Ab cinis in flamma (в режиме редактирования)

В юные годы, будучи еще совсем ребенком, Ланселот часто пребывал в чувстве совершенного первобытного страха. Это гнусное едкое ощущение в груди преследовало мальчика днем и ночью, окутывая пронизывающим мертвецким холодом и сдавливая внутренности столь сильно, что, казалось, они вылезут наружу через глотку. Но властная крепкая рука Кардена и человеческое умение привыкать к новой среде вынудила его укротить в себе этого зверя и изгнать его навсегда. Хладнокровный воитель святой церкви должен быть лишен всякого страха, кроме боязни пред Божьим гневом, и Карден делал все, дабы взрастить в проклятом найденыше это убеждение. Грубыми и строгими воспитательными способами пастырю удалось добиться желаемого: Ланселот почти забыл об этом ужасающем чувстве, сосредоточенный на ином - угнетении и смирении. И лишь сейчас, увидев назревшую опасность, что грозила юному фэйри на берегу озера, Ланселот вспомнил, каково это - пребывать в леденящем животном страхе, что, словно разъяренный медведь, пробудившийся после долгой спячки и готовый разорвать в клочья все внутренности. — Персиваль!- прокричал мужчина, стремглав вылетев из пещеры и, охваченный ужасающим чувством, бросился к мальчику. Когда ребенок повернул к нему голову, он успел настигнуть его, встретившись с его изумленными ясными глазами. Ланселот крепко схватил мальчонка за плечо и потащил назад, оттягивая его подальше от странной фигуры, что медленно все близилась к ним, не останавливая своего шага. Юный фэйри не противился ему, покорно оставаясь за его защищающей рукой, но продолжал любопытно глазеть на плывущий силуэт, что все скорее выходил из плотного тумана и обретал четкие формы. По хрупкому сложению плеч и плавным изгибам бедер Ланселот сразу понял, что странное существо имело женский облик. Его рука неосознанно потянулась к поясу, где всегда покоился в ножнах его меч, но ощутив вместо рукояти воздух, с судорожной досадой вздохнул: имея при себе несколько острых ножей да кинжал за пазухой, они все равно не могли заменить ему длинного разящего клинка. Встревоженная появлением чужака, Эльмина выбежала следом за мужчиной и остановилась в паре шагов от них, чуть успокоившись, когда увидела, что Перси в безопасности. Девушка пристально глядела, как из-за плотной дымки показывается женский силуэт; как рассеиваются плавные круги от касания ее ног, что держались на водной глади, словно то была земля; как заливистое щебетание птиц окутывает окруженные лесные чащи и неведомое людскому взору место. Длинный белоснежный плащ, что был на ней, и скрытое под ним платье доходили до пят. Их широкие полы мягко развевались под плавными движениями ее ног и порывами легкого ветра, что теперь, казалось, стал теплее и наполнился ароматами весеннего леса. Скрыв свой лик под глубоким капюшоном, незнакомка была почти двух десятках футов от них, сияя закатным заревом в лучах уходящего солнца и завораживая необыкновенным обликом каждого, кто глядел на нее. Но Ланселот не позволял себе заглядываться на странную деву, уставившись на нее с напряженным подозрением и опаской; ему было известно, что даже за самыми прекрасными ликами может скрываться страшный демон. — Закройте уши,- молвил мужчина своим спутникам, когда незнакомка остановилась в десятке шагов от них совсем на берегу, но пребывая в воде.- Лесные дриады умеют завораживать своим голосом, околдовывают разум смертного и затягивают за собою в глубокие воды. Эльмина безмолвно стояла чуть позади, неотрывно глядя на чудную деву, чей облик был подобен бессмертной праматери Ватры, пыталась уловить ее запах и осознать, кого она являла собой. Мягкие потоки ветра, что шли из озера, приносили едва уловимые ароматы весенней поры и согревали тело, словно не было той промозглой осенней поры, что пребывала мгновением ранее. Тепло, что просачивалось под кожу с каждым свежим дуновением, наполняло нутро покоем и светом, лишенное всякого зла. Эльмина сомневалась, что она была лесной на́вией - это существо не вызывало в ее сердце страха. — Можешь не страшиться меня, Плачущий Монах,- внезапно молвил приятный женский голос, отчего Ланселот ощутил, как его внутренности вздрогнули - прежнее прозвище вызывало внутри едкую горечь.- Я не причиню тебе зла, хоть и жаждала этого когда-то всем сердцем. — Как тебя зовут?- подошла ближе Эльмина, поравнявшись с мужчиной, с интересом разглядывая неведомую деву. — Какие только прозвища мне ни давали, их не перечесть,- медленно говорила она, ступая на берег и сложив перед собою руки в замок.- В земной жизни имя имеет острую необходимость, что исчезает, как только наступает сумрак. Однако и смерть не есть конец. Медленно подняв руки, дева схватилась кончиками пальцев за края капюшона и, склонив голову, сняла белоснежную ткань. Длинные шелковистые волосы мерцающим потоком излились на ее плечи, отражая в алых лучах неземной золотистый блеск. Через мгновение путники впервые узрели ее лик: большие небесные глаза глядели на путников, мягкие черты ее лица излучали совершенное благо, а розовые губы изогнулись в легкой улыбке, словно она ждала их появления здесь. — Нимуэ?!