасаться привлечь к себе лишнее внимание. Мы ведь не знаем, вдруг кто-то сумел хорошо запомнить его лицо. — Уж за это можно смело не переживать,- отмахнулся юный фэйри и на миг перевел озорной взор на серьезного мужчину.- Сейчас он больше похож на смазливого барда. Ланселот строго взглянул на дерзкого мальчишку, бросив на него холодный суровый взор, безмолвно выражающий негодование и раздражение, но Персиваль едва ли ощутил страх перед бывшим церковным воином - он прекрасно знал, что бояться ему нечего, ведь он ни разу не поднимал на него руку и вряд ли когда-нибудь станет. И в этом юный фэйри был совершенно прав. Отведя глаза от наконец умолкшего мальчугана, мужчина на мгновение взглянул на Эльмину и, заметив ее озорной улыбающийся лик, невольно смягчился, лишившись напускной суровости, что была необходима для усмирения неугомонного Персиваля. Хоть девушка и пыталась успокоить возбужденный пыл мальчика, было заметно, что сама она едва сдерживала тихие смешки, слушая колкие шутки в его сторону. И при виде ее светлого, почти смеющегося лица уголки его губ сами по себе приподнимались в незаметной усмешке. — Значит, я и в твоих глазах выгляжу нелепо?- послышались легкие игривые ноты в негромком голосе Ланселота, отчего Эльмина повернула к нему голову и тут же встретилась с его лазоревым взглядом, что так редко искрился озорными огоньками. — Что ж, кое с чем я могу с Персивалем согласиться,- весело отозвалась дева, не скрывая теперь широкой улыбки и легкого смущенного румянца на щеках.- Ты и впрямь привлекательный. Сердце мужчины взволнованно вздрогнуло, отдаваясь сладким спазмом в животе и гулким ударом где-то в горле, отзываясь на речи девушки мягким окутывающим теплом и какой-то ребяческой радостью. За несколько мгновений он успел повторить эти короткие четыре слова несметное число раз, пытаясь осознать, что он действительно услышал их наяву. И не мог поверить в то, что она сказала. Она назвала его привлекательным. Ланселоту было слишком непривычно и странно слышать столь лестные слова на свой счет. Когда его в последний раз кто-либо считал привлекательным? И случалось ли такое прежде? Люди нарекали его самыми разными описаниями, сеяли ужасные, или глупые, слухи, но никогда ему не приходилось слышать, чтобы о нем отзывались столь тепло и мягко как Эльмина. Его прежнее прозвище произносилось почти шепотом, боязливым, дрожащим от леденящего страха и осторожным, дабы не услышали не те уши в их голосе ненависть к безжалостному карателю. Плачущий Монах. Прозвище, каким он прежде даже умудрялся гордиться, теперь вызывало отвращение и жгучую ненависть. Если бы он только мог выжечь из собственной истории это презренное имя и стереть из памяти всего бриттского народа воспоминания о нем, быть может, тогда бы он смог сейчас бродить по этим городским улицам свободно, без нужды скрывать собственные метки на лице. Горькое отчаяние и досада вливались тонкими темными струйками в душу, омрачая приятные чувства и стремительно поселяясь глубоко внутри. И один лишь взгляд добрых зеленых глаз вмиг рассеивает вползающую тьму, что пытается каждое мгновение окутать весь его разум, растворяет едкую горечь в сердце, заполняя глухую пустошь согревающим и ослепительно светлым теплом, невольно вызывая трепетную улыбку. Быть может, то была лишь ничего не значащая шутка, и поистине девушка считала иначе, но чуть смущенный радостный лик и мягкий розовый румянец на ее щеках ясно говорил об обратном. Вскинув голову, Персиваль на мгновение окинул взором взрослых молодых людей, идущих по обе стороны от него, и, быстро отвернувшись, снисходительно улыбнулся - лишь глупец не заметит их взаимного увлечения. Смешливая мысль на миг пришла в его голову: знают ли они оба, что нравятся друг другу? И Персиваль не мог не издать тихий смешок, покачав головой от потехи. "Малые дети. А еще говорят, будто я веду себя как ребенок",- молвил самому себе юный фэйри, продолжая разглядывать пытливым взором шумные, длинные городские улицы.

