Шёпот твоей души

Май

«Дом Роллена»

      POV Geno       Уже полмесяца прошло, а казалось значительно больше. Пока мои одноклассники ходили на дополнительные занятия, готовились к грядущим экзаменам, я делал всё то же самое, только дома, в более тихой и спокойной обстановке. Они повторяли уже изученные и пройденные темы, так что я ничего не терял. У меня в этот период были более важные дела, куда важнее сдачи экзаменов, которые совершенно не пугали. В своих силах я абсолютно уверен, так что не вижу смысла переживать, всё равно сдам. А важным делом было как раз таки моё лечение. Разговоры с психотерапевтом шли на пользу, потому как смог заглянуть внутрь себя и увидеть вполне сильного и решительного человека. Больше не существовало того травмированного ребёнка, дрожащего от любого шороха. Отныне я стал другим человеком, своей лучшей версией. И это самое прекрасное, что со мной когда-либо случалось. Групповые занятия всё также помогали мне справляться с переменами и способствовали повышению навыка общения. Каждый сеанс был особенным, каждый человек справлялся с собственными демонами, что не могло оставить без внимания. Видеть, как недавно напуганные и потерянные подростки зажимались и уходили в себя, не желая о чём-либо говорить, теперь смеялись от души и рассказывали о планах на будущее, заставляло и меня радоваться за них. Благодаря этим переменам и тому, что они открылись, я смог сделать то же самое. И теперь по-настоящему счастлив. Дыхательная гимнастика шла лишь на пользу, а арт-терапия расслабляла, поднимая настроение и позволяя узнать себя со всех сторон. Но только не массаж. До сих пор не могу привыкнуть к этим рукам, из-за чего и не выходит расслабиться. Думаю, мне понадобится куда больше времени.       Питаюсь так же, однако вчера впервые съел мясо! Мне так понравилось, даже не тошнило. Кажется, аппетит потихоньку возвращается, да и кошмары уменьшились, уже не пугают так сильно. Будто это просто сны, всего лишь игры разума, а не что-то реальное. Таблеток больше не стало, хотя их всё равно было много. У меня ни разу не возникало желания бросить всё это и сделать какую-нибудь глупость. Скорее наоборот: я загорелся идеей о выздоровлении, поэтому упорно трудился над тем, чтобы это случилось как можно раньше. И, правда частично, это, всё же, произошло. Во мне возрос стержень, который даёт уверенность и чувство защищённости. Ещё ощущаю прилив сил, как уходят страхи, а разум очищается от всего негатива, пропуская в голову светлые мысли. С людьми теперь не так страшно говорить, как это бывало ранее. Иногда даже первым начинаю диалог, чем очень горжусь. И куда же без моего любимого врача? С логопедом мы долго и упрямо боролись. За каждую букву, звук, слово, пока я не сказал первую фразу. Что-то вроде: «о, у вас такой странный галстук». Его это шокировало, вероятно, такого исхода никак не предполагал. Но он был в восторге, когда я начал читать, отвечать на вопросы, словно ничего не произошло. Мистер Ли верил в меня, и давал гарантии, что к сентябрю могу заговорить. Однако я заговорил намного раньше. После таких травм так быстро речь не возвращается, возможно, всё дело в моём желании и упорной работе? Мама всегда говорила, что я особенный, вероятно, не просто так. На самом деле, было очень обидно, что мой голос услышал не Рипер и даже не родители, а врач. Но для него, думаю, это было немаловажным.       После сеанса я вернулся домой, чтобы обрадовать своих любимых маму и папу. Они занимались не очень важными делами: когда зашёл в их комнату, они, вроде бы, что-то искали под кроватью. Заметив меня спросили, что случилось, а я на это сказал «привет». Как они офигели… Подумали, что это была какая-то шутка или типа того. Но когда мой рот издал ещё пару слов, они уже летели ко мне с раскрытыми руками. Обняли, чуть не задушив. В этот раз мне не хотелось выбраться из этого плена, потому что… он был… не таким уж и отвратительным. Родители не могут делать это не так, ведь в каждое прикосновение и слово они вкладывают свою любовь. Любовь ко мне. И это совсем не плохо! То, что они за меня переживают — совершенно нормально. Они любят меня, а те, кто дороги, всегда стоят на первом месте, — в этом же весь смысл. Когда любишь, всегда будешь заботиться и беспокоиться о человеке. Зря я винил себя в этом. Это не моя вина, и не их. Я не заставляю и не вынуждаю за себя бояться, они выбрали это сами, потому что любят. Как жаль, что я не понял этого раньше.       Добившись от себя умения говорить, решил вернуться в школу. Готовиться к экзаменам всё равно надо, к тому же, нужно поговорить с учителями — у меня появились вопросы по некоторым темам. Ну, самым важным, естественно, это было увидеться с лучшим другом. За всё время мы ни разу не виделись, только переписывались. И я… соскучился. Мне не хватало его голоса и этой самодовольной улыбки чеширского кота. Вообще по всему нему соскучился. Надеюсь, что это взаимно. И вот, мои ноги быстро дошли до нужной и такой знакомой двери. Уже предвкушаю его реакцию. Ну точно в обморок грохнется, — это было бы забавно. Смело открыв дверь, под вопросительные и удивлённые лица одноклассников, пошёл к своему месту. Никто не знал о причине моего отсутствия, кроме классного руководителя, так что для них это было шоком. Не мои проблемы. Я не обязан рассказывать каждому о том, где был и чем занимался. Это не их дело. Присев за свою парту, от которой уже порядком отвык, перевёл взгляд на пустующую возле окна. Отсутствие Рипера нисколько не беспокоило. Для него в порядке вещей опаздывать или просыпать. Как-то раз он даже к концу четвертого урока соизволил появиться, так что о нём можно на время забыть. Но всё же лучше написать и дать знать, что я в школе. Может, так он быстрее притащит сюда свой зад?