- глаза Персиваля в полном изумлении уставились на девушку и не верили тому, кого видят перед собою. Брови Эльмины пораженно вскинулись вверх, а глаза переводили взор с мальчонка на прекрасную деву, чья улыбка стала ещё шире, когда она глядела на юного фэйри. Ланселот недоуменно свел брови, пристально вглядываясь в девушку, и глубоко вдыхал ее запах. Многие месяцы он преследовал Ведьму Волчьей Крови, следуя за ней по пятам в попытке наконец пленить ее и принести в дар Кардену. Но все это время она неуловимо ускользала из его рук, доводя до яростного исступления. И лишь сейчас мужчина осознал, что никогда прежде не видел ее лица, помнил только ее запах, что был так схож с Персивалем. — Неужели это ты?- голос мальчика дрожал, пелена подступивших слез застилала глаза. — Да, Бельчонок, это я,- неотрывно глядела она на него своими ясными голубыми глазами, что струились теплотой и подлинной любовью к мальчику. Скинув руку Ланселота перед собой, Персиваль бросился вперёд к девушке, что присела на колени и раскрыла руки, принимая его в свои объятия. Едва сдерживая горькие всхлипывания, мальчонок крепко обнял ее, повиснув на шее, а сама Нимуэ столь же трепетно обхватила его руками, блаженно закрыв глаза. На губах Эльмины заиграла радостная улыбка, когда наблюдала за столь трогательной встречей двух небесных фэйри, что были связаны с рождения духом их народа. Ланселот вглядывался в черты лица явившейся им Ведьмы Волчьей Крови; лишь сейчас, спустя столько месяцев непрерывной погони за ней он может видеть ее перед собой, в нескольких шагах от себя. Ещё пару месяцами ранее он безо всяких раздумий пленил ее и отправил в лагерь Паладинов на радость Кардену и Папе, а теперь ощущал гнетущее давящее в груди чувство вины, отчего хотелось склонить голову и не поднимать взора. Он не знал, как вести себя перед ней и что говорить, но если она лишит его жизни прямо здесь, на берегу озера, он не станет этому препятствовать. Он заслужил смерти в отплату за множество отнятых им жизней жителей ее деревни. — Не могу поверить, что ты жива!- с искрящимся восторгом молвил Персиваль, глядя распахнутыми сияющими глазами на деву.- Все говорят, что ты мертва, что Айрис убила тебя. — Все так и было,- кивнула Нимуэ.- Казалось, мы оторвались от погони и выбрались из королевского лагеря, но не знали, что Айрис все это время выслеживала нас. Когда мы добрались до Кроличьего перевала, она выбрала удачное мгновение и выстрелила в меня. Я получила две стрелы и сорвалась в пропасть. — Значит, ты…- голос мальчонка вновь омрачился печальной горечью, когда он услышал, что слова Паладинов были все же истинны. — Моя земная жизнь окончилась,- завершив объятия, кивнула Нимуэ и поднялась на ноги, кладя ладонь на плечо Персиваля,- как и моя роль в судьбе Меча Первых Королей. Я выполнила свою миссию: защитила свой народ ценой собственной жизни и отныне буду им спасительным щитом, пока последний фэйри не покинет этот мир. — Но как же я вижу тебя?- не понимал Перси, пристально рассматривая девушку; родители не раз говорили ему, что духи незримы для всякого глаза и неощутимы на коже. — Тайные,- ответила вдруг Эльмина, обратив на себя все взоры, и Нимуэ в согласии кивнула, с интересом разглядывая девушку. — Эльмина,- молвила она ее имя, приблизившись к ней на несколько шагов.- Мы никогда прежде не виделись, но я слышала о тебе из слов Бельчонка, когда он явился в Граммэйр и молил отправить отряд воинов, дабы вызволить тебя из плена Паладинов. Я знаю, что ты - одна из нас, но мне никогда не случалось слышать о твоем народе. — Мой народ звался ватренами, я прибыла в эти края из материка. Мы никогда ранее не покидали родных мест, поэтому о нашем существовании почти никто не знает, а сама я оказалась здесь по воле случая. — Или же по воле судьбы,- уголки ее губ вздернулись вверх.- В твоих жилах бушует пламя. Сила твоего народа велика,- вглядывалась в ее глаза Нимуэ и спустя несколько мгновений перевела взор в сторону,- как сильна магия и твоих предков, Плачущий Монах. Подавив в груди тревожащую дрожь, мужчина решился поднять глаза, дабы впервые взглянуть на былого врага, чьей гибели не так давно жаждал всем нутром, и был готов увидеть гневный взор ее глаз, пронизанный справедливым презрением и ненавистью к нему. Но когда их взгляды наконец встретились, Ланселоту потребовалось несколько мгновений, дабы осознать, что дева не испытывает к нему тех чувств, каких он ожидал увидеть. Ее небесные глаза глядели на него с совершенным непоколебимым покоем и глубоким интересом. Взгляд был остро пронзителен, словно она глядела сквозь него, вскрывая грудную клетку и обнажая его душу. Ланселоту было не по себе, но мужчина не отвел взора ни на толику мгновения, позволяя Нимуэ изучить его. — Каким причудливым порой бывает умысел небес,- молвила Нимуэ, не отрывая взгляда от мужчины.- Последняя наша встреча была у ветряной мельницы, когда ты и Красные Паладины напали на фэйри, что нашли в ней убежища. Тогда мы желали друг другу смерти - беспощадной и мучительной. Многое изменилось с того дня, не так ли? — Я знаю, что мои слова не изменят тех деяний, что я причинил,- негромко молвил Ланселот, поджав губы,- как и известно, что мне никогда не искупить своей вины, но мне жаль, что я принес вашему народу столько бед, что принес горе в вашу деревню и лишил вас дома. Я всегда буду чувствовать свою вину, особенно перед тобой, Персиваль. Мальчик пораженно повернулся к мужчине, взглянув на него распахнутыми глазами и затаив дыхание - он и не думал, что Ланселот доселе терзает себя муками вины перед ним. Мужчина осмелился взглянуть на юного фэйри, что неотрывно глядел него с неприкрытым изумлением и явно не ожидал услышать от него таких речей. — Ты совершил то, чего мне не удалось,- произнесла Нимуэ, привлекая его взор.