***

Намерения Ланселота сперва наведаться в порт и разузнать все о кораблях, что идут в датские земли или в схожее направление, нагло оборвались в тот миг, когда Персиваль крепко схватил взрослых за руки и упрямо потащил их к расположившейся на углу улицы небольшой таверне, откуда раздавалась задорная мелодия лютни и волынки. Двери местного трактира были открыты настежь, любезно зазывая прохожих погостить у себя, словно у давнего друга, и предлагая отведать всего, чего пожелает душа. Манящие запахи запеченного в печи мяса пробуждали зверское желание вкусить восхитительной еды, перед глазами воссоздавался вид золотистого жареного кушанья, а ноги сами несли в заведение, дабы насладиться простыми, но безумно вкусными блюдами. Ланселот хотел было уже возразить и приструнить непристойное своенравное поведение мальчика, дабы он не забывал, какова истинная причина их прибытия в город, однако, ощутив столь соблазнительные ароматы отменных кушаний да услышав приятную музыку, мужчина подумал, что плотно отобедать сперва является не самой плохой затеей, какую мог предложить им Персиваль. Заодно они могли бы расспросить кого-нибудь подробней об имеющихся теперь в порту кораблях - здешние жители должны знать об этом больше. Войдя внутрь, молодые люди не увидели в таверне ничего примечательного или незаурядного - небольшой уличный трактир имел вид обыкновенного заведения, каких часто можно встретить в больших городах. Дневной свет едва пробивался в тусклое широкое помещение из-за прикрытых оконных ставней - вместо него здесь без продыху горели свечи, расположенные на всякой поверхности, какую только возможно было заметить. И, казалось, посетителям вполне было достаточно мягкого рассеянного освещения. Несмотря на обыденный будний день, в полдень таверна принимала у себя довольно много гостей - видно, заведение было на хорошем счету у местных горожан. За расположенными столами сидело примерно по четверо человек, неустанно болтая меж собою и постукивая деревянными ложками о миски. Наполняя вновь и вновь тяжелые кружки темным элем и за несколько глотков осушив их до дна, они порой прерывали свои задушевные беседы, дабы задорно подпеть местным музыкантам знакомые слова доброй песни, топая в ритм ногами и стуча о стол переполненными кружками. Воздух пах хмелем, весельем и легкой небрежностью, с первых мгновений располагая и расслабляя душу. Персиваль широко улыбался, восторженно разглядывая шумную таверну, впервые очутившись в таком оживленном людном месте, что сразу же пришелось мальчонку по душе. Взглянув на восхищенного мальчика, Эльмина не могла сдержать усмешки, глядя, как он неосознанно двигает плечами в такт задорной музыке. Лишь Ланселот оставался напряженным и мрачным среди всеобщего веселья и безмятежности - не привык он находится среди шумной толпы без натянутого глубокого капюшона. Подойдя к прилавку и вежливо поприветствовав улыбчивого в летах трактирщика по имени Уильям, дева заказала три внушительные порции еды, расплатившись имеющимися монетами, и любезный мужчина указал им на свободный стол, где они могли бы разместиться. Устало откинувшись на спинку стула, путники ощутили сладостное облегчение после долгой непрерывной ходьбы по городу. Желудки возбужденно урчали, взбудораженные восхитительными вкусными запахами, что доносились из недалеко расположенной кухни, а рот досадно сглатывал обильную слюну в предвкушении трапезы. Персиваль не мог усидеть на месте, то и дело ворочаясь на чересчур большом для него стуле, и с широко распахнутыми глазами разглядывал мощную деревянную лестницу с крутыми ступеньками, что вела на второй этаж. Казалось, прошла вечность, пока трактирщик наконец не направился к их столу, неся в руках деревянный поднос с тремя глиняными мисками. Как только ложка оказалась в руке Персиваля, а кушанье перед ним, мальчик без всяких промедлений взялся с жадностью поглощать еще не остывшую еду, не замечая обжигающего жара. С наслаждением вкушая добротно приготовленную картофельную кашу с томатной подливой и запеченную куриную ножку, Эльмина уже давно не ощущала себя такой благодарной Всевышнему за столь замечательный обед. Взяв в руки свеже испеченную лепешку, девушка блаженно вдохнула восхитительный запах и сделала небольшой кусок, продолжая медленно разжевывать - только сейчас она осознала, как давно ела простой хлеб и как сильно истосковалась за этой простой едой. Неспеша поглощая сытное кушанье, Ланселот оставался молчаливо суровым и настороженно напряженным - внутреннее беспокойство не покидало его душу, держа в крепкой хватке постоянного наблюдения за окружающими их людьми. Ни одной людской душе, находящейся здесь, определенно не было совершенно никакого дела до ничем неприметной троицы, которая, как и все здесь присутствующие, забрела сюда хорошенько отобедать и передохнуть. Но Ланселота не покидало зудящее навязчивое ощущение, словно на него смотрят все, глазея с неприкрытым презрением и ужасом. Уже множество раз он порывался спросить своих спутников, надежно ли скрыты его метки, но тут же осознавал, что, коль было бы что-то не так, они бы несомненно сообщили ему об этом и все исправили. Разум его понимал, что нарочные взоры были лишь