Перелом

Мы всё же едем на тренировку, хоть он и опаздывает уже примерно на полчаса. Всю дорогу до остановки лыблюсь, и в трамвае не могу перестать, не могу оторвать от него взгляд. У Тохи губы всё ещё розовые и на щеках румянец не сходит. Он, стоя на задней площадке, держится двумя руками за поручень вдоль окна и смущённо улыбается, стараясь не смотреть на меня. Потом не выдерживает: — Перестань так смотреть. У меня и так ощущение, что все на нас пялятся. — Слушай, а когда ты в клубе зажигаешь, у тебя нет ощущения, что все пялятся? Тоха делает несчастное лицо и отворачивается. А я шепчу ему: — А они и, правда, там пялятся, — прихватываю краешек уха губами. Он дёргается. Я откидываюсь на поручень и снова лыблюсь. А что я могу сделать, если меня прёт? На корте Тоха отыгрывает несколько сетов с тренером, а потом зовёт меня. Я в этот раз взял спортивную одежду и уже готов. Но сосредоточиться на игре почти не выходит, меня распирает, тянет к нему опять. И всю дорогу до дома, пока прёмся пешком, держась за ручки — штырит неимоверно, прям приторно-сладко. Я растекаюсь на ходу. В лифте с нами куча народа, а на этаже Тоха разворачивается ко мне и замирает. Точно время для поцелуя — сейчас чувствую это кожей. И хочу. Но не могу. Я не могу. Отшагиваю от него, медленно выпускаю его руку и шепчу: — Пока. — Пока. — Он улыбается грустно-грустно. Я знаю, чего он хочет… Чёрт, я знаю, но не могу. Мне завтра опять к Киту. Ненавижу себя с новой силой. Но я справлюсь. Утром жду Тоху чуток на нервах — очень надеюсь, ему не снесло за ночь крышу, но я уже готов ко всему. Он появляется с улыбкой, замирает чуть поджав губы, отчего на щеках проступают ямочки, и я замечаю лёгкий румянец. Ух ты. Нет, не сейчас, конечно. Дёргаюсь навстречу, но лишь беру за руку, вскользь пробегаюсь носом по щеке. Может у нас и есть минут пять… Тоха тянет к лестнице, но я не могу сдвинуться, боюсь до конца школы с ним опять что-то случится. И со мной. Со мной точно. Потом опять во рту будет привкус Кита. А сейчас… нет сейчас я тоже не имею права целовать Тоху. Шагаю следом. Школа проходит в тумане. Не то чтобы быстро, но незаметно, как не со мной. Всё не со мной. Моя жизнь не здесь. И теперь она у меня будто бы есть вообще. И ради этого я справлюсь. Я даже стараюсь учиться, если бы это ещё помогло избавиться от Кита… я должен попытаться. Буду пай-мальчиком. После уроков от нефиг делать провожаю Машкову и возвращаюсь в школу, жду, когда закончит Тоха. Ко мне подсаживается какой-то перец. Сначала спрашивает всякую фигню, потом правда ли, что Кит мой отец. Посылаю его нахер. Он лыбится: — Да, не дёргайся. Я так, уточнить. Дело есть. Если хочешь подзаработать. «Подзаработать» это толкать наркоту или что-то в этом духе. Меня не пугает, даже нравится идея впаривать это говно богатеньким буратино. И деньги бы мне точно не помешали. Окидываю его взглядом — обычный городской дрыщ, но явно не бедствует. Представляю себе, что если бы у меня были деньги, то это я мог бы угощать Тоху в кафешках. Да я бы вообще нашёл дофига развлечений. И ещё представляю лицо Тохи, когда он узнает. А он узнает. Нафиг, нафиг. Но, блин, отказываться неохота, неизвестно, будет ли у меня ещё такой шанс. Перед глазами мелькают красивые картинки из «Кокаина» — тусовки, тачки, азарт. И ещё укурки-банчилы, которые трутся возле клубов и ни разу не похожи на героя «Кокаина». А я обещал себе не предаваться мечтам. Нафиг. — Не, не хочу. Чувак кривит рожу: — А ты реально борзой, да? На всякий случай распрямляюсь и лыблюсь: — И чё? — Не врубаешься, как устроен мир, да? Он смотрит куда-то вправо и сваливает. Я поворачиваю голову и вижу Тоху в компании какой-то девицы. Тоха подходит хмурый, садится совсем близко, почти прижимается: — Что он хотел от тебя? — Заработать предлагал. — А ты? — А как ты