- Ты вызволил Бельчонка из рук Паладинов и спас ему жизнь. Я благодарна тебе, что ты защищаешь его, ведь я вижу, как крепко твое сердце привязалось к нему. Твоя душа воистину преданна ему; не раз ты был готов отдать за него жизнь. — Я и сейчас готов сделать это, если потребуется,- ответил Ланселот. Слова мужчины отозвались в сердце Персиваля глубинным щемящим ударом, что ощутимой волной пронесся по всему телу, отчего шею сдавливало горестной хваткой, а глаза заслонила соленая влажная пелена. Мальчик едва сумел проглотить ставший в горле ком и глубоко вздохнул в попытке остановить подступившие слезы, вызванные светлой надеждой, которую юный фэйри, казалось, терял с каждой минутой их молчания. Ему казалось, Ланселот винит его в гибели Голиафа и теперь не хочет даже видеть его. Однако он сказал, что готов отдать за него жизнь, если ему будет грозить смертельная опасность. Быть может, это значит, что все-таки он… не презирает его? — Меч Первых Королей, что многие зовут теперь Мечом Власти, был выкован в огне фэйри руками Пепельного народа - твоего народа, Ланселот,- впервые произнесла Нимуэ его истинное имя.- Оттого лишь твой разум не подвластен темному влиянию Меча. Он бессилен в руках того, в чьих жилах течет кровь его создателя. Именно поэтому Мерлин доверил меч тебе. — Он доверился мне напрасно,- мрачно произнес Ланселот, с досадой пожимая челюстью.- Я утратил его. — Ланселот не виноват в этом,- внезапно вмешался Персиваль, решительно сжав кулаки.- В том, что мы потеряли меч, есть только моя вина. Если бы я не поддался жажде мести, меч был бы все еще у нас, а теперь он утрачен. Мы и понятия не имеем, где он сейчас. Знаем только, что это Моргана выкрала его. — Теперь понятно, отчего я чувствую, как растет его темное влияние,- задумчиво молвила Нимуэ, окинув быстрым взором окружающие лесные просторы.- Она непоколебимо уверена, что сила Меча поможет фэйри одолеть всех их врагов и возвратить их домой, в родные края. Отвоевать все то, что было несправедливо отнято. Но это ложный путь. Меч никому не принесет мира, ибо эта сталь жаждет не покоя, а крови. Его нужно уничтожить. — Без сомнения, Моргана решила доставить меч народу фэйри,- говорила Эльмина.- Но нам никогда не узнать, куда направились их корабли. — Они хотели отправиться в пустынные земли, куда ушли немногие спасенные фэйри из Пепельного народа,- ответила Нимуэ, и сердце Ланселота вздрогнуло от упоминания о родной общине. — Значит, Пепельные фэйри все-таки уцелели?- со светлой надеждой в голосе молвил Персиваль. — Так и есть, их поселение невелико и скрыто за горными хребтами, меж которых протекают глубокие реки. Края, какие жители Альбиона называют пустынными землями, на материке зовутся норвежскими. Пепельный народ был принят в небольшом селении здешних викингов. они и доселе проживают там. — Значит, Мерлин все же был прав: твой народ не утрачен, Ланселот,- радостно улыбнулась Эльмина, повернувшись к мужчине, и ободряюще сжала его запястье. — Получается, и наш народ фэйри отправился туда?- спросил Персиваль. — Нет, их приняли в других краях. Они оселились на небольшом острове, что зовется Богё, в землях Датского Королевства. Артур, кровный брат Морганы, поклялся мне защитить мой народ и отыскать для него безопасные земли, где они сумели бы обрести новую жизнь. Вам надобно встретиться с ним, поведать о том, какую серьезную опасность таит в себе Меч, и убедить, что единственный верный путь - навсегда избавиться от него, дабы больше ни один светлый ум не был очернен его проклятым влиянием. — Это невозможно,- голос Ланселота омрачился.- Ни фэйри, ни Артур ни за что не станут меня слушать. Они ненавидят меня, и чувство это никогда не иссякнет в их сердцах. Они убьют меня быстрее, чем я произнесу слово. — Ты прав,- согласилась Нимуэ.- Фэйри не нужны твои речи о раскаянии - они жаждут твоей крови. И Артур вряд ли станет слушать ваши речи. Но коль воля ваша исполнить обещанное будет сильна, вы сможете убедить их в честности своих намерений. И помощь придет от тех, от кого вы и не ждали. — Почему ты говоришь нам обо всем этом?- осмелился задать тревожащий вопрос Ланселот.- Почему веришь, что можно доверить судьбу Меча именно мне? Уверен, я последний, кого ты считаешь достойным поручить это дело. — Я и Моргану считала когда-то достойной,- усмехнулась Нимуэ,- но мое слово теперь не имеет значения. Мерлин доверил Меч Власти тебе. Такое решение не было принято по воле случая - он никогда бы не вверил такое опасное оружие в руки того, кто вызывает в нем сомнения. Быть может, он увидел в тебе силу. И дело не только в магии Пепельных - сила духа бывает могущественней всяких чар. Можно иметь необъятную силу в руках, но быть рабом собственного величия. Или же иметь иметь волю осознать ложность своего пути и отречься от всего того, что всю жизнь считал истиной. В этом и настоящая сила. Слова девы вызвали в Ланселоте чувства безмолвного изумления и глубокой благодарности. Он и не ждал услышать такие добрые слова из уст той, какую Карден нарек Ведьмой Волчьей