плодом его воображения, однако осознание этого не усмиряло внутреннюю тревогу. Видно, он слишком привык за последние месяцы к уединенной лесной глуши и уже позабыл, каково находиться среди людей. Ему почти стало казаться, что все его ужасающее прошлое не происходило с ним взаправду, что весь тот кошмар был лишь одним из страшных долгих снов, и он наконец очнулся. Но чем дольше он пребывал среди переполненной городской толпы, тем сильнее осознавал, что все его былые деяния были совершены наяву, и из-за них он теперь вынужден скрываться ото всех, быть может, до конца своих дней. Непрекращаемый людской гомон начинал сдавливать виски, отдаваясь гулкими спазмами по всему затылку. С каждым разом еда все сложнее проходила через глотку, становясь на половине пути тугим комком и после падая в желудок с ноющей болью где-то в середине грудной клетки. Мышцы налились от продолжительного напряжения, отчего все сложнее было поднимать ко рту ложку. На мгновение Ланселоту послышалось, словно неустанный голосливый гвалт посетителей таверны на миг сменился истошными предсмертными криками фэйри, каких он изловил и собственными руками предал огню. Обоняние внезапно уловило запах горелой плоти, горло почти начало саднить от подходящей тошнотной горечи, как вдруг мягкое тепло внезапно окутало его свободно лежащую на столе руку, крепко сжатую в кулаке. Мрачные видения внезапно развеялись, и нежный запах весенних пионов окутал его, принося долгожданное облегчение, словно глоток свежего воздуха. — Эй,- большие сияющие глаза Эльмины глядели на мужчину обеспокоенно и пронзительно, проникая в самую душу,- ты в порядке? Глубоко наполнив легкие хмельным воздухом, Ланселот окончательно избавился от напускного напряженного плена, не понимая до конца, какое марево так внезапно поглотило его, но все еще ощущая в груди неприятную тоскливую тяжесть, что оно оставило после себя. Коротко кивнув на вопрос девушки, мужчина вновь принялся за свою еду, не желая обременять деву своим грузом, но Эльмина, казалось, ни на миг не поверила в искренность его ответа, ободряюще погладив его чуть расслабленную руку. — Я думаю, здесь нам незачем волноваться,- молвил спокойный голос девушки, что вмиг перебил громкие голоса и играющую музыку.- Тут никто не обращает на нас внимания. Слова девушки принесли Ланселоту уверенность и чуть больше облегчения - быть может, и впрямь им не нужно беспокоиться, ведь за время их пребывания в Бретлинтоне ни одна душа не узнала его. Смягчив напряженные скулы, Ланселот взглянул в девичьи глаза и, увидев в них такую необходимую ему мягкость и тепло, наконец позволил себе немного ослабить хватку непрерывного контроля. Мягко обхватив ее тонкое запястье, Ланселот осторожно погладил пальцами девичью руку, негласно говоря девушке, что все в порядке, и таким ответом Эльмина была довольна, тепло улыбнувшись ему. — Я спрошу трактирщика про корабль, вдруг ему что-нибудь известно,- взяла она свою опустошенную миску, поднимаясь она со своего места и направляясь к прилавку. — Возьми мне еще большую кружку эля,- едва ли не подпрыгнул на месте Персиваль, бросив в след уходящей девушке. — Никаких крепких напитков,- строго отчеканил Ланселот, серьезно глядя на мальчика, и тот раздраженно закатил глаза, недовольно сложив руки. — Какой же ты все-таки скучный ворчливый скупердяй,- пробурчал Перси, принимаясь за оставшуюся в миске еду.- Выпил бы глоток другой вместе со мной и, может, заметил бы тогда наконец, что ты ей нравишься,- кивнул он головой в сторону девушки.- До сих пор не понимаю, как тебе это удалось с таким-то занудством. Уткнувшись глазами в миску, Персиваль продолжил есть свой обед, не замечая, каким неподдельно изумленным взором уставился на него Ланселот, на мгновение прекратив есть. Слова мальчика поразили его своей откровенностью и внезапностью, застав мужчину врасплох. Нервно сглотнув, Ланселот быстро стряхнул чувство нахлынувшего на него смятения и вернулся к еде, задумчиво пережевывая пищу. Шутливые речи мальчонка вновь и вновь повторялись навязчивой мелодией в его разуме, но не приносили раздражения - напротив, с каждым новым звучанием грудная клетка наполнялась светлым искристым теплом, что пронизывала самые глубокие недры души и тела. Ты ей нравишься. Ланселот, безусловно, не был глупцом и ясно осознавал, что Эльмина питает к нему не простые дружеские чувства. Он видел, как нежно и смущенно она отводит взор, когда слишком долго глядит на него, как всякий раз пытается прикоснуться его руки или плеча, как блестят необъяснимым искристым светом ее смарагдовые глаза и лучистая ласковая улыбка. Он все еще мало смыслил в устоях мирской жизни, но ему казалось, меж обычными приятелями не бывает такой манящей пылкой тяги, какая горячо отзывается в его груди каждый раз, когда их взгляды пересекаются. И если разум пребывал в сомнениях и неверии, то нутро отчетливо твердило: чувства взаимны. И все же никто из них еще не решался молвить вслух о своей вспыхнувшей привязанности, наслаждаясь безмолвной нежностью и нахождением рядом в те прекрасные мгновения, когда им удавалось побыть наедине. "Дьявол приходит во власть лишь в ночи, когда свет Божий гаснет с последними лучами солнца, и