Вы:

«Я в школе. С нетерпением ожидаю встречи (◕ᴗ◕✿)»

07:50

      Не знаю, поможет ли это ему, но мне уже стало легче. Скорее бы он пришёл, не терпится его удивить. Спустя десять минут раздался звонок. Первые два урока с головой забрали меня, так что об отсутствии друга вспомнил лишь на перемене. Странно, обычно к этому времени он уже здесь. Стоит ли мне начинать беспокоиться? Нет, не думаю. Он мог просто не услышать будильник или так отжигать ночью, что встать теперь не может. Напишу, спрошу где он, а там посмотрим.

Вы:

«Эй, ты ещё спишь? Долго мне тебя ждать? ಠಗಠ»

09:47

      Написав, вернулся к своим делам, не прекращая о нём думать. Ещё два урока с мисс Рамоне прошли незаметно. Рипер так и не появился. Достав телефон, проверил наличие непрочитанных сообщений, но тех не оказалось. Мало того, что он не ответил, так ещё и не прочитал. Почему его ещё нет? Заболел или что-то другое случилось? Наверное, мне стоит спросить об этом у учителя, чтобы лишний раз себя не накручивать. Дождавшись, пока кабинет опустеет, собрал вещи, надел портфель и подошёл к женщине, собиравшийся уже уходить. — Извините, а вы не знаете где-… — Гено? Ты… — её брови поднялись высоко на лоб, покуда рот широко приоткрылся. Оно и неудивительно: я бы тоже так выглядел, если бы со мной заговорил парень, который для всех был немым. — Да, долго объяснять, — неловко улыбнулся ей, немного смущённый. Это так непривычно. — Знаю, твоя мама мне уже звонила. Я за тебя очень рада, — с искренней улыбкой произнесла она, дополнив: — Просто немного неожиданно было. Прости, растерялась. — Да ничего. Так что насчёт-… — Ох, точно, ты ведь не знаешь… — совсем не радостно вымолвила она, мгновенно расстраиваясь и мрачнея, словно туча. Так, а вот этого мне тут не надо. С ним же не могло что-то произойти? — Не знаю… чего?.. — с опаской повторил за ней, чувствуя что что-то не так. В горле появился ком. — Он… он в больнице, — всё же ответила она, тяжко выдыхая. Я замер, не смея пошевелиться. Внутри словно всё перевернулось. — К-как? Что случилось? Когда? — Пару дней назад. Он попал под машину. Не знаю, что именно там произошло.       Руки непроизвольно сжались в кулаки, напрягая мышцы во всём теле. Нет, ты не мог. Я знаю. Я прекрасно знаю, что ты бы не стал этого делать. Я не верю. Это какая-то ошибка. Уверен, что всё обошлось и это всего лишь несчастный случай. Всего лишь случайность… — В какой он больнице? — поднял на неё весьма серьёзный взгляд, уверяя, что меня ничем не напугать. Только попробуй мне сдохнуть, придурок, я ещё не успел сказать то, что хотел.

***

      Я не мог знать, в порядке ли Афэро, потому и не мог перестать себя накручивать. А вдруг, он попал в кому и всё плохо? Или он уже умер, лежит при смерти? Конечно, это явный перебор, но с ним ведь может быть и всё в порядке, верно? Верно же? Он сильный, он не может так просто уйти на тот свет, только не он. Мне было плевать на оставшиеся уроки и допы по математике, — это было намного важнее. Поэтому, бросив занятия, выбежал из школы и побежал в сторону ближайшей остановки. Автобус не заставил себя ждать. Он был забит людьми, которые ехали не пойми куда в середине дня. Меня это не волновало, поэтому, запрыгнув в него, пропихиваясь внутрь, успел схватиться за поручень, когда тот резко тронулся с места. Со всех сторон находились люди, качающиеся от движения транспорта. Один мужик случайно заехал мне локтём по ребрам, чего я не выдержал и, наступив ему на ногу, попросил быть осторожнее. В этот момент на меня посмотрел если не весь, то добрая часть автобуса. К тому же, их лица выглядели такими суровыми, будто я матернулся на весь автобус. Какие-то парни, сидящие на передних местах для пожилых, посмотрели на меня и захихикали, начав перешёптываться. Брови тут же опустились на глаза, показывая мою ничуть не скрываемую злобу. Ну разумеется, над чем они могут смеяться, как не над голосом? Я не так давно научился говорить заново, поэтому он такой слабый и хриплый. Что мне, петь соловьём после такого? Идиоты, пошли они в жопу со своим недержанием. Нет у меня времени с ними разговаривать. Плевал на их мнение.       