Крови и изо дня в день говорил о порочности ее проклятой извращенной души. Будучи послушником пастыря, мужчина никогда не ощущал милосердия окружающих: ни братьев, ни приемного отца, ни Всевышнего. Без устали выслеживая деревни фэйри днем и ночью, он уповал на то, что его деяния очищают душу и приближают к Богу, что, лишая жизни проклятых созданий, он сумеет обрести такое желанное милосердие. Однако взамен еще глубже погружался в непроглядный мрак, отдаляясь от Создателя. И сейчас, получая подлинную доброту от тех, чью мирную жизнь он безжалостно разрушил, Ланселот еще больше убеждался в том, чью в самом деле сторону принимает Всевышний, и лишь укоренялся в верности принятого им решения. Сделав несколько шагов, Нимуэ приблизилась к Персивалю, одарив его ласковой улыбкой, и присела перед ним. Пронзительно взглянув в его широкие глаза, дева нежно прикоснулась к его мягкой щечке и погладила кончиками пальцев. — Не терзай своей сердце за содеянное,- молвила Нимуэ, глядя, как взор его глаз чуть омрачаются при ее словах.- Земная жизнь соткана из бесчисленных испытаний и принятых нами решений. Каждый день мы принимаем тот или иной выбор, и никто из нас не защищен от ложного пути. Главное, вовремя осознать его неверность, принять урок, который ты получил, и избрать иную дорогу - ту, что ведет тебя к свету. Не стоит печалиться обо мне, Бельчонок,- тепло улыбнулась Нимуэ.- Смерть - это не конец. Даже после самого долгого беспробудного сумрака приходит рассвет. Едва сдерживая слезы на глазах, Персиваль бросился к ней объятия, крепко обнимая ее за шею. Теперь сердце его уже не болит столь сильно и не пылает праведным гневом от осознания несправедливой участи, какую познала его близкая подруга. Нимуэ жива, пускай теперь она перестала быть такой, какую он помнит, но душа ее продолжала жить, и этой истины Персивалю было вполне достаточно, дабы ощущать отрадную радость. — Стань тем отважным рыцарем, каким ты всегда жаждал быть,- тихо молвила Нимуэ, стискивая мальчонка в объятиях. — Да,- уверенно отозвался он, чуть отстраняясь, дабы взглянуть на нее.- Я обещаю. Ласково улыбнувшись друг другу, Нимуэ поднялась на ноги и невольно взглянула на стоящую подле мальчика Эльмину. — Твоя магия способна исцелять не только телесные раны. Согревай их души своим пламенем. Трое стоящих на берегу фэйри, не отрывая взора, наблюдали, как неземной дух озерной леди, храброй королевы и спасительницы фэйрийского народа исчезал в белесых клубах плотного влажного тумана, унося с собою чарующее заливистое пение птиц и запах ранней весны. Ветер вновь принял пронзительно холодный облик, а солнце окончательно скрылось за темными силуэтами раскидистых деревьев, уступая место лунной богине.

***

Лесные дебри вновь погрузились в ночную мглу, освещенные бледным светом полного лунного диска. Издали виднелась сверкающая рябь озерных вод и доносящиеся холодным ветром тихие всплески приходящих мягких волн. Скалистые стены пещеры крепко защищали от пронзительных осенних порывов, сохраняя горячий пыл горящего костра, около которого уселись путники. Глубокое безмолвие нарушалось тихим треском пламенеющих сухих веток и далеким совиным уханьем, что едва раздавалось из плотной лесной глуши. Никто из находившихся в убежище не осмеливался нарушить воцарившуюся тишину и прервать раздумья другого. А имелись у каждого свои после минувшей ночи и внезапной встречи с неземным воплощением наслышанной храброй воительницы в глазах фэйри и Ведьмой Волчьей Крови для церковников. Ещё этим утром они понятия не имели, куда податься и где найти пристанище, но, видно, высшие силы не пожелали им такой участи. Их роль в судьбе Меча Первых Королей не была завершена, а значит цель их не утрачена. Осталось только решить, когда продолжить путь и какого направления следует держаться, ведь теперь, оставшись без верных скакунов и оружия, они каждый миг будут находиться в большой смертельной опасности. Впрочем, при них еще имелся лук и колчан стрел, что сумел стащить Персиваль из военного лагеря церковников, и кинжал Эльмины вместе с ее умениями вызывать яростное пламя - намного лучше, чем может показаться на первый взгляд. — Что ж, стало быть, Датское Королевство,- произнесла Эльмина, первая нарушив затянувшееся молчание.- Впрочем, должна сказать, что цель наша не изменилась - нам все ещё нужен корабль. — В северных краях имеются корабельные пути и в те земли,- молвил Ланселот. — Мне донедавна стало известно, что из Бретлинтона идут те же судна,- вспомнила она.- Миссис Флорс сказала, что теперь после нападения Паладинов на королевский лагерь Утер Пендрагон не жалует церковных воинов и прогнал их прочь из всех близлежащих городков вблизи Камелота. И Бретлинтон именно из их числа. Это значит, что мы безопасно можем там находиться и спокойно сесть на нужное нам судно. — Боюсь, что все стало не так безопасно,- с досадой отозвался мужчина.- Известие о гибели целого лагеря стражей Троицы, должно быть, уже достигло каждого селения в Британии. Аббату Уиклоу непременно уже успели донести об этом, и уверен, он в ярости от очередного поражения. Нас будут искать отовсюду и схватят скорее, чем мы доберемся до города. К тому же, я бы не стал доверять гневу короля. Политические враги слишком быстро превращаются в союзников, особенно сейчас, когда Утер нуждается в войске для защиты от Ледяного Короля. — Утер слишком злопамятен,- ответила Эльмина, вспоминая его нрав.