думаешь? Он сжимает губы и опускает глаза, рассматривая свои руки: — Надеюсь, ты не совсем дебил. — Ну, спасибо. — Игорь, пожалуйста, не связывайся с ними. — Не парься, ладно. — Улыбаюсь и подталкиваю его в плечо. Тоха поворачивает голову, смотрит в глаза опять чуть ли не с болью, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы его не обнять. Надо быстрее валить из школы. Встаю: — Да, успокойся, послал я его. Погнали. Тоха прям расцветает на глазах. Осталось добраться до дома, надеюсь он не будет снова ломаться. Долетаем до подъезда махом, но в холле ждут ещё две бабы. Когда открываются двери лифта, я дёргаю Тоху за рукав, не давая зайти, потом киваю на лампочки грузового — тот тоже почти спустился. Едва оказываемся внутри, впечатываю Тоху в стену и сам вжимаюсь в него. Целиком: телом, губами. Тёпленький мой, сладенький, подставляется под мои поцелуи. Под губами его кожа и его вкус постепенно наполняет рот, но этого мало. Хочу как вчера. Тут понимаю, что его рука у меня в паху. Замираю. Какая-то новая реальность. Или не реальность? Смотрю ему в глаза. Он – прямо на меня, губы опять поджаты, но уголки рта растягиваются, на щеках проступают ямочки – улыбается. Его ладонь движется вдоль ствола вверх, снова вниз. Офигеть. Меня просто плющит. Хочется его порвать. И чтобы он продолжал. И пошевелиться боюсь. Даже дышать боюсь. Тоха берётся за мой ремень. Расстёгивает и суёт руку внутрь, сразу под трусы. Взвываю и вдавливаю со всей дури, так, что его самого подкидывает вверх. И… снова. Пытаюсь осадить, но не выходит. Чувствую себя как тупой кобель, который не знает куда совать и тычется во что попало. Нет, не во что попало, в Тохину тёплую ладошку. Хорошо, Тоха сам в последний момент соображает нажать кнопку стоп. Меня скручивает, и я едва сдерживаюсь, чтобы не вцепиться зубами ему в шею. Его ладонь становится влажная и горячая, а я еще продолжаю дёргать жопой, втираясь в неё. Когда чуть отпускает, присасываюсь к Тохе губами, но я, блин, даже больше, чем вкусняшки, хочу снова его раздеть. Застёгиваю штаны и щёлкаю по кнопке этажа, рассчитывая быстренько затащить его к себе. Двери открываются и… прямо перед нами стоит его мать с гримасой безумия на лице. Я, видя её, автоматом жму кнопку последнего этажа, но Тоха успевает выйти, и я выскакиваю следом — наверное, зря. Застываю перед его матерью. Блин, ну что такого, если мы с Тохой на лифте вместе приехали, вряд ли она догадалась, что мы там делали. Она что-то рычит Тохе, и он прошмыгивает к себе, а она стоит и будто хочет убить меня взглядом. Тупо выдавливаю: «Здрасьте», и аккуратно обхожу её бочком. Дома, не снимая обувь, падаю мордой на стол. Блин, ладошка у Тохи, конечно, тёплая, крышу мне снесло зачётно, но во рту, бля, Кит. Мне с этим жить до завтра. Через час отправляю Тохе: «чё мать?». Не отвечает долго, но наконец, приходит: «Завтра расскажу». Фигово. Помучившись ещё с час, прусь к Машковой, а то свихнусь дома. Тоха с утра выходит замученный. И снова из-за меня. Матери кто-то из соседей сказал, что Тоха вечно шляется со мной. Учитывая, что он несколько дней подряд позже приходил из школы, вчера она его караулила на переходной и видела, как мы пришли вместе. Теперь Тоха под жёстким контролем. Он смотрит на меня виновато и поджимает бледные губы. Озвучиваю вслух: — Нам нельзя вместе ходить в школу? И из школы… Тоха чуть качает головой: — В школу-то можно. Утром ей не до меня. Мне хочется что-нибудь разнести, но тут только Тоха и ему тоже хреново. Он вздыхает: — И если пойдёшь на тренировку, лучше нам встретиться на остановке. Киваю и немного взбадриваюсь. Хоть немного времени у нас будет, но вкусняшки мне не видать, походу. Ладно, я справлюсь. Как-то ведь жил раньше. Веселье в школе начинается почти сразу. У нас, как обычно, первая математика. Бычара, проверяя