приходит мрак, гнетущий и кромешный, пробуждая самых извращенных и ужасающих демонов, дабы поглотить все созданное рукой Господа. Они странствуют по земле, проникая в каждую людскую душу и завлекая к себе в царство вечного адского пламени, где властвует Люцифер. И ты, сын мой, каждый час обязан противиться их искушениям, какими бы притягательными они ни были…" Даже будучи взрослым мужчиной, речи Кардена все еще пробуждали в Ланселоте дикое чувство боязни и острой уязвимости, вынуждая напрячься всем телом, как только ненарочно воссоздается в разуме голос старого пастыря. Ночной час с детских лет вызывал в его сердце гнетущее ощущение беспробудного мрака, обостряя внутреннюю боль, какую так усердно он старался заглушить. И лишь с появлением в его жизни двух фэйри навеянные отцом Карденом угнетения стали развеиваться. Лишь в ночи молодым людям удавалось вновь ощутить тихое уединение меж ними, когда неугомонный юный фэйри погружался в крепкий сон, уставший за день, проведенный в пути. С Эльминой Ланселот познал, что ночь не всегда приносит страх и горькую беззащитность - порой она приносит покой и безмятежное тепло, навеянное неземным иным миром, что пробуждается в эти часы и живет как в ясный солнечный день. И он вовсе не похож на адское царство с полчищем ужасающих демонских отродий. Ланселоту нравилась такая ночь - мерцающая крошечными парящими светлячками, успокоенная размеренным глубоким дыханием леса, переполненная ароматами древесной влаги и весенних цветов, согревающая теплом сидящей подле него иноземной девы, что околдовала его душу с первого своего появления. Она очаровывала его, манила, притягивала своим искристым чистым светом и красотой, дарованной Богом, и он не мог противиться внутреннему зову, когда все его нутро так жаждало быть с ней - касаться ее ласковых рук, обнимать хрупкий девичий стан, перебирать мягкие распущенные пряди, слушать ее тихий нежный голос, увлеченно ведающий обо всем на свете. Ему нравилось, когда она, утомленная тяжелым днем, засыпала в его руках и трепетно прижималась к нему до рассвета, пока не сменяла его на дежурном месте. Запах цветов дурманил его, ослаблял крепкую хватку напряжения и в тот же час затягивал тугой узел в животе, пробуждая давно забытые чувства. Ему все чаще хотелось целовать ее, открыто, без боязни яркого дневного света и опасений, что мальчик может увидеть их. Он не мог не глядеть на ее губы всякий раз, когда она говорит о чем-то или же задумчиво касается их пальцами. Сперва ему удавалось одергивать себя и всячески пресекать подобные мысли, однако воспоминания все чаще стали одерживать победу над строгим праведным умом. Ланселот отчетливо мог воссоздать в памяти каждую минувшую ночь из той седмицы, что они провели в долгом пути, покинув надежно скрытое убежище в лесных дебрях. Он помнил каждый их поцелуй, какой она подарила ему, и всякий раз искренне изумлялся тому, что она желает этого с ним, презренным всеми живущими на свете душами. Ему не верилось, что такая светлая фэйри может хотеть целовать и касаться его, и оттого ловил каждое сладостное мгновение, в глубине души боясь, что этот миг будет последним. Быть может, в чем-то отец Карден был прав, говоря, что желание плоти таит в себе опасную сильную тягу. Ведь всякий раз, когда Ланселот вспоминал мягкость ее губ, горячие касания ее влажного языка к своему, ее трепещущие взволнованные мышцы в его ладонях, ему хотелось вновь ощутить все это наяву. И в этом был грех. Ланселот знал, что этот давно знакомый ему сладостный пыл, пробуждаемый в его теле горячими пылкими поцелуями и объятиями, был смертным грехом, какой осуждался Святым Писанием. Похоть была мерзостным грязным пороком в глазах Господа, слабостью воли праведного духа. Податливая к низменным соблазнам плоть не имеет силы устоять перед обманом нечистого, оттого ее надобно усмирять. Ибо, соблазнившись однажды, грех этот будет жадно преследовать, вновь и вновь поглощая во мрак и навлекая гнев Божий. Испытав однажды жестокую кару за такое прегрешение, Ланселот поклялся никогда не поддаваться сладостному искушению, что поистине оказалось горьким ядом, навек очернившим его душу. И он даже вообразить себе не мог, чтобы ввести Эльмину в столь презренный грех. Больше он не навлечет бед на невинную светлую душу и не опорочит ее чистоты перед лицом Господа и всех святых. Он не совершит вновь подобной ошибки.

***

— Вам повезло, что вы успели добраться до Бретлинтона сегодня,- говорил трактирщик Уильям, оказавшийся хозяином таверны.- В нашем порту теперь не так часто ходят корабли на столь дальние расстояния. Я слышал, одно из таких суден прибывает из датских земель уже завтра и после возвращается обратно через дней пять. — Неужели?- восторженно глядела Эльмина на мужчину широко распахнутыми глазами.- Погодите, вы уверены в этом? Это точно? — Сам я хоть и ничего не смыслю в портовых делах, но то, что завтра в Бретлинтон из Датского Королевства прибудет главный советник тамошнего короля с подданными, знают все. Говорят, Его Величество, Утер Пендрагон, лично приедет сюда, дабы встретить важных гостей и сопроводить их в Камелот,- с гордостью и уважением произносил мистер Уильям имя правителя, тщательно протирая вымытые кружки.