Когда транспорт подъезжал к остановке, я быстрее всех побежал вперёд, оказываясь снаружи. Не теряя драгоценного времени на вкус свежего воздуха, одновременно с тем, как вытирал с тела чужое прикосновение, бежал в сторону высокого здания. Вот всё в нём хорошо, но не эти грёбаные ступени. Зачем столько делать на входе в больницу? Как будто намеренно, чтобы входящие и выходящие ломали себе кости. А что, удобно. Вскоре забравшись наверх, не осматриваясь по сторонам и не изучая интерьер, направился к регистратуре. Мне нужен был номер его палаты. Узнаю и сразу к нему, даже если в морг. Запыхавшийся, громко стукнул ладонями о стол, упираясь в него и переводя дух. Сидевшая женщина подпрыгнула на стуле, поднимая на меня свой удивлённый взгляд. — Рипер Афэро… Какая палата? — задыхаясь, чётко произнёс, внимательно на неё смотря. Быстрее. — Эм… Извините, вы его родственник? — аккуратно уточнила она, по-видимому, не желая грубить. Да пошла она в тайгу. Какая к чёрту разница? — Нет, друг, — грубо ответив, нахмурился. — Простите, но друзьям нельзя.       Чего? Это с какого перепуга? Что за элитная больница с ограниченной посещаемостью? Так и скажите, что он умер. Зачем врать? — Пожалуйста, это очень важно. Я должен его увидеть, — желая сжать руку в кулак и разбить стекло, что разделяло наши лица, лишь прикусил губу и смотрел ей прямо в глаза, давя на жалость. Не откажи. Ты мне не откажешь. — Л-ладно, — неожиданно отозвалась она, запнувшись. Опустив голову, что-то введя в данные рабочего компьютера, подняла взгляд. — Палата 205. Второй этаж и сразу налево. — Спасибо, — бросил ей свою благодарность и поспешил. Ну вот, может же, когда захочет.       Спешно поднимаясь по лестнице, я размышлял о том, что мог бы представиться его парнем. Родственник же? Практически да. Но вряд ли бы меня пропустили, да и, возможно, от этого было бы куда больше проблем. Правильно сделал, что не сказал. Это было бы глупо. Уйдя с лестничной клетки, открыл дверь и повернул налево, по пути выискивая глазами нужную дверь. И почему весь треш происходит именно на втором этаже? Почему не на третьем? Как будто какой-то Бог или сама судьба над нами стебётся. Встряхнув головой, успев отскочить в сторону, чтобы не врезаться в проходящего мимо врача, заметил нужные цифры и остановился перед дверью. Как-то страшно, даже ладони вспотели. Прошу, будь там. Я не выдержу, если потеряю тебя, после всего, через что мы прошли. Сильно зажмурившись, повернул ручку и открыл дверь, перенося ноги за порог. Оказавшись в палате, неуверенно открыл глаза, щурясь от голубых стен, слишком ярких для такого помещения. На кровати лежал человек, чья голова была наполовину перемотана бинтами, как и часть левой руки. Он, завидев меня, приподнялся на локтях и сел, прислоняясь спиной о подушку. Судя по открытому рту и округлённым глазам, он никак не ожидал меня здесь увидеть. Рука непроизвольно сжалась в кулак. Я хлопнул дверью и, пылая от разгорающегося огня злости, нахмурился, ступая к нему. Нужно было куда-то это выплеснуть. — Гено? Ты что тут-… — Я тебе сколько писал? Ты почему ничего не читаешь? Почему мне не ответил? Почему не сказал, что попал в больницу? Утаивать от меня вздумал? — не находя себе места от сильных эмоций, встал возле его койки, скрещивая руки и смотря на него сверху вниз, хмурясь лишь больше. Так и хочется избить его и наорать. Едва ли держу себя в руках. — Только не думай, что я глупый: ты ведь это специально, да? Захотелось копыта откинуть, ибо так легче, чем отцу сказать... всё? — Ох, кажется, я сильно приложился головой, раз уж галлюцинации пошли, — глупо рассмеялся он, положив голову на затылок, отводя глаза. Не верит. — Да и... какая муха тебя укусила? Думаешь я смертник какой-то? — Нет, это не галлюцинации, — я настоящий, — осторожно присев на край кровати, положил руку на одеяло, слегка нахмурился и добавил: — Ну не знаю. Ты много чего от меня утаивал, чем докажешь?       На это или же сказанное ранее, друг впал в конкретный такой ступор. Я сначала даже испугался, потому что он перестал двигаться, хотел уже позвать медсестру, как вдруг почувствовал, что меня нежно, но крепко обняли. Замерев с руками, находившимися в воздухе, опустил глаза, замечая чёрную макушку с бинтами. Прижимаясь ко мне, Рипер положил голову на мою грудь, как раз туда, где находилось сердце. Его руки, аккуратно лежавшие на моей талии, источали приятное тепло. Сглотнув, не в силах пошевелиться, молился всем существующим богам, чтобы он не услышал, как моё сердце забилось быстрее. Боже, как стыдно-то… У меня прям всё тело напряглось и стало разгораться, словно меня обнимало само солнце. Ну всё, хватит, я же сейчас потеть ещё начну. Приятно, конечно, но слишком смущает. — Я так рад. Мало того, что смог увидеть тебя, так ещё и услышал твой голос, — тихо произнёс он, вероятно, с улыбкой, понемногу ослабляя хватку и отстраняясь, хоть и не с большим желанием. Удобно устроился напротив, скидывая одеяло на ноги. — Я тоже. Надеюсь, что он не так плох, — смущённо ответил ему, всё ещё чувствуя приятное тепло. Умеет же он безболезненно обнимать, заставляя меня улыбаться. — Ну что ты. У тебя очень милый и приятный голос, — склонив