- Он никогда не забудет такого предательства и не захочет иметь союз с теми, кто явно жаждет его смерти. — Но лицо Ланселота слишком известно в здешних краях,- приобщился к обсуждению мальчик.- Люди могут донести Уиклоу, что мы в Бретлинтоне, а они уж сделают все, чтобы не дать нам покинуть Британию. — Персиваль прав,- согласился мужчина.- Здесь мое прозвище все еще на устах людей, а на севере имеются лишь противоречивые неясные слухи, которые наверняка совсем поутихли с того дня, как я покинул Паладинов. — Это так,- вздохнула Эльмина,- если в городе тебя узнают, нам не миновать новых бед. Родимые пятна выдают тебя раньше, чем ты успеваешь молвить слово, но если скрыть их, уверена, никто и внимания на тебя не обратит. Ланселот задумался. Человеку стоило только взглянуть на него, как тотчас же узнавал того самого беспощадного воина церкви: в мрачных черных одеяниях он казался тенью, что без устали следовала за Карденом, готовый в любой миг перерезать глотку каждому, кто осмелился причинить вред пастырю. Шаги его были твердыми, но в тот же час тихими и осторожными, дабы случайно не привлечь внимание добычи. Скрытые за глубоким капюшоном плачущие глаза пристально осматривали всякого, кто находился вблизи, и улавливали каждое неверное движение. Безупречный служитель Господа и всадник смерти для фэйри. Тот, кто плачет. Плачущий Монах. Теперь же от былого образа не осталось ни следа: плащ и ряса превратились в пепел, темные одеяния сменились простой льняной рубахой и бурыми кожаными штанами с такой же курткой, а от того самого разящего клинка с отметкой войска Алых Паладинов осталась лишь лужица расплавленной стали. Окутывающая около него грозная темная пелена спала, и ныне он имел вид простого, ничем неприметного путника, каких на свете было множество. Лишь плачущие метки напоминали о том, кем он был и являлся ныне. Ланселот тяжело вздохнул, поджав губы: былыми деяниями он опорочил символы своего народа. — Они даны мне с рождения, я ношу их всю жизнь,- отозвался мужчина.- От них невозможно избавиться. — Я не говорю о том, что их надобно лишиться,- мягко сказала Эльмина.- Родимые пятна останутся с нами до последнего вздоха и даже после смерти, и их не нужно стыдиться. Однако в нашем положении будет лучше на время укрыть их от чужих глаз, как и я прячу свои метки под одеждой,- подтянула она край рукава, показывая багровые отметины. — Это будет довольно трудно сделать,- молвил Перси.- Не натянешь же ты тряпку на его глаза. — Нет, это лишнее,- усмехнулась она.- Я ведь не только целитель. В своей травнице я изготавливала не только лечебные снадобья, но также и средства для ухода. Женщины всегда беспокоятся за свой внешний вид и стараются всегда выглядеть красиво в глазах мужчин. Они часто просили меня изготовить мази, что скрывают некоторые недостатки на их лице. Думаю, что смогу отыскать нужные мне травы. — И это поможет? — Если не умывать лицо и не трогать глаза руками, то да,- улыбнулась дева. — Что ж,- задумчиво молвил Ланселот, взвешивая все преимущества и недостатки,- ты уверена, что из Бретлинтона идут суда в датские земли? — Думаю, миссис Флорс можно верить,- ответила дева, внутренне радуясь, что сумела убедить мужчин. — А где мы возьмем деньги, чтобы купить места на корабль?- спохватился Персиваль. — В сумке мне удалось найти и несколько монет,- отозвалась Эльмина.- Видно, миссис Флорс нарочно уложила их поглубже, дабы я не заметила раньше. Она знала, что я не приму денег так, из рук. Чувствую себя виноватой, вряд ли мне когда-нибудь удастся отплатить за всю ее доброту и помощь. — Господь не забывает добродетель,- ободряюще ответил Ланселот, мягко взглянув на девушку.- Он непременно вознаградит ее. — Значит, завтра мы покидаем это место?- спросил Персиваль. — Чем скорее мы продолжим наш путь, тем лучше,- отозвался Ланселот, увидев негласное понимание своих спутников. — Тогда стоит набрать чистой воды,- хлопнув ладонями по бедрам, Эльмина поднялась на ноги и нашарила два кожаных мешка.- Озеро здесь кристально чистое, неизвестно, когда нам посчастливится встретить еще один такой водоем. Натянув на плечи теплую куртку и плотно укутавшись, дева покинула их убежище и направилась к озерным водам, нарочно оставив мужчин наедине. Эльмина знала, сколь необходима была для них откровенная беседа; ей как никому другому известно, что обычный людской разговор облегчает душу, обремененную тяжким грузом сомнений и истерзанную муками совести. Она надеялась, что оба сумеют отыскать верные слова, дабы избавиться от возникшей меж ними недомолвки. Ланселот слышал, как мягкие девичьи шаги отдаляются от их убежища и поглощаются в непрерывных голосах ночной лесной природы. Переменное потрескивание тлеющей древесины в костре и стрекот ночных цикад, доносимый порывами холодного ветра, заполнял воцарившееся после ухода Эльмины безмолвие. Мужчина едва заметно поежился; воздух за миг отяжелел и с трудом заполнял легкие, а незримо повисшая над головой плита с ощутимой силой давила на череп и плечи, придавливая тело к земле. Поджав к себе одно колено и уложив на него локоть, Ланселот неподвижно сидел на месте, опираясь спиной о скалистую стену, и наблюдал за пылающим огнем, изредка поглядывая на мальчика. Персиваль