- Все в ожидании визита нашего короля. — А мы-то все гадали, отчего так много народу на улице в обыденный день,- отозвалась Эльмина, рассеянно кивая в сторону шумных улиц, не теряя радостной улыбки от услышанной хорошей вести. — Всем не терпится поглазеть на благородных людей, сам король ведь пригласил их в столицу, а в последующие дни, уверен, съедится еще больше. Весь город на ушах стоит, нигде проходу нет; что ни день, то праздник какой-то. Но все-таки можно народ понять: после стольких месяцев страха и раздора всем хочется немного веселья и забав, а королевская свадьба справляется в Британии не каждый год. — Свадьба?- недоуменно вскинула брови Эльмина, уставившись на хозяина таверны удивленным взглядом. — Как же? Вы разве не слышали?- слегка опешил мужчина; он и не знал, что имеются люди, какие не знают о таком знаменательном событии.- Все королевство только и гудит об этом, забыли даже о войнах меж церковью и фэйри. Наш король наконец принял решение сочетаться законным браком. Через несколько дней уже торжество состоится. Искренне изумившись услышанной вестью, Эльмина недоуменно выгнула дугой брови. Ей казалось, Утер никогда не согласится связать себя брачными узами по доброй воле - уж слишком презренное мнение имел он о женщинах, особенно тех, в чьих руках может оказаться хоть крупица власти над бриттскими землями. Покойная, как ей позже стало известно, королева Люнетта ясно показала дорогому сыну, какое пагубное влияние может иметь его будущая правящая супруга, оттого давно отрекся от этой гиблой затеи. Но видно, плоды тяжких времен, что пожинает теперь Британия, вынудила Утера наступить себе на горло и поступиться своим непреклонным устоям. — И кто же будущая королева? Небось, датская принцесса? — Не угадали, миледи,- тепло усмехнулся мистер Уильям, отставляя дочиста протертые миски.- Саксонские разбойники начали захватывать прибрежные города слишком быстро,- за миг посерьезнел он, насупив брови.- Чудо, что ужасная участь миновала Бретлинтон. Эти крысы стали рассеивать грязные слухи: якобы Утер Пендрагон не истинный король и не настоящий сын Вортигерна. Их предводитель гордо нарек себя Ледяным Королем. Король, видите ли, выискался! Прокля́тый язычник и душегуб, вот он кто!- презрительно сплюнул мужчина и после тяжко вздохнул, усмиряя внутреннее негодование.- Близилась суровая война, миледи, что угрожала не только нашей державе, но и всем бриттским землям. Несомненно, наш король ясно понимал это, как и то, что без союзников им не одолеть эту псовую свору. Видно, поэтому Его Величество решил заключить союз с королем Лайонесса, взяв за супругу принцессу Изольду. Весть о женитьбе короля изумила Эльмину, однако пуще прежнего ее удивил выбор Его Величества - принцесса Лайонесса казалась ей последней знатной особой, какую Пендрагон согласился бы взять за супругу. Ведь Утер всем нутром презирал короля Марка Тинтателя, и владыка Корнуэльского полуострова рьяно отвечал тому пылкой ненавистью. И причиной этой непримиримой вражды, как однажды поведал девушке за кубком вина Мерлин, была извечна и стара, как земной мир. Плодом раздора многих мужчин и причиной великих войн неизменно являлась женщина. — Вы, видно, возвращаетесь в родные земли?- спросил пожилой мужчина и вопросом своим на мгновение озадачил Эльмину.- Вы хорошо говорите по нашему, но слышно, что вы родом не из этих мест,- поспешил объясниться он, увидев ее смятение. — Ох,- осмыслила Эльмина, облегченно вздохнув.- Эм… да, я прибыла в Британию четыре года назад, хотела начать новую жизнь в неведомых краях, но поняла, что слишком тоскую по родным землям. Девушка не любила лгать хорошим людям, а разговорчивый любезный хозяин таверны казался ей именно таким, но слишком быстро согласилась продолжить свою небольшую легенду. Ни одна душа не должна знать о том, что в Бретлинтоне видели троих фэйри, ведь даже глупец осмыслит, кем на самом деле они являются. Свирепость церкви коснется не только их, но и мирных жителей этого города, и тогда даже Утер не сумеет ее сдержать. — А место для ночлега уже успели подыскать на эти несколько дней? — Мы приехали только сегодня и даже не знали, насколько нам повезет с кораблем. — Если вам надобно жилье, в моей таверне имеется несколько комнат, где я мог бы вас разместить,- показал мужчина рукой на второй этаж. — Боюсь, у нас не хватит нужной суммы, дабы заплатить за три пропуска на корабль и все ночи проживания,- неловко замялась девушка, мысленно добавляя ко всему прочему еще и пропитание. — Для любезных иноземных гостей я готов немного уступить вам в цене,- добродушно улыбнулся мистер Уильям.- А ежели чего, нам с женой не помешали бы лишние руки в таверне по вечерам: разнести еду гостям, записать, чего им отведать хочется. Или же хоть посуду вымыть - когда в таверне много народу, ее не хватает на всех, а съездить в Камелот прикупить не решаемся пока. Эльмина нетерпеливо пожимала губами. Слишком уж заманчивое и выгодное было предложение, и она уж было хотела тотчас же согласиться, но одернула себя - она не могла принимать такие решения, не посоветовавшись сперва со своими спутниками. И была благодарна мистеру Уильяму, что тот понимал ее колебания и не настаивал с немедленным ответом. — Вы не спешите,- дружелюбно улыбнулся ей мужчина.