голову, ласково улыбнулся он, явно говоря правду. — И ничего, что он такой тихий и похож на девчачий? — поднял я брови, уточняя. — Так в этом нет ничего страшного. Он у тебя ещё не прорезался, вот и всё. Но мне кажется, что он и без того красиво звучит. — Хех, спасибо, Г’ипех', — неловко улыбнулся я, радуясь, что мой голос ему нравится. Ему нравится. — Да пустяки, как он может не нравится? — согласился друг, кивнув и подозрительно прищурившись. — Не против назвать меня по имени ещё раз? — Зачем это? — глаза захлопали, не понимая вопроса. — Ну, как? Ты можешь говорить, и мне хотелось бы услышать своё имя из твоих уст. Разве это неприятный звук? — странно улыбнулся он, будто что-то задумал. — Ты знаешь своё имя, я не буду его… называть. — Хотел сказать «говорить»? — усмехнулся Афэро, хитро сощурившись. — Не имеет значения, — хмыкнул я. — Что хочу, то и… — и тут вдруг запнулся, подбирая подходящее слово. — «Говорю», да? — подсказал он, склоняя голову и улыбаясь так, словно только и ждал момента, чтобы поиздеваться. — Я понял. Ты хочешь надо мной поиздеваться, ведь так? — решил за него, выводя на чистую воду. — Хочешь посмеяться надо мной? Унизить хочешь? Сделать так, чтобы я стеснялся своего голоса? — Нет, всего лишь хочу услышать, как ты произносишь моё имя. Разве в этом есть что-то плохое? — поднял он брови и улыбнулся, словно всё было в порядке. Вот ведь… — Ладно. Если ты так сильно хочешь это услышать, я скажу. Г’ипех'. Ну что, доволен? — нахмурился я, сгорая от стыда и злости. — Да, я ках’тавлю. Пх’едставь себе. Твой лучший дх’уг не может выговох’ить одну несчастную букву. Давай, издевайся надо мной. Смейся над тем, как я извиваюсь, чтобы найти дх’угие слова, где её нет. Я выучил весь гх’ёбаный алфавит, но сколько бы не бился, эта буква мне не даётся. В чём моя вина? Ну не получается у меня сделать язык этой хх’енью. Не моя пх’облема! Нечего усложнять людям жизнь этим ух’одским и безобх’аздным пх’оизношением!       Я начал громко дышать, едва сдерживаясь, чтобы не начать его душить. Как раз и подушка под рукой. Как он мог так меня унизить? Специально издевается, гад. Если он пациент этой больницы, ещё не значит, что имеет право себя так вести. Я его разнесу в пух и прах своей картавостью. — И где мы научились таким нехорошим словечкам? — склонив голову, он чуть приблизился, заглядывая мне прямо в глаза. Пришлось отстраниться, чтобы не смутиться. — Жизнь научила, — недовольно буркнул ему. — И какая вообще г’азница? Я ух’од. — Ты не урод, ты вполне себе симпатичный, — неожиданно произнёс он, заставляя меня удивиться. — А вообще, картавость тебе к лицу. Не обращай внимания на других. Научишься ещё. — Я х’аньше мог. До того, как пех’естать говох’ить, я мог. А тепех’ь нет. И не факт, что смогу. Многие люди умих’ают, так и не научившись. — Так они ведь не из-за этого умирают, дурачок, — обозвал он, глупо улыбнувшись. — Сам такой! — обиженно хмыкнул, скрещивая руки на груди и отворачиваясь. — Мне и так несладко с этим голосом, а ты подливаешь масла в огонь. — Ого. Целое предложение без буквы «р»! — неподдельно поразился он. — Заткнись, не то уйду. Будешь тут один от скуки умих’ать. — О, да. Твоя картавость меня точно на тот свет отправит, — ласково улыбнулся Рипер, обворожительно смотря мне в глаза. От его пристального взгляда даже сердце быстрее забилось. Пришлось отвести глаза. Я так от смущения помру раньше, чем от старости. — Шутки шутками, но ты мне так и не сказал, что случилось, — напомнил ему о пропущенном разговоре. Наверняка решил, что я уже всё забыл. — Я так-то жду объяснений. — А? О чём ты? — с неподдельным удивлением посмотрел он, задав наитупейший вопрос. — О случившемся. Думаешь, что я уже забыл о том, как ты под машину попал? — выгнув бровь, хмуро посмотрел на него. — Ну так. Тут говорить ведь не о чем, — пожал Рип плечами, наклонив голову в сторону. — Была машина, был я. Знаешь, как это бывает? — Я-то знаю, но вопх’ос в том, как тебя угох’аздило? Ни за что не повех’ю, что спох’тсмен с хох’ошей г’еакцией пх’осто не увидел движущейся машины. — Тебе полная история нужна? Окей. Я собирался переходить дорогу. Машин не было, стал переходить и не заметил красный свет, а там уже и машина подоспела, — пояснил он, поглядывая на руку. — Простая случайность… — Ты в этом увех’ен? Пх’остая случайность? Может, ты сам под машину пх’ыгнул и пытаешься это скх’ыть? — его скрытность меня больше беспокоит, чем злит. Зная о старых порезах, страшно думать о том, что он мог пойти дальше. — Ты дурак? На кой чёрт мне было прыгать под машину? От того, что жизнь полна дерьма? — раздражённо бросил он, цокая и опуская брови, проявляя на лбу злую складочку. Кажется, я ошибся. Зря вообще такое предположил. Нужно думать, прежде чем что-то говорить. — Ну уж извини. Твои пх’облемы, что я подумал о таком. Нужно нох’мально объяснять и не вх’ать мне, глядя в глаза, — также хмуро ответил ему. — Не нужно задавать идиотских вопросов. Я же сказал, что всё произошло случайно, не по моей прихоти. — Я тебе не вех’ю. — Твои проблемы, — пожал он плечами, поворачивая голову в сторону окна.       