сидел напротив него, опустив голову, и задумчиво ковырял землю найденной палкой, ни разу не подняв на него головы. Ланселот ясно ощущал незримую преграду меж ними, что возникла после минувшей ночи, и ему определенно не нравилась эта перемена. Он помнил о словах девушки и осознавал, что им надобно объясниться и поговорить о произошедшем, но мужчина понятия не имел, как себя вести. Стоит ли начинать эту беседу, если мальчик не выражает никакого желания? Или же лучше попытаться поговорить с ним позже? Мужчина тяжко вздохнул; дело усложняется во сто крат, когда оно касается детей и общения с ними. Биться на мечах Ланселоту казалось занятием полегче. Персиваль же впервые за последние часы ощутил душевное облегчение. Внезапная встреча с Нимуэ пробудила в нем светлую радость: его милая подруга не покинула земной мир насовсем. Ее душа все еще пребывала здесь, подле фэйри, воссоединившись с их предками и оберегая всех их от невзгод и напастей. И хоть мальчик понимал, что Нимуэ все же была мертва, мысль о ее гибели ныне не столь горько отзывалась в сердце. Приняв иной, неземной, облик, она выглядела совершенно счастливой, и это осознание несказанно радовало его. Их королева не покинула их и подсказала верный путь, что поможет вернуть утраченный Меч. И хоть муки совести не утихли насовсем, они более не пронизывали его душу столь остро. Искра надежды, что пробудилась со словами Нимуэ, теперь грела его грудную клетку, не позволяя былой печали поглотить разум. Теперь у них был шанс вернуть Меч Власти и исполнить последнюю волю Мерлина - еще не все потеряно. И вместе с этой светлой верой в сердце мальчика теплилась и иная надежда. Те слова, что молвил Ланселот в отношении него, глубоко изумили Персиваля. Мужчина готов был защитить его ценой собственной жизни - он сказал об этом так уверенно и без всяких сомнений. Почему он ответил так? К нему в тот миг взывало чувство долга, что он испытывал перед ним? Но разве Ланселот способен столь умело лукавит? Мальчик слишком долго пробыл подле мужчины и назвал бы его последним, кто сумеет солгать, глядя в глаза. Светлая надежда тешила его разум и сердце: не время отчаиваться, их дружбе еще не конец. — Те слова, что сказала Нимуэ,- губы его сами вдруг промолвили эти речи, отчего Ланселот от внезапности вздрогнул и перевел взор на мальчика.- Она сказала, что ты… привязался ко мне. И готов пожертвовать жизнью, если будет нужно,- тихо говорил Персиваль, уткнувшись глазами в землю под ногами и нервно хрустя пальцами.- Она сказала правду? Ланселот ощутил, как его грудная клетка сжалась в нервном напряжении, не давая свободно дышать. В порыве нахлынувшей неловкости мужчина перевел взгляд на яркое пламя и нервно сглотнул - оказалось, сражаться с врагом на поле боя было легче, чем выражать словами свои чувства. Но Ланселот понимал, что поговорить им было необходимо, если ему хочется сохранить хорошее общение меж ними. А этого ему хотелось больше всего. — В тот день, когда я принял решение освободить тебя и Эльмину из лагеря Красных Паладинов,- прочистив горло, начал Ланселот,- я дал самому себе клятву, что верну тебя твоему народу. Я вторгся в твою деревню, разрушил твою жизнь и подверг тебя многим испытаниям. Я отобрал твои детские годы и надеялся, что, возвратив тебя фэйри, смогу отплатить хоть толику того зла, что причинил. Но я не думал, что за время нашего пути я… привыкну к твоему обществу. Поэтому все, что сказала Нимуэ, – правда. Я действительно готов защитить тебя и Эльмину, вас обоих, любой ценой. Слова мужчины чуть рассеяли внутренние боязни мальчонка, позволяя ему облегченно выдохнуть и в тот же миг изумленно вздрогнуть: неужто он действительно готов пожертвовать собой, не взирая на то, что он сотворил минувшей ночью? Укорительный голос совести все еще не умолкал, а разум вновь и вновь напоминал Персивалю о дельном совете Эльмины: коль испытываешь перед кем-то чувство вины и желаешь исправиться, надобно принести извинения за свой проступок. — Прошлой ночью я поступил необдуманно и самолюбиво,- нервно крутил пальцы Персиваль, не решаясь поднять головы и взглянуть на мужчину; Ланселот же глядел на него, не отрывая взора, и внимал каждому робкому слову мальчика, чувствуя его желание и боязнь.- Как только я узнал, что Айрис остановилась возле деревни в лагере Троицы, что на самом деле она была в доме миссис Флорс, пока мы прятались в подвале, я не мог думать ни о чем, кроме того, как добраться до нее и перерезать ей глотку. Я хотел ее смерти с того самого дня, как Паладины сказали нам о смерти Нимуэ, как я узнал, что ее убила именно Айрис. Я был уверен, что, как только убью ее, моя злость исчезнет, что ее смерть принесет мне радость. Но нет, всего этого не произошло - все стало только сложней и непонятней. Ланселот пристально слушал речи юного фэйри, что в досадном огорчении бросил палку в костер. Мужчина вздохнул; минувшая ночь была тяжелой для каждого из них и принесла множество потрясений. Той ночью Персиваль впервые убил человека - ненавистного врага - и впервые осознал горькую ношу лишения чужой жизни. Невольно в памяти мужчины мелькнули давние воспоминания и чувства, какие так были схожи с тем, что переживала сейчас душа Персиваля. Когда-то и Ланселоту пришлось испытать то же самое. — Смерть не должна приносить радости,- молвил мужчина, поймав наконец взгляд мальчика,- даже если то был твой враг. Господь не учит кровожадности. — Значит, убийство фэйри никогда не радовало тебя?