домашку, гонит, что я сделал её не сам и вызывает к доске, заставляя решать уравнения. Два по типу, как были в домашке, я делаю, но ей мало, она даёт мне какую-то хрень с двумя неизвестными «x» и «y». Меня выбешивает и я пишу вместо решения: «xyi». Из класса доносится гогот, Бычара, не глядя на доску, стучит по столу. Я дописываю « = Pi+sin». Теперь она уже смотрит на меня, но молчит. Я пишу: « > Pi+Z». Я ещё много знаю латинских букв. Она подходит, забирает у меня мел, потом молча садится за стол и катает в моём дневнике какую-то поэму. Я стою. Жду. Бычара откладывает дневник, кивает мне: — Забери. — Сама берёт большой лист и пишет уже целый роман. Я заглядываю в дневник, узнаю, что я «глумился» над учителем и сорвал урок. Пытаюсь свалить на место, но слышу: — Стой. Значит, мне к Киту. Снова жду. Она, наконец, заканчивает своё сочинение и мы прёмся в учительскую. Я ещё по дороге будто погружаюсь во что-то вязкое и у Кита в кабинете слышу их базар как невнятное бульканье, а звонок доносится словно из телевизора в соседней комнате. Надо же, урок я правда сорвал. Когда Бычара уходит, Кит подходит ко мне и начинает что-то втирать. Я отдалённо понимаю смысл его слов, он снова гнёт, будто я должен ему что-то ещё. Опять тянет руку к моему лицу. Пусть попробует. Я не дёргаюсь, он сам останавливается и делает шаг назад. Проницательный говнюк. Идёт в своё кресло. Обхожу стол и опускаюсь на пол. Закрываю глаза и задерживаю дыхание, пока гул в голове полностью не топит все звуки. Когда разжимаю веки, вокруг всё плывёт похлеще чем в говённом видео. Ощущения реальности нет совсем. Только грёбаная вонь. Даже не помню, как дохожу до туалета, мечтая лишь снова не наткнуться на Тоху — сейчас перемена. После рвоты нисколько лучше, всё так же тошно, но хотя бы этой гадости нет у меня внутри. Заглядываю в зеркало – чмо. Ненавижу. Ещё раз намыливаю рот, набираю воды и глотаю, подставлюсь под кран и пью пока снова не выворачивает. Легче не становится, но я всё же заканчиваю процедуры и прусь в класс. Машкова дотащила мой рюкзак из предыдущего кабинета, достала всё необходимое, аккуратно разложила на парте рядом с собой учебник, атлас, тетрадки и ручку. Вот на такое Гвоздь был не способен, да и я был бы не рад, залезь он ко мне в рюкзак. Странно, что сейчас меня это не бесит. Смотрю на Катьку, а потом на Гвоздя за соседней партой. И всё же моё место там, рядом с ним. Вся эта история с Машковой выглядит нелепо, единственный плюс — есть где торчать вечерами, с матерью некогда ссориться. И ещё Тоха не дёргается из-за моей учёбы. Когда он приходит в обед, я радуюсь, что уже покончил с Китом на сегодня. Мелькает мысль каждый день выводить учителей на первом уроке, чтобы до конца дня уже быть свободным. Тоха с улыбкой наблюдает, как я уплетаю булочку. А я пожираю глазами его. Вкусненький мой. Он мне так нужен. Сейчас, вместо этой булочки. Ладно, пусть после школы. Только пожалуйста сегодня. А мы не можем даже дойти вместе до дома. Может, на тренировке? Вряд ли, но я лелею эту надежду. После школы доходим вместе до дороги, потом Тоха идёт вперёд, а я провожаю взглядом его спину. Мы встретимся в четыре у соседнего дома. Всё нормально, даже отлично. Я справлюсь. Как-то пережил прошлый год, когда Тоха не давал к себе прикасаться и теперь справлюсь. Со всем справлюсь. Я должен. Хочу. Возможно, впервые в жизни хочу… не то, чтобы что-то сделать, я знаю, что не могу ничего изменить. Я должен просто как-то справиться со всем этим, дотянуть до окончания школы. Надо хотя бы чем-то заесть. К моему облегчению, дома в холодильнике снова есть творог и ещё какие-то продукты. Варганю сырники, в этот раз для эксперимента запихиваю внутрь кусочки яблока. А-ля творожная шарлотка. Выходит прикольно, хотя, надо было ещё посыпать сахаром, но так тоже классно.