Ух, как же он меня бесит. Руки так и чешутся, чтобы надавать по его самодовольной рожице. Внутри настоящий вулкан, куда похлеще вскипевшего чайника. Неужто он не понимает, что я беспокоюсь? Мало того, что не отвечал на сообщения, так ещё и не сказал о больнице! Возмутительно! Как таких людей земля носит? Точно ведь что-то скрывает. Будто специально не договаривает. Что ж это за несчастный случай такой был, о котором мне знать не обязательно? Мысли прервал стук в дверь, заставивший вздрогнуть нас обоих. Афэро выглядел крайне удивлённым так что, рискну предположить, гостей он не ждал. Не дождавшись ответа, дверь тихо отворилась, и на пороге показались мама с девочкой лет пяти. Как странно, похоже, они перепутали палаты. — Ох, прошу прощения, кажется мы пришли не туда, — поспешно извинилась молодая девушка, собираясь уходить. Но её дочка, увидев моего друга, тут же забежала внутрь. — Мамочка, мамочка, это тот мальчик! Это он меня спас! Он! — радостно повторяла она, оказываясь возле нас. Я с недоумением посмотрел на неё. Спас? Что она такое говорит? — О, ты же та самая девочка, — тут же опомнился Рипер, подсаживаясь поближе. Та самая? Да что здесь происходит? — Я очень рада, что снова вас встретила, — произнесла девушка, неловко улыбаясь и проходя к нам. — Я так и не смогла вас тогда поблагодарить. — Поблагодарить? — удивлённо вымолвил он, поднимая голову. — Да. Вы же мою дочь спасли, как никак, так что спасибо. Извините, что вам из-за этого досталось, — её виноватые глаза упали на бинты. — Ничего, я не сделал ничего такого. Любой на моём месте поступил бы так же. — Вот именно, что любой, но это были именно вы. — Спасибо! — благодарно воскликнула девочка, протягивая ему красного петушка. — Спасибо, что спас меня! Держи леденец. — О-ох, спасибо тебе, — смущённо вымолвил он, принимая подарок. — Она долго не могла выбрать, что вам принести, в итоге остановилась на кукле и леденце, — усмехнулась девушка. — Вот как? Тогда я признателен, что это оказалась не кукла, — с улыбкой хмыкнул он. — Куклу я оставила себе! — гордо сказала девочка. — Ты не можешь играть в куклы. Ты же мальчик! — Мальчики куда интереснее играют с куклами, но спасибо, — Рип положил руку на её рыжие волосы, мягко поглаживая. — Больше не убегай от мамы, хорошо? И всегда её слушайся. — Больше не буду! — Ну всё, нам уже пора, — она взяла дочку за руку, уводя к двери. — Ещё раз спасибо. — Не за что. Удачи, — помахал он, провожая людей за двери. Вскоре та тихо закрылась, оставляя нас одних. У меня в голове уже стоял ряд вопросов. — И что это было? — посмотрел на него весьма заинтересованно, подняв брови. — В смысле? — снова он прикинулся дурачком, посмотрев на меня ещё более глупо. Это начинает раздражать. — Ну, эти люди. О каком спасении шла г’ечь и когда ты успел спасти кого-то? — А, это. Да ничего такого, — пожал он плечами, холодно смотря в окно. — Я просто увидел, что ребёнок выбежал на дорогу, когда горел красный. Её мать была рядом, могла успеть. Но почему-то именно я бежал к ней, не успев подумать. Оттолкнул к матери, а сам не успел уйти с дороги. Вот так и попал сюда. — Так ты попал под машину, потому что спасал эту девочку? — изумлённо, с чувством восхищения и даже гордости произнёс. — Г’ипех', это же… — Не раздувай из мухи слона, — недовольно он хмыкнул. — В случившемся нет ничего такого, о чём нужно кричать на весь мир. — Почему ты сх’азу не сказал мне? — с непониманием посмотрел я. — Одно дело, если бы ты скх’ыл что-то плохое, но это ведь хох’оший поступок. И он заслуживает похвалы. — Вот поэтому я и не стал говорить, — хмуро взглянул на меня, расслабляя брови и тихо вздыхая. — Если бы я сказал, что произошло на самом деле, то это звучало бы как хвастовство. Или, что хуже, можно было бы подумать, будто бы я сделал это специально, чтобы привлечь к себе внимание. — Что? Какое ещё внимание?       