- с робким любопытством спросил Персиваль, поджав ноги и обняв колени руками. — Отец Карден говорил, что мы спасаем души. Предавая их огню или мечу, мы очищаем их от скверны и обращаем ко свету, к Господу. Он уверял, что мы сеем милость в глазах Божьих. — Но почему тогда он не убил тебя? Ланселот тяжко вздохнул; будучи ребенком и позднее юношей, он и сам не раз задавался тем же вопросом всякий раз, когда слушал проповеди и наставления пастыря, что были о народах фэйри. Ведь если его душа с рождения проклята и опорочена дьявольским касанием, отчего он позволил ему жить? Почему не сжег его на костре, как всех остальных Пепельных из его деревни? Когда однажды он все же осмелился задать волнующий вопрос отцу, тот снисходительно молвил, что Господь учит всех милосердию. Узрев впервые его плачущий лик, Карден тотчас же подумал о мироточащей иконе Богоматери, что хранится в римской базилике, и решил, что это был знак Божий. Пастырь смиловался над ним, даровал ему возможность очиститься от первородного греха и избавиться от нечистой скверны внутри, посвятив жизнь служению Всевышнему. Карден надеялся, что даже демона можно изменить, обратив его взор к истинной вере, и Ланселот проявлял безропотную благодарность отцу, исправно трудясь, дабы стать достойным этого милосердия и оправдать возложенные на него чаяния. Ведь отец говорил, что любит его как родного сына. Ты родился демоном, мерзостью в глазах Божьих. Но я не уничтожил тебя, потому что ты чувствуешь запах своих. Я обратил тебя против твоего создателя, сумел сотворить из тебя наше сильнейшее оружие. Мнимые надежды о родительской любви рассыпались, словно песочный замок, разрушенный потоком морских волн. Именно в тот миг, терзаемый яростной борьбой внутри, Ланселот как никогда нуждался в спасительной руке пастыря, что смогла бы вытащить его из бездны сомнений и убедить его в правильности своих деяний. Отец Карден мог бы уверить его, что он находится там, где ему надобно быть, что Красные Паладины - его братья, что здесь его любят. Однако встретил привычную отстраненную холодность и презрение, что просачивалось меж строк в его речах. В тот день Ланселот впервые познал истинную причину своего спасения и с горечью осознал, что пастырь презирал его с первого дня и до сих пор, не питая и толики отцовской любви. Он был лишь орудием в руках врага, загнанным щенком, какого Карден превратил в хищного зверя и приказывал грызть глотки, когда это надобно. А если зверь не выполнял команды, пастырь не стеснялся как следует выбить палицей всю его непокорность. Только старик никак не ожидал, что прирученный избитый зверь не станет долго терпеть терзания над собой и в конечном счете нападет на своего хозяина, вонзив клыки уже в его глотку. — Я ощущаю фэйри по запаху,- ответил Ланселот на вопрос мальчика, погружаясь в собственные воспоминания.- Это умение спасло мне жизнь. Отец Карден посчитал полезным иметь при себе такого… воспитанника, который умел бы выслеживать врагов по их запаху и в тот же миг убивать. Именно этому меня обучали с малых лет - отнимать жизни фэйри и всех тех, кто осмеливается помогать или скрывать их. — Это был фэйри, так ведь?- спокойно спросил Персиваль.- Тот, кого ты убил впервые. — Да,- глухо отозвался Ланселот, поджав губы, ощущая, как тоска оседает в грудной клетке, воссоздавая в разуме былые воспоминания. — Когда это произошло? — Я был вдвое старше тебя и не видел мира, что находился за стенами монастыря,- чуть хриплым голосом молвил Ланселот, неотрывно глядя на яркое пламя, чуть прищурившись, словно пытался вспомнить те далекие дни.- Я не знал ее имени, отец Карден лишь рассказал мне, что ее изловили братья во время охоты, обнаружив в миле от монастыря. Видно, ушла слишком далеко от своих и заплутала в лесу. До того дня я прежде никогда не видел иных фэйри, знал о них лишь со слов отца. Помню, что мне было интересно взглянуть на нее. Братья, которые заточили ее в темницу, говорили о ее длинных ужасных рогах, что торчали со лба, и клялись, что не видывали прежде более мерзких созданий. Когда отец привел меня на площадь, она уже была там, привязанная путами к позорному столбу. К моему удивлению, она не была очень взрослой, примерно моих лет, и не выглядела так устрашающе, как описывали братья. Ее рога были небольшими, едва показывались из-за волос. — Она была фавном,- подметил Персиваль, и мужчина коротко кивнул. — Помню, как она плакала и просила отпустить ее домой. Отец говорил, что демоны способны принимать всякий облик, порой самый невинный, дабы ввести людскую душу в обман. А потому мы должны уметь противиться искушению и не позволять мнимому чувству сожаления овладеть нами. Отец называл ее демоном во плоти, но мне было жаль ее. Я думал, они сожгут ее на костре, как уже делали это с другими, но в тот день у отца были другие планы. Он вручил мне лук со стрелами и сказал, что теперь я должен учиться самому вершить Божье правосудие. Пока я натягивал тетиву и целился, я слышал ее плач и крики о помощи, но шепот отца казался мне громче. Он говорил, что этим я принесу ее душе благо и стану чище в глазах Господа. Я поверил его словам и выстрелил. Мне не потребовалось стрелять снова - я