- Обсудите все с супругом, и если вас все будет устраивать, я с радостью приму вас в нашей таверне. Сердце девушки пропустило чувственный удар, растекаясь мягкой волной по всему телу и отзываясь щекочущей дрожью в кончиках пальцев. Взор Эльмины блеснул искрой неподдельной растерянности, когда она взглянула широкими распахнутыми глазами на мистера Уильяма, на мгновение даже не зная, что ответить. Супруг? Неужто он подумал, что она и Ланселот… Эльмина повернула голову и на мгновение бросила взгляд на мужчин, ощутив, как наливаются румяным жаром ее щеки. Дочиста собрав остатки еды из миски, Персиваль облизал деревянную ложку и откинулся на высокую спинку стула, довольно поглаживая ладонями живот; впервые за долгие дни скитаний в лесных чащах мальчишка наконец плотно поел. Украдкой она взглянула на чуть согнутую спину сидящего Ланселота: его опущенные плечи медленно поднимались, когда он неспеша поглощал свое кушанье, а черты лица наверняка были омрачены натянутой серьезностью и навалившейся тяжестью. Эльмина понимала, как непривычно было мужчине находиться в столь людном месте и не ощущать на себе чужие ненавистные взгляды. Но она надеялась, что со временем тяжесть в его сердце постепенно рассеется и вместо придет облегчение и покой. Благодарно кивнув хозяину таверны, Эльмина медленно направилась обратно к своим спутникам и едва заметно улыбнулась: и впрямь, какая иная мысль может прийти чужому человеку, увидев молодых мужчину и женщину с маленьким мальчиком? Для незнакомого взгляда они слишком походили на семью. И Эльмина решила не противиться этой маленькой легенде, подумав, что такая ложь не может нести в себе зла. Эти двое таких разных мужчин и вправду стали ей близки, заполнив болезненную пустошь в ее душе после потери всех, кого она любила. Для ее сердца отныне они есть ее семья. — Надеюсь, ты принесла хорошие вести?- едва не подпрыгнул на месте Перси, выпрямившись и распахнутыми глазами взглянув на девушку, присевшую на свое место за их столик. — Что ж,- не могла не улыбаться Эльмина, весело глядя на спутников, что выжидающе уставились на нее,- должна сказать, что сами небеса благоволят нам - мы прибыли сюда вовремя. Корабль, что направляется в Датское Королевство, вот-вот придет в Бретлинтон и отбывает обратно через пять дней. — Пять дней?- вскинул вверх брови Персиваль, откинувшись обратно на стул.- Могли бы и не торопиться даже, а теперь придется еще и жилье искать не пойми где. — Мистер Уильям, хозяин этой таверны, поведал, что здесь имеются несколько свободных комнат для ночлега, и любезно может предоставить нам одну из них. — Ты уверена, что нам хватит денег оплатить жилье и место на корабле?- тихим хриплым голосом молвил Ланселот. — Он сказал, что готов даже уступить в цене, если мы согласимся помочь ему и его супруге в таверне. Гостей слишком много, а рук частенько не хватает,- ответила девушка, пристально вглядываясь в напряженное лицо мужчины. Чуть сведя брови, Ланселот напряженно пожимал челюстью и настороженно окинул взором окружающих.- Думаешь, здесь небезопасно?- тихо спросила она, возвращая к себе его взгляд. — Будет надежнее покинуть город и заночевать в менее людном месте. — Но нас ведь за все это время никто не узнал,- молвил Персиваль, наклонившись к столу и взглянув на Ланселота умоляющими глазами.- Я уверен, здесь нам ничего не угрожает. — А если сюда заявятся стражи Троицы? — Не думаю, что это случится в ближайшее время,- отозвалась Эльмина.- Утер презирает церковь - об этом известно каждому. А как мне помнится, наш король слишком злопамятен, чтобы просто так забыть о такой неслыханной дерзости. Ланселот тяжело вздохнул - политика была противоречивым и чересчур изменчивым делом. Отец Карден люто презирал иноверующих, нарекая тех падшими в Божьих глазах идолопоклонниками, но в тот же час не гнушался заключать союзы с викингами. Тайный сговор отца с Камбером был создан, дабы свергнуть короля и заполучить Ведьму… Нимуэ вместе с мечом. Заклятая вражда очень часто сменялась на пылкую дружбу, коль речь заходила о взаимной выгоде и личных интересах. Из нескольких прежних встреч, где Ланселоту приходить воочию видеть короля, он знал, что Утер был человеком пылкого нрава, но прекрасно умел сменять глубокое презрение на благосклонность, если того требовал собственный расчет. Не стоит доверять ненависти королей. — Мало кто знает тебя в лицо,- отвлекла его дева от раздумий, пытаясь поумерить беспокойство мужчины.- А сейчас и вовсе единицы могут распознать в тебе того, кого они разыскивают. Я думаю, если мы решим остаться здесь, мы не подвергнем себя опасности. Ланселот взглянул в девичьи зеленые глаза и задумчиво пожимал губами. Надо признать, постоянное нахождение среди шумного люда, который в любой миг может узнать его, не радовало мужчину - он наверняка не сомкнет глаз все эти несколько ночей, если они останутся здесь. Он слишком отвык от присутствия людей, и даже отсутствие на них алых монашьих ряс не умаляло напряжения в легких и чувства постоянной угрозы. Однако за время нахождения их в Бретлинтоне никто не признал в нем жестокого убийцу фэйри, и осознание этого чуть усмиряло его опасения. — Ланселот, давай останемся, пожа-а-алуйста,- жалобно протянул Перси, нарочно выпятив нижнюю губу, чем вызвал у Эльмины смешок.