Он не ответил. Лишь с какой-то знакомой до боли в душе грустью посмотрел на меня и отвёл взгляд, будто бы стыдясь самого себя. Ох... он имеет в виду свою болезнь... Но причём тут внимание вообще? Я ещё никогда не видел его таким уязвимым. Он всегда был уверен в себе, упрям и решителен, вечно шутил и улыбался, любил надо мной поиздеваться. А что теперь? Я словно смотрю в зеркало и вижу вторую личность. Когда мы успели поменяться телами? Так непривычно видеть его таким. Сердце сжимается. От волнения и беспомощности. — У меня была похожая ситуация, — зачем-то решил рассказать ему, уходя в детство. — Я как-то поймал коляску, когда та выехала на дорогу. — Ого, это было опасно, — поднял он брови, округлив глаза. — Как это случилось? — Ну, я ждал автобуса и стоял на остановке. В какой-то момент смотх’ю, а коляска скатывается по тх’отуах’у и выкатывается на дох’огу. Неподалёку стоял водитель, я знал, что он ближе и успеет поймать, прежде чем она выедет на пх’оезжую часть. Но уже опомнился, когда бежал за ней. Поймал и вёз назад, как вдх’уг хозяйка этой коляски выхватила её из моих г’ук и поехала через дох’огу. — Чего? Это как понимать? — Как хочешь, — пожал я плечами. — Она пх’осто пх’оехала через дох’огу, пока не было машин, и оказалась на дх’угой стох’оне. Я шёл на остановку и пхо’сто не понимал. Ничего не понимал, вообще. — Ну, может ей туда и нужно было? — предположил Рип, чуть улыбнувшись. — Она хоть «спасибо» сказала? — Не совсем. Она, когда забх’ала коляску и поехала через дох’огу, сказала своему х’ебёнку: «ты куда без меня поехал?» — Прям так и сказала? — очень удивился друг. — М-да уж, какие только матери не встречаются. — Да, поэтому тебе очень повезло, что эта женщина нашла тебя и поблагодах’ила. — Это точно, — слабо улыбнулся Рип, опуская глаза. — Ты сделал всё пх’авильно, поэтому г’адуйся тому, что не только спас эту девочку, но и остался жив, — напомнил ему, склонив голову и тёпло улыбнулся. — Ещё и леденец получил, чем не счастье? — усмехнулся он, положив его на тумбочку. Действительно, хороший же подарок. — Вот именно, а тепех’ь скажи, когда тебя выпишут, — попросил я, с интересом наблюдая за движением его глаз. — Эм… с этим… не всё так просто, — неоднозначно ответил он, отводя взгляд и потирая шею. Опять какие-то секреты? — В каком смысле? — с удивлением уточнил, поднимая брови. — У тебя всего лишь г’ука и голова постх’адали. — Это да, — согласился Рип, слабо кивая. — На руке просто кожа стёрлась от того, как я проехался ей по земле. А голова не пострадала так сильно, как кажется. Мне повезло, что череп крепкий и обошлось без перелома. — Ну, значит они должны тебя скох’о выписать. Или есть ещё что-то? — Как бы об этом сказать-то, помягче? — спросил он себя, опустив голову. — Я просто не хочу лишний раз тебя пугать. — Твои слова меня уже пугают, так что скажи как есть. — Я постараюсь вкратце, чтобы лишний раз тебя не тревожить, — заверил он, вздыхая. — У меня порок сердца.       Вот это краткость, да уж. Нет бы объяснить всё нормально, от его слов мне стало ещё хуже, чем при виде его на больничной койке. Никакие бинты, враньё и измученная улыбка не стоят рядом с тем, что сейчас ударило меня по ушам. И что это должно, блин, значить? Мне начинать копать ему могилу или можно не переживать? Почему нельзя всё сказать нормально, по-человечески?.. — Ч-что? — голос заметно дрогнул. Я сглотнул, ощущая стоявший в горле ком. — Приобретённый порок сердца, — повторил он, и его улыбка стала медленно угасать на моих глазах. — Если верить словам врачей, то это всё из-за аварии. Какая-то перегородка, стенка или похожая фигня лопнула, открылась или треснула. Либо в сердце что-то, либо именно какая-то часть в сердце, я не шарю за анатомию. Если вкратце, то из-за этого открытия у меня смешалась кровь. Не уверен, что это возможно, у них же, наверное, разная плотность? Типа, как Атлантический и Тихий океаны. Но если нет и она смешалась, то из-за этого и вышла такая проблема. Я знал, что порок сердца бывает приобретённым, но чтобы так… — И… что делать? Что-то ведь можно с этим сделать? — спросил его, поднимая голову и сжимая кулачки, мысленно желая услышать ответ, уверенный и полный надежды. Мои глаза, как и тело, дрожали, не желая сдаваться. — Это же не на всю жизнь? — Да, нужна операция, — кивнул он, немного успокоив меня. — Мне пересадят здоровое сердце и всё будет окей. — И когда эта опех’ация?       Его лицо резко изменилось, став каким-то удивлённым и немного напуганным. Я бы сказал, обеспокоенным. — Её… Её не будет, — чуть тише, сам в это не веря, ответил мне, пряча глаза. — Ч-что? Но почему? Тебе ведь нужно это сех’дце! — с волнением выразил я протест, будто это он отказался от операции. — У них нет для меня лишнего сердца, уж извини.       