намеренно целился в сердце, дабы не принести ей боль. — И что ты почувствовал в тот миг? — Когда дело было сделано, отец впервые тогда обнял меня и сказал, что гордится мной - я сделал первый шаг на пути к своему спасению, и он несказанно счастлив за меня. Никогда раньше я не слышал от него таких слов, и это радовало меня. Но когда я оказался в своей келье один, не выдержал и проплакал всю ночь, закрыв рот подушкой, чтобы отец не услышал. Мой разум уверял меня, что сегодня я спас падшую душу и возвратил ее в объятия Господа, но все равно продолжать оплакивать ее смерть, пока молитва не усыпила меня. Я доверял отцу и тому, что он говорил о фэйри, но мне было жаль, что ее постигла такая участь. "Ведь на ее месте мог бы быть я",- молвил самому себе Ланселот, не решившись произнести эти слова мальчонку. — Мне не жаль Айрис,- ответил Персиваль, когда мужчина закончил.- Она заслужила той смерти, которая ее постигла, за все свои мерзкие поступки в отношении фэйри и нашей королевы. Но мне стыдно за то, какую жертву пришлось принести для этого,- опустил он глаза вниз к своим рукам.- Я не хотел, чтобы все так вышло, хотя понимаю, что сейчас мои слова ничего не изменят. Они не возвратят нам Меч и не вернут лошадей. Я знаю, как много значил для тебя Голиаф, и, хоть ты не плачешь за ним, я знаю, что тебе сложно справиться с его гибелью. Слова юного фэйри вызвали в сердце Ланселота болезненную судорогу - мысль о смерти верного скакуна еще долго будет бередить душевную рану. Мальчонок был прав: этот конь был мужчине больше, чем живая передвижная сила. В детские годы братья сторонились Ланселота - слишком уж диким был взор его плачущих глаз. В зрелых же летах, будучи грозным беспощадным воителем Святой Церкви, он, подобно своему отцу, сеял в сердцах Паладинов глубокий страх и безропотность, однако никогда мужчина не ощущал себя принятой душой в монастыре. Все те годы он считал, что всему виной демон, который с рождения сидел в его душе и всеми силами старался отвернуть его от Бога. Все оттого, что он еще не искупил полностью свои грехи и не избавился от касания нечистого. Лишь Голиаф приносил Ланселоту небольшое облегчение, позволяя ощущать себя не таким отрешенным чужаком в стае Красных Паладинов. Ведь лишь это животное поистине приняло его как своего. — Я пойму, если ты не захочешь больше учить меня,- прервал Персиваль его раздумья, заставив мужчину недоуменно свести брови в непонимающем жесте.- Сложно все время находиться подле человека, которого ненавидишь. Сведенные вместе, напряженные брови мужчины медленно ослабли и вытянулись дугой; Ланселот почти прекратил дышать, как только слова мальчика достигли его ушей. На мгновение он потерял всякий дар речи, пораженно уставившись на совсем опечаленного Персиваля, который изо всех сил пытался скрыть дрожь в голосе и подступившие слезы, пряча лицо в тени. Мужчина и подумать не мог, что такая мысль могла прийти в голову маленькому фэйри; ведь это он должен презирать его. — Персиваль,- выдохнул Ланселот и уверенно поднялся со своего места, чтобы приблизиться к мальчику и присесть напротив него. — Нет, это справедливо,- тихо говорил мальчик, не желая поднимать голову и вызывать в мужчине жалость своими слезами.- Но все же я надеюсь, что когда-нибудь ты сумеешь простить меня. — Тебе не нужно мое прощение, Персиваль,- ободряюще сжал Ланселот его плечо.- Моя вина перед тобой во сто крат больше, и это мне надобно надеяться, что когда-нибудь я сумею искупить ее перед тобой. Я не перестану обучать тебя сражаться, только если тебе не захочется прекратить это. — Значит,- тихо шмыгнул он носом и, наспех вытерев рукавом влажные щеки, нерешительно взглянул на мужчину,- ты не злишься на меня за то, что я сбежал тогда? — Не стану лукавить и скажу, что считаю твой поступок поспешным и необдуманным,- отозвался Ланселот, на что Персиваль согласно кивнул.- Но я не злюсь. И вряд ли когда-нибудь сумею возненавидеть тебя. Облегченно вздохнув, Персиваль вскочил на ноги и за долю мгновения бросился к мужчине, крепко обнимая его за шею, не сумев сдержать горького всхлипа, что так долго он сдерживал в груди от боязни услышать не столь вселяющие надежду слова. Ланселот опешил лишь на миг, не ожидав от ребенка таких действий, однако позволил себе обхватить его маленькое тельце руками, положив подбородок на его плечо и слушая, как трепещет в груди его сердце. Карден никогда не обнимал Ланселота вот так, ободряюще прижимая к себе и давая ощутить свою доброту и заботу, как всякий истинный родитель, что любит свое дитя. Зато полностью восполнял упущенную пустоту несколькими отменными хлесткими пощечинами за всякий, пускай даже невинный, промах. Видно, оттого за все время нахождения под его опекой Ланселот никогда не испытывал желания повиснуть на шее пастыря. — Можешь считать, что ты уже получил прощение,- молвил около его уха тихий голос Персиваля, вызывая в груди бывшего церковного воина светлую щемящую боль. Мужчина облегченно закрыл глаза, едва сумев проглотить тугой давящий ком в горле, и в ответ лишь крепче прижал мальчонка к себе, ощущая, что вновь может глубоко наполнить легкие воздухом. Несколькими простыми словами юный фэйри за один миг скинул с плеч Ланселота огромную неподъемную глыбу, что все это время тяготила его грешную душу. И легкость оселилась в их сердцах.