- Давай хоть эти пару ночей выспимся в кроватях, а не на холодной земле. Взглянув на его наигранно жалобное выражение лица, Ланселот ощутил, как тоскливо ноет его грудь, смягчая непреклонность своих убеждений. Мужчина прекрасно понимал, что хитрый мальчишка пытается управлять его чувствами и тем самым добиться желаемого, и, чего греха таить, у него это отменно получалось. Ночи теперь и впрямь были северными - зимнее время было на пороге - и если холод был ему не страшен, с его спутниками дело обстояло совсем иначе. Нахождение в постоянном ознобе и сон на ледяной земле плохо скажется на их здравии, а Ланселоту вовсе не хотелось стать причиной их болезни. Простуда бывает непредсказуемой и может поразить любое тело, особенно детское. Именно эта мысль стала веской причиной, чтобы согласиться с их просьбой. Покончив с обедом, путники поднялись с мест, забирая со стульев кожаные куртки, и хозяин таверны поспешил убрать с освобожденного стола посуду, попутно спрашивая у своих гостей, как им было приготовленное кушанье и все ли им было по душе. Пожилой мужчина был приветливым и улыбчивым, и не вызывал в Ланселоте опасливых подозрений - казалось, от него не стоит ожидать внезапных неприятностей. Что ж, возможно, остаться в этой таверне было не самой плохой затеей. — Мистер Уильям, мы хотели бы согласиться с вашим предложением о ночлеге, если его еще можно принять,- любезно обратилась к мужчине Эльмина. — Конечно, буду рад видеть вас своими гостями в нашей таверне,- улыбнулся он, держа в руках посуду.- Погодите минутку, я сейчас же поселю вас в свободную комнату. — Я бы не стал принимать в своем доме этих людей,- незнакомый низкий голос внезапно раздался по всей таверне столь громко, что всякая музыка и людской гул вмиг затих, а взоры посетителей обратились ко входу, где на пороге стоял одетый в рыцарские доспехи мужчина, скрывая свое истинное лицо за стальным шлемом.- Вы рискуете быть объявленным еретиком и сожженным на костре, если церковные воины когда-нибудь дознаются, что вы приняли у себя беглеца Плачущего Монаха. Мертвенное безмолвие воцарилось в небольшой таверне, с каждым мгновением наполняя воздух раскаленным напряжением, что почти обжигало ноздри со всяким новым вдохом. Все вокруг словно замерло, затаившись в ожидании того, что может произойти в следующий миг. Обедающие гости отставили от себя еду и эль, прервали бурные беседы и обратили свои пристальные взоры на троих стоящих путников и вошедшего рыцаря. Затихла задорная мелодия лютни, сменяясь тихим, едва доносящимся до ушей людским шепотом. Люди боязливо переговаривались меж собою и изумленно разглядывали Ланселота, пытаясь самим отыскать убеждение в словах рыцаря, и каждый имел на этот счет свои размышления. — Боюсь, сэр, вы ошиблись,- с невозмутимой уверенностью внезапно выдал Персиваль, подняв голову и взглянув на оторопевшего Ланселота; он должен был убедиться, что отметины на его лице все также хорошо были скрыты от людских глаз.- Если бы мой отец был Плачущим Монахом, я бы точно знал об этом, уж поверьте. По крайней мере, я бы не родился, так ведь? Легкий смешок разнесся по всей таверне, чуть снимая возникшее напряжение - взрослые люди всегда склонны верить детским словам, ведь многие отчего-то уверены, что ребенок еще не умеет лгать. Лишь Ланселот едва заметно вздрогнул: уж чего мужчина не ждал услышать из уст Персиваля, так того, как этот мальчик будет называть его отцом. Даже во имя спасения. — Я слышал, что его прозвали из-за родимых пятен на лице,- отозвался мистер Уильям, становясь в защиту новоприбывших гостей.- Они выглядят, словно кровавые слезы на щеках. Я, быть может, уже не в тех бравых летах, что был раньше, но не разглядел ни у одного из этих любезных людей таких особенностей. — Мне не надобно видеть его слезы, чтобы не знать о том, кто он есть,- молвил чуть спокойней его голос, отчего Ланселот чуть свел брови и пристально уставился на разодетого рыцаря, нервно сглотнув; призрак чего-то знакомого окутал его разум, вынуждая судорожно вырывать из памяти смутные воспоминания.- Я запомнил во всех чертах твое лицо, Монах, и вряд ли когда-нибудь спутаю тебя с другим. Эльмина подозрительно прищурила веки, вглядываясь в глаза рыцаря, что сверкали в тени стального шлема, и вновь повторила мысленно его слова, вслушиваясь в его голос - и ей казался этот человек слишком знаком. За несколько мгновений дева задалась вопросом тысячи раз, но разум предательски не давал ясный ответ. Она определенно уже когда-то встречалась с ним; быть может, это было слишком давно, но нутро говорило ей, что безо всяких сомнений ее глаза уже видели лицо этого мужчины. Рыцарь потянулся к своему шлему, вынудив Ланселота принять оборонительную позицию. Привычно потянувшись рукой к рукояти своего меча, какого уже при нем не было, мужчина досадно стиснул зубы - без оружия он ощущал себя совершенно бесполезным и уязвимым. Опустив голову, но продолжая пристально наблюдать за действиями незнакомца, Ланселот глубоко вздохнул, сжав ладони в кулаки, набираясь решительности и готовности ко всякому исходу этой встречи. И лишь сейчас обостренное обоняние ощутило, что привычный травянистый запах душистой жимолости и жасмина усилился во множество раз, ударив в нос цветочным шлейфом, словно весенний ароматный ветер. Внезапное осознание вспыхнуло в разуме Ланселота за миг, когда мужчина снял свой рыцарский шлем. Дыхание всех троих путников замерло, когда глаза узрели того, в чью гибель поверили весь народ фэйри и церковные воины Троицы и бывших Паладинов. Прищуренные веки Эльмины широко распахнулись, а губы пораженно приоткрылись, узнав в королевском рыцаре мужчину, которого когда-то чудом сумела спасти от неминуемой смерти в плену у Красных Паладинов почти ценой своей жизни. Зеленый Рыцарь стоял перед ними в ином обличии, лишенный ныне своего именитого рогатого шлема и доспехов, словно призрачное марево. Персиваль ошарашенно застыл на месте, не издавая ни слова, и глядел распахнутыми широкими глазами на мужчину, которого считал уже мертвым, как и Нимуэ. Он думал, что Зеленого Рыцаря уже не в живых, что его душа отправилась к Тайным и теперь незримо охраняет Небесный Народ. Он думал, что остался последним своего рода. Но нет. Зеленый Рыцарь жив. Он не последний. — Гавейн?- тихий голос мальчика раздался по затихшей в ожидании таверне.- Это ты? Неужели ты… — Да, Персиваль, это я,- тепло улыбнулся мальчонку мужчина.- И я действительно жив. Этот фэйри вызывал у Ланселота чувства уважения и бесконечной признательности - он стал единственной в тот час душой, что неосознанно сжалилась над ним и не выдала его тайну, хотя он имел на то все причины. Именно он стал тем, кто впервые попытался открыть ему истину и вынудил вновь задуматься над противоречивыми вопросами, что все эти годы терзали его разум и душу. Этот фэйри отнесся к нему с милосердием и назвал его братом, хотя вовсе не заслуживал ни этих слов, ни сострадания. Он был благодарен и поклялся самому себе, что непременно отплатит свой долг перед ним. Однако теперь Зеленый Рыцарь сменил свое воинское одеяние: на стальном нагруднике был четко вытесанный могучий золотистый дракон с широко расправленными крыльями. Ланселот знал, что не всякому рыцарю в Камелоте удостаивается такая честь - носить позолоченный королевский герб Пендрагонов на доспехах. Такое право дается самим государем за особые заслуги перед королевством и лишь тем, кто ранее был посвящен в рыцари. Ныне Гавейн был важной особой в Камелоте и состоял в личной королевской страже в подчинении Утера, и это вызывало в Ланселоте опасения: не изменился ли теперь этот отважный фэйрийский воин? Он остался жив, но не последовал за своим народом, как полагал Ланселот ранее. Что вынудило его остаться здесь, в Британии, среди чужих притворных людей, когда его люди скитаются вдали от родных земель? Ланселот знал, каким коварным может быть искушение золотом и вседозволенностью. Грех алчности способен поразить всякую душу. Едва сдерживая слезы искреннего счастья, Персиваль улыбнулся Гавейну в ответ, громко шмыгнув носом, и уже сделал шаг, дабы приблизиться к нему и крепко обнять, но внезапно твердая хватка Ланселота схватила плечо мальчика, не давая ему отойти. Персиваль недоуменно поднял голову и сверкнул негодующим взором, но мужчина был непоколебим, продолжая подозрительно глядеть на объявившегося Гавейна. Зачем он здесь? Как он обнаружил их? Как долго следил за ними? Множество вопросов оставалось без ответа, но Ланселот не стремился поскорее отыскать их. Сейчас им лучше уйти и как можно скорее. — Мы зашли сюда только отобедать и ничего более,- со спокойной уверенностью молвил Ланселот, глядя на фэйри.- Благодарю вас за сытное кушанье, мистер Уильям,- коротко кивнул он хозяину таверны.- Нам нужно идти. Быстро отыскав ладонь Эльмины, Ланселот все еще крепко держал за плечо Персиваля и уже сделал шаг в сторону выхода, дабы поскорее покинуть таверну, но в тот же миг сидящие за соседними столами высокие мужчины вскочили со своих мест. Послышался звонкий скрежет стали, и за мгновение десяток чужих мужей окружили троицу, преграждая им путь и направляя на них острые клинки своих мечей. Ланселот напрягся всем телом, поближе прижимая девушку и мальчика к себе подальше от оружий, и мельком осмотрелся вокруг, оценивая вражеские силы. Манера их атакующих позиций сразу дало мужчине понять, что чужаки определенно не были рыцарями, как впрочем, наверняка, и отменными бойцами. Дешевые наемники. Увидев в таверне рыцарские доспехи Гавейна, они быстро осмыслили, что именно Ланселот был его целью, а значит и самого короля. Ни один наемник не упустит столь замечательную возможность неплохо заработать - за Плачущего Монаха, наверняка, обещают особо высокую награду. Будь у него даже при себе меч, Ланселот не стал бы затевать с ними бойню - второй раз его рука не осмелилась бы вновь замахнуться на Зелёного Рыцаря. Мужчина знал, что фэйри трепетно относится к Персивалю и бесконечно признателен Эльмине за свое спасение - им не причинят вреда. А если Гавейну нужна его голова, он не станет сопротивляться. — По приказу Его Величества, короля Утера Пендрагона, вас троих приказано доставить в королевский замок для дальнейшего вершения вашей судьбы.