Нет, я… я отказываюсь в это верить! Всё не может кончится так. Просто не может. — Если бы у меня были братья или сестры, то их сердце подошло бы с большой вероятностью, — вдруг вымолвил он, поднимая глаза, мечтательно смотря в потолок. Мне стало его жаль. Словами не описать, как я ему сочувствую, в нынешней-то ситуации. — А твои биологические г’одители? — подкинул неплохой вариант, ведь это всё-таки генетика. — Им нет до меня никакого дела. Они даже не знают, что я умираю, так что… — он намеренно не продолжил, потому что мы оба знали ответ. — А как же твой отец? Он не подойдёт? — Он хотел, но как оказалось, у нас разная группа крови, — пожал он плечами, никак не показывая своей грусти. Будто уже смирился. — И что тепех’ь? Где найти донох’а? — Есть такая хрень, как лист ожидания или что-то в этом роде, — поделился со мной Рип. — Туда записывают тех, кому нужен тот или иной орган. Наверху, обычно, находятся те, кому орган жизненно необходим. К примеру, важная шишка, маленький ребёнок, беременная женщина и так далее. Внизу место для тех, кто может и потерпеть. Как я, например. Практически совершеннолетний ноунейм, так ещё и с неизлечимой болезнью. Такому своё сердце никто не отдаст. Всё равно ведь помру, так что они отдадут его кому-то, кому оно будет нужнее. Кто не сможет так долго протянуть. Разве что надеяться на живого донора, но кто на такое пойдёт? — Но это же непх’авильно! Это не честно! — возмущённо воскликнул я, не понимая такой системы. — Всё честно. Органы получают те, кто едва ли без них продержится. Это правильно, — холодно отозвался он, качнув головой. — Но как же ты? Тебе ведь тоже нужно сех’дце! Твой отец не может что-то сделать? — А что он сможет? — поднял он свой отрешённый взгляд. И в этих голубых радужках я увидел глубочайшую боль и тоску, наполненную отчаянием и страхом. Он сдался. — Ну, он же в законе г’аботает. Г’азве это не пх’ивилегия? — То, что он следователь, ещё ничего не меняет, — его слова отобрали последние крохи надежды. — Однако он не станет сидеть сложа руки. Возможно, что-то придумает, а пока не обнадёживай себя. Скорее всего эта палата будет последним, что увидят мои глаза.       Не говори так, ты заставляешь меня чувствовать себя беспомощным, а я устал от этого ощущения. Почему он сдаётся? Он никогда не сдавался. Нельзя так рано опускать руки. Если Рипер не верит в чудо, то я буду верить за нас двоих. Уверен, что так быстро он не умрёт. Этого не будет. — Получается, что твой отец в кух’се твоей болезни? — намекнул я на тот самый вопрос, который давно уже должен был быть отвечен. — Разумеется, если об этом уже и врачи трещат, — огрызнулся он, громко хмыкая и хмурясь. Я немного отстранился. Неужели это его задело или он сейчас так уязвим? Наверное, не стоило спрашивать. — И как он отх’еагих’овал? — осторожно спросил, ещё чуть-чуть отстранившись. Мало ли, ещё как цапнет. — Он же, я надеюсь, услышал об этом от тебя? — Да. Я решил, что лучше он узнает от меня, чем от посторонних, — пояснил он, тяжко вздыхая. — Отец… не сразу поверил. Сначала долго смеялся, упрекая в глупостях, которые пришли в мою больную голову. Потом, когда к нему пришло осознание, разозлился, ударил невинную стенку, перевернул эту тумбочку, — Рип бросил на неё свой печальный взгляд, — и ушёл. Кажется, я заметил, как у него глаза заслезились. Наверняка ушёл плакать, чтобы не делать этого передо мной. — Ох, мне очень жаль, Г’ипех', — извинился я, виновато опуская глаза. Хотелось бы взять его за руку, она ведь так близко… — Должно быть, ему сейчас очень непх’осто. — Не то слово, — неловко усмехнулся друг, натянуто улыбаясь. — Я жалею, что сделал это в такое неподходящее время. Мало того, он узнал, что его сыну нужно сердце, так теперь он ещё будет мириться с мыслью, что и оно его полностью не излечит. — Нет, ты сделал всё пх’авильно, — покачав головой, я поднял голову, заглядывая в его опечаленные, наполненные чувством вины, глаза. — Если бы ты сказал потом, уже после опех’ации, что всё г’авно умх’ёшь, это было бы куда тяжелее пх’инять. Пускай на твоего отца свалилось сх’азу две пх’облемы, но мне кажется, что так лучше, чем, дав надежду, её снова отнять. — Спасибо. Я… именно это и хотел услышать. Узнать, что сделал всё правильно, — поблагодарил он, улыбнувшись мне так мягко и искренне, как никогда прежде. — Спасибо. Не знаю, что бы я без тебя сейчас делал. — Умих’ал бы от скуки, — измученно усмехнулся я, опуская голову, не в силах больше смотреть ему в глаза.       Сердце сжимается и разрывается от боли. Как он может вот так сидеть и притворяться, будто ничего не происходит? Так быстро сдался и с такой лёгкостью говорит о смерти… это ненормально. Я не хочу, чтобы он умирал. Ни сейчас, ни потом. Он должен жить, несмотря на болезнь. Мои глаза постепенно наполнялись слезами, как бы я не пытался себя сдержать. Только этого ещё не хватало. Не у меня такая задница, не мне плакать нужно. Но почему? Почему моё сердце так сильно болит и разрывает душу на части? Почему мне так страшно? — Эй, чего нос повесил? — заглянул ко мне Рип, немного наклонившись. — Что мы всё обо мне, да обо мне? Лучше расскажи, как твоё лечение проходит. — Очень хох’ошо, — улыбнулся ему, чувствуя себя весьма неважно. Не могу я говорить о своих радостях, когда он на грани жизни и смерти. — Кошмах’ов становится меньше, аппетит потихоньку возвх’ащается. Г’ебята попались добх’ые и смешные, психотех’апевт вообще душка. С каждым днём я ощущаю, что становлюсь сильнее и увех’еннее. — Ну, здорово же. Ты наверняка этому рад. Всё же мечта постепенно становится реальной. — Да, конечно, как тут не г’адоваться? — если бы это действительно было моей мечтой…       Мышцы уже начинали побаливать от того, как сильно я улыбался. Всё же выдавливать из себя улыбку тогда, когда вот-вот заплачешь очень тяжело. Опустив голову, ощущая мурашки на спине, еле заметно приобнял себя, из последних сил сдерживая слёзы. Не время сейчас плакать. Я должен поддержать его, вселить уверенность, дать надежду, раз у него её нет, раз он не верит в себя. А как эти слёзы мне помогут? Только испортят всё. Сильно зажмурившись, благо за прядями густых волос не были видны глаза, позволил одной слезинки стечь по щеке и капнуть на одеяло. Вот чёрт. Это же заметное пятно. Он точно его увидит.       Внезапно я почувствовал, как чья-то широкая и тёплая ладонь легла на мой затылок, несильно надавливая, тем самым притягивая к себе. Голова оказалась на чужой груди, в которой всё ещё билось сердце. Пока я был в немом шоке, небольшом смущении и панике, вторая рука легла на спину, нежно обнимая меня, пока первая, аккуратно забравшись в волосы, поглаживала. Я ещё никогда не получал такой странной, но приятной ласки. Не от него точно. Даже… пошевелиться страшно. — Эй, ну чего ты? Плакать собрался? Из-за этого? — ласково и тихо поругал он меня, не позволяя голосу стать грубее. — Мальчикам можно плакать. Сильные люди тоже плачут, — обиженно хмыкнул, позволяя слезе остатся на его одежде. — Плачут, не спорю. Но из-за меня ты плакать не должен. — Хочу и плачу. Мне так легче. Так я не чувствую себя полным ничтожеством… — тихо произнёс, сжимая край его больничной одежды. Рипер чуть натянул на меня одеяло, пытаясь, вероятно, пригреть. — Ты не ничтожество, Ген. Ты один из немногих, кто пошёл против судьбы и стал сильнее, несмотря на все страхи. — Да, но я не могу помочь тебе. Не могу ничего сделать для тебя, — прискорбно напомнил ему, прикрывая глаза. Моё сердце стало стучать сильнее, а его будто замедлилось. Так жутко. Боюсь, что оно так и остановиться может. — Кое-что ты можешь. Обещание, — вполне уверенно предложил он. Нет, это плохая идея. — Нет. Ты же знаешь, я не могу. — Просто пообещай, что когда я умру, ты останешься жить и будешь продолжать лечение, — попросил он, пропустив мои слова мимо ушей. — Никаких срывов, никакого бросания лечения и путёвки во все тяжкие, и уж тем более не смей уходить следом. — Ты поступаешь жестоко. Я не смогу такое пообещать, — покачав головой, позволил одинокой слезинке стечь по щеке, — если. — Что? — Не «когда», а «если», — пояснил ему, придвинувшись. И всё же эта койка не такая удобная как домашняя постель. — Мы оба прекрасно знаем, что операции не будет, — слишком ничтожный шанс. Я умру, ты не сможешь с этим ничего сделать. Поэтому и прошу, чтобы ты с этим свыкся. — Нет! Я не хочу, чтобы ты умих’ал! Пожалуйста, вех’ь в это. Донох' обязательно найдётся, я увех’ен, — прикусил губу и сжал ткань его одежды, сам сжимаясь и сильно жмурясь. Он лишь крепче обнял, продолжая поглаживать. — Не волнуйся, я всё равно буду рядом с тобой. В качестве призрака. — Не люблю пх’изх’аков… — обиженно всхлипнул, припоминая парочку фильмов. — А кого любишь? — с интересом спросил он. — Л-лошадок. Пони, если быть точнее, — сказал чуть тише, смущаясь. Что за глупости я сейчас говорю… — Значит, возле тебя будет летать призрак пони и охранять. — Не нужно. Пх’осто живи и не умих’ай. — Тогда пообещай, — всё ещё упорствовал он. — Мне будет спокойнее от мысли, что ты будешь в порядке. — Хох’ошо. Я обещаю тебе.       Удобно устроившись на его теле, я прикрыл глаза и расслабился, ощущая медленные стуки сердца и тихое дыхание. Продолжая обнимать, он не прекращал гладить меня по голове и изредка вздыхать. Такой тёплый. Мне ещё тогда, когда я в первый раз его обнял, показалось странным, что мне ни капельки не больно. Чувствую себя прекрасно, будто дома, в безопасности. А ведь так и не сказал ему о своих чувствах, хоть и хотел… Ну ничего. Он